Берегоукрепление санатория Пионер

Главным врачом санатория "Пионер" меня назначили, когда мне было всего двадцать девять лет. Это был 1981 год.

Очевидно, был тогда кадровый голод и таких, сравнительно молодых, главных врачей в нашем управлении было назначено трое, поэтому мне было психологически легче, чем в ситуации, когда я был бы один такой.

Впрочем, есть мнение, что руководителем надо ставить достаточно молодого человека, поскольку, пересидев на небольших должностях, такие люди уже не способны быть руководителями.

В Украине недавно назначили 23-летнюю женщину руководителем филармонии, так недоумки стали задавать дурацкие вопросы, бедная стала оправдываться, что у нее есть жених и т.д. и т.п., в общем видно, что Жюль Верна никто не читает, а ведь замечательное произведение "15-летний капитан".

К своему удивлению я узнал, что стал также директором школы, ведь санаторий был для 150 подростков больных туберкулезом легких в возрасте от 14 до 17 лет и в санатории была школа 8-10 классы, мне подчинялись завпед, учителя и воспитатели, я подписывал аттестаты об окончании школы и табеля.

В санатории шел капитальный ремонт одного из двух корпусов, коечность на время ремонта была сокращена, клуб был закрыт пожарниками, в столовой дети питались в две смены.

Незадолго до моего назначения прошел сильный ураган, который сорвал с гаражей жестяную крышу, свернул ее в трубочку и закинул в кипарисовую рощу на расстоянии 30 метров, достались мне и другие разрушения и повреждения.

Я обратился "наверх" с письмами о необходимости строительства и реконструкции того, и другого и третьего, но ответ был однозначный - без берегоукрепления ничего строить нельзя, разрешены только текущие и капитальные ремонты.

Я стал вникать в вопрос.

Оказалось, что в СССР была программа строительства берегоукрепительных сооружений по всей береговой полосе Южного берега Крыма.

Курировало этот вопрос противооползневое управление, расположенное в Ялте.

Однако, поскольку это дело очень затратное, то строились берегоукрепительные сооружения в первую очередь там, где были правительственные или партийные санатории.

Для санатория "Пионер" ничего не предусматривалось, по крайней мере, в ближайшее время.

Мне пришло приглашение в Киев на какую-то конференцию и, когда я в управлении спросил разрешения на поездку, мне дали несколько папок с годовыми отчетами, которые я должен был передать в министерство здравоохранения Украины.

Чужие документы читать нехорошо, но я не мог удержаться и, уже в поезде, прочел, что там было написано о санатории "Пионер".

К моему огорчению там было написано, что санаторий "Пионер" самый бесперспективный санаторий, который подлежит закрытию, так как не имеет берегоукрепления, береговая полоса размывается штормами, сам он стоит на оползне и, в общем, прочитанное мне не добавило оптимизма.

В это же время Академия наук СССР в поселке Понизовка начала грандиозное строительство многоэтажного дома отдыха, который решено было строить в форме самолета.

В проекте было предусмотрено строительство канализационного коллектора из двух труб полуметрового диаметра каждая, причем коллектор начали прокладывать от Понизовки через весь Симеиз, в том числе выше санатория "Пионер".

Я немедленно написал в противооползневое управление, что строится канализационный коллектор, а берегоукрепления на оползне, на котором стоит санаторий "Пионер", нет.

Получил ответ, что коллектор строится на скользящихся опорах, что это важная правительственная стройка, что берегоукрепления для него не надо.

Я достал все предыдущие письма, в которых мне отказано было в разрешении на строительство, положил их перед собой и стал их сравнивать с последним письмом.

Из сравнения я установил, что подписаны они были одним и тем же человеком, начальником противооползневого управления Б.Н.Налуцишиным.

Я взял эти письма и поехал к нему в противооползневое управление.

Как полагается миновал секретаршу, которая обо мне доложила, зашел, представился и положил перед ним его письма.

"Это Ваша подпись? - спросил я его, показав первое письмо.

"Да, моя - ответил он, заикаясь.

"А это тоже Ваша подпись? - спросил я, показав последнее письмо.

"И это моя - ответил он.

"Так что же это оползень такой заколдованный, что мне строить нельзя, а канализационный коллектор строить можно? - задал я ему вопрос.

Болеслав Николаевич Налуцишин, несмотря на то, что страдал легким заиканием, которое усилилось в ходе нашего разговора, оказался деловым человеком.

"Чего ты хочешь? - спросил он меня.

"Берегоукрепления - ответил я.

"Это очень дорого и невозможно, - сказал он.

"Мне нужен проект берегоукрепления - уточнил я свои притязания - это ведь дешевле?"

"Ладно - согласился он - сделаем мы тебе проект, но само строительство не гарантируем."

"Вы мне сделайте проект, а там посмотрим, главное, без проекта мне берегоукрепления точно не видать."

"Слушай - добавил он - что ты пишешь такие неграмотные письма, что оползень, на котором стоит твой санаторий и строится канализационный коллектор, может разрушить Севастопольскую правительственную дорогу? Это ведь чушь какая-то!"

Я тут же согласился - Конечно, это чушь, но надо же чем-то заинтересовать правительство, а это тоже ведь какой-то аргумент, причем мне простительно, я ведь врач по образованию, это Вы специалист по оползням, Вам такое писать не пристало, поскольку Вы квалифицированный специалист. Но у меня есть к Вам просьба, не отрицайте это категорически, а напишите уклончиво, что дескать, при определенных условиях есть вероятность, что произойдет то, о чем пишет главный врач санатория "Пионер" Шустов А.Н.
Кроме того, как я знаю, Вы живете в Симеизе, представьте себе, что Симеиз получит прекрасную набережную. И Вы выиграете и все жители Симеиза.

С Налуцишиным Б.Н. мы расстались, прекрасно поняв друг друга.

По прошествии времени, когда я поправляю свое повествование в 2018 году, я все равно на Севастопольской дороге отчетливо вижу свежую черную асфальтированную полосу и сдвинувшиеся относительно друг друга бордюрные камни, которые таким образом отмечают линию западного края оползня "Ай-Панда", уходящего высоко в горы.

Что касается восточного края оползня, то на дороге он отчетливо не виден, поскольку приходится на перекресток, где много насыпного грунта, однако, поврежденный асфальт и яма почти в центре перекрестка отмечают место нахождения края оползня.

Конечно, данная проблема борьбы с оползнем прямо не входила в круг моих обязанностей, но по молодости лет я вдруг захотел сделать что-то, что выходило бы за этот круг, использовать шанс именно моих молодых лет, чтобы увидеть результат при своей жизни.

Я подумал, что мы живем в вероятностном мире, в котором происходит множество событий и, зачастую мы не имеем возможности прямо влиять на будущие события.

Однако, мы имеем возможность влиять на вероятность этих будущих событий и, увеличивая вероятность их появления, мы, в конечном итоге можем необходимые нам события реализовать.

Если бы у меня в руках оказался проект берегоукрепления, это существенно повысило бы вероятность появления самого берегоукрепления.

На один разговор с Налуцишиным Б.Н. я не надеялся, я понимал, что теперь он просто не будет ставить мне палки в колеса, но еще было множество людей, которых надо было заинтересовать этой проблемой.

Я продолжал бомбардировать Ялтинский горисполком письмами о необходимости берегоукрепления санатория "Пионер".

Я заметил, что в парке выше санатория "Пионер" на гаревой пешеходной дорожке появился родник, источник чистейшей воды.

Я немедленно написал в Ялтинский горисполком, что в результате строительства канализационного коллектора, для которого вырыли траншею два с половиной метра глубиной и три метра шириной, появился водоисточник и он грозит смыть санаторий в море.

Мне позвонил мой начальник Чумак Дмитрий Иванович - что ты там пишешь все в горисполком? Мне в горисполкоме говорят, может поменять главного врача, чтоб не писал?

Я, как мог, попытался объяснить Дмитрию Ивановичу, что действительно есть проблема и, если ее не будет, то я и писать не буду, а, если другого главного врача на мое место пришлют, то проблема-то у него останется.

К моему счастью, Дмитрий Иванович понял меня и я, хотя и рисковал должностью, ее сохранил в то время.

Горисполком направил комиссию, чтоб определили, это действительно природный источник или утечка из водопроводных труб, меня вызвали на место.

В процессе обсуждения я вдруг обратил внимание комиссии, что в источнике сидит небольшой тритон, такое местное земноводное.

"Тритон не будет сидеть в водопроводной воде, она ведь хлорируется - заявил я.

Решено было для надежности прислать экскаватор и вырыть яму, искать проржавевшую водопроводную трубу.

Экскаватор вырыл большую яму, но трубы не оказалось, воду сдали в санэпидстанцию города Алупки на анализ.

Анализ гласил, что вода для питья не пригодна.

Я поехал в санэпидстанцию узнать, что это за вода.

Санитарный врач Астахов, смущаясь, сказал мне, что вода по всем параметрам питьевая, кроме такого показателя, как мутность.

Понятно, что была мутность после того, как экскаватор своим ковшом все взбаламутил.

Ликвидировать родник поручили строителям канализационного коллектора.

Поскольку тянуть ливнесток к морю было бы длинно и дорого, то они просто прорыли небольшую траншею метров пять длиной от родника к рядом стоявшему заброшенному туалету курзала и сбросили всю воду родника в канализацию туалета, а родник забросали грунтом.

Работники станции перекачки канализационных стоков, которая расположена между санаторием им. Н. А. Семашко и санаторием "Симеиз" до сих пор не могут понять, откуда берется невероятное изобилие воды в канализации.

Канализация эта достаточно старая, так как ее еще до революции построил Мальцев, основатель курортного Симеиза, в районе бывшего санатория "Приморье" из-за слишком большого количества стоков, текущих по ней, периодически протекает на пляж санаторий им. Семашко, поскольку санаторий "Приморье" присоединили к санаторию им. Семашко, и пляж санатория "Приморье" стал теперь продолжением пляжа санатория  им. Семашко, зловонная жижа течет летом, обычно вечерами, по каменной стене прямо в море к неудовольствию купающихся, которые не могут понять, откуда это воняет. 

На моей стороне оказались работники Ялтинского "Водоканала", поскольку в санатории "Пионер" находилась насосная станция "Водоканала" с емкостью для питьевой воды, построенной еще в царское время основателем курортного Симеиза Мальцевым.

На станцию во время штормов накатывались морские волны и ее ограду смыло на пляж, волны подбирались к емкости для воды и насосам, Симеиз мог остаться без воды.

Также от штормов страдала спасательная станция, бетонное основание которой они размывали.

Директор спасательной станции тоже оказался на моей стороне.

Мне подсказали, что надо бы заручиться поддержкой Министерства здравоохранения Украины в этом вопросе.

Я наделал цветных фотографий, на которых прекрасно были видны разрушения от штормов и поехал в Киев.

В министерстве здравоохранения Украины я пришел на прием к заместителю министра по хозяйственным вопросам.

Он меня принял очень вежливо.

Посмотрел фотографии.

Потом поинтересовался, почему я действую через голову своего начальника Чумака Дмитрия Ивановича.

Он уточнил, может быть Дмитрий Иванович недостаточно компетентен?

Я почувствовал себя очень неловко от этого вопроса, но попытался объясниться.

Я сказал, что знаю, что надо было решать вопрос "по команде", а не через голову начальства, но ведь, в свое время, когда вопрос решали "по команде", то немцы до Киева дошли.

Что же касается моего непосредственного начальника Дмитрия Ивановича Чумака, то его лично я очень уважаю и он компетентный специалист, но у него ведь двадцать санаториев, и он думает о каждом из них, а у меня один - санаторий "Пионер".

Я добавил, я Вам обещаю, если Вы решите вопрос с финансированием проекта берегоукрепления, то впредь я у Вас больше не появлюсь, разве что сами вызовите.

Зам. министра обещал мне помочь с финансированием проекта, но на само берегоукрепление денег не обещал.

В это время уже проектировалось берегоукрепление санатория "Южнобережный".

Этот санаторий мой начальник Чумак Д.И. планировал для себя, быть там главным врачом  после ухода на пенсию с должности начальника.

С этого санатория "Южнобережный" и были частично сняты первые средства для начала проектирования берегоукрепления санатория "Пионер".

Вырвать средства для себя у непосредственного начальника, это было смело, но обошлось. 

Может сложиться впечатление, что я только и делал, что занимался берегоукреплением, но это не так.

Коллектив санатория лечил, учил и воспитывал подростков и я вникал во все необходимые детали текущей работы, но темой данного повествования я избрал именно берегоукрепление, и все, что с ним связано, как умею, об этом рассказываю, а пригодится ли это кому-нибудь, время покажет.

Да и в текущую работу вмешивались такие сильные обстоятельства, что я порой не знал, как с ними справиться.

Так, например, строители канализационного коллектора, подойдя к санаторию "Пионер" с запада, своей траншеей перерезали дорогу, по которой в санаторий доставляли продукты, в том числе молоко и хлеб для столовой.

Приходилось направлять воспитателей с мальчиками-подростками, в порядке трудотерапии, носить на руках эти продукты в склад и столовую, если автомобили поставщиков по каким-то причинам не могли ехать по резервной дороге с восточного въезда в санаторий.

В один прекрасный день, возвращаясь в санаторий на медицинской "Волге" из Ялты, я увидел, что экскаватор перекапывает и восточную дорогу в санаторий.

С трудом прорвавшись в санаторий я, от безвыходности, позвонил в пожарную часть и сообщил, что горит корпус и просил прислать пожарную машину.

