Родство

Вот идёшь ты. Маленький. А сейчас кажется, что совсем маленький.
Идёшь поздно, по тёмной безлюдной улице. Фонари, конечно, работают через один, если не через три. И ещё неизвестно, что страшнее: идти в кромешной тьме, стараясь ступать как можно тише, чтобы быть незаметнее, или шагнуть из темноты в круг света, и стать видимым, осязаемым, ярким и доступным, для окружающей фонарь, темноты.
В руке камень. Уже влажный от ладони, он пугает своей лёгкостью, при мысли об обороне, и тяготит своим присутствием, наводя на подобные мысли.
Идёшь, стараясь не смотреть по сторонам, не вглядываться в темноту, пытаясь сохранить независимый вид. Идёшь быстро, делая вид, что это деловая торопливость, а не испуганная спешка. Даже пытаешься расслабить плечи, и шагать пошире, но не знаешь при этом, что со стороны заметно каждое твоё движение: как неуверенно споткнулся, и на секунду сбавил шаг, как вздрогнул, увидев причудливую тень, как, оступившись, резко вздохнул, скрывая испуганный вскрик… Тебе не до того…
Гулкие мерные шаги. Сначала, с перепугу, ты даже не можешь понять – откуда они. Первая мысль – сигануть в ближайший кустарник, но тот, вдруг качнулся навстречу, словно приглашая в свои колючие объятья. Шарахнувшись в сторону, ты видишь вдруг, впереди, уже почти за поворотом, в свете фонаря, фигуру человека. Большой грузный мужик, неспешно, вразвалочку, идёт по асфальтовой дорожке. Он только вошёл в круг света, но тот невелик, и ты уже, почти панически, боишься, что сейчас знакомая фигура исчезнет, вновь оставив тебя одного. И ты кричишь: «Дядя Паша!»
Мужик оборачивается, на удивление быстро. Оглядывает, щурясь, темноту, притихшую вокруг тебя, будто удивившуюся твоей наглости. Поняв, что никто тебя не режет, и монстр за тобой не гонится, он прячет улыбку, и уже серьёзно, спрашивает:
--Привет, разбойник! Откуда так поздно?
--В футбол гоняли… Здравствуйте…
--Ну пойдём. Родителям тебя сдам. Скажу, что меня, старика, провожаешь.
Он идёт рядом, говорит о чём-то… Ворчит, как всегда. Но ворчит беззлобно, мирно, нагоняя сон.
Темнота ожила привычными ночными шорохами, подобрела. А дядя Паша, укротивший её, большой и сильный, идёт рядом.
Он не проявил героизма, не сделал ничего особенного, и даже сам не заметил, что что-то произошло. Но вот он есть, такой, какой есть, идёт, неспешно шагает, тяжело и уверенно, а ты семенишь рядом, едва поспевая, и сияешь, и желаешь сейчас только одного: быть таким же, как он.
И, хотя дома ждёт строгий отец, с выговором за столь позднее явление; и мама, которая молча поставит перед тобой тарелку с остывшим ужином, но самый родной сейчас человек тот, что рядом с тобой.
На повороте ты выбрасываешь, как можно незаметнее, камень, который теперь казался даже тяжёлым, и веришь, что дядя Паша этого не видел.
Долго ещё ты будешь, при каждой вашей встрече, расплываться в счастливой улыбке, и при каждом воспоминании об этом человеке твоё сердце будет наполняться гордостью за него и благодарностью к нему. А ещё сердце будет щемить какое-то смутное, но очень радостное чувство – ощущение родства. *


Рецензии
...я хотела бы тоже встретить такого родного по духу защитника...но Ваш рассказ снова напомнил мне о том, что я всегда была в одиночестве. В 1942 году, в Сталинабаде, куда нас эвакуировали из Харькова, мы ночевали в кухне местных жителей, которых "уплотнили". Днём мы были на шелко-мотальной фабрике. Ночевали мы в очень длинном двухэтажном доме, на

проспекте Ленина; все входные двери были одинаковыми, нОмера нашего подъезда я не знала; вероятно, что я тогда вообще не знала цифр; уже было темно; я ходила слева направо вдоль подъездов и не знала, в какой войти. Мне стало очень страшно; мама меня не искала; прохожих не было. Я думала:" Где же мне ночевать?" Мне недавно исполнилось 4 года. Я стала

открывать двери подъездов, пытаясь узнать свой. Один из подъездов показался мне знакомым, я вошла туда и поднялась на второй этаж. Там, действительно, была наша дверь...

