В защиту графомании

Милла Синиярви
Костыли в культуре

Садовник создал сад, который стал раем на земле. Это самое чистое из всех человеческих наслаждений. Оно подпитывает душу, умиротворяет ум, воцаряя гармонию как в нашем внутреннем мире, так и внешнем. Человечество еще на ранней ступени развития разделилось на бедуинов и садовников. Бедуины – кочевники, они завоевывали новые земли, а садовники высаживали сады, принося мир.

Размышляя о буме графомании, нашла метафору, которая помогла мне уяснить смысл этого явления. Графомания, по-моему, представляет собой дикое поле. Поэтому признанные обществом писатели не любят графоманов, ведь культурные растения боятся сорняков. Кто может примирить враждующие стороны? Только Садовник.

Он подсказывает нам правила. Иногда они принимают форму заповеди, иногда – вид сада. Сад сам по себе нем, но он взывает к нам с помощью своей красоты и гармонии, то есть культуры.

Согласна с мнением, высказанным Сергеем Москаленко в статье «Правила - это костыли» http://www.proza.ru/2007/03/20-346. Автор пишет о том, что «правила - это костыли, заменяющие понимание». Возможно, тезис Сергея ”мы обзаводимся все новыми и новыми костылями, отказываясь от немыслимых ИЗНАЧАЛЬНЫХ ЩЕДРОТ” я поняла по-своему, так как не претендую на отсутствие у себя этих самых костылей.

Я выступаю против правил, становящихся уродливыми костылями в культуре. Например, не хочу вступать в Союз писателей, не хочу получать деньги за литературный труд и, соответственно, учиться быть ремесленником, не хочу освободиться от возможного клейма графоманки или авторши, «желающей зафиксировать себя в сетевой литературе»*.

Пишу ради собственного удовольствия и хочу свободно мыслить и творить, даже если это приобретает вид дикого поля.

Благодарю Садовника за то, что светит солнце, тает снег, появляются подснежники и приходит весна. Значит, в этом мире есть место и для меня, сорняка!

Я против узурпации культуры некоторыми писателями и деятелями, представляющими «мэйнстрим». Культурная часть сада не может быть вне общего пейзажа (вида определенной местности). Иногда дикий сад создан по воле Садовника настолько искусно, что сорняки в нем главенствуют. А в регулярных садах всегда оставлялась небольшая часть для асимметрии, потому что без мнимого присутствия ошибки или какой-то неправильности общее впечатление живого сада не возникает. Самые грамотные и вышколенные архитекторы, прославившие садово-парковое искусство, полагались не только на расчет, но и на чутье.

Пример графомании

«Исторический роман сочинял я понемногу, продвигаясь, как в туман, от пролога к эпилогу» - любимый голос звучит и радует: есть настоящие поэты, есть личности.

Роман Булата Окуджавы «Бедный Авросимов» - о котором пел великий бард - был впервые опубликован в журнале «Дружба народов» в 1969 году. Сергей Баруздин, главный редактор, читал его в машинописной рукописи. Предваряя публикацию, Баруздин рассказал о биографии Окуджавы, делая акцент на происхождении. «Булат Окуджава – сын грузина и армянки. Родители его – коммунисты с первых лет революции. И сам Б.Окуджава – коммунист, участник минувшей войны, токарь, студент, сельский учитель, журналист, а потом писатель».

Надо сказать, что о самом романе главред ничего не сообщает кроме того, что это «исторический роман, над которым Б.Окуджава работал четыре года. Это первый его исторический роман. Роман о декабристах. Он написан, как мне думается, необычно, интересно, увлекательно и внесет, я убежден, свое новое слово в нашу советскую историческую романистику».

Листаю страницы этого романа. Предложения мне кажутся громоздкими. Например: «У Авросимова, как он ни перепугался, все же мелькнул этот не совсем, может быть, удачный образ относительно пиршественного стола, ибо со времени известного и ужасного предприятия на Петровской площади прошло около месяца и первоначальный ужас начал зарастать корочкой. Иван Авросимов, будучи провинциалом, никогда не предполагал, что фортуна так смилостивится к нему и уже в молодые лета вознесет его в место, которое раньше и сниться-то ему не могло и где будет решаться судьба того самого предприятия, наделавшего в государстве столько шуму».

Если бы я не знала, что автор этих строк – поэт и композитор Булат Окуджава, я бы разразилась критикой в адрес тяжеловесной, многословной манеры писать. Для меня, как и для многих, Окуджава прежде всего явление советской культуры. Мягкий тихий голос его запоминается навсегда, интеллигентность располагает к себе, глубина мысли заставляет думать. Окуджава – это гитара и свобода, достоинство и мелодия. Таким вошел в мое сознание бард Булат Окуджава.

Размышляю о том, может ли текст стать выше личности автора. Ведь некоторые произведения настолько самодостаточны, в них не убавить и не прибавить ни одного слова, они как монолиты сохраняют авторское право. Есть тексты, которые мы читаем только потому, что они подписаны известной личностью, которая заслоняет само литературное произведение. Так, по-моему, случилось и с историческим романом Окуджавы. Поэт обессмертил свой роман только одной фразой, которая вошла в песню.

Многих авторов Проза.ру волнует вопрос: можно ли выкладывать тексты в сети, если они еще не опубликованы на бумаге? Нет гарантии, что эти тексты не присвоят другие авторы. Пример с романом Окуджавы для меня красноречив: текст, даже напечатанный, если он не является самостоятельным произведением искусства, прикрепляется к имени, паразитируя на нем.

В Интернете гуляют тексты, в литературе живут имена. Наверное, это суждение правильно: сделать имя можно не только с помощью текстов. Сделать имя – стать личностью, заявившей о себе открыто и смело. Творческий человек утверждает себя с помощью своих произведений.

«Каждый пишет, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить…», - звучит в памяти любимый голос.

Мне думается, что свой исторический роман Булат Окуджава писал по правилам, а пел свободно, так, как никто другой. Наверное, Садовник подшутил над сорняком, посадив его на красивейшее культурное растение, не знаю названия, может быть, на какой-нибудь вид фиалки, растущей на холмах Грузии.

* Так сказал ведущий передачи «Апокриф», писатель Ерофеев.