Воспитателям же сказал, чтоб вывели всех подростков на спортивную площадку, построили и пересчитали, объяснил, что проводятся внезапные учения по противопожарной безопасности.

Через три часа пожарная машина прорвалась на территорию санатория и их старший, весь в поту, спросил у меня: Где горит?

Я пояснил, что провожу учения, как они сами мне рекомендовали - внезапно, один раз в год, а пожара нет, и добавил - Только вот Вы сами видите, что если бы пожар был бы, то проехать нормально в санаторий нельзя, оба въезда перекопаны.

Сначала пожарник сказал мне что-то нечленораздельное, что я здесь приводить не могу, потом добавил, что надо предупреждать, что тревога учебная, а то у всех инфаркт в пожарной части и, в общем, меня за ложную тревогу оштрафуют на пятьдесят рублей.

Я с этим согласился, но попросил наказать аналогично и строителей, перекапывающих дорогу в санаторий "Пионер".

Въезд в санаторий я отстоял, мне сначала заасфальтировали западный въезд и только тогда перерыли восточный.

По этому поводу были в управлении пересуды и некоторые крутили пальцем у виска, но буквально через месяц у другого главного врача в другом санатории случилась аналогичная ситуация.

Он стал звонить в управление с просьбой о помощи.

Мне об этом рассказал зав отделом кадров управления и добавил: "Так я ему сказал, бери пример с Шустова и разруливай ситуацию, нечего сопли жевать."

Мне было лестно такое слышать.

Через три-четыре года ко мне в кабинет пришел один из младших инженеров управления с громадными папками, которые он с шумом и пылью положил мне на стол, и сказал: - Вы хотели проект, вот он, а на само строительство денег нет.

С этими напутственными словами он ушел.

Я положил эти папки в шкаф и, схватившись за голову, взмолился мысленно - Господи, помоги!

Через четыре месяца после этого ко мне в кабинет зашел заведующий отделом Ялтинского городского комитета партии Мурдид Михаил Петрович.

Он сообщил, что приближаются выборы в Верховный Совет Украины и Ялтинский горком партии рекомендует на выборы кандидатом в депутаты врача санатория "Пионер" Татарскую Нину Федосеевну.

"Как Вы на это смотрите?- задал он мне вопрос.

Я ответил, что мы приложим все усилия, чтобы выборная кампания прошла на должной высоте.

"Ну и хорошо - ответил он и уехал в Ялту, в горком.

Через двадцать минут в мой кабинет зашла сама Нина Федосеевна, волнуясь она сказала, что ее выдвигают кандидатом в депутаты и спросила, что нужно санаторию - Столовая? Клуб?

Я ответил ей, что ничего строить не разрешат без берегоукрепления, но с берегоукреплением разрешат строить все, проект у меня в шкафу и срок его действия еще не истек, надо ставить в наказ "берегоукрепление санатория "Пионер".

С некоторым сомнением, но она согласилась со мной.

Впоследствии она рассказывала мне, что после серии предвыборных встреч с избирателями была назначена последняя встреча, на которой должен был быть внесен избирателями, в том числе, и наказ о берегоукреплении, но тогда была суровая зима, дороги замело и "Волга" скользила по гололеду.

Водитель ей сказал, что ехать нельзя, разобъемся.

Но она настаивала, я, говорит, главному врачу обещала.

Приехали они на предвыборное собрание с опозданием более часа, но все сидели смирно, как зайчики, время было такое, а в конце собрания поднялся какой-то старичок и внес предложение о берегоукреплении детского санатория, которое было записано в протокол собрания.

Наказ был после избрания Нины Федосеевны утвержден Верховным Советом Украины и работы начались.

Однако, я понимал, что любое постановление не работает само по себе, а означает только одно, что если я буду действовать в данном направлении, то мне не будут мешать.

Есть такой анекдот о строителях, почему их так любят женщины. Строители бурно начинают и потом долго кончают.

После бурного начала строительных работ наступило глухое затишье.

Нина Федосеевна, как депутат, приехав с сессии, похвалилась передо мной, показала персональный блокнот, на каждом из листов которого было напечатано - депутат Верховного Совета Украны Нина Федосеевна Татарская.

Я попросил у нее один такой листик, напечатал запрос от ее имени, о ходе берегоукрепительных работ, подписал у нее и отправил письмом в Ялтинский горисполком.

Тут же поехали КАМАЗы, появили автокраны, строители стали лить бетон.

Активность продолжалась недолго и я снова попросил у Татарской Н.Ф. листик из блокнота.

После десятого или пятнадцатого листика, она меня спросила, не слишком ли много я листиков у нее беру.

Я думаю, что необыкновенная активность строительства на берегу, в то время, когда во всем был застой, не прошел мимо внимания, в том числе американской разведки.

Возможно, присылали разведчиков, но те честно отвечали, что строится защитный мол у детского санатория.

Во всяком случае то, что два американских эсминца от Босфора шли прямо на санаторий "Пионер", а потом повернули к Форосу, для меня доказывает, что в числе поставленных разведовательных целей наша стройка тоже была.

В этот день от инфаркта умер отец нашего водителя Житника.

В этот же день моя теща упала на улице в тяжелый обморок.

У моей знакомой медицинской сестры Прудниковой Людмилы в этот же день у мужа случился инсульт.

Когда Житник забирал из Ялты в морге тело своего отца, прозектор, отирая пот со лба, сказал - Что за день такой, полным-полно трупов.

Видимо, со своей стороны эсминцы локаторами прощупывали берег, а наши пограничники включили все локаторы, и на Южном берегу Крыма все живое оказалось как бы внутри микроволновки, причем трагически отразилось это на тех, кто по состоянию здоровья находился как бы "на краю", балансируя между жизнью и смертью.

Для меня это было прямым доказательством того, что опасна и убийственна не только "горячая" война или "холодная" война, но и любое напряженное состояние между странами, способное тихо и незаметно убивать, собирая свои жертвы.

В год, когда строительство берегоукрепительных сооружений было, наконец, закончено, спустя всего три-четыре месяца пришел невиданной силы шторм.

Он разрушил мол, разбил корабль Ялтинской киностудии, который как раз зашел в получившуюся гавань.

Шторм смыл в море автомобиль "Жигули", грузовик ГАЗ бортовой и автокран на базе автомобиля ГАЗ, припаркованные на берегоукрепительных сооружениях.

К счастью, люди не пострадали.

Мне позвонили домой, а был выходной день, я прибежал на пляж, увидел поврежденный мол и разбитый корабль, на который накатывались еще высокие волны уже стихающего шторма, а на корабле бегали подростки моего санатория, уворачиваясь от волн.

Я согнал их с корабля, командуя так, чтоб их не смыло волнами в море, и поручил персоналу всех пересчитать.

Выяснилось, что все на месте.

Пройдя по санаторию, я увидел следы волн на стенах и окнах корпуса, где были койки для девочек.

Мне сказали, что некоторые волны били в стекла окон.

