Царь михей

Алексей Горшков
СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
ТЬМУ - ТАРАКАНЬЕ ГОСУДАРСТВО ЗАПИВОНИХА
От автора
Сказки для взрослых «Тьму-тараканье государство Запивониха» - это современная история государства российского от Михаила Горбачёва до Владимира Путина. Горбачёв попал в эту «историю», потому что фактически оказался «крестным отцом» современной России.
Первые две сказки из этой серии - «Конкурс женихов» и «Заморская девица» - автор предлагает читателям для «разогрева», чтобы втянуться, на волнах легкого юмора, в жизнь Запивонихи и её «славных героев» - царских особ и их верных слуг.
Желаю всем лёгкого, весёлого чтения.  Алекс Гор

ЦАРЬ МИХЕЙ

1. Конкурс женихов

Давным-давно, в три - девятом царстве, во тьму - тараканьем государстве жил-был царь по имени Михей Горбатый, у которого было два сына и боле никого. Правил царь народом своим, а народ-то хлебушек да детишек взращивал, чтоб росла силушка государства тьму - тараканьего. Тяжела была царева доля: то подскажи мужикам, когда хлеб сеять, