Во мраке просыпаясь, звуки шлю

Во мраке просыпаясь, звуки шлю тому, кого не знаю и люблю, кого люблю за то, что не познаю. Ты слышишь? Мы живём на сквозняке. Рука во тьме спешит к другой руке, и между ними нить горит сквозная… Ты чувствуешь? Душа летит к душе. Как близко ТЫ, но мгла настороже. Закрытых окон нет, глаза закрыты… Во мраке просыпаясь звуки шлю тому, кого не знаю и люблю, и верю, и ищу как знак забытый… (Владимир Леви)

       Ты слышишь, мы живём на сквозняке… Мы верим в чудо свято чтя привычки. Но каждый вечер зажигая спички, чтоб из святых сомнений свить сюжет, я отрекаюсь от постыдной веры в жизнь, тихо проведённую во сне. И тихо уплываю по реке. Она того не стоит, это знаю... Но всё же, всё же, тихо засыпаю. И привыкаю к беспросветной тьме. Ау, кто где? Ты здесь? Целую руку. Ты жизнь и свет… Очередную скуку терплю по воле случая, зеваю. Ты слышишь, слышишь, здесь я… Привыкаю, считать иллюзии не бредом, а забавой. Не бог весть как, а всё же переправой, на близкий берег дивных берегов больного вымысла…
       Ты слышишь? Мы живем на сквозняке. И ветер сносит листья к корневищу. Перегнивая, каждый черенок земле идёт как дополненье к пище. Оставив в сроки дерево надежды, чтоб новой верой выстрадать итог. И вскоре снова получить одежды. И вскоре снова низко пасть у ног того, кого и видеть не достоин. Кто в мир идёт как путник, а не воин. Кто низко пав возвысится опять – садовник, вольный листья собирать.
       Увы, мой бог, лицо твоё забыто, и драгоценных линий больше нет. Ни памятью, не бредом сожалений не искупить в полночной тишине, моих ничтожных мелочных сомнений. И с каждым утром всё бледней рассвет… Всё ближе вечность, тоньше перемычки между мирами… Нет глупей привычки играть словами. Но мне не в тягость бредить суетой - ничтожной, глупой, мелочной, слепой... Вполне достойной бывшей обезьяны. Но кто вникал подробно в эти планы, которые мерещатся тебе?
       День близок. Мы висим на острие очередного завершенья света. Спасай себя сама, моя планета… Ведь с каждой жизнью угасает свет… Лишь тот цветёт, на чьих кустах весною появилась завязь. Всё остальное - мёртвый пустоцвет. Нет жизни здесь. И смерти тоже нет.