На пищеблоке я узнал, что волны били в двери первого этажа, обращенные к морю, и повара поэтому заходили на первый этаж по резервной лестнице со второго этажа с другой стороны.

Я понял, что, хотя берегоукрепление частично пострадало, но оно выполнило свою функцию, спасло детей, которые реально могли бы погибнуть, если бы берегоукрепления не было.

Впоследствии я спросил у проектировщиков, почему так произошло, "вы ведь обещали, что сооружение выдержит шторм, который бывает раз в сто лет"?

"Мы не виноваты, что пришел шторм, который бывает раз в двести лет", был мне ответ.

В соседнем санатории им. Н.А.Семашко на берегу был корпус, стоявший в трех метрах от моря на стене трехметровой высоты.

В палаты на первом этаже этот шторм набросал камней и валунов.

Некоторые валуны были более полуметра в диаметре.

Но там были взрослые люди, они сообразили, что к чему и вовремя сбежали из корпуса.

У меня же были подростки и, слава Богу, берегоукрепление их спасло.

По моим впечатлениям это не был истинный шторм, а было нечто наподобие цунами, причем сокрушительными были первые шесть-семь волн.

Признаюсь, что за некоторое время до этого шторма мне снился несколько раз большой шторм, в результате которого санаторий "Пионер" частично смывало в море.

Тогда я ходил к рабочим и прорабу на стройку и просил их ускорить работы.

Однажды прораб совершенно серьезно сказал мне, что ему надо две недели спокойного моря, чтобы нормально залить бетонную стену у самого моря, это был очень ответственный этап, после которого работы можно было вести при любом волнении.

Почему-то я пообещал ему - Будет Вам две недели спокойного моря, а сам пошел к морю на уже построенный мол и мысленно, а также негромко вслух попросил море быть спокойным две недели до завершения работ.

Это было как в сказке Пушкина, когда старик кликал золотую рыбку.

Я размышлял сам для себя, от меня не убудет, а вдруг подействует.

Не знаю причину, но две недели море было совершенно спокойным и прораб сумел закончить необходимый этап работ.

Здесь в Симеизе происходили со мной некоторые события, трудно поддающиеся рациональному объяснению, по крайней мере они научили меня не быть категоричным и самоуверенным, а слушать внутренний голос и как бы договариваться с судьбой.

Мой начальник Чумак Д.И., несмотря на некоторое беспокойство, которое я ему доставлял своей деятельностью, через своего секретаря предложил мне подать документы в резерв кадров на его место, то есть на место начальника управления.

Я решительно отказался, сказал, что уже сделал однажды глупость, согласился на должность главного врача, но теперь такого повторить не хочу.

Чумак Д.И. вскоре перешел на должность главного врача санаторий "Южнобережный", новым начальником был назначен другой человек помоложе.

Мне показалось, что отношения у нас с ним не заладились, берегоукрепление уже было построено, многие другие вопросы решены, "мавр сделал свое дело, мавр может уходить."

Не вдаваясь в подробности скажу, что мне предложили написать заявление о переводе в другой санаторий врачом-фтизиатром, а у меня была высшая категория врача-фтизиатра, что я и сделал.

В то время моя мама перенесла тяжелый инсульт, была парализована и требовала от меня много времени и сил для ее обслуживания дома, отец один не справлялся.

Когда после двенадцати лет работы главным врачом я перешел на рядовую должность, я почувствовал, что с моих плеч упала бетонная плита ответственности.

150 подростков, которые непрерывно лезли на деревья и скалы, уходили купаться, периодически напивались или, от несчастной любви, хотели отравиться таблетками, делали мою должность по настоящему расстрельной и я благодарен Богу, что за тот период, когда я руководил санаторием, ничего непоправимого не произошло.

В аналогичном подростковом санатории им. В.И. Ленина, (ныне "Юность") куда меня перевели, ко мне отнеслись очень по доброму.

Жена же моя, заведующая аптекой №35 в Симеизе, сказала мне: "Саша, ты ведь организатор здравоохранения. Ты им не нужен, а мне нужен. Помоги мне в аптеке."

Этим я и занялся, но это уже совсем другая история.

Что же касается моего участия в строительстве берегоукрепления, то я доволен, что мой родной поселок Симеиз получил прекрасную набережную, а оползень, который до берегоукрепления сползал на 3 см ежегодно, сейчас сползает всего на 1 см в три года.

Любопытно, что канализационный коллектор, строительство которого послучило основанием для моей заявки на берегоукрепление, хотя и был проложен, но в строй так и не вступил по сей день, как оказалось недостроенным многоэтажное здание санатория или дома отдыха Академии наук СССР в Понизовке в виде самолета, которое стоит, зияя оконными проемами, в прекрасном месте без пользы.

Послесловие.

Странным образом это скучное "производственное" повествование находит своих читателей, поэтому я решился  на послесловие, а, может быть, их будет несколько.

Что именно спасает берег от разрушительной силы штормов и является поэтому истинным берегоукреплением?

Оказывается - только галька.

Именно множество этих круглых, облизанных волной, камешков гасит ударную силу волн, а все бетонные ссоружения - это просто чаша, в которой должны содержаться и удерживаться круглые камешки - галька.

Если берегоукрепления нет, то галька постоянно образуется за счет размывания склонов.

Смываемые водой склоны постоянно "подкармливают" собой пляж.

Если построены берегоукрепительные ссоружения, то морю нечем "кормиться" и его надо "подкармливать" - постоянно сыпать щебень на пляж.

Из пяти КАМАЗов щебня рождается один КАМАЗ гальки.

Стоимость берегоукрепительных сооружений очень велика и расчитаны они на износ в сто лет, потому планируется 1% от их стоимости ежегодно использовать на их восстановление.

Именно эти деньги должны быть потрачены на пополнение щебня-гальки.

Если щебень не сыпать регулярно на пляж, то "голодное" море найдет себе пищу и тем самым неизбежно разрушит берегоукрепитьные сооружения, что мы и видим на пляжах после зимних штормов.

Геологи знают - песок, это то, во что превратились бывшие горы и потому песок - неизбежная судьба всех гор и камней в будущем.

Это закономерность и нет ничего вечного под луной.

Но люди неграмотны и неосторожны при обращении с природой и по невежеству своему поступают наоборот, а не так как надо поступать.

На Симеизском, размытом волнами, пляже рядом со скалой Дивой имеется бетонная площадка, довольно таки длинная и широкая, высотой метра полтора.

Сегодня прилежащий к морю ее край размыт волнами и можно видеть, что вместо щебня строители использовали гальку - края круглых, волной обкатанных ранее, камешков выглядывают из толщи бетона, наглядно демонстрируя нашу способность постоянно пилить сук, на котором сидим.

Можно представить себе радость тех строителей, которые бесплатно взяли гальку и закатали ее в бетон, уверенные, что ее много, и сравнить ее с постоянным многолетним разочарованием приезжих, удивленных отсутствием пляжей.

