Непыльная работа

               

   Войдя в дом, Татьяна первым делом кинулась закрывать окна. Как же это было неосмотрительно с ее стороны, зная, что сегодня будет хамсин (горячий ветер из пустыни), оставить их открытыми.Мало того, что теперь в комнатах невыносимо жарко, как в духовке, за те пол дня, что ее не было дома, кожаный диван, столик под окном, полки витрины с безделушка­ми, покрылись плотным слоем оранжевой пыли. По полу с легким шуршанием перекатывались засохшие листики, какие-то мелкие веточки. Вчерашняя уборка насмарку, а значит - тряпку в руки,  и вперед, все начинай сначала.               
"Как же меня достала эта жара, эта пыль, эта погода! А еще безденежье." - с раздражением думала Таня, глядя на подернутый желтоватой дымкой пейзаж за окном. Когда,  несколько лет назад, она покупала эту квартиру, маклер все время повторял:
- Обратите внимание, какой вид из окна!
  Квартира Тане не очень нравилась: последний этаж, лифта нет, на потолках, сквозь небрежную свежую побелку, слабо, но явно, проступают потеки, следы зимних дождей. Кухня неудобная, длинная, но узкая, как коридор, спаленка больше похожа на стенной шкаф. Но маклер все замечания пропускал мимо ушей и только  упорно твердил в ответ:
  - Зато посмотрите, какой вид из окна, тут Вам и море, тут Вам и зелень, и весь центр как на ладони!
Ну, положим не совсем центр, а всего лишь центр микрорайона, да и зелень была зеленой не более 3х - 4х месяцев в году, остальное время  приобретала тускло-горчичный оттенок покрывавшей ее пыли. Вот море - да, море было прекрасным всегда, оно переливалось всеми  красками бирюзы, от небесно голубого до темно зеленого, сверкало под лучами палящего солнца, призывно манило. А еще манила цена на эти хоромы. Она была настолько низкой, что опытный маклер прекрасно понимал, разговоры о крутой лестнице, текущей крыше и дурацкой планировке - это всего лишь разговоры. И мысленно уже подсчитывал, хватит его комиссионных на поездку с женой в Испанию, или придется, как всегда, ограничиться отдыхом в Эйлате.
С тех пор прошло уже пять лет. Или шесть? Татьяна не раз поблагодарила Бога за то, что не дал ей прислушаться к советам умных подружек, уверявших наперебой, что это не квартира, а скворечня, летом умрешь от жары, зимой, в дождь, с потолка станет капать. И вообще, как  можно покупать первое, что предложили? Надо походить, посмотреть, прицениться. Таня всех выслушала, и тут же дала согласие на покупку именно этой, неудачной во всех отношениях, квартиры. Почему? Она и сама не ответила бы на этот вопрос, согласилась, как в воду  прыгнула. Через месяц, когда цены на жилье, взлетели в два раза, те же подружки, которые называли ее легкомысленной и недальновидной,
громким хором восхищались ее прозорливостью.
  Не смотря на дешевизну, квартирка оказалась не так уж плоха. Всего-то лишь пришлось убрать несколько стен, поставить кондиционер и поскандалить с домовым старостой по поводу крыши, пригрозив перестать вносить плату за подъезд, пока ремонт не сделают на совесть. Лестница, конечно, короче не стала, но спускаясь и поднимаясь по ней несколько раз в день, Таня и сама не заметила, как исчезли те,  совершенно лишние килограммы на бедрах, которые так отравляли ей жизнь последние пару лет.
  Покупку можно было бы считать полной удачей, если бы не одно "но". Прежде чем пойти на такой решительный шаг, женщина все просчитала. Она отминусовала  от зарплаты обязательные расходы, расходы на питание, одежду и даже на развлечения. На бумаге выходило, что она не только сможет безболезненно отдавать ежемесячный кредит банку. Вполне реально с каждой зарплаты откладывать мизерную сумму "на черный день".
Реальность внесла в подсчеты свои коррективы. Теперь Танин бюджет до безобразия напоминал Тришкин кафтан: купив новую кофточку, лишалась возможности посидеть с подружкой в кафе, а поход в театр предполагал, что стричься она пойдет не в салон к обаятельному, креативному и очень дорогому Амнону, а воспользуется услугами словоохотливой Доры, тридцать лет проработавшей парикмахершей на окраине Андижана и знавшей три типа стрижки -  каскад, каре и "под мальчика".Теперь она работала парикмахером в доме престарелых, а в свободное время    принимала клиенток на дому, беря за посредственную работу умеренную плату. Маникюр с педикюром и вовсе придется делать самой.
Вывод напрашивался однозначный: если зарплаты не хватает, надо искать подработку. И Таня, не привередничая, принимала любые предложения. Их обычно подкидывала ей соседка по этажу. Соседка эта, несмотря на преклонный возраст, практически негнущиеся колени и
полное незнание иврита, была очень активной теткой. Мало кто точно не знал сколько ей лет, откуда она приехала в Израиль, и были ли у нее когда-то муж и дети. Но все знали, что зовут ее Буся, что она многим помогает, а за глаза называли Маклершей. Физическая немощь не мешала Бусе быть в курсе всех, мало-мальски значимых, событий нашего микрорайона. Рано утром, не позже восьми, она, прихватив объемную, набитую всякими полезными предметами  сумку на колесиках, даже не спускалась, а сползала с четвертого этажа. Поминая недобрым словом всех, от членов кнессета до служащих в фонде государственного жилья, кто поселил ее в этой голубятне, желала их родителям муки, не
меньшие, чем испытывает она сейчас.
  Кряхтя и морщась от боли, с остановками каждые десять метров, добиралась до небольшой площади в центре микрорайона, окруженной с трех сторон маленькими магазинчиками и большим супермаркетом. Тут она усаживалась  у дверей магазина русских деликатесов на обшарпанное пластиковое кресло, пристраивала­ рядом широко раскрытую сумку и начинала свой трудовой день. Широко расставив опухшие ноги, сгорбившись и опираясь обеими руками на толстую трость, была точной копией всех старух постсоветского пространства, сидящих на лавочках, стульчиках, завалинках где-нибудь в российской глубинке, в Тбилиси, в Ереване или, к примеру, в  Одессе. Она внимательно следила за прохожими, спешащими на работу, за покупками, ведущими детей в детсад или школу, со многими  здоровалась. Прохожие приветливо отвечали на приветствие, если не очень спешили, подходили чтоб перекинуться парой слов, поделиться  проблемами. Таким образом, к концу дня Буся уже знала, кому нужна нянька для ребенка, кому - сиделка для старушки, кто ищет невесту для
"золотого, но такого невезучего" мальчика, кому нужен просто друг, но "так, чтоб еще был мужчина", кто ищет квартиру на двоих, а кто хочет передать деньги родне в Росси, но "непременно с надежным человеком". Информация стекалась к ней, как ручейки стекаются в
половодье в большую реку, и, не записывая ни одного имени, ни одной цифры, Буся таки многим помогала найти работу, нанять прислугу или пристроить вполне приличную вещь, выкинуть которую на помойку у хозяев просто рука не поднимается.
  Денег за свои услуги, естественно, не брала, какие могут быть деньги, она просто помогает добрым людям! Но ее объемная сумка раздувалась на глазах от благодарности этих самых добрых людей. Буся ничем не брезговала, ни "попками" колбасы или сыра, купленными в магазине за ее спиной, ни мешочком - другим овощей из соседней лавки, ни почти новыми майками, брючатами, босоножками (вот купила, а невестка носить не хочет!). Проводила она на площади весь день, до позднего вечера, отрываясь от стула только в случае крайней
необходимости. И только когда темнело, она, с трудом волоча за собой изрядно разбухшую сумку, кряхтя и останавливаясь каждые десять метров, брела домой, чтоб, посылая проклятья социальным службам, карабкаться к себе на четвертый этаж.
  Когда Таня ощущала, что денег ей не просто, а очень-очень не хватает, она шла к Бусе, и через день-два та непременно подкидывала ей "непыльную работку". Она так и говорила: "У меня есть для тебя непыльная работка!" "Непыльной работкой" могло быть все, что угодно, от переучета в огромном супермаркете, когда за ночь надо переписать все имеющиеся там товары, до временного мытья подъезда в соседнем доме, потому что постоянного уборщика, студента университета, призвали в армию на переподготовку.
На этот раз работа оказалась реально "непыльной" - два часа в день, перед сном, выгуливать одну очень милую даму. Таня спросила:
  - А что, старушка так уж плоха, что ее надо выводить?
  - Дай Бог тебе в ее возрасте ходить так, как она ходит, я уже не говорю о себе! Каждое утро, в любую погоду, она делает три круга по пешеходной дорожке в нашем парке, а это не много, не мало, 2,5 километра. А потом еще полчаса перед домом дрыгает ногами и крутит попой в хулихупи.
  - В хула-хупе, - поправила Таня машинально, - А зачем ее на прогулку выводить, если она такая спортсменка?
  - Так для обшшения же ж! Живет одна, поломойка не в счет, она из молдавского села, какие там у нее понятия? Это мадама и с соседками поболтать лишний раз брезгуеть, так токо, здрасти-досвиданья, нет чтоб задержаться, о детях, о внуках посудачить. Раньше в клуб все бегала, Ленинградского землячества. Но за последние годы там ее ровесниц сильно поубавилось, кто от немошши из дому не выходить, у кого с головкой беда, а кто, не про нас будь сказано, уже с Господом общается. Шутка ли, восьмой десяток добиваить! Вот она и решила себе напарницу для бесед на прогулке поискать, так сказать, совместить приятное с полезным. А ты у нас девка одинокая, вроде умная, хоть и не столишная, кое-что знаешь, попробуй, может и споетесь. Опять же, 50 шкалей за вечер, это ж больше тышши в месяц, ужели помешают?
  Еще как не помешают, подумала Татьяна, В следующем месяце московские артисты на гастроли приезжают, так хотелось бы пойти,
посмотреть. В Zare скоро сезонная распродажа, и в Kastro, и в Gali. Тысячи, конечно, на все это маловато, но все лучше, чем с пустым  карманом гулять. И что такое два часа по вечерам? Минус программа "Давай поженимся" и "Пусть говорят". Так она их и так, можно сказать, не смотрит. И гулять полезно, все ее прогулки - бегом из офиса домой, или по магазинам.
  Таня достала из сумки клочек бумажки, набрала записанный на ней номер. Ответивший ей голос, не был старческим, но как бы с трещиной.
  - Вы от Буси? Я жду Вас завтра, в семь вечера, в сквере возле овощного магазина.
               





