Пьеса

 Акт 1

                Сцена 1
 
  Кухня. На столе стоит стакан человеческой доброты. Человеческая доброта так добра, что позовет нас, когда нибудь в свою маленькую премаленькую комнатку. В комнатке этой будет только стол и гробик. А еще венок. И отрубленная собачья голова – православие. Но мы сначала расскажем про сегодняшнюю кухню. Скажем, какая она грязная. Как среди немытой посуды сверкает лучик весеннего солнца. Или не скажем. Или будем думать о вечном. Или не будем.
 Его зовут Петр. Он всегда выбирает между чем нибудь. Он горько пьет горькую. Он застрял где-то в городе Горький 1955 года. На его груди красуется огромный шрам. Его когда-то оставил он сам себе напильником. В память о девочке по кличке Мозги. На лице Петра злорадная улыбка из шести зубов, на его голове не хватает много волос, но он не лыс. Петр крайне возбужден, взбудоражен и приветлив. Он эдакая податливая собачонка – женушка главы сельхозпромстроя. Еще он добр. Но он интеллигент. Да. В его руке зажата "L’ame Enchantee" Ромэна Роллана.
 Нам не важно слушать то, что скажет Петр. Те шепелявые звуки, что вылетят из его рта не оставят ничего в наших сердцах. О, радость, Петр даже не хочет говорить. Он жует стакан одной человеческой доброты. Он – редкость. На его губах даже не выступают капельки крови. Только еле просматривая, слюна.
 Сейчас, через несколько минут включится что-то. Набежит зачем-то, проскочит почему-то, возразит к чему-то. Слово словом сыто будет. Будет. Точно. 

                Сцена 2

Так уж принято, что в нашей пьесе нет главного героя с приятными чертами лица. Так уж принято, что нашу пьесу нельзя смотреть в зале, состоящем из сидящих мест. Так уж принято, что нашу пьесу вообще нельзя смотреть. И все это также для ничего, как и все для чего вы читаете это, для чего вы думаете, спите и дрочите. Но сюжет у пьесы все же есть. Сюжет – это слова. Так надо.
 Кухня. Петр. Петр немного поднимается и давится. Но на его безумном лице все также горит его беззубая улыбка, из-за чего темные впадины по бокам носа кажутся еще более мрачными. Хотя взгляд поменял украшение. Теперь он, скажем, больше веселый, чем жалкий. То есть Петр нас смешит. Это ясно. Но что же дальше. Ведь любой смех – это сокрытие тайны, а в нашей пьесе тайна – это стакан, который Петр съел. Получается, что Петр съел тайну и Петр теперь сам тайна.
 Мы скажем еще кое-что. Ведь разницы в том, что мы скажем все равно нет. По этому вместо привычного общежития №35 в котором Петр живет, мы очень легко построим замок из пяти этажей, где откроем пока только одну комнату. Кухня. Кухня – это особая опочивальня. «Опочивальня», потому что в ней спит Петр, а «особая», потому что Петр особый. В опочивальне, как и в любой комнате замка, стоит камин – старая-советская-плита «Тепло» - Петр у нее будет греться, кровать – деревянный стол с белыми ножками – Петр на ней будет спать, и туалет – разбросанные газеты – Петр в них будет испражняться.
 Хотя Петру еще рано в туалет – у него нет главного имени. Еще ему пора перестать улыбаться иначе мы провозгласим его Шутом. Ведь в нашем замке нашей маленькой пьесы все начинается именно с шутки, которая обернулась тайной. А значит, в шутке должен быть Шут. Логично, но с маленькой буквы «л» и «ш». То есть «шут».
 Петр – шут. Главное имя у нас вышло также легко, как и хождение в туалет Петра. Итак, мы просим тебя Петр. Мы все знаем, как ты это можешь умело делать. И улыбочку, Петр, ты же шут. А какой шут не улыбается, когда подтирается газетой «Правда».

                Сцена 3

  Впрочем, мы что-то слишком бежим вперед. А когда бежишь, разворачивать сюжет приходится вкривь и вкось. Съедим-ка пока по конфете. Чур моя «Аленушка» с вафлей внутри.
 Пока мы жевали шоколад, Петр уже закончил. И это правильно, потому что нам незачем видеть то, что он делал. Это еще одна тайна, доступная только Ему, а Его мы разоблачим только когда захочет король. И чтобы для разоблачения прошло это время, мы сделаем абзац более тучным, добавив: теперь глаза Петра моргают как у маленького дитяти и губы хотят поцеловать тех, с кем вы спите.
 А вот и Вася. Но сказать просто «Вася», слишком просто. Так как Вася только появился, то его всклоченные волосы, седая щетина и глупое выражение лица нам подадут некоторые надежды на счастливое будущее. От Васи нечего ждать и Петр ему ничего не расскажет. На кухню Вася зашел только для того, чтобы взять с камина чайник с кипяченой водой. Еще он пришел пригрозить Петру, чтобы он не выключал газ в камине, иначе замок останется без отопления, а санобслуживание и ЖЭК сегодня не работают. 
 У нас уже начинается болеть сердце за Петра и, пора бы, непременно, пригласить какую нибудь девушку, хотя бы для того, чтобы она выкинула газету «Правда», которой Петр подтерся минутой ранее.

                Сцена 4

Наш замок настолько обычный, что совсем не выделяется. Он громит только словом «архитектура». А если мы скажем точнее, то он громит само слово «архитектура». Но этот блочный пятиэтажный замок с подъездами со стороны небесных врат и по жизни внутри ничем от типичной жизни замков не отличается.
 Пока мы так славно пробежались на улицу, Петр уже перестал улыбаться и высунул язык. Язык у него бледный с налетом, но все равно чем-то тягучий. Он похож на змею. Он и змеится как змея.
 Тот, кто много говорит о женщинах, скорее всего мужчина. А в нашем случае – король Вениамин.
- Але – это больница для душевнобольных?
- Да.
- У нас есть тут один – забирайте.
- А сколько ему лет?
- 55.
- А где он живет.
- В городе Горький 1955 года.
- Он очень полный?
- Нет – он костлявый и ранимый.  Еще он носит дурацкий колпак на голове.
Не стоило конечно Вениамину вешать на шею это ожерелье из камушек. Не по-королевски это. И одеваться в трико и тапочки тоже.
- Как ты Петр?
Вениамин появился так незаметно, что его белое тело прошло мимо нас и упало на кровать рядом с камином из ржавого железа. Белые ножки стол-кровати покосились и поехали. Вениамину пришлось слезть. Петр ему помог. За что получил корону – колпак, который Вениамин взял у него несколько лет назад.
Так что же получается, что Петр теперь король? Нет. Это внесло бы еще большей сумбур в сумбур бытия жизни замка. Или жизни. Колпак есть колпак, а корона – корона. Просто Вениамин немного стесняется. Он очень стеснительный малый. И хороший человек. 