А ведь чиновников-проверяльщиков у нас много, жаль, что мозгов у них мало, потому и получаем при прекрасной исходной позиции отдаленный поганый результат.

Чиновники, как и ГАИшники, заинтересованы именно в наличии нарушений, чтобы с нарушителей брать деньги, а не в том, чтобы итоговый результат был хорошим.

Понятно, что если система не нацелена на итоговый хороший результат, то он может возникнуть только случайно.

Однако, как говорит мой родственник: "Вдруг бывает только понос."

Боюсь, что и мои простые пояснения ничего не изменят, ведь когда выделят деньги на щебень для пляжей, найдется кто-то, кто на самом последнем этапе завернет уже едущий КАМАЗ со щебнем от пляжа к себе во двор, а море все спишет, оно ведь стихия.

Но в любом случае, я знаю, если есть человек, который чего-то сильно захотел и это полезно людям, он имеет шанс добиться своего, что и подтверждается моим личным полезным опытом.

Послесловие 2

Санаторий "Пионер" до Великой Отечественной войны имел название санаторий "Ай-Панда".

В нем незадолго до войны находились дети республиканцев Испании, когда в Испании шла гражданская война.

Санаторий был огорожен и стояла охрана НКВД.

Одна из девочек, находившихся в санатории, когда выросла, стала министром здравоохранения Кубы, фамилию, к сожалению, забыл.

Кроме санатория наименование Ай-Панда носит также мыс, на котором стоит санаторий, источник чистейшей воды, текущей на пляж, также именуется Ай-Панда, причем мне известны случаи исцеления некоторых больных, которые пили Ай-Пандинскую воду, даже сам оползень имеет наименование Ай-Панда.

Я достаточно долго и безуспешно искал перевод этого первоначального названия санатория и только недавно узнал, что Ай-Панда означает Святая Богородица.

Из санатория видна гора Панеа, в переводе с греческого означает Всесвятейшая, то есть посвящена Богородице.

Возможно, здесь были древние греческие храмы, посвященные Богородице, недавно построенная православная церковь на горе ("красной горке") именуется Церковь Покрова Божьей матери.

Ее золоченые купола вместе с горой Панеа и мысом Ай-Панда образуют своеобразный "святой треугольник".

В море в основании этого треугольника стоит камень, который традиционно именуется "женский камень" с которого открывается замечательный вид на Симеиз.

Послесловие 3

Мне захотелось немного рассказать о враче Татарской Нине Федосеевне, которая, будучи депутатом Верховного Совета Украины, помогла мне в строительстве берегоукрепления санатория "Пионер", а также о некоторых людях, которых я знал и обстоятельствах, предшествовавших моему назначению главным врачом санатория "Пионер".

Начну я по своему обыкновению издалека, притом отвлекаясь на детали.

В Крыму тогда не было высших учебных заведений для провизоров, поэтому в Крым присылали провизоров на работу со всех регионов Советского Союза.

В поселке городского типа Симеиз, где жили мои родители, была аптека и эта аптека остро нуждалась в квалифицированных кадрах, но жилья для кадров не было.

Поэтому заведующая аптекой №35 Глушкина Ольга Тимофеевна в ответ на нашу просьбу немедленно написала письмо в Ялтинское управление, что есть такой молодой специалист, Шустова Ольга Михайловна, моя жена, и просила ее направить на работу в Симеиз, в аптеку №35.

Ялтинское аптекоуправление тут же написало письмо в область, Крымская область в свою очередь обратилось в министерство здравоохранения Украины, Миниздрав Украины написал в Минздрав СССР, а тот уже выдал направление моей жене, как молодому специалисту на работу в Симеиз.

Мою жену приняли на работу в аптеку №35 в Симеизе, а поскольку она окончила институт на полгода раньше меня, то решился вопрос и о моем распределении.

На распределении в 1-м Московском медицинском институте им. И.М. Сеченова я предъявил все необходимые справки и меня распределили на работу в Крым к жене.

В Крымском облздравотделе посмотрели на мои документы и сказали мне, что я иду у них сверх плана, поэтому могу просить прохождение интернатуры, где хочу, хоть на фтизиатра, хоть на терапевта.

Учитывая то, что в Симеизе тогда были противотуберкулезные санатории, я попросился в интернатуру по фтизиатрии.

При прохождении интернатуры по фтизиатрии, по учебному плану недели две необходимо было проходить практику в хирургическом отделении, а в Симеизе был хирургический санаторий "Приморье", куда я попросился на практику.

Главным врачом санатория "Приморье" был Татарский Евгений Николаевич, замечательный хирург и человек, кандидат медицинских наук, который меня принял на практику очень доброжелательно, представил коллективу и хирурги сразу же меня поставили ассистировать на операциях на легких.

Дома я рассказал об этом своему отцу, Шустову Николаю Васильевичу, а он, подумав, посоветовал проситься к Татарскому Евгению Николаевичу на работу хирургом.

Отец сказал мне:" Ты такой рослый, сильный, плечистый и будешь в санаториях таблетки старушкам раздавать? Иди работать хирургом, раз у тебя это получается! Просись к Татарскому."

Ближе к окончанию интернатуры я пришел к Татарскому и попросился у него работать торакальным хирургом.

Он сразу же согласился и сказал мне писать заявление.

Заявление я написал, но сказал ему, что я вообще-то не хирург, а терапевт, поскольку на последнем курсе института специализировался на терапевта.

"Это хорошо, что ты так говоришь - была его реакция - а то у меня есть такие, что считают себя хирургами, а за ними надо глаз да глаз. А ты хоть осторожен будешь."

Направили меня в самое сложное отделение к прекрасному заведующему Плотникову Михаилу Николаевичу, который брался оперировать больных туберкулезом сочетанным с сахарным диабетом.

Диабетолога или эндокринолога в санатории или поблизости не было.

Хирурги сами занимались регулированием доз инсулина до, во время и после операции, добиваясь чтобы диабет протекал в компенсированной форме и мне пришлось погрузиться в этот вопрос.

Мне это было легче, чем другим хирургам, так как я изначально был терапевтом и, в конечном итоге, я досконально изучил, что относилось к диабету, чтобы этот диабет не мешал провести операцию на легких.

От себя я внес в практику послеоперационного ведения больных применение инсулина средней продолжительности действия вечером, берлинского, а потом и аморфного.

Дело в том, что независимо, принимал ли больной таблетки или инсулин продленного действия до операции, на операцию направлялись больные, которым кололи только простой инсулин.

А колоть его приходилось пять раз в день, перед завтраком, перед обедом, перед ужином, в 12 часов ночи и в 6 часов утра.

Однако, после ужина анализы крови на сахар практически не брали у больных.

Я решил, что три укола после ужина можно безболезненно заменить одним уколом инсулина средней продолжительности действия, что и сделал.

Впоследствии мой коллега Байрамов Владимир Якубович, когда я уже был главным врачом, а в санатории "Приморье" набралось достаточно материала, подтверждающего безопасность метода, доложил об этом на какой-то медицинской конференции, о чем он сам мне рассказал.

Я был доволен, что опыт этот пригодился врачам и больным, которым и так несладко было от постоянных уколов, а мы ведь сумели сократить из количество с пяти до трех в сутки.

Как-то, еще работая в санатории "Приморье" рядом с хирургом Владимиром Якубовичем Байрамовым, я поинтересовался у него, как это получается, что он по отцу Якубович, а по паспорту украинец.

Он ответил мне, что отец его крымский татарин, а мать украинка.

Когда он получал паспорт он взял фамилию матери, а национальность записал крымский татарин.

Впоследствии он женился на девушке из Ялты, но когда пытался прописаться к ней, в милиции ему отказали, так как он был крымский татарин.

Тогда он поехал к себе и поменял паспорт, взял фамилию отца Байрамов, а национальность попросил записать матери, что и сделали.

Так он стал Байрамов Владимир Якубович, украинец, и его без вопросов прописали к жене в городе Ялта, после чего он устроился на работу хирургом в санаторий "Приморье".

В санатории "Приморье" вообще был интернациональный коллектив, а учителем моего главного врача Татарского Евгения Николаевича был профессор, осетин, Басиев Заурбек Георгиевич.

Он же направил в санаторий "Приморье" на работу своих учеников Газалиева и Кабисова.

Кабисов впоследствии стал академиком Украинской академии медицинских наук, но к сожалению умер сравнительно молодым.

Достаточно молодым умер и хирург Байрамов Владимир Якубович.

Я был уже главным врачом и случайно он мне встретился по дороге, я шел пешком домой, а он шел этой же дорогой в Симеизе на работу в санаторий "Приморье".

Мы дружелюбно поздоровались и я спросил его, как дела.

Выглядел он хорошо, ничего плохого нельзя было и подумать.

Он как-то очень спокойно сказал мне: "Знаешь, Саша, у меня ведь хроническая почечная недостаточность, жить осталось совсем недолго."

Пораженный этим известием я стал что-то лепетать про септинефрил, сауну и т. п., он кротко посмотрел на меня и сказал:" Это ничего не поможет."

Тогда же он мне рассказал о том, что метод использования инсулина средней продолжительности действия сразу же после операции он доложил на медицинской конференции.

Вспомнился еще один эпизод, который произошел, когда я еще работал врачом в санатории "Приморье" во втором отделении у заведующего отделением Плотникова М.Н..

В соседнем, первом отделении долго работала торакальный хирург Ломакина Нонна Николаевна, но какая то кошка пробежала между ней и заведующим отделением Жарковым Эдуардом Степановичем.

Нонна Николаевна попросилась тогда работать к Плотникову Михаилу Николаевичу и он ее взял в свое отделение.

Она попросила меня рассказать ей все, чему меня научил Михаил Николаевич Плотников, поскольку к нему самому ей было как-то неудобно обращаться.

Я с удовольствием ей популярно растолковал все, что мне говорил Плотников М.Н., добавив от себя, но как бы от его имени то, что сам вычитал из последних книжек по диабету.

На очередном обходе Нонна Николаевна стала объяснять Плотникову тактику лечения больного, ссылаясь при этом на его же рекомендации.

Плотников с удивлением спросил ее:" Откуда Вы это взяли?".

Она простодушно ответила:" Так Вы ж так учите, мне Шустов сказал."

После обхода Плотников М.Н. вызвал меня к себе в кабинет и строго спросил:" Ты мне расскажи, чему я там учу."

"Ну как же - ответил я - Вы же сами все рассказали мне о диабете и порекомендовали некоторые книги, я их проштудировал и вот что я объяснил Нонне Николаевне..."

И я подробно рассказал Михаилу Николаевичу всю систему подхода к диабету.

Он внимательно меня выслушал и переспросил:" Это, значит, я так учу?"

Я подтвердил:" Да!"

"Ну, тогда пусть так и будет."-согласился Михаил Николаевич.

Он разобрался, что вся его система осталась, а я только добавил некоторые элементы, о которых он раньше был не в курсе.

Были в отделении очень тяжелые больные, с гнойными ранами, которые требовали перевязок и сложных манипуляций.

Их часто давали мне, как самому молодому.

Потихоньку я набирался опыта и проходил аттестации на соответствующие категории по торакальной хирургии, а в это время в соседнем санатории "Пионер" уволилась, вышла на пенсию главный врач Слезкина Зинаида Степановна.

На ее место исполняющей обязанности главного врача была назначена жена моего главного врача Татарского Евгения Николаевича, врач, причем имеющая звание заслуженного врача Татарская Нина Федосеевна.

Когда она провела первую пятиминутку, после ее окончания она радостно сказала коллегам:" Оказывается, ничего сложного нет, быть главным врачом."

Однако, через две недели прошел жуткий ураган, который повалил вековые деревья, повредил крыши, вдобавок водитель медицинского "РАФика" врезался в дерево и напрочь повредил автомобиль.

У Нины Федосеевны была сильная близорукость, а бумаги из управления приходили с очень маленьким шрифтом, причем требовался письменный ответ немедленно, а то и вчера.

При том у Нины Федосеевны обострилась гипертоническая болезнь и навалившиеся сложности не содействовали нормализации кровяного давления, она отчаянно стала просить управление - Пришлите скорее главного врача на мое место."

В ее лексиконе появилась фраза:" Два главных врача в одной семье, это слишком."

Ей отвечали - нет у нас кадров, есть кадры у Вашего мужа, главного врача санатория "Приморье", пусть он и поделится.

В санатории "Приморье" я долго был комсоргом, затем меня приняли в партию, Татарский назначал меня заведующим отделением, когда заведующий уходил в отпуск, а также я провел учения по гражданской обороне в санатории, за которые получил благодарность от горздравотдела, и, при таких обстоятельствах, вызвали меня в Ялтинский горком партии.

Отец меня предупредил, если  захочу отказаться, то сделать это должен решительно, иначе меня все равно назначат.

В горкоме партии мне сказали, что освободились два места и нужны главные врачи в санаториях "Пионер" и "Красный Маяк".

Я решительно отказался от должности главного врача санатория "Красный Маяк", сказал, что это слишком большой и сложный для меня санаторий, я точно не справлюсь, а что касается санатория "Пионер", то я спросил "можно мне подумать сутки, посоветоваться с женой?".

Никто меня не спрашивал потом, советовался я с женой или нет, вопрос был решен сразу, меня утвердили на должность главного врача.

В коридоре горкома меня встретил инспектор Охрименко и поинтересовался, что мне советовали.

Я ответил:" Советовали прислушиваться к коллективу."

Тогда он меня напутствовал:" Прислушивайся, но решай по своему."

Так я и делал.

Когда Татарскую Нину Федосеевну выдвинули в кандидаты в депутаты, надо было дать ей доверенное лицо, чтобы ее на собраниях представляло.

Я решил, что доверенным лицом должна быть врач Загривина Раиса Евдокимовна.

Мне тут же доброжелатели доложили, что между Загривиной Р.Е. и Татарской Н.Ф. имеет место что-то вроде соперничества и скрытого взаимного недоброжелательства.

Я же, напротив, решил, что если Загривина Р. Е. будет доверенным лицом Татарской Н.Ф. и будет о ней говорить хорошие речи, то это как раз послужит к улучшению их взаимоотношений, так и произошло.

Загривина Р.Е прекрасно и безупречно справилась с данным ей поручением быть доверенным лицом Татарской Н.Ф.

Впоследствии я предложил освободившуюся должность заведующего отделением в санатории "Пионер" Татарской Н.Ф., но, видимо, "наевшись досыта" административной работы в бытность исполняющей обязанности главного врача, она отказалась и я назначил заведующей отделением Загривину Раису Евдокимовну, которая безупречно исполняла свои обязанности.

Вообще говоря, когда я принял санаторий, я сразу же установил, что мне достался слаженный коллектив, воспитанный предшествующим главным врачом Слезкиной Зинаидой Степановной, где каждый знал свое дело и старательно работал, и я поставил себе задачей не ломать налаженный механизм, а стараться на сколько возможно сохранить его работоспособным.

Когда я принимал санаторий "Пионер" и знакомился с ним, в курс дела меня вводила заведующая медицинским отделением Невская Лидия Ивановна.

Сопровождая меня по санаторию, она в том числе произнесла:" Санаторий построил Мальцев для своей дочери, больной туберкулезом, но она умерла, а теперь здесь лечатся и поправляются 150 подростков, больных туберкулезом легких. Видите, как далеко шагнула советская медицина."

В санатории "Пионер" работала ветеран, медицинская сестра, коммунист Кучеренко Таисия Семеновна.

На одном из партийных собраний она сказала, что однажды написала письмо Брежневу о том, что необходимо помочь нашему детскому санаторию, но тот умер и не смог помочь.

Тогда она написала письмо Андропову, но и тот умер.

Тогда она написала письмо Черненко, но умер и тот.

Она поведала партийному собранию, что собирается писать письмо Горбачеву.

Тогда я попросил ее не писать письмо Горбачеву и добавил:" Дайте же поработать человеку."

Письмо она не стала писать, а про нее мне рассказали, что якобы однажды она не захотела идти на работу, а причины не идти не было и она вытащила из холодильника лед и стала на него ногами, чтоб простудиться и заболеть, но не заболела и на работу ей пришлось идти.

Я как-то осмелился и спросил ее при случае, правда ли то, что про нее говорили, что она стояла на льду из холодильника?

Она отрицала это, но у меня осталось впечатление, что дыма без огня не было, слухи все же имели под собой какую-то почву.

Впрочем, поскольку она была ответственной за проведение климатопроцедур у подростков, обливала их водой, отвечала за закаливание, то я расценил эти слухи в ее пользу, имея ввиду, что она такой видный специалист по закаливанию, что и сама как следует закалилась, потому и не простыла.
 
Нить моих воспоминаний извилиста и я почему-то вспомнил, что когда санаторий "Приморье" временно закрыли на капитальный ремонт, я принял на работу в санаторий "Пионер" врачом Ломакину Нонну Николаевну.

Она прекрасно работала, но ее постигло несчастье, дома она мыла полы и на скользком полу упала и сломала шейку бедра.

Ей сделали операцию в Симферополе, там ее навещали родственники, приезжая за сто километров из Симеиза.

Однажды, проведав Нонну Николаевну, ее муж на Жигулях, а также дочь и зять возвращались домой, внука они не взяли с собой, свекровь буквально вцепилась в ребенка, сказала "не пущу", попали они в автомобильную аварию.

В их Жигули со встречной полосы врезалась легковая машина, муж получил тяжелые травмы, зять долго лечился с переломами ног, а дочь Оксана погибла.

Нонна Николаевна рассказывала мне, что в ее палату спустя час после того, как они уже расстались, вдруг тихо зашла ее дочь Оксана и прошла к столу на котором стояли цветы.

Нонна Николаевна обратила внимание, что она вся была такая как обычно, но волосы были уже почему-то совершенно белые.

Она спросила Оксану:" Почему у тебя волосы белые?"

Оксана ничего не сказала, кивнула ей головой и тихо вышла из палаты.

Из сопоставления потом времени этого визита и автоаварии Нонна Николаевна поняла, что это было одно и тоже время.

Я извиняюсь, что, думая описать замечательного врача Нину Федосеевну Татарскую, я написал совсем о другом, а о ней совсем мало, но надеюсь на снисхождение и понимание читателей.


Добавление 2016 год август

Прошло время, уже четверть века с момента когда было построено и разбито штормом частично берегоукрепление, о котором я написал и мое отношение к шторму и его пагубным результатам странным образом изменилось, я не то чтобы примирился, но даже увидел в этом нечто новое для себя.

Попробую объяснить и начну издалека.

Однажды великий художник Айвазовский прогуливался берегом моря и увидел молодого начинающего художника, который пытался изобразить волны.

Он стал у него за спиной, долго смотрел на неудачные попытки, а потом попросил художника разрешить ему нарисовать волны.

Молодой художник сразу же узнал Айвазовского и немедленно уступил ему место за мольбертом.

Айвазовский взял один тюбик краски и выдавил краску прямо на мольберт.

Затем взял другой тюбик краски и следующий, в общем несколько тюбиков выдавил на мольберт.

Затем взял самую широкую кисть и один раз провел по холсту.

На холсте немедленно забушевало море.

Одна краска выступала из под другой и все вместе создавало законченную картину.

Молодой художник был поражен увиденным.

Сегодня, когда я хожу на море и вожу купаться жену и внуков я вижу прекрасный удобный пляж с пологим заходом в море, рядом "лягушатник" для маленьких детей, в море имеются куски бун, покрытые водорослями, на которых удобно стоять.

В целом у меня создается впечатление, что природа или Господь Бог, как Айвазовский, одним махом создали прекрасное произведение, Симеизский пляж Ай-Панда.

Я бы, конечно, добавил живописных валунов к волноотбойной стене возле спасательной станции, чтобы там водились крабы и рыбы, да и стену меньше бы разбивали волны, но, в принципе, оно и так хорошо.

Добавление 2016 год декабрь

В процессе строительства берегоукрепления была обнаружена крупная авиационная бомба на дне моря прямо по ходу строящейся буны.

На дне как раз работал водолаз.

Обнаружив бомбу, он немедленно вылез, сообщил о ней, и работы остановили, сообщив о бомбе подрывникам.

Когда придут подрывники, никто не знал, сказали только, что в том месте моря нельзя купаться.

Как назло дети и воспитатели лезли купаться именно туда.

В один прекрасный день я возвратился в санаторий с совещания в управлении и меня с автомобилем не пустили в санаторий мои же сотрудники.

Оставив на дороге автомобиль, я по одной из тропок пошел в санаторий.

На тропке стояла одна из санаторных медицинских сестер, которая сказала мне, что ее поставили, чтоб она никого не пропускала в санаторий, пока будут подрывать авиабомбу в море.

Разумеется меня, как главного врача, она пропустила.

В санатории я увидел совершенно сюрреалистическую картину.

Нигде не было ни одного человека, как в Чернобыле, после взрыва реактора.

Ни подростков, ни персонала.

Стояли открытые корпуса, в них открытые палаты и ни одного человека.

Вскоре прогремел взрыв, фонтан воды взметнулся на несколько десятков метров вверх, послышался стук упавших камней, это взлетевшая вверх галька упала на землю, а в первом корпусе из некоторых окон вылетели стекла от взрывной волны.

Тут же по морю от спасательной станции к грязному пятну от взрыва в море поплыла лодка со спасателями, которые начали собирать оглушенную взрывом рыбу.

Вскоре все сотрудники и подростки были на месте.

Я поблагодарил коллектив за высокую организованность, которую они все проявили в этой нетипичной ситуации, особенно выделив дежурного врача и все врачей.

Тогда не было мобильников, никто не мог мне ничего заблаговременно сообщить, просто все сработали по ситуации на совесть, главное, никто не пострадал.

При этом, несмотря на то, что какое-то время в санатории никого не было, случаев воровства или мародерства установлено не было, жалоб не поступило, все обошлось.

Вообще, в санатории "Пионер" была какая-то особая атмосфера одухотворенности, вспоминая то время, я не могу не любить своих сотрудников и подростков.

Вечером, как дежурный врач, я проходил по палатам и желал спокойной ночи детям, уже лежащим в кроватях, один подросток спросил меня:" Александр Николаевич! А почему Вы так уважительно относитесь к нам, подросткам?"

На это я ответил:" А как же иначе? Ведь у меня и у других взрослых судьба уже определилась, а вы, подростки, можете стать кем угодно, академиками, маршалами, великими людьми в разных областях знания и искусства, чего я вам от души желаю, вот эту вашу возможность я и уважаю, потому так к вам и отношусь."

Добавление 7 июня 2017 года.

Сегодня я с женой был на пляже и первый день в этом голу купался в море, вода была 21 градус.

Я с удовлетворением увидел, что к стене берегоукрепления, которое зимой частично было разбито штормами, навалили крупных камней - валунов, которыми защитили стену от волн.

Наконец-то, спустя три года от первых моих обращений к властям с аналогичным предложением оно, то ли с моей подачи, то ли у кого-то самостоятельно появилась здравая мысль, она оказалась осуществлена.

Купающимся эти камни не мешают, а спустя небольшое время, я уверен, мальчишки будут там ловить крабов, которые очень любят для своего расселения именно такие места.

В целом, несмотря на выраженную инерцию в действиях местной власти, она периодически совершает действия в должном направлении, что вселяет в меня умеренный оптимизм.

Добавление 1 июня 2018 года

Сегодня я узнал, что выделены средства на восстановление берегоукрепления санатория "Пионер", причем, якобы сделают не только участок восточнее скалы Дивы, но и западнее.

Я не видел еще этого проекта, но, сказывают, что буна будет восстановлена, обложена полностью "ежами-тетраподами", а от буны к скале Диве проложат на глубине 7 метров барьер, чтоб гальку так сильно не уносило вглубь моря.

Некоторые не любят эти тетраподы, но я должен сказать, что красивый галечный пляж, это удобное место купания, но безжизненное место для обитателей моря, поскольку галька перетирает все живое, как камешки в желудке у птиц.

Потому не менее 50% ширины пляжа должны занимать тетраподы, куда людям тяжело соваться, но зато раздолье морской живности, и водорослям, и мидиям, и рыбам, и крабам.

Поэтому тетраподы вполне уместны вокруг буны с точки зрения уменьшения разрушительной активности волн и с экологической точки зрения.

Добавление март 2021.

Мне сообщили, что ремонт берегоукрепления закончен и вход на пляж свободен.

Разумеется я заглянул посмотреть, что получилось в итоге.

Увидел, что хорошо сэкономили, никаких тетраподов не добавилось, да и буну не восстановили.

В принципе для сельской местности сойдёт и то, что построили, но более всего меня огорчило то, что я не нашёл трубы, в которую стекали воды источников.

В прежнем варианте даже после шторма оставалась металлическая труба диаметром около 40 см, в которую стекали воды источников.

Сейчас же я увидел, что трубы нет, лоток возле дороги переполнен водой и она стекает под асфальт в щебенку.

Недостаток такого инженерного решения не только в том, что эта вода неизбежно размоет покрытие дороги, но также в том, что к лету обязательно, несмотря на отсутствие канализации, объявятся шашлычники, оскверняющие чистый воздух пляжа дымом своих мангалов, причём дым стелется именно над пляжем.

Беда в том, что при отсутствии канализации шашлычники и прочие кафе моют посуду и сливают грязную воду в лоток возле дороги.

Раньше, когда металлическая труба отводила эту грязную воду в сторону, на поверхности моря появлялась совсем небольшая пленка жировых пятен.

Теперь же, когда грязная вода через щебень будет протекать свободно на пляж, поверхность морской воды будет загажена намного сильнее.

Зная склонность местной администрации к выдаче довольно странных разрешений, можно предполагать, что загрязнение пляжа будет неизбежным.

Ведь до ремонта берегоукрепления на пляже были установлены душевые кабинки, слив из которых осуществлялся в небольшую пластиковую ёмкость, закопанную в гальку на пляже, причём невооруженным глазом можно было видеть, что фактически вся вода после мытья людей оказывалась в море, где другие люди купаются.

Идеально было бы, чтоб выполнялся закон, устанавливающий запрет на всякую хозяйственную деятельность в пределах 20- метровой зоны от пляжа.

Эту 20- метровую зону следует считать от подпорной стены, на которой находится пляжная дорога, а не от гальки, которая при каждом шторме меняет своё место.

Добавление ноябрь 2023 года.

Катастрофический шторм, который частично разрушил берегоукрепление санатория "Пионер" состоялся 15 ноября 1992 года.

Повторный катастрофический шторм произошёл 26 ноября 2023 года. Он нанёс несколько меньшие повреждения, чем шторм 1992 года, но тем не менее повреждения ощутимые.

Таким образом, промежуток между этими штормами в Симеизе составил 31 год.

В Крыму были между 1992 годом и 2023 годом ещё два шторма больших, но на Симеизе они тогда не отразились сильно.

Для Крыму вообще характерны катастрофические шторма, но статистика показывает, что они участились.