                **********­­*********­*­*******




     Татьяна всегда отличалась пунктуальностью и в сквер пришла вовремя, даже чуть раньше. Все лавочки, полукругом опоясывающие небольшой фонтанчик, были заняты. Двое стариков, грузинов, азартно резались в нарды, еще человек пять активно сопереживали игре.Ближе к выходу русскоязычные  бабушки живо обсуждала очередную серия бесконечной "мыльной оперы", закончившуюся два часа назад, напротив ворковали о кавалерах и невыносимых хозяевах гастарбайтерши, не забывая при этом поглядывать на дремлющими поодаль в инвалидных колясках подопечных.
На одной из лавочек увлеченно о чем-то беседовали мужчина и молодая женщина. Мужчину Таня знала, он, как и Буся, был местной достопримечательностью. Знала, ему не более пятидесяти, но неопрятная седая бородка, тяжелые мешки под глазами и провисшие щеки
хронического алкаша делали его много старше. Говорили, что когда-то, "в прошлой жизни", он был очень неплохим музыкантом, даже работал в известных коллективах, и когда выдавал соло на саксофоне, залы ревели от восторга. Женщины всех возрастов караулили его после
концерта, заваливали цветами и подарками. Во всяком случае, он сам так рассказывал, спасаясь от палящего солнца под козырьком овощной лавки, распивая с такими же как он, невостребованными гениями  очередную бутылку теплой водки, заедая ее вялыми апельсинами,  подобранными тут же, в куче отходов. Татьяна в его россказни не верила, если он и правда так талантлив, почему такой жалкий и опустившийся? Да, в жизни бывают сложные моменты, но если не распускаться, действовать разумно и вовремя, жизнь никогда не скрутит тебя в бараний рог и не выбросит на обочину. Лично она, Таня, в такой ситуации не окажется никогда, ума, рассудительности и трудолюбия ей не занимать.
На этот раз пьянчужка беседовал не со своими обычными собутыльниками, а с молодой, очень стройной и изысканно одетой женщиной. Так непривычно было видеть среди людей, одетых в бесформенные майки, выгоревшие под палящим солнцем, в обтягивающие трикотажные штаны, даму в легком, белом, отделанном кружевом, платье в стиле двадцатых годов. На изящных ножках с тонкими лодыжками красовались парусиновые туфельки-балетки, головку покрывала кремовая шляпка, похожая на шлем. Шляпка была натянута так глубоко, что лицо невозможно было разглядеть, видны были только светлые волосы, подстриженные под каре, достающие почти до плеч. Таких девушек Таня когда-то видела на фотографиях в бабушкином альбоме. Фотографии украшал фигурно обрезанный край и надпись " Привет с юга!", дальше следовало название  курорта и год: 192... Но каким ветром занесло эту нимфу сюда, в пыльный сквер небольшого израильского городка? И почему опаздывает бабушка, с которой предстоит гулять?
  Таня стояла в растерянности, не зная, ждать ли ей, или уходить. В этот момент девушка повернула голову в ее сторону, сняла солнцезащитные очки, закрывающие пол лица, и оказалась, что девушкой она была лет пятьдесят назад. А то и больше. Таня вспомнила Бусины слова "Дай Бог тебе в ее возрасте выглядеть так, как она!" Да уж, не отказалась бы. Конечно, бледное лицо в морщинах похоже на помятую промокашку, серые глаза глубоко ввалились, утратили яркость, губ почти не было, от чего рот напоминал надрез на каравае хлеба, а волосы не светлые, а просто седые. Но при этом ровная спина, откинутые плечи, изящный разворот головки - этому действительно стоит позавидовать.
  Дама оглядела Таню снисходительным взглядом и произнесла нараспев:
  - Ужель та самая Татьяна?
  - Здравствуйте, я тоже очень рада Вас видеть. А еще рада, что вы любите Чайковского, я часто слушаю его.
  - Чайковский вовсе не мой кумир. Простенькие мотивчики, которые может насвистывать даже человек полностью лишенный слуха!  А вот Евгений Онегин со школы люблю, знаю наизусть. А еще знаю, поверьте на слово, что угадывать пристрастия малознакомых людей -
неблагодарное занятие.
  Таня несколько оторопела. Она тоже была равнодушна к классике, сказала так, из вежливости, а теперь не знала, как продолжить
разговор.
  В это время престарелая дама кивком головы дала понять своему собеседнику, что их разговор окончен. Тот грузно поднялся со скамейки, склонился перед ней в полупоклоне и побрел к играющим в нарды.
Надо же, не хватало только, чтоб он шаркнул ножкой и приложился к ручке! Прямо паноптикум какой-то. Надеюсь, она не заставит меня делать книксен, надевать кружевные панталончики и обучать этикету!"
   Словно в ответ ее мыслям, дама сказала:
  - Душа моя, похоже, Вам абсолютно не ведомы правила хорошего тона. Мы беседуем уже пять минут, а Вы до сих пор не удосужились снять Ваши темные очки. Как можно говорить с человеком, не видя его глаз! - она встала со скамейки, при этом спина ее оставалась все такой же прямой. Дама была одного с Таней роста, смотрела ей прямо в глаза.
  "Да, да, помниться,- досадливо подумалось Татьяне, - мама тоже об этом говорила, но кто обращает внимание на такие пустяки в наше время? " Все же очки послушно сняла, тяжело что ли.
  - Ну так-то лучше. Теперь я буду видеть, что Вы обо мне думаете. Идемте, для начала прогуляемся по парку. Меня зовут Галина, как Уланову. Вы знаете, кто такая Уланова? В конце двадцатых, в Ленинграде, Улановы были нашими соседями. Галочка тогда еще училась в
училище, такая красивая девочка была! Мама все любовалась, когда она легкой походкой пробегала по двору, казалось, почти не касаясь асфальта. А когда я родилась, меня тоже назвали Галей, в пять лет отдали в тот же балетный техникум. Ну что Вы смотрите так удивленно, да, тогда нынешнее Вагановское именовалось балетным техникумом, в училище его переименовали позже, перед самой войной. Но я в нем уже не училась, родителей направили на работу в Комсомольск-на-Амуре.
  - Что значит направили? И они согласились? Можно ведь было отказаться, сменить работу. Кто ж Питер на такую глушь меняет!
Во взгляде Галины взгляде скользнуло легкая ирония, быстро сменившаяся откровенной завистью.
  - Мы жили не в Питере, и даже не в Санкт-Питербурге. Мы жили в Ленинграде. Отца НАПРАВИЛИ. Ты понимаешь, что это значило в тридцатые годы? Не можешь не понимать, об этом столько написано за последние 25лет. Маму не тронули, она могла продолжать жить в Ленинграде, но, не раздумывая долго, она подхватив меня, поехала за мужем. Дорога на восток, жизнь в поселке стали для нас серьезным испытанием.