                Сцена 5

- Как ты Петр?
-….
- А у меня кризис Петр.
- …а..
- Меня все бросили, Петр, и никто мне не подчиняется, а я так привык.
Петр кивает.
- Мне плохо и я хочу смеха Петр. Так хочу.
Конечно, король грустен. Вениамин хочет смеха. И для чего же мы пригласили на кухню Петра и сделали таким шикарным это пространство? Конечно же, для шутки. Иначе, что о нас подумал бы король. Его величество.
 Наше сознание работает со скоростью света. Оно может даже заставить Петра покривляться. Для него это не впервой, а для нас легче легкого.
Петр – мы просим тебя. Будущее так непредсказуемо, что предугадать его не получится. А нам бы хотелось. Еще хотелось бы выпить. Но только не такого мутного, а белого. Как слеза младенца.

                Сцена 6
      
Пока Петр выделывал странные па и корчил рожи, бормоча под нос заклинания о потере ориентиров в пространстве, стол-кровать вынесли, камин заменили, оставили лишь газеты. На место них поставили простую деревянную кровать, подсвечники и ящик с чем-то драгоценным и ведро.
 Вениамин немного повеселел, а Петру пора бы опять сходить в туалет. Мы думаем, что ему это полезно. Чего ты киваешь Петр? Ты не хочешь? А если используем несколько приемов для твоей большей сговорчивости? Например, проломим голову вот этим стулом?  Раз, два, три.
 Ну, как Петр? Нравится? Нет. Точно нет?
- Але мама. Мама, как так может быть, чтобы человек ни с того ни с сего стал дерьмом?
- Никак. Вы что там опять резвитесь?
- Нет, мама, мы просто играем в художников по окраске жизни.
- А причем здесь дерьмо?
- Краска жизни мама.
- А цветы? Ведь цветы – краска жизни. И кто у вас там дерьмом стал? Я не понимаю.
- Мы тоже, мама. Но это не делает нас такими мрачными.
Ах, ты вернулся Петр. Ты киваешь. Ты говоришь, что так больше не будешь. Мы верим тебе Петр. Мы можем дать пожевать тебе еще один стакан человеческой доброты. Только учти, на этот раз ты можешь порезаться. Позже? Ну вот и ладненько.
 
                Сцена 7

 Нам до жути хочется сделать Петра Святым. Нам так сложно от этого удержаться. Ведь Петр – шут, а шут – это и есть Святой. Он блажен и он совсем не против. Он улыбается и носит колпак на голове. Он призывает к доброте и воздержанию.  И над ним все ржут. Да Петр? Ну вот видите. Только для этого тебя нужно распять. Но крест – это избито. Хочется чего-то более изощренного. А иконы? Да-да и море икон кругом. Чистых и светлых. Алтарей и свечек. Но будучи Святым, Петр должен отказаться ходить в туалет. Как это – срущий Святой. Как это – из задницы Святого вылезает какашка? Разве в теле Святого может быть дерьмо? Или рвота. Как это – Святой блюющий на пол? Разве такое возможно? И колпак Петру придется снять. Как это? Святой в колпаке? Улыбающийся Святой? Святой в телняге? Святой и газета «Правда»?
 В наше время можно многое. Но думаем Святого не стоит трогать. Пусть висит себе и бродит в головах тех, кто стоит за православие.
 Да уж Петр – замануха. Ну что надумал сходить в туалет? Давай, давай.
А то мы как то соскучились по твоему скоморошеству. Ты ведь все-таки пока Петр, а не Святой, - а значит тебе можно. И ты ведь не чистый брат, да, не девственный. Ты ведь всего лишь шут. И дерьму в тебе положено водится. Да. Положено.
 
                Сцена 8

А теперь Петр ты будешь отвечать за все. Стой смирно и слушай. Ты ведь во всем виноват. Это ты. А разве нет? Чего улыбаешься? Ведь ты думаешь мы тебе для чего предложили Святым стать? Просто так. А Вениамин почему сбежал? Потому что мы разукрасили твою опочивальню? Чего мычишь. Ведь ты бы не отказался. Ты уже глазки то навострил. Святой Петр! Блаженный Петр. Безумный Петр. Даже Вениамин постеснялся при таком раскладе говорить тебе «ты». Беззубый брат. А для чего тебе святость? Чтобы тебе поклонялись и ноги целовали.
 Нет? Ну объясни. Ах, молчишь. Что-что? Чтобы людям помогать? От болезней оберегать. Ну… это уже будут не люди, а роботы. Роботы не чувствуют. Ни боли, ни страха, ни радости. Ты хочешь сделать людей роботами? Нет. Тогда для чего? Чтобы не было войн и убийств? Но люди ссорятся и дерутся. Их много и они разные. Есть любовь, есть и война. Петр. Пе-е-е-тр.  Чего уткнулся. Ты плачешь? Ты так жалок Петр. А почему ты плачешь? Потому что мы разоблачили тебя. Гордый ты наш. Ведь как мы тебе Святой предложили стать, что ты представил: у каждой церкви Твой памятник, у каждого четвертого человека Твоя икона или крест. Ну и что что серебряный или бронзовый, золотой или каменный. Зато Святой. Это важнее.
 Нам не жалко тебя Петр. Потому что ты итак шут (а значит Святой), и ты лучше всех нас знаешь, что такое человеческая доброта. На, возьми, пожуй стакан человеческой доброты. А мы постоим и посмотрим, как с твоих губ будет капать кровь. 
               