(Почему я думаю, что мы жили на 2 этаже? Подтверждением этому стали мои незабытые мысли о пожарах и наводнениях, а именно: " Не бойся наводнения, оно
до второго этажа не дойдёт... бойся пожара, он всюду дойдёт...")1942, 4 года.

Жарикова Эмма Семёновна   02.09.2017 17:35     Заявить о нарушении
Эмма, и снова - здравствуйте!
Спасибо Вам за Ваши слова, за Вашу память, за Ваши мысли. Я не устану Вами восхищаться. Спасибо Вам!

Верамария   03.09.2017 00:11   Заявить о нарушении
Это у меня на Прозе.ру развился такой самоанализ. Я убедилась в том, что я наилучшим образом помню те случаи, при которых состоялся какой-либо разговор. Именно за разговор зацепилось воспоминание, даже если это был разговор с самой собой...Помню, как перед этим самым подъездом дети играли в земле под кустом:
укладывали там своих кукол или Мишек спать. Одна девочка была очень энергичная
(думаю, что она стала бой - бабой), она отвоёвывала себе жизненное пространство и хотела играть "в мужа и жену"; она копала рукой землю даже в глубину, чтобы ей больше досталось...Кажется, там присутствовал всего один мальчик (муж!), но, поскольку он молчал, в памяти ничего "не зацепилось".
Имя его вспоминается, но воспоминание ещё не созрело в данный момент.
Не Пашка, не Петька, но что-то похожее.

Вероятно, это было воскресенье, поэтому дети собрались перед домом. Обычно их куда-то уводили в рабочие дни. Это и был единственный день, когда я была не одна. Не скажу, что мне это было приятно. Мне было ПРОТИВНО, что они хотели "пожениться"! Я стояла в полный рост над их "раскопками" и не пыталась вмешаться: все земельные "участки" уже были расхватаны (примерно 4 "участка"). "Они уже, как дядьки и тетьки",- думала я, и мне это было неприятно. (1942 год, мне 4 года). (Невероятно, но факт! В четыре года такие
мысли).


Жарикова Эмма Семёновна   03.09.2017 04:04   Заявить о нарушении
Память автоматически подсказала, а рука написала: тётьки. Да, именно так я тогда думала и говорила. Когда я видела "тётек" на высоких каблуках, я думала, что у них под пяткой вырастает "мясной" каблук, который они и засовывают в каблук своей туфли. Это и значит быть взрослой тётенькой.

Некоторое время я переставляла звуки в словах: тчение, вместо чтение и
гитрел вместо гитлер

Показательно, что маленький ребенок в 4 года уже знал этот псевдоним убийцы.

Моя старшая сестра хохотала над моими словами с переставленными звуками, поэтому они и запомнились. Но вообще-то она хвалила моё чистое произношение -
без "шепелявости" и "картавости", как у других детей.

Вероятно, вспомнятся ещё эпизоды, которые я не смогла поместить в повесть
"Военное детство. Поиски отца", потому что это повесть о поисках, а не обо мне...
http://www.proza.ru/2012/09/27

Жарикова Эмма Семёновна   03.09.2017 14:37   Заявить о нарушении
Ошибка в ссылке! Надо добавить число 195

Эмма

Жарикова Эмма Семёновна   03.09.2017 14:47   Заявить о нарушении
Ещё одно маленькое дополнение о той маленькой одинокой девочке:
а ведь она по аналогии со словом "дядЬки" образовала слово "тётЬки"! Логично!

Жарикова Эмма Семёновна   04.09.2017 05:08   Заявить о нарушении
Всё совершенно верно, Дорогая Эмма, маленькая девочка с серьёзными мыслями стала прекрасным умным Человеком. Пишите, вспоминайте, Вы великолепны в своих произведениях. Спасибо Вам!

Верамария   04.09.2017 20:36   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.