Но мы не всегда можем понять сразу Божью милость. Оказалось, эта ссылка просто спасла жизнь и мне, и моим родителям. Вряд ли бы мы пережили ленинградскую блокаду. А в Комсомольске хоть и голодно было, но был шанс. Мы с мамой ходили в лес, собирали ягоды, щавель, грибы. Отцу иногда удавалось подстрелить птицу, а если везло, то и пару белок. Мама снимала с них шкурки, выделывала как-то, собирала, а потом шила мне жилетки и шапки. А тушки варила в большом котле целиком, с головами и  лапками, для навару. Когда вода кипела, беличьи мордочки всплывали и казалось, смотрели на нас укоризненно. Но их было совсем не жалко, очень хотелось есть. А однажды папе повезло
найти дупло с диким медом. Мы съели немного, остальное мама припрятала и выдавала по  маленькой ложечке по воскресеньям. Мед быстро засахарился и его можно было сосать, как конфеты подушечки. Очень вкусный был, хоть и горчил слегка.
  В этой глухомани, конечно, не было хореографической школы, но мне опять повезло. В нашем поселке жила одна ссыльная балерина. Не знаю, как она танцевала, говорила, что сама Кшисинская до революции ее хвалила. Но и педагог была отличный, нас, девчонок, собрала в балетный кружок, ставила нам спины, выворотность, учила пластике рук. Вот, смотри!
  Она плавным жестом отвела руку в сторону и несколько раз взмахнула ею. По руке прошла легкая волна, казалось, костей под тонкой, как пергамент, кожей нет вовсе. Таня ахнула в восхищении.
  - Вот это да! Надо же, такая гибкость в Вашем возрасте!
  - Ах, милая, - Галина досадливо поморщилась, - ну при чем тут возраст! К примеру, ты же знаешь, если каждый день чистить зубы, есть творог и орехи, зубы прослужат до глубокой старости. Вот и с костями та же история, правильное питание, регулярные упражнения. Захочешь, и ты станешь гибкой.
  - Ну, это с детства надо было правильно питаться, гимнастикой мне тоже поздновато начинать заниматься, да и дорого.
  Взгляд дамы опять стал насмешливым.
  - Ты всерьез считаешь, что в ссылке у нас было сбалансированное питание? Или во время войны, или в голодные пятидесятые? Что, работая
на двух работах, чтоб накормить двоих своих детей и троих племянников, оставшихся из-за репрессий без родителей, у меня оставалось время и силы ходить в тренажерный зал? Впрочем, тогда никаких таких залов и не было. Но минут 15-20 каждое утро я разминала руки, ноги, шею, талию, летом с детьми в парке бегала, в речке плавала. В выходные на танцы иногда ходила, хоть и не по возрасту уже было.
Считалась немолодой, ведь мне уже было почти тридцать лет. Чего смеешься, это сейчас все до гробовой доски "девочки", а тогда девичий век только до свадьбы, замужним женщинам танцульки не к лицу. Только мне плевать было, что другие говорят, платье выходное, (штапельная шотландка, оно у меня одно на все сезоны было) одену, носик припудрю, (губы - ни-ни, что я, гулящая?) и в клуб. Вот сейчас, на дискотеках, хорошо, вышел себе в круг и танцуй, как душе угодно, не заботясь ни о движениях, ни о кавалере, лишь бы в ритм попадать.  Мы в Ленинградском землячестве тоже  каждую среду танцы устраиваем. Так хоть и не молоденькие, просим, чтоб посовременнее музыку ставили, в ней свободы больше, себя выразить можно. А после войны без кавалера никуда, ни вальс станцевать, ни польку, ни па-де-катр. Слышала про такой? Нет? Ладно, покажу как-нибудь. С парнями тогда - проблема, и так их мало, половина еще и не танцует. С иным сама пойти не захочешь, пьяный, наглый.Только  я у стенки ни одного танца не стояла, все танцы знала, да еще и ловко так плясала. Когда рок-н-ролл в моду вошел, одна из первых научилась его танцевать, да не просто, а с вывертом. Не в клубах, конечно, там он под запретом
был, дома у кого-нибудь, на вечеринке, под пластинки-самопалы. После танцев - беседы, споры до крика, можно было и без вина. Мы тогда от своей смелости пьяные были. Но это только когда старшего поколения рядом не было. Они нам запретить, конечно, ничего не могли, мы - взрослые люди, сами уже родители,но пугались страшно, нервничали до сердечных приступов. Помнили, что еще совсем недавно за неосторожное слово можно было в лагерь угодить.
  Так, под неспешный монолог Галины, женщины дошли до парка. Таня думала, что сейчас они присядут на одну из скамеек, стоящих в тени деревьев, но ее спутница даже не сбавила шаг, продолжая идти дальше. Таня несколько раз бывала в этом парке, но, в основном, они с друзьями приходили сюда жарить шашлыки. Для желающих устроить пикник, отпраздновать день рождения, или устроить детский праздник в парке было отведено целое поле, с каменными столиками, лавками и подставками для мангалов. В выходные и праздники в эту часть парка   лучше было не соваться. Запах жарящегося на открытом огне мяса так густо висел в воздухе, приправленный ароматами томатных соусов, печеного перца, чеснока и восточных пряностей, что рот случайного прохожего тут же обильно наполнялся слюной. Аппетит начинал терзать прогуливающихся с такой силой, что успокоить его можно было лишь съев огромный, на всю булку, бутерброд с яйцом, хумусом и овощами, продающийся тут же в киоске, по цене абсолютно не мысленной для такого скромного блюда.
Еще одна часть парка была предоставлена приверженцам здорового отдыха. На огромном поле, разделенном на отсеки, играли в футбол, резались в волейбол, стучали в пинг-понг, качались на тренажерах те жители городка, которые не имели возможности, или желания платить большие деньги за вход в расположенный неподалеку спортивный центр.   Как-то, показывая кому-то из знакомых великолепный розарий. искусственный водопад и другие достопримечательности парка, Таня оказалась вблизи спортплощадки и очень удивилась, что далеко не все занимавшиеся тут были молоды и подтянуты. У многих, бегавших по кругу трусцой, имелись в наличии и массивные бока, и дрябловатые животы, и раскачивающиеся на ходу груди. Но это, похоже, никого, кроме Татьяны, не смущало. Обливаясь потом и тяжело дыша, немолодые, абсолютно неспортивные израильтяне наматывали круг за кругом по стадиону, пыхтя от напряжения, вертели колеса велотренажеров,   натужно кряхтели,   пытаясь поднимать гири. Таня, хоть она и не была ни стара, ни толста, ни одышлива, тогда подумала, что она сгорела бы со стыда, если б кто-то увидел ее в таком виде. Спорт - привилегия молодости, и это не обсуждается.
Галина сделала несколько кругов неспешным шагом в центральной части парка и повернула домой. По дороге она увлеченно рассказывала спутнице о своем детстве, вспоминала каких-то школьных подружек, родственников, каникулы, проведенные у бабушки. Таня слушала ее в пол уха, и то лишь для того, чтоб вовремя подавать реплики. Ну что может быть интересного в жизни какой-то старухи, даже если у нее прямая спина и ее издали можно принять за молодую женщину?!   



                *****

  Когда Кирилл, Татьянин, как это теперь принято говорить, бой-френд, узнал о ее подработке, он скептически скривился и покрутил пальцем у виска.
  - Чего тебе все неймется? Вроде зарабатываешь неплохо, квартира своя, обустроеная. Ну неужели для тебя так важно, чтоб майки были из очень дорогих бутиков, чтоб коврик возле дивана стоил, дороже самого дивана? Слушать концерт оперной музыки тоже надо непременно с третьего ряда, что, для галерки певцы поют как-то иначе? Ты столько времени гробишь на пустые разговоры и вышившей из ума старухой!
  Таня, конечно, могла бы ему ответить, что не будь этой подработки, она бы все равно "гробила" это время на бесполезные ток-шоу, или на очередную тупую компьютерную игрушку. Что пушистый афганский ковер, деньги на который она копила два года, прослужит ей до конца жизни, а дешевое покрытие пришлось бы выкидывать через год. Что маечки из дорогих магазинов она в конце сезона не выкидывает на помойку, как сделала бы с дешевыми, а отдает подружкиной дочке в очень приличном состоянии, и они той служат верой и правдой еще не один год. Что, если сумма на счету в банке не имеет четырех нулей, Таню охватывает такая паника, что уже и жизнь не в радость. Но что толку говорить об этом человеку, который сегодня может повезти ее отдыхать в роскошный отель в Эйлате, а через три дня будет "стрелять" мелочь на пиво в забегаловке у моря.
  К тому же, со временем, беседы со старой дамой начали ей нравиться. Таню не переставало удивлять, что одни и те же факты рождали у нее и у Галины абсолютно разные ассоциации. К примеру, глядя на упавшего и ревущего от боли и обиды карапуза, Таня думала: все-таки правильно, что не решилась родить ребенка. Ведь допусти она в свое время слабину, пойди на поводу у любовника и родной матери, сейчас сидела бы в родном городе, повязанная по рукам и ногам вот таким же, хоть и очень милым, но вечно орущим и чего-то требующим от нее существом. И не факт, что ее сердечный друг женился бы на ней, как обещал. А если бы и женился, то сейчас требовательно орали бы оба, требуя от нее вкусной еды, глаженой одежды, постоянной заботы и внимания. И она бы так погрязла в их проблемах, что времени на свои интересы, у нее бы совершенно не оставалось. При муже и ребенке вряд ли бы ей удалось поддерживать свою маленькую, но такую уютную квартирку в идеальном порядке. Скорее всего и квартирки бы не было, что бы она накопила с этими оглоедами?! А еженедельный поход в парикмахерский салон, а ежегодные поездки на грязи Мертвого моря, ежедневное утреннее купание в море в летнее время? И к компьютеру ей,
наверняка, не дали бы подступиться. Нет, все-таки жизнь в одиночку имеет массу преимуществ. Пока все эти мысли вертелись в Таниной голове, Галина вдруг произнесла:
  _ Не кажется ли тебе, что маленьких детей не стоит одевать в костюмчики унисекс? Конечно, обилие кружев или оборочек при нашей погоде непозволительная роскошь, но все-таки не мешало бы надевать на девочек юбочки, а не шортики, а мальчикам - рубашечки вместо практичных и немарких маек. Ведь причастность к тому или иному полу формируется именно в этом возрасте.
  - Галина, неужели Вы всерьез думаете, что одетые в одежду унисекс детишки со временем не разберутся, кто они, мальчики, или девочки?!
  - Разберутся, еще и как разберутся, но в них на всю жизнь укорениться сознание, что все различие между мужчиной и женщиной находится исключительно ниже пояса. А поэтому женщине позволительно таскать тяжести, служить в армии, смотреть фильмы, где кровь льется рекой, а мужчине - пользоваться косметикой для лица и полировать ногти. Подросшие мальчики не станут подавать повзрослевшим девочкам руку, чтоб помочь сойти по ступеньками, ведь те не носят женственных платьев, мешающих при ходьбе. И девочки эти, не задумываясь, станут грузить своих избранников домашней работой, не заморачиваясь тем, что мужская анатомия не приемлет вибрации пылесоса или миксера. Мужчины сократят до минимума ухаживания и конфетно-букетный период, ведь сами они заводятся на "раз, два, три", а женщины, в свою очередь, не простят своим партнерам определенных слабостей, считая их эгоизмом и равнодушием к себе.
  _ Да разве это не так? - живо отреагировала Таня на последнюю фразу. Ну что стоит мужчине каждый день говорить своей любимой, что она красива, что он восхищается ее умом, обаянием. Почему, придя домой раньше жены, не кидается на кухню, чтоб порадовать­­ ее вкусным ужином. В конце концов, почему, видя, что корзина с грязным бельем переполнена, не догадывается переложить его в стиральную машину и включить ее.
  - Наверное потому, что он мужчина, а не Ваша домработница или мама. Кстати, в прошлом веке, до того, как первая мировая война и Поль Пуаре не "отменили" корсеты и ввели моду на женские брюки, подобные мысли дамам и в голову не приходили. Да, они требовали уважения к себе, равных с мужчинами прав и свобод, но даже самые отчаянные эмансипэ не стремились повесить на мужчину заботы о быте и уход за младенцами. И уж конечно же не стремились упразднить институт брака.
  - Институт брака? А где такой есть?
  -. Да нет же, милая, Вы меня не поняли. Я говорю о том, что у них и мысли не было, чтоб остаться старыми девами.
  - Ну почему обязательно девами? Чем плохо иметь любовника для встреч, просто друга, с которым можно провести отпуск, отправиться на
вечеринку, поболтать о том, о сем.
  - Это вопрос терминологии, Вы же прекрасно понимаете, что в глазах общества, женщина, ни разу не запятнавшая свой паспорт штампом о браке - это старая дева. И сколько у нее при этом любовников, существенно мнения кумушек не меняет.
  Вроде бы ничего обидного в этих словах не было, у старух вообще т-а-а-кие представления о жизни! Но Тане отчего-то стало некомфортно, захотелось съязвить. Во время совместных прогулок она выслушала немало рассказов о детях Галины, о подругах, о родне, но ни разу не услышала слова "муж". И она решилась :
  -Сами-то Вы хоть раз в ЗАГС сходили?
  На удивление, старая дама не обиделась. Внимательно разглядывая тоненькие струйки бьющего прямо из земли фонтанчика, ответила очень спокойно, почти равнодушно.
  - Я и сейчас замужем.
  - Замужем? Но вы живете одна, и вообще никогда ни о каких мужьях не упоминали. А он какой по счету?
  - Живу одна, так получилось. А муж первый и последний, отец моих детей, скоро у на будет Благодатная свадьба.
  - Почему благодатная?
  - Благодатная, с большой буквы. Как Серебряная или Золотая. Семьдесят лет, хоть и не вместе, но в браке. Я влюбилась в него совсем девчонкой, когда он освободившись из лагеря, поселился в нашем доме.
   - Так он старше Вас? Извините, но сколько же ему сейчас, далеко за девяносто? А, я поняла, он наверное, очень слаб и живет в доме для престарелых! - догадалась Татьяна.
   - Ему в этом году должно исполниться 102 года, и так вышло, что я понятия не имею, где он живет. Первый раз я увидела его, когда мне еще не было шестнадцати. Как-то поздно вечером я возвращалась из школы, мы учились тогда в три смены. Вдруг увидала привалившегося к нашему забору мужчину в телогрейке. Испугалась страшно! Даже в потемках было видно, какой он очень бледный, ввалившиеся щеки заросли седой щетиной, глаза полузакрыты, Я сразу поняла, что он зэк, может даже беглый, хотела пойти мимо. Мы все тогда знали - к таким приближаться небезопасно. Были случаи, могли, вот так, давя на жалость, подманить, ограбить, или еще того хуже, ты понимаешь, о чем я? Страшные были времена, жалость была не в ходу, себя спасали. Но почему-то, вместо того, чтоб пройти мимо, я позвала отца и мы вместе помогли несчастному зайти в дом.
Галина сделала паузу.
  - А что дальше?
  - Дальше он остался жить у нас, У него был туберкулез, и мы, хоть и жили очень стесненно, его, как могли, выхаживали, хвойным настоем, какими-то травами. У нас тогда собачка была, такая добрая, такая ласковая, ее по деревенскому обычаю Тузиком звали. Пленные корейцы сказали, что собачатина хорошо чахотку лечит.... Я потом в Ленинграде всех бродячих собак подкармливала, грех свой перед Тузиком замаливала. Что поделаешь, такая жизнь! Очень скоро я поняла, что влюбилась в Коленьку (нашего найденыша Николаем звали). И он полюбил меня. Можно про это рассказывать очень долго, но, по сути - обычная история. После окончания школы, я вышла за него замуж, вскоре родился наш сын, через год - второй. Сороковые-пятидесятые, это были очень тяжелые годы. Комсомольск в те годы, еще не был настоящим городом, более-менее благоустроенный центр объединял вокруг себя небольшие поселки, кое-где даже разделенные тайгой. Жили мы в наспех возведенных до войны бараках, голод, болезни, зэки, селившиеся тут после лагерей, многие вспоминают об этих годах, как о сплошном кошмаре. Но не я. После войны родителям удалось вернуться назад, домой. Отец был очень хорошим архитектором, а сильно разрушенной северной столице такие специалисты были нужны. Но я с ними не поехала, у мужа после лагеря еще оставался запрет на проживание в больших городах. И до сих пор не жалею. Для меня несколько лет, прожитые в этом захолустье, были самыми счастливыми, ведь рядом со мной был тот, кого я любила больше жизни. Это потом я узнала, что так любить человека - большой грех, боги за такую любовь непременно наказывают.
   Хорошей работы в городе было очень мало, но Николаше повезло устроиться на рыболовецкое судно в Ванинском порту, в пятистах километрах от Комсомольска. Это была большая удача. Правда, мы подолгу не виделись, скучали очень друг без друга, зато дети всегда были сыты. Тут тебе и паек, и рыба, и деньги, хоть и небольшие. Но однажды рыбаки попали в шторм, суденышко разбилось, все погибли. Тогда мне показалось, что я утонула вместе с ними. Точно с собой что-то сделала бы, если бы не сыновья. Ну что их ждало, если б меня не стало?  В поселке теперь меня ничего не держало, поэтому, зажав свое сердце в кулак, собрала я наше небогатое барахлишко и поехала к родителям, в Ленинград. До конца своих дней не забуду эту дорогу! Но об этом как-нибудь потом, сегодня я устала что-то, идем домой.


                *****

      Любопытство так и распирало Татьяну. Неужели старуха немного не в себе и, по слабоумию, числит своего, погибшего много лет назад мужа, живым? Странно, до сих пор все ее воспоминания были очень логичными. При первом же удобном случае, она спросила Галину:
  - Если Ваш муж погиб много лет назад, почему вы считаете себя женой, а не вдовой?
  Дама светло улыбнудась, глядя куда-то, поверх Таниной головы. Очевидно, ей очень приятно было окунуться в воспоминания об ушедших годах.
  -  Тому есть веская причина! Прошло несколько лет, я с детьми уже жила в Ленинграде, у родителей. Нам очень повезло, дом, в котором мы жили до войны, уцелел. В соседний попала бомба, его даже отстроить нельзя было, а в нашем только один подъезд пострадал. До войны в нашей квартире еще соседи были, они где-то в эвакуации сгинули. Нас хотели уплотнить, но маме, она у меня очень активная была, напористая, удалось прописать в эту комнату свою сестру с тремя детьми, муж которой погиб на фронте. В сорок девятом, когда началась
борьба с космополитами, тетку посадили, но маме удалось оформить опеку над ее детьми и сохранить за ними комнату. Я закончила пединстит, работала в школе учителем истории. А еще вела в там же танцевальный кружок, не зря меня моя учительница в Комсомольске гоняла, пригодилось. За мной как раз начал ухаживать сослуживец отца, дяденька в возрасте, невзрачный, но очень добрый и порядочный. Любви у меня к нему никакой не было, но я видела, он будет хорошим отцом моим детям, рядом с таким папой, мальчишки вырастут настоящими мужчинами. Но все чего-то тянула, откладывала замужество.
  И вот однажды, летом пятьдесят седьмого, ко мне в дверь постучала незнакомая девушка и протянула конверт. 
  - Это Вам рассказ передали. - говорит.
  Я ничего не поняла, заглянула к конверт, там листочки, на машинке отпечатанные. "Кто передал? - спрашиваю. Говорит - точно не знает, ездила в Москву, на фестиваль, вот там кто-то и попросил отнести конверт в Ленинграде по этому адресу. Сказали, внутри рассказ из журнала. Она в поезде заглянула, и правда рассказ, интересный.
  - Вы прочтите, там такая история необычная описывается!
  Я стала читать и не могла оторваться. Рассказ был об американском моряке, чуть не утонувшем во время кораблекрушения, но подобранным проходящем мимо суденышком. Японские рыбаки спасли его, доставили на берег, долго выхаживали. Выздоравливал он не один год, память и речь возвращались очень медленно. Тем более, что приходилось не только восстанавливать родной язык, но и учить японский. А еще учиться заново ходить. Как только встал на ноги, решил вернуться на родину. Тут знающие люди объяснили, что дома его ждет тюрьма, как предателя. Опять же, за эти годы его жена, считая себя вдовой, уже наверняка устроила свою жизнь, а его дети называют папой совсем другого мужчину. Зачем им нищий, больной предатель родины? И моряк остается жить в чужой стране, очень тоскует по своим близкими, но не рискует портить им жизнь. Только раз в году позволяет себе послать им открытку без подписи с изображением курортного города, куда они собирались вместе поехать, но так и не успели.
   Я сразу поняла - это весточка от Николая. Это он не утонул тогда, а единственный из всей команды был спасен японцами. Даже не знаю, поймешь ли ты, как это было страшно в тогда очутиться в чужой стране. Дело было даже не в том, что спасители не знали ни одного слова по-русски, а Коля из иностранных языков помнил лишь пару немецких фраз со школы. В те времена, человек, оказавшийся на вражеской территории, а Япония была именно вражеской страной, автоматически считался предателем родины и попадал под 58 статью. А это значило, что по возвращению, его опять ждал лагерь, может даже, как рецидивиста, расстрел. И он решил не возвращаться.
   - Остался жить в Японии? Не так плохо! И что, он даже не попытался вернуться, когда наступили более мягкие времена, в шестидесятые, например? Или в восьмидесятые, когда все стало можно. Вы же его все это время ждали, а он Вас что ж, забыл?
  - Девочка моя, как хорошо, что ты так мало знаешь о прошлом! Оттепель! Оттепель, конечно, сильно изменила нашу жизнь, но не настолько, чтоб "предателей родины" стали считать героями. Тогдашних правителей только и хватило на то, чтоб разоблачить кое-кого из своих предшественников. Немало по тем временам. Но "невозвращенцев" перемены почти не коснулись, дорога домой для них была открыта лишь в одном случая: надо было публично обхаять приютившую тебя страну.
Ты знаешь, кто такие "невозвращенцы"?
   - Ну, да, - уверено произнесла­ Татьяна, - Нуриев, Барышников, Гордеев.
   - Это позже, а я о тех, кто остался за кордоном не по своей воле, кого вывезли на работу в Германию во время войны, кто сидел в лагере и оказался в американской зоне оккупации. Эти люди навсегда были отрезаны от родины, от своих семей, как и мой Коля.
  - И Вы, как и в рассказе, стали получать каждый год неподписанную открытку с видом курортного города? - Таня подумала, что это было бы так романтично! Она замерла в предвкушении душещипательного рассказа.
  - Мне жаль тебя разочаровывать, девочка, я больше не получила ни одной весточки от мужа. Но я не получила и сообщения о его смерти, поэтому считаю себя его женой, а не вдовой.И буду ею, пока не умру сама. Надеюсь, мой рассказ не даст тебе повод считать меня выжившей из ума?
  Сумасшедшей - нет, но Тане показалась не разумной такая верность. Даже если любовь к мужу и была такой сильной, что мешало Галине найти себе любовника, или, допустим, спонсора, и спокойненько  ждать при этом, когда муж из загранки объявиться. Душа воспоминаниями сыта, но у тела ведь тоже потребности есть, что ж его мучить. Лично она, Татьяна, всегда имела приятеля на такой случай, и неважно, был ли он свободен, умен или успешен, от него требовалось лишь одно - быть настоящим мужиком.


                ******

    Гуляя по улицам, Галина нередко здоровалась с прохожими. Чаще всего это был просто кивок головы, реже к нему добавлялась легкая улыбка. И только с одним человеком старая дама радушно обменивалась парой-тройкой фраз, с тем пьяницей музыкантом, с которым Таня
увидела ее в сквере в первый раз.
  - Извините за праздное любопытство, но как-то странно,   вы, такая сдержанная с окружающими, делаете исключение для этого пустившегося "баклажана"? - брезгливо спросила Таня как-то раз.
  - Вам неприятен этот человек? Но ведь он не сделал Вам ничего плохого, не оскорбил, не украл, не напугал. За что же Вы его презираете?
  - Да как еще можно относится к человеку, который не хочет жить нормальной жизнью! Не желает зарабатывать себе на достойное существование, никому не приносит пользу, только целыми днями пьет водку с такими же, как и он сам бездельниками. Интересно,­ о чем они при этом болтают!
  - Когда как, иногда о политике, иногда о спорте, реже - о бабах. Достойный собеседник попадается не часто, но поверь мне на слово, Леонид очень умен и эрудирован, а уж что касается   профессиональных знаний, тут он столько может рассказать, просто заслушаешься.
Когда-то, очень, очень давно, он был моим учеником, не самым лучшим, но любимым. Он был слишком умен, чтоб быть лучшим. Да, да, не удивляйся, история - наука зыбкая, неточная. Все мои отличники принимали на веру материал из учебников, добросовестно вызубривали не
только даты, но и ту оценку событий, которую давал автор. А Ленечка постоянно ввязывался в спор, доказывая с пеной у рта свою, хоть зачастую и ошибочную, точку зрения.
  Ему повезло родится между "культом личности" и тем периодом, который потом назвали "застоем". Как-то, когда середина шестидесятых уже миновала, я вела урок в его классе. И вдруг решилась на очень серьезный шаг по тем временам шаг: отступив от программы, стала
рассказывать ученикам о письме уже больного Ленина к съезду РКП(б). Ты ведь училась много позже,когда секретов о том времени не делали, и понимаешь, о чем я говорю?
  Таня неопределенно пожала плечами, историей она никогда не увлекалась. Что-то такое в школе проходили, но детали размылись в памяти, помнилось только то, что в Союзе все руководители были большие сволочи.
  - В этом письме Ленин предупреждал товарищей по партии, что допускать Сталина к власти нельзя в силу его личностных качеств. В принципе, это был вовсе не тайный документ, я нашла его в полном собрании сочинений вождя, изданном в 56 году. Но в школьной программе
его не было. Я зачитывала это письмо ученикам, ждала, что оно потрясет их так же, как и меня. Ведь если бы к нему прислушались, многих ошибок можно было бы избежать, столько людей остались бы живы. Возможно и войны бы не было! Но, знаешь, ничего особенного с моими учениками не произошло. На улице вовсю цвела весна, одуряюще пахло сиренью и черемухой, мысли подростков, вероятно, больше были заняты любовными переживаниями, чем "делами давно минувших дней". Живо отреагировал один только Леонид, и долго-долго мне доказывал, что письмо, обличающее Сталина в узурпировании власти, было лишь полумерой и вина, в наступившем вскоре "культе личности", лежит, в том числе и на Ленине. То, что письмо писал изнуренный болезнями человек, для Леонида тогда сути дела не меняло. Слава Богу, у него хватило ума говорить об этом со мной после урока! Дитя оттепели, он никак не хотел понять, что "форточку", открытую властью, чтоб пустить глоток свежего воздуха, давно уже прикрыли, а вольнодумцев хоть и не сажали в лагеря, но отнюдь не поощряли. Особо прытких стали тихо прятать в психушки. Ему повезло, до психушкой дело не дошло. Но играть в центре не давали, на гастроли не выпускали, только на периферию. Тогда Леонид стал преподавать историю музыки. Долго на одном месте все равно не задерживался, хотя на его лекции набивалось столько слушателей, что любой эстрадный певец мог бы позавидовать. Его увольняли за то, что, якобы, "сеет сомнения в неокрепшие умы", развенчивает устоявшиеся авторитеты. В семидесятых много талантов сломали, вот и Ленечка из таких, из сломленных.
  - Ладно, хорошо, в Союзе ему работать не давали, а тут? Тут-то кто ему мешал выучить язык, закончить университет, найти достойное применение своим способностям. В конце концов он же мог давать частные уроки. И жил бы тогда достойно!
  -  Ваша правда, деточка, мог, наверное. Но все люди разные, у каждого свой предел прочности, нам ли его винить за то, что он живет, как хочет. Или как может. Вот Вы, Танечка, считаете, что реализовали все свои возможности?
  - А что, мне себя упрекнуть не в чем!   Институт я закончила, хоть здесь он мне и не пригодился. Язык выучила, работа в банке - это престижно. Нудновато правда, зато есть "квиют" (постоянство) и   перспектива роста. Через десять лет закончу выплачивать квартиру, откажусь от подработок и заживу в свое удовольствие. Конечно, у меня пока машины нет, и во Франции я не была, много еще чего надо, но я - молодая, заработаю.
  Таня произносила эти слова с гордостью. Ведь это чистая правда, далеко не все ее знакомые в 34 года так крепко стоят ногах. Большинство легкомысленно обзавелись семьями, у многих есть ребенок, даже не один, а вот квартиры нет, на съемных кукуют. А она твердо
убеждена, жизнь надо обустраивать разумно, сначала фундамент, потом все остальное.
  Старушка слушала ее и улыбалась так, что было непонятно было, что вызывает в ней такая позиция, насмешку или одобрение. Тане хотелось думать, что все-таки Галина ею восхищается, а теплое отношение к пьянчужке,­ это всего лишь дань ушедшим годам. Поэтому прозвучавшие слова несколько удивили ее.
  - Дай Бог Вам, деточка, и дальше спешить к своей цели на лихом и уверенном рысаке. Но помните, что кое-что важное Вы на скаку можете и пропустить, а кое-кого просто не заметить.



                ******


  Эти слова   припомнились Тане через несколько дней, когда зайдя на сайт Одноклассники она увидела, выставленные кем-то из знакомых, фотографии с дня рождения своей подруги детства. Как она могла про него забыть, ведь до отъезда каждый год собирались с друзьями на даче у Катюхи, сначала празднуя просто день рождения, а позже, три праздника сразу: день рождения хозяйки, очередную годовщину ее свадьбы и рождение ее второй дочери. Какой это был замечательный день! С утра до вечера жарили шашлыки, пекли овощи на решетке,
выпивали несметное количество пива и сухого вина, пели песни под гитару, танцевали на небольшом пятачке возле дома под старенький музыкальный центр. Сначала компания была небольшой и состояла только из Таниных и Катиных одноклассников. Время они проводили очень здорово, поэтому с  годами поводов встретиться находили все больше и больше. Потом кто-то откололся, кто-то пришел: сокурсники, сослуживцы, их друзья и подружки. Компания росла, но вечеринки по-прежнему проходили очень весело и приятно. Когда Таня стала жить в Израиле, она еще несколько лет вспоминала Катюшкину дачу, скучала по зажигательным танцам под магнитофон и  негромким беседам на маленькой веранде. Потом как-то все стерлось, потускнело. Куриные шашлыки, которые жарили ее сослуживцы на корпоративных вечеринках в соседнем парке, были не менее вкусными, чем свиные, приготовленные Катюхиным мужем. Беседы может стали и не так содержательны, не было ни танцев, ни песен под гитару, но разве это так важно? Таня многое забыла из прошлого, забыла и эти летние вечера на даче. "Помните, что кое-что важное Вы на скаку можете и пропустить, а кое-кого просто не заметить.", так кажется сказала старушка? Как бы продолжая разговор с ней, Таня возразила "Не могу же я всех помнить, всеми интересоваться, столько народа за жизнь встречается!". Но на душе все равно было как-то неуютно, захотелось поболтать со старыми друзьями, узнать, как они, похвастаться своими успехами.
 "Может позвонить, подружкин телефон у нее есть. И что сказать, привет-привет, как дела? Вроде неудобно, столько лет молчала, с чего бы это вдруг? Еще не дай Бог, Катька подумает, что мне плохо, что я сочувствия ищу. Или еще того хуже, что похвастать хочу. Нет уж, как есть, так есть."
  Галина же, как чувствовала, именно в тот день спросила:
  - Девочка моя, а много ли у Вас друзей?
  - Достаточно, по-моему. С работы приятельницы, сердечный друг есть, у него компания. С соседями здороваюсь. Я вообще не конфликтный человек, у меня со всеми хорошие отношения.
  - Кавалер, это понятно, но я спросила не о приятельницах, не о тех, с кем можно посидеть в кафе, выпить чашку капуччино. И даже не о тех, с кем вы выбираетесь в театр. Я имела ввиду людей, которые искренне порадуются Вашей удаче, у которых будет болеть сердце, если будет больно Вам, и которые пренебрегут своим комфортом ради того, чтоб выручить Вас.
  - Это все сюжеты из дамских рассказиков. Или романов первой половины двадцатого века. Друг в беде, и ради него отказываются от престижной работы, любимой женщины, славы и почета. Да, еще продают дорогую машину, "Три товарища", кажется? Только, помниться, там
жертва была напрасной, спасти все равно никого не удалось. Галина, мне бы не хотелось Вас обижать, но Вы плохо представляете себе нынешнюю жизнь. В ней нет места сантиментам, и прежде чем помогать близким и друзьям, неплохо было бы решить свои проблемы. Иначе потом всю жизнь будете злиться на того, кого облагодетельствовали. Вот Вам пример, из жизни. У меня была подруга, со школы еще, потом в институте вместе учились. Когда закончили, оказалось, что как специалисты, мы нигде не нужны. И место нам уготовлено лишь в сфере обслуживания. Поняв, что в родном городе ловить больше нечего, я решила ехать сюда, Катьку агитировала. Слышали бы Вы, какой крик подняли наши родители, как пугали постоянными войнами, отсутствием друзей и родных, незнакомым языком. Потом стали плакать, мы, мол, старые, на кого ж ты нас бросаешь. Это в пятьдесят лет старые! Только подруга не выдержала, сдалась, замуж выскочила, детей нарожала. А я через несколько лет все же уехала, потому, что у меня была цель, и второй жизни, чтоб ее добиться у меня не будет. И что вы думаете, родители привыкли и даже очень довольны. Скучают, конечно, но мы перезваниваемся, пару раз они ко мне приезжали, нормальные отношения. А что Катька выгадала? Небось, через день родню попрекает, что дорогу перекрыли. И вся ее жизнь - сплошные долги и обязанности, перед родителями, перед мужем, перед детьми.
  Некоторое время женщины шли в молчании. Наконец Татьяна не выдержала паузы и спросила:
  - Что же Вы молчите? Осуждаете меня, наверное!
  - Я же Вам уже говорила, додумывать за других - неблагодарное занятие. Молчу, потому что представляю, какой была бы моя жизнь, если бы я всегда руководствовалась бы только разумом. Если б моя мама осталась дома, а не кинулась вдогонку за любимым мужем, если бы мы в конце сороковых отдали племянников в детдом, если бы я не решилась помочь доходяге-зэку, привалившемуся к забору нашего дома в Комсомольске, если бы не стала ждать мужа, а вышла бы замуж за папиного сослуживца. Если бы, если бы...Возможно, моя жизнь была бы легче, успешнее, благополучнее. А вдруг нет? Помните, я Вам говорила, что папина ссылка в итоге спасла нам всем жизнь? Мы не всегда можем правильно оценить, чем и как обернется для нас то или иное событие. Мерило, на мой взгляд, тут одно - наша совесть, или, если хотите, наш внутренний голос. Как же я могу Вас осуждать?  А что Ваша подруга, она довольна своим решением?
  Тане очень не хотелось отвечать на этот вопрос. Да и что она могла сказать, они с Катей никогда не переписывались, не перезванивались. Родители говорили, подружка поначалу несколько раз прибегала к ним, спрашивала, как Таня, приветы передавала, потом перестала. Таня несколько раз собиралась ей позвонить, но поначалу хвастаться было нечем, а потом незачем, чего дразнить людей сытой и благополучной жизнью. В памяти всплыли фотографии, увиденные на сайте. Веселые, ухоженные мужчины, славные детки, нарядно и со вкусом одетые женщины, стол, заваленный продуктами, уставленный бутылками хорошего вина. Похоже, ее рассказ никого бы не раздразнил. У них, ТАМ, все в порядке, а о ней все давно и прочно забыли, как будто ее и не было. Почему-то стало грустно, но девушка взяла себя в руки и  ответила честно:
  - На вид довольна, а что в душе, кто знает, мы теперь не так уж близки.


                ************


    Неприятное чувство, определение которому Татьяна никак не могла подобрать, то ли зависть, то ли обида, весь вечер мешало Тане заниматься домашними делами. Хотелось все бросить, как есть, завернуться в махровую простыню с головой и тихонько поплакать, повыть в подушку. А еще хотелось, чтоб рядом была мама, чтоб она погладила по голове, назвала дурочкой, и дала леденец на палочке. Не  круглый, кислотного цвета, пахнущий химией, а тот, из сахара смешанного с лимонным соком, чуть  подкрашенный  морковкой, который она делала сама, когда Танюшка была совсем маленькой. Девушка все же задремала, поэтому почувствовав на своем затылке теплую ладонь, испуганно вздрогнула. Это был Кирилл, у которого давно  был ключ от ее квартиры. Входил он всегда бесшумно, как-будто на мягких, кошачьих лапах.
  - Собирайся скорее, - ласково прошептал он Тане на ухо, - завтра мой друг расписывается на Кипре, заказан целый самолет и через три часа мы летим к нему на свадьбу.
  - Кирилл, ну что значит "летим"?! Я совсем не подготовлена к поездке, у меня уборка не закончена, надо к парикмахеру сходить и вообще...
  - "Летим" - значит летим, - Кирилл, не давая ей опомниться, подхватил Таню на руки и понес в ванную. - Приводи себя в порядок, а я пока быстренько соберу сумку. Если не возражаешь, я положу твое лиловое платье, ты мне в нем очень нравишься. А одного купальника тебе хватит, или два взять? Банкет будет у бассейна, так что с вечерним платьем можно не заморачиваться.
  Вечерние огорчения были забыты, их сменило привычное недовольство бой-френдом: вечно у него так, все в последний момент, наспех, как Бог на душу положит. Наверняка знал о свадьбе заранее, а решился лететь в последний момент.
   В первый день недели Таня, как обычно, ждала Галину в скверике. Старушка, как правило, приходила первой, в крайнем случае одновременно с Таней, а тут прошло уже минут пятнадцать, ее все не было. Девушку охватило легкое беспокойство, тут кто-то тронул ее за руку. Она оглянулась и увидела перед собой Леонида, пьянчужку-музыканта, бывшего ученика Галины. Выглядел он очень плохо, опухшее лицо, налитые кровью глаза, с перепоя, что ли? Да нет, перегаром не пахнет, может болен. Сердце сжалось, наверняка с Галиной что-то случилось.
  - Не беспокойтесь, с Галиной Наумовной все в порядке. В пятницу приехал ее сын и увез к себе, куда-то в Америку. Они с братом там уже лет двадцать живут, состоятельные люди,  и дети их хорошо устроены. Сколько раз они мать к себе звали, каждую весну за ней приезжали, уговаривали с ними ехать, хотя бы на лето. Она ведь жару очень тяжело переносит. Галина Наумовна ни в какую, мол привыкла жить здесь, подруги из клуба, сама себе хозяйка. А тут вдруг согласилась насовсем переехать, да как-то так неожиданно, в одночасье. Вам звонила, попрощаться хотела, а у Вас телефон вне зоны. Вот, просила передать, - и Леонид протянул небольшую коробочку.
  Таня открыла крышечку и увидела, лежащие  на вытертой от времени синей бархатной подушечке  серьги, которые Галина носила постоянно, не снимая. Как-то она рассказала, что эти серьги ей, еще в Комсомольске, подарила ссыльная балерина, а той они достались незадолго до революции от самой Матильды Кшисинской, за удачное исполнение феи-драже в Щелкунчике. Тогда Таня еще, помнится, очень удивилась: Кшисинская - богачка, а серьги копеечные, серебро с мелкими мутноватыми хрусталиками, хоть и очень изящно сделанные.
  В коробочке еще была коротенькая записочка: " Я получила эти серьги с пожеланием прожить жизнь так, чтоб не пожалеть в старости ни об одном своем поступке, каким бы он не был.  С любовью переадресую Вам эти серьги, с тем же пожеланием. Жаль, что не успела Вам показать, как танцуют па-де-катр!"
  Таня закрыла коробочку и посмотрела на музыканта. Потом с надеждой спросила:
  - Вы тоже подумали, что теперь для нас она никогда не умрет? Ведь вряд ли нам кто-то сообщит, что там с ней в Америке.


 ПОСЛЕСЛОВИЕ

   Подарок старой дамы Татьяна носит не снимая. Правда, когда одна из клиенток в банке с восхищением сообщила, что у девушки в ушах целое состояние, потому, что это вовсе не серебро с хрусталем, а платина с бриллиантами, к тому же очень старинной работы, и что если их отдать на чистку ювелиру, они будут сиять так, что глазам станет больно, у Тани возникла мысль положить драгоценность в банк на сохранность. Но тут же решила, что знатоков не так много, и если камешки не чистить, об их истинной стоимости вряд ли кто-то еще догадается. Это был не первый случай, когда, вопреки разуму, она вдруг действовала лишь по велению души.