                Акт 2

                Сцена 1

 У нас даже больше всего, чем многие думать смеют. А так как думать смеют немногие, то никто наличия всего у нас проверять не будет.
 Петр расстроил нам все дело. Он испугал Вениамина. Теперь придется идти за ним. Но мы не наказали Петра, так как мы не имеем право судить. Мы поступили как добрые люди – дали пожевать ему немного доброты.
 «Эй, Вася ты куда? А чайник вернуть. Скорую? Зачем скорую? Почему «быстрее»? Умер? Ранен? Король? Нет? Кто? Ах, Петр. Ну и что с этим олухом. Рассек губы? Вообще губы оторвал? Как странно. И мерзко. Этот Петр нам даже не дает дойти туда, куда мы хотели. Теперь придется возвращаться».
 «Ну и что на этот раз ты натворил, глупый скоморох. Да-да, мы знаем, что ты хотел как лучше. Но ты же знаешь что случается, когда хочешь лучше. Положи салфетку и убери этот обрубок языка куда нибудь подальше. Нам неприятно видеть такое. Вот и делай после этого людям добро. Вот и давай им пожевать едва ли не единственный оставшийся в мире стакан человеческой доброты. Ты хоть понимаешь Петр, что ты сделал. Что ты съел вообще? Болван. Шут. Ничтожество.
 «У-у», ага ты еще «ы-ы» скажи. Не получается, да? Губ нет? Молчащий Петр – ты выглядишь очень остроумным. Что ты киваешь. Что? Это мы дали тебе этот стакан? Ну да. Так кто ж тебя детина просил его жевать. Это же шутка глупенький. Ты же шут? Шут. А какой шут без шутки. Ну вытри, вытри слюну. Фу, Петр право мы даже не знаем, что с тобой делать. Ты просто одна ходячая проблема. Ты просто стихийное бедствие, новый Титаник, и Перл Харбор. Если бы не Вениамин, мы бы даже не знали что с тобой сделали, за твои проступки. Понял, нет? Вот так. И молчи, когда с тобой старшие разговаривают».   

                Сцена 2

 «Так Вася, клади трубку. Да не бойся ты, мы все сделаем сами. Порезал, да. И внутрь еще заглотил. Ну он же шут – чего с него взять? Мы все – слышишь – все сделаем сами. Мы же врачи, а ты не знал? Врачи человеческих душ. Всё – иди, иди, хватит здесь мух гонять».
 «Петр! Мы к тебе обращаемся. Прямо и официально. Нам бы конечно стоило тебя наказать, но мы очень великодушны сегодня. Мы тебя прощаем, Петр. Мы даже готовы сделать то, что ни один бы врач с тобой не сделал. Мы промоем тебе кишечник, Петр. Но не просто промоем, а промоем клизмой с человеческим счастьем. Нет не с лицом. У счастья нет лица. Оно лицом не определяется. А чем определяется? Тем местом, о которым ты сейчас подумал.
 Фу, как ты воняешь, Петр. Ты хоть задницу то хорошо подтирал. Да? Значит газета «Правда» во всем виновата? Ты что хочешь сказать, что «Правда» - это дерьмовая газета? Не смеши наши чистые уши. «Правда» - это газета, а в газете дерьма нет. А в тебе есть, Петр, как ни крути – есть.
 Снимай штаны. И на четвереньки – хлоп. Как собачка. Ну, бойчее, бойчее. Как жалко то. А улыбочку. Ну... ну еще. Да Петр ничего не выходит – без губ ты кажешься все время улыбающимся. Так что ты вечный шут, Петр. Может, и вечность будешь смешить. А кто знает? Может у этой девочки большие груди.
 Расслабься – это не больно. Только терпи и не испражняйся сразу. Так надо. Итак, мы готовы. Три, два, один».

                Сцена 3

 «Как оно, а? Расскажи нам. Расскажи. Петр, ну какой ты негодяй. Ты даже не можешь говорить. Нет, так больше не может продолжаться. Мы наполняем тебя не чем нибудь, а человеческим счастьем. Что «у-у». Да, в задний проход. А куда должно поступать человеческое счастье? В сердце? Так мы не хирурги, Петр. Это к хирургам, а мы по другой специальности. К тому же поза «по-собачьи» – едва ли не самая главная и быстрая поза для доступа человеческого счастья в организм. Сложно? Ты не понимаешь? Короче, встанешь раком, Петр, будешь счастлив. Понял? Опять нет? Что? Можно ли поинтересоваться? Конечно можно. По отношению к кому вставать раком, чтобы быть счастливым? Да какая разница? К королю, к жене, к слугам, к нам, к Богу, к счастью, к водке, к миру? Понял? Как до тебя все медленно доходит.
 Всё, беги. Куда? В кусты маленький – ты сейчас своим человеческим счастьем всю комнату засрешь. А знаешь, сколько мы в тебя влили? Три куба. И учти: стекла стакана человеческой доброты выходят плохо. Ты можешь пораниться. Чего ты танцуешь? Ты что себя балериной Волочковой увидел. Куда? Что «м-м»? Куда хочешь: в подъезд, в коридор, в душ. Что в замке нет мест, где ты можешь спокойно вынуть из себя несколько кубов человеческого счастья и пару стекол человеческой доброты? Нет? Ну беги тогда к мусорным контейнерам и сливай это все там. И быстрее-быстрее. И прикрой рот чем нибудь – людей испугаешь. Чудовище.
 Как таким можно быть? Вот как таким можно быть? Ой, посмотрите – не дотерпел. Все по дороге, ой и по штанам, ой и люди то смотрят, ой размазал, ой скоморох. Петрушка. Вылитый Петрушка нового поколения. А эти посмотрите как радуются. Смеются. А счастье на дороге валяется, и они его даже не подбирают. Наверное, оно непривлекательно выглядит. Или плохо пахнет. Неумное племя – люди. Где они еще счастье то найдут. А тут такая возможность.
 Кстати, Петр неплохо справляется. Посмотрите, как озорничает. И кувыркается и пляшет. Как шут он сильно преуспел. Смотрите-смотрите, а мамаша-то как с ребенком заливается, а бабулька… и палкой Петра, палкой, костылем. Так его, так. Правильно. Нечего разбрасывать человеческое счастье где попало. Так его.
 А Петр молодец. Надо ему подарок подарить. Может, дать пожевать, еще один стакан человеческой доброты? Жалко. Но Петр заслужил. Потешил народ. А народ должен радоваться. Должен».

                Сцена 4

 «Ну здравствуй добрая душа. Здравствуй. Полегчало. «М-м»? А-а – спасибо? Нам? О, Петр ты так великодушен. Только в душ сходи и умойся. Пахнет от тебя. Чем? Человеческим счастьем от Кристиан Дюор. Да, и  зубы почисть, а то они у тебя желтые очень. Ты молодец. Держи еще один стакан человеческой доброты. Будут зубы выпадать – будешь в него складывать. Ну, а если доброта внутри закончится – можешь и пожевать. Только аккуратнее и маленькими кусочками.
 Ты хочешь задать один вопрос? Давай. Только побыстрее. Почему мы в тебя влили счастье, а ты его совсем не чувствовал и не был счастлив, когда его выпускал? Гм.  Не знаем, Петр. Может, это не то счастье было. Оно, знаешь, разное бывает. А так как ты шут, то мы скажем тебе, что оно и вовсе может быть просто шуткой. Ха-ха. Чего не смеешься? Ты не хочешь счастья? Что-что? Ну ка повтори? Не хо-ч-ешь? Что… прямо совсем не капельки. То есть мы зря тебя им наполняли, да? Вот болван! Ну ты даешь. Не знаем, не знаем. По-моему ты врешь, Петр, или скоморошничаешь. А, подлец, ну-ка признавайся? Надуть нас решил? Ха-ха. Петруха. Все люди стремятся к счастью и ты ничем не отличаешься от других. И газета «Правда» тебе здесь не помощница. Понял? Вот так.
 Так все – в душ.
После того как умоешься, приходи в зал. Скоро обед и мы приглашаем тебя поесть с самим королем Вениамином. Хоть ты сегодня много чего натворил, но как шут ты точно состоялся. А в остальном… нам надо еще работать, Петр, и работать очень усердно. Мы видим, что ты  шут смышленый, но недостатков у тебя все же много. Ну, что это такое Петр – разбрасывать человеческое счастье прямо на дороге. Хоть бы до мусорки добежал или, на худой конец, до кустов. Но на дороге Петр, это же так пошло. Надеемся, что ты поймешь, что мы говорим.
А если ты в обед сделаешь все правильно, мы можем дать тебе бутылочку отличного горького блаженства и немножко голой вечности. Ты понимаешь, о чем мы? А может даже и две бутылки и две вечности.
 Ну не вопи, Петр, не размахивай руками – слюна разлетается. Помни: колпак, одежда с разными цветами, сегодня за обедом только приветствуются. Вот и все. Давай же умничка, дерзай».

                Сцена 5

Нам тоже надо поторопиться. А то Петр придет, а мы даже не накроем стол не обставим зал и не найдем короля Вениамина. Так-так. Чуем мы замучаемся бегать… Хотя…  Так, здесь его нет, здесь тоже. «Вася, иди готовь стол – скоро обед. Ты короля не видел? Где? В дальней части? Пойдем посмотрим».      
  М-м-да. Все-таки будь у короля Вениамина меньше мозгов, мы бы жили лучше. «Здравствуйте, ваше величество. На что смотрим? На небо? И о чем думаем? Ах, зачем все это? Зачем мы живем? Ну-у, э-э, может пойдем, немного поедим? Крыша все-таки не лучшее место для таких глубоких разговоров. Вам не нужна еда? Совсем не нужна? Не хлебом единым жив человек? Эге, мы на вас через недельку посмотрим. Нет, мы, конечно, понимаем, что вы так хотите приблизить встречу с самым главным, но подумайте: если вы жили бы для смерти, то вам надо было умирать сразу, а если вы жили для смерти и прожили ровно столько сколько вы прожили, то умерев сейчас, вы будете выглядеть перед нею шутом. Вам разве хочется преступать перед ней в образе шута? Вы же все-таки не Петр. Конечно, не хлебом единым жив человек, но и без хлеба единого он жить не может. А на счет вашего вопроса: зачем все это? Ровно затем, зачем вы это спросили. Для правды Вениамин, только для нее. Правда «правдой» недавно подтерся Петр, но и для этого тоже понимаете? Нет? И для вашего непонимания, и для вашего понимания, и для всего, понимаете? Жизнь нужна для всего. И для ничего, правда, тоже. Разбираясь в смыслах, вы только спутаете все карты, а умерев, ничего никому не докажете, Вениамин.
 Вы нас разочаровали. Ну с Петром то и так все понятно – шут, конченый человек.  Но вы куда полезли.
Хотя… все-таки вы поступили хорошо, что нам сказали все это. Даже не словом а взглядом. Мы поняли вас, да, поняли. И вопрос вы задали нам правильный. И задавайте этот вопрос себе чаще, Вениамин, да, чаще. Только другим не задавайте, а себе – это хорошо. Ведь вы никогда на него не ответите. А вопрос без ответа – лучший вопрос. Лучший».

                Сцена  6

«Мы рады вас приветствовать, Вениамин, за нашим столом. Мы рады, что вы все поняли и не заставили себя долго ждать. Ну вот видите, как вы повеселели. Румянец появился, бледнота спала. А что это урчит? Что это там кушать хочет. Ой, как нехорошо. Ой, как не приятно. Так-так, не ждите всех остальных и хватайте курочку. Картошечку. Огуречик с помидорчиком. Курочку-курочку да. Вон ту с ляжками побольше. И винца. Бокальчик. На закусочку – салатик. Хорошо. Хлебушка. Нет, не того, которым вы сыты были несколько минутами ранее. Он вас чуть в могилу не свел. Настоящего хлебушка. Из хлебзавода №3. Как пахнет то, а? Аж слюнки текут. Ну вот видите как вы проголодались.
 Сейчас вы поедите, и мы с вами не только о смысле жизни поговорим, но и вообще обо всем поговорим. Сытым оно разговаривается легче. Ничего не  беспокоит, не тошнит нигде, не ноет, не гложет. Приляжем на диванчик, немного поспим. Ведь для разговора на такие темы нужна огромная сила. А где ей взяться то без сна? Ну вот где?»
 Пока Вениамин в три щеки лопает пищу, нам бы надо бы пригласить гостей. Васю хотя бы. Да и Петр что-то задерживается. Но Вениамина оставлять одного очень опасно. Мысли у него такие нездоровые, а в одиночестве они особенно страшны. Да, страшны. От одиночества-то они только и бывают. Вот как.

                Сцена 7

«Петр, а мы вас заждались. Браво, Петр! Респект, Петр! Осанна, Вива, Вау. К вашей чести сказано, что вы теперь лучший персонаж нашей сумасбродной пьесы и уж точно лучший наш ученик. Нет слов. Была бы возможность, мы бы вас расцеловали, прямо в щеки твои Петр. Эх».
 «Вениамин, Вениа-а-ами-и-н!! Оторвитесь вы от этой ляжки. Вот что духовная пища делает с человеком. Как умно, Вениамин, и как пошло. И в кого вы такой народились? Вы спрашивали: для чего все это? А посмотрите для чего: попка бантиком, улыбка до ушей, уши до небес, колпак на голове, зубы блестят, глаза горят – каково, а!? Вот так вот. И какой вы после этого король? Петр. Шут. Ты наш король. Наше счастье. Походу ты то, что мы в тебя влили не все на дороге то растерял, мерзавец. Себе частичку оставил?»
 Давай смеху, давай радости. Танцуй, играй, пой. Хе-хей. Ты заслужил, сегодня, ты потешил нас. Вот и Вениамин с нами. А вот и Вася. «Вася, ты чего такой грустный? Подходи, бери, ешь. Сегодня все для вас люди, для ваших душ».
 Ну и кто после этого скажет, что мы плохие врачи? И что медицина у нас падшая. Результаты то никуда не денешь. А результат он появится всегда, и как ни крути, выведет вас на чистую воду. Да что там говорить – полюбуйтесь. Один танцует, другой кувыркается, третий объедается, четвертый дурачится. И всюду звери, лица, маски. Всюду пряность театральной постановки. Жизнь творит чудеса. Только что делать с теми, кто в чудо не верит? Лечить. Срочно лечить и желательно стационарно. Не верить в чудо – это болезнь. И очень страшная болезнь.

                Сцена 8

Кряхтя, мы заклинаем небо. Что отомстим за все. Но месть сладка пока мы живы. А небу отомстим, когда умрем. 
 Вениамину бы теперь колпак пошел больше. Но по ходу пьесы мы сами отказали себе право кардинально все менять. Если все поменять будет ничего не понятно. А так хотелось бы хоть что нибудь понять.
 После обеда надо было бы все убрать и очень быстро. Но прислуга ушла, а приглашать новую нам не хочется. Вениамин естественно, уснул. Его немножко осадили и теперь он очевидно поглупел. И это верно. Задумается хоть не только о своей душе, но и теле. Или хотя бы о других душах. И телах. Холеных, мокрых и сладких. Это ведь, в общем-то, неплохо. Думать и о душах и о телах.
 Что-то темное наплывает в нашем густом и холодном замке. «Ах это ты Василий. Доедаешь? Давно такого не пробовал? Но... это еще что. Скоро мы нового короля короновать будем. Кого? Не скажем. Но ты его знаешь. И коронование будет особым. То есть будет истинный король и король, которого показывают народу. Короче, избитая практика, Василий. Стара как мир.
 Ты что-то неважно выглядишь? Дома что или как? А-а, есть захотел. Не ел три дня. Постился? Нет. Ну хоть на этом спасибо. Кто богохульники? Мы? Изверги? Сатанисты? Василий ты нарываешься. У нас ведь стаканы человеческой доброты закончились, а палки для особенно тяжелых пациентов остались. Ты что хочешь стать собакой? Нет? Почему собакой? Ну-у, ты по-видимому уже преуспел. Ты уже бараном стал. Нехорошо-нехорошо. А собакой, неумная скотина, потому что когда собака не понимает – ее бьют. И когда ее бьют – она быстрее лечится. Отчетливее работают внутренние процессы.
 Понимаешь? Нет, мы не слышим – понимаешь? Нет, Вася, это еще не удар. А вот это удар. Понимаешь? И вот это удар. Понимаешь? А вот это уже серьезно. Так понимаешь? Сколько не кивай – уже поздно. Теперь ты будешь жить только духовной пищей. Если, как говорится, ты такой праведный, то тебя покормит тот, в кого ты веришь. И насытишься ты, Вася, вдоволь, ты уж нам поверь. Зато будешь духовным. Хоть и с повадками собаки. И зубы подбери. Стакана у нас нет – в карманчик положи. Рядом с сердцем. Так спокойнее».
                Акт 3

                Сцена 1 

 Пора бы открыть еще одну комнату нашего замка. Потому что день клонится к вечеру и солнце приятно играет за горизонтом.
 Спальня. В спальне стоит большая кровать, висит отвратительный ковер бежевого цвета, стоят пара тумбочек и горят несколько свечей. В кровати лежит Маша. Красивая, но неуклюжая девица с косами и глупой ухмылкой. Она ждет. Но кого? Конечно же, Петра. Но где он? Опять запропастился. Сбегаем на кухню.
 «Ну ты что Петр? Чего пригорюнился. Просто так? Может, плохо живется? Хе-хе. Святость внутри мешает. А мы ведь тебе обещали что-то? Память совсем некуда. Что же мы обещали. А-а, горькое блаженство. Этот суррогат счастья. Опять мычит. Что? Ты не пьешь? Совсем? Ну хватит заливать - мы видели, как ты с утра пил горькую на кухне. Это была горькая вода человечной жизни людей? Ну конечно… Мы верим тебе, прохиндею и скомороху.
Эх, странный ты шут, Петр. К счастью не стремишься, горькое блаженство не пьешь, зато пьешь какую-то горькую воду человечной жизни людей. Извини, Петр, но в это довольно трудно поверить. В наше-то время.
Ладно, ладно – не вопи. Лучше заткни наше упущение и получи несколько очень ценных подарков. Целых два горьких блаженства. «Смирновка» и «Липовка». Начнем лучше со «Смирновки». Она чище. Да. А в «Липовке» что-то подмешено. И не сильно налегай – тебя еще один сюрприз ждет. Эх, не можем смотреть – давай вместе. По 150.
 С тебя тост. Ах, ты молчишь. Тогда с нас. Будем краткими. «Почему люди пьют горькую? Почему русские пьют ее так много? Ведь она противна, неприятна, да и горька, что там говорить. Может потому что она напоминает им жизнь. Ведь ихняя жизнь тоже горька, неприятна и даже противна. И в ней мало радости. Но все они ждут, что после последнего поворота, придет что-то, и они успокоятся. И как после бутылки горькой, после этого поворота наступит блаженство. Горькое блаженство. Забытье».
 Ах, хороша чертовка. Ну, Петр – упущение. Где огурчики или рыбка. Мы же не алкаши, что пьют не закусывая. Давай-давай, пыром нарезай. А мы пока разольем. Так, еще по двести и шагом марш в спальню. Там ты увидишь такое. Ну, не прыгай и не кряхти так. Да-а. Короче, ты уже в предвкушении, по этому не будем ждать и давай по второй».

                Сцена 2

 Чтобы пройти к спальне, нам надо пройти пару ветхих комнат заставленными книгами, несколько залов, столовую, подняться по лестнице и…
 «Петр. Ну, хоть знак подай. Как тебе, она? Как? А груди. А косы. Да не бойся ты – куда пошел. Иди сюда, Петр. Петр!! Ты что? Да развернись. Стесняешься? Ой, скромняга. Ой, скоморох. Не смеши. Это же девушка. Ее зовут Маша. Она не кусается – она ласкается. Что? Почему она накрыта одеялом? Потому что она скромная жертва. А ты хищник. И это «мясо», понимаешь? То есть, по команде «фас», ты должен накинуться на нее, совратить, разорвать, съесть. Что «м-м», да куда ты пошел! Петр! (Извините Маша) Петр! Да не делаем мы из тебя каннибала – это в переносном смысле. Ну вот, она уже смеется. Видишь. Ты даже ее рассмешил. Нет ничего опаснее, чем смеющаяся девушка в постели, Петр. Обычно, это означает что ты неудачник и тебе ничего не светит.  Ты неудачник, Петр. Смирись. Не видать тебе короны. Ты шут. И импотент.
 Смотри, смотри, она снимает с себя одеяло. Она сама решила все взять в свои руки. Кого взять? Не кого, а у кого. У тебя взять, чудило. Ну что ты стоишь. Иди, прикоснись, поласкай, и достань «оружие» на худой конец. Что «у-у»? Ты «безоружен»? Ты что кастрат? А это выпирает что – мешочек с деньгами?
 Да не отворачивайся ты и не закрывай глаза руками. Сейчас ты уведешь самое главное. Самое! Ты увидишь голую вечность. Точнее она может быть не совсем голая, может чуть-чуть с волосиками, но это мелочи. Только в обморок не падай. От тебя, Петр, можно ожидать все что угодно. Смотри – она раздвигает ноги, смотри-смотри – это самый важный момент в твоей жизни – кто там такие приютились… Эй, Петр, ты что так побледнел. Петр. Только не падай. Стоять. Петр, стоять.  Нашатырь, ватка, на. Фу. Это и есть голая вечность? Конечно, это и есть голая вечность. А ты что думал? Вечность на небе? Петр, ты дитя. И скоморох. То, что на небе нам неизвестно. И никому не известно. А это известно. Почему голая вечность? Ну-у, Библию читал? Исаак родил Иакова, Иаков родил Каина, Каин родил Авеля, а Авель родил Иуду и братьев его. То есть понятно, что они не рожали, а рожали их жены. А как ты думаешь, если бы не рожали, мы бы появились? И благодаря чему мы появились. А-а? чего? Да, благодаря вот этому мы появились. Не красивая? Противная? Так Петр, руки из штанов и перестать капризничать. Никто не говорил, что будет легко. Родину любишь? «у-у»? Это мы понимаем как «да». А что сказал твой король, помнишь? Сейчас пьем и едем т… Вот так, Петр. Мы с тобой выпили и теперь ты должен помочь Родине. Родина перед тобой. И зовут ее Маша. Почему Родину сейчас зовут Маша? Потому что не было бы  Маши – не было бы и Родины. Ну хватит уже. Ты же шут. А на шутах все держится. По этому руки в брюки и вперед. Да ладно не бойся. Она не кусается. До тебя это делали тысячу лет и после тебя будут. Вечность Петр. От нее не убежать. От поколения к поколению, от старшего к младшему, понимаешь? Вот и хорошо. Давай Маша, давай Петр. Дети наши. Ах, слезы текут».

                Сцена 3   

 «Активнее-активнее, Петр. Голая вечность – это, кстати, тоже счастье. Или суррогат его. Уйдешь в ее пещеру, получишь удовольствие, поставишь палочку в своем роде и вот оно – прилетело. А, Петр, ну как? Ну быстрее! Двигай-двигай.
Вспомни, что ты за обедом вытворял. Как зажигал. Давай-давай. Что? Помочь? Э-э нет. Это твое счастье. Ведь ты, если не ошибаемся, тот самый святой-шут, который ратует за воздержание? Что ты там нес вчера? «Половой акт безнравственен потому, что отрицает мужчину и женщину; по сути, он просто убийца». Хе-хе. Да ты прямо, философ, Петр. Половой акт – убийца. Смешная шутка. Вот ты сейчас пыхтишь как рак, а теперь секундочку представь: отчего ты хотел себя отлучить? Жуть-то какая. Видишь, какие мы хорошие врачи человеческих душ. Мы тебе помогли это понять.
 Мы итак тебе напомогались сегодня вдоволь. По этому в этом деле не участвуем. В этом деле ты один на один с Судьбой. Ну, или с Родиной – как тебе будет угодно.  Почему один на один? Ну, свидание типа. И гадание (в тяжелом случае). Какое гадание? Встанет – не встанет, подарит – не подарит, залетит –  не залетит. В нашем случае характерно первое и последнее. Первое мы, слава богу, пережили, а вот последнее будет ясно только через неделю или две. Но у нас же оно имеет еще и положительную окраску. Значит эту неделю ты должен ухаживать Машей-Родиной и всячески способствовать. Опять мычит? Чего мычишь Петр? Нет. Про это в хороших обществах говорят не херня, а семья. И теперь ты Петр семейный человек. Да радуйся ты. Ты сейчас этим своим местом между ног создаешь будущее. Ты творишь вечность. Ячейку общества. Ты творец,  Петр, одумайся. Ты – создатель. Художник. Гений. Ты хоть понимаешь, что ты делаешь этими движениями таза. Кого ты делаешь, проходя как отбойный молоток сквозь эти хлюпы, скрипы, стоны и крики? Смерть? Не смерть, Петр, а ты делаешь Человека. Такого же как ты, как она, как Вениамин или Вася. И ты будешь передавать ему те сакральные, вечные знания ровно также, как и мы сейчас передаем тебе. Это же так прекрасно. Ты можешь научить его ухаживать за дамой, рычать, плеваться или даже играть в пинг-понг. Ты можешь рассказать ему многое что сам знаешь, сходить с ним куда нибудь, похлопать его по плечу. Как это прекрасно. Да. Прекрасно».

                Сцена 4

«Что не эстетично? Что противно? Что вульгарно? Что безнравственно? Где воняет пошлостью? Ничего не воняет. И все чудесно и прекрасно. Работай-работай. Мы ничего не понимаем в красоте? Эй, что ты сейчас промычал? Это мы ничего не понимаем в красоте?! То есть, то, что делает человечество уже сотни тысяч лет в своих кустах, спальнях, а если повезет, на кухнях, в коридорах, на чердаках и сеновалах – не красиво!? Не красиво!!? Не прекрасно, да еще и безнравственно!!? А ну ка слезай, ну как иди сюда. То есть это мы не правы? Иди-иди. Что пятишься? Моральный урод. Да что ты понимаешь в эстетике, шут, стоящий за воздержание. Святой нашелся. А? Что ты понимаешь в красоте. Ты же смешон, кривляка. Ты даже не понимаешь, что ты сейчас сделал. Ты сейчас не только на нас, ты ведь и на наших предков до Адама с Евой наехал, дурильня. Тех, кому завещал Бог это делать. Сам Бог сказал – Трахайтесь, а за Богом король... А ты значит кто такой? Другой? Особый? Тебе это все дело кажется пошлым и не приятным?
Да ты понимаешь, вообще, на ЧТО ты посягнул? Чудило. Олух. Шут. Ты на самое, на самое святое посягнул. На Детей. Да-да, на Детей. Ведь именно они появляются из голой вечности измазанные кровью, водой и слизью. Именно они продолжают наше великое дело. Великое дело, слышишь? Посмотри-посмотри,  чего мы достигли? В какой рост встали люди? Да мы же почти Боги!  Взгляни, шут, на этот мир?! Все это случилось благодаря этому акту. И это не красиво? Нет, Петр, мы ошибались в тебе. Мы думали, что твоя клоунада и скоморошество, наконец, примут хороший оттенок. Но ты оборвал все. Ты оскорбил всех. Ты просто плюнул в нас. А мы столько тебе подарили добра и счастья.
 Маша тормози его. Предатель. Ты даже Машу предал. Родину свою предал. Свой народ, свою культуру. Главную мать, что тебя кормила, что научила тебя говорить. Жаль вот думать не научила. Что? «Род приходит – род уходит, а индивидуальность остается»? Так это ты у нас индивидуальность, да? Ты особенный! Не похожий на других, да?!! А ну-ка хватай его, Маша. Бери палку. Родина тебя, Петр, родила, Родина же и воспитывать будет. Не жалей силы, Маша. По башке, по почкам, между ног. Ведь он себя святым-шутом считает. А святым-шутам это место все равно не нужно. Так его. Тварь. А мы еще подбавим. Не мычи, скотина. Ты на все плюнул, шут. Поэтому ты скотина. А люди должны скотину бить и есть. Да. Бить и есть».
 
                Сцена 5

«Приветствуем вас, Вениамин. Выспались? Хорошо? Ну и славно. Нет, дальше не проходите – тут сыро, испачкаетесь. Что? Да это тут Петр наследил. А где он? В ванной. Что делает? Руку свою зашивает. И еще пару мест. Оторвались они у него. Случайно. Кстати, хотите? Предлагаем. Мясо. Особое. Петр подарил. Можно сказать, от себя оторвал. Никогда такого не попробуете. Хотите? Вот держите сверток. Только не разворачивайте – оно выглядит не очень приятно. Васе скажите – он приготовит. Вы насчет нашего разговора? Да-да. Мы король с вами и о душе и о вечности поговорим. Только вот еще одного пациента вылечим хорошенько и с вами поговорим. Идите в вашу комнату и ждите нас».
 «Спасибо, Маша. Вы нам очень помогли. Теперь вам лучше всего идти за королем. Он вас точно не разочарует. А мы подтянемся немного погодя. Да. Вот ваша одежда. Нет, не надо благодарности. Петр, мы думаем, так больше не будет. Мы думаем, Петра вообще больше не будет. Если он не хочет оставлять после себя ничего, кроме испражнений и прочего бреда про воздержание, так и жить ему не зачем. Все. Через пару минут будем».
 «Ну, здравствуй и ты, сволочь. Ты все улыбаешься. А знаешь, Петр, нам уже не смешно. Ты попал в такой просак, из которого не вылезают. В этом просаке зажимает так, что все внутри начинает превращаться в кашу. А зашил ты все чудесно. Да. В этом деле ты, похоже, преуспел. Даже швов не видно. Нам надо идти, Петр. Хоть ты и бежишь от голой вечности, но она таки преследует тебя. Как смешно. Все только и делают, что бегут от смерти, а ты – от голой вечности. И даже не плачешь и не воешь. Глупый ты, Петр, шут. Глупый».

                Сцена 6

«Куда ты пошел, Петр, иди сюда. От сюда до королевской спальни рукой подать. Вставай недалеко – здесь все прекрасно видно.
Вот как надо Петр – учись. Смотри, как король твой наяривает – сейчас кровать проломит. Тук-тук, тук-тук. И никаких вопросов о смысле жизни – все ясно без слов. Понял? Хотя тебе этого, скотина, все равно не понять. Тебе даже понимать нечем. Лечи не лечи – все бестолку. Ты даже не понимаешь, как это прекрасно – Человек. Вот Вениамин все-таки больше походит на короля. Вот истинный Творец. Гений. Движения отточены, мускулы напряжены, да и рычит как, а? Хищник. А ты, сопля, стой и не смей отворачиваться. Животное. Посмотришь, может Человеком еще станешь. А? Что опять за свое «м-м». В тебе итак есть вечность? Конечно, Петр, ты вечный шут. И что с того? Не слышим? Хочешь присоединиться? Еще, не поздно ли? Ну? Рожай быстрее? Да. Точно – да?
 Ну так иди. Вениамин снизу, а ты сверху как нибудь пристройся. И напрягись. Почувствуй важность момента. Что? Плохо «оружие» зашил? Да иди так, ничего страшного. Маше-Родине к крови не привыкать. У нее она ежемесячно появляется. Теперь хорошо».
 Думаем, мы наших героев надо оставить и на кухню сбегать. Как бы Вася свою духовную пищу на обычную не променял. Он может. Как говорят в писаниях: низкий человек. Вот и Вася наш тоже особых надежд не подает. Низкий человек. Мы богохульники. Это мы – врачи душ – богохульники.  Один только Вениамин наша радость. Ну, и Маша. Стонет как ласточка, а этот прямо трактор. Ух. Молодцы ребята.

                Сцена 7

В столовой что-то пахнет неважно. Опять повсюду кровь.
«Откуда здесь кровь, Вася? Ты что себя, как Петр разделать решил. Или отнял у него единственный оставшийся в мире стакан человеческой доброты? Нет? Это из того что мы принесли? Приготовил? Попробовал? Ах ты подлец. Ну и как Петр на вкус? Неплохо? А как же твоя духовная пища. Как же твои обещания. Ты что же думаешь, что мы не серьезно, что мы так – просто шутим. И нашими указаниями можно просто так пренебрегать. Так ты Вася сейчас не нами пренебрег, а все больше собой. В животного ты еще больше превратился. Ведь для животного не существует слово «честь», или «достоинство», «цена слова и дела». А ты что же? Лучше?
 Так, где еда. Там была часть нескольких органов Петра и серьезная часть «оружия», которое он таки применил. Это? А что так мало? Впрочем, на Вениамина с Петром хватит. И почему в замке так мало народу? Куда все ушли? Не знаешь? Ну да ладно. Короче, Вася, с ужином, ты справился, а чтобы ты больше узнал, что такое быть Человеком и следовать правильным традициям предков, ты сейчас пойдешь с нами к спальне короля. Здесь недалеко.
 А так неволей думается: и зачем мы с вами всеми возимся? Надо ли нам это? Но пьеса уже началась, а значит должна продолжаться. Иначе будет глупо. И пошло.
 Как тебе, Вася? Нравится? Вот они Вася, вот они – настоящие люди. Один сверху, другой снизу, а третья просто всюду. И кровать буквально проламывается от их людской мощи. Блеск. Вот так вот. Смотри, Вася, смотри и лечись, потому что и ты можешь дойти до таких высот. Просто тебе надо немного постараться. Мы ведь не изверги. И таких уж испытаний мы тебе не предлагаем.
 Плачешь? Поплачь Вася. Для мужчины плакать это унизительно, но тебе мы думаем можно плакать. Даже нужно. Ты Вася - урод. А когда урод плачет, он становится красавцем. Да. Красавцем».

                Сцена 8

«Так, всем заканчивать и все к столу. После такого труда надо, конечно же, подкрепиться. Тем более наш послушный пациент Вася приготовил нам потрясающее блюдо из мяса – отказываться нельзя. Ну-у какие люди. Для таких замечательных людей только главные места и лучшие блюда. Маша, Вениамин, Петр. Заходите, не стесняйтесь и срочно налегайте. Вы сегодня просто замечательно поработали. Ах, как это было здорово».
 «А ты Петр чего такой грустный? Для тебя лучший кусок тебя. Кусок того самого чем ты не хотел пользоваться часом ранее. Как? Тебе не вкусно? А ну ка ротик открыли. Самолетик полетел: за маму... вот… так – за папу (поддержим друзья, поддержим), за справедливость – та-а-а-к – за честь и за величие. Ну вот и стрямкал. а морщился как, а жался. Это же твое Петр, чего ты от своего то отказываешься. Ты вел себя плохо – мы от тебя оторвали кусок, ты вел себя хорошо – вернули. Все честно, Петр, чего поник.
  Шу-у-т! Нам не смешно. Ну хватит уже так вести себя. Лучше займи даму. Или потанцуй. Вы с ней сегодня же были так близки. Да вы теперь как родные. Правда, Маша? Толкни этого скомороха, а то он что-то нос повесил. Может тебе горького блаженства? После этих дел полагается выпить. У нас же еще «Липовка» осталась. После голой вечности, немного горького блаженства никогда не повредит. Важно не путать. А то так и улететь можно.      
  Петр, ты что? Эй, тебя что тошнит. От себя тошнит? От своего куска тошнит? Да-а, вот не подумали бы. От чего, от чего, но чтоб тошнило от себя? Никогда. Что-то Петр с тобой не так. Не здоровый ты человек. Да и человек ли ты? Чего давишься – не видишь здесь дама – иди в туалет. Даже нормально встать из-за стола не можешь. Весь аппетит нам перебил. Урод».
 «Эй, Вениамин, вы хоть что нибудь скажите. А то сделали дело и в кусты. Кстати, вы сегодня спрашивали, для чего все это? Для чего нам наша жизнь? Маша, прошу вас, покажите Вениамину вашу голую вечность – раздвиньте ноги. Видите, Вениамин, вот для этого. Для этих странных губ, которые вы сейчас наблюдаете, для этих двух манящих половинок из которых появилось человечество. Не правда ли это прекрасно? Спасибо Маша, мы благодарим вас от всей нашей души и от всего нашего достоинства и благородства».
 «Что за крик. Вася? Как ты смеешь вбегать сюда, ничтожество, когда люди едят. Что опять? Куда идти? На кухню? Кто? Повеселился? Повесился? Кто повесился? Петр. На чем? На крюке? Просим вас Вениамин, Маша, не беспокоится из-за этих пустяков. Продолжайте кушать. Это, похоже, очередная шутка. А если нет, то знайте, что часть Петра есть в этих тарелках, и что, съев это, вы тем самым почтите его память, приблизив к себе. А ты Вася, пойдешь с нами. Глупый баран».
 Нет ничего «остроумнее», чем самоубийство существа, который только и делал, что скоморошничал и кривлялся. Нет ничего глупее самоубийства после такого великолепного акта с такой красивой девушкой Машей. Даже перед смертью неудобно.
 «М-м-да, ты был прав Вася. А зачем он штаны снял – для пущего комизма? И рот весь покорежил… Стакан последней человеческой доброты съел? Вася поищи. Да, походу съел. Пожадничал. А то вдруг маленькая горсть человеческой доброты достанется кому то еще. Шут. Даже после смерти он напоминает шута и пугало, набитое соломой. Пойдем, Вася, пускай повесит. Тот, кто жил как свинья, тот и умрет как свинья. А ведь мы из него хотели сделать Человека. Ведь это так просто – сделаться Человеком. Надо просто родиться Человеком и всю жизнь оставаться Человеком.  Но все могут. Да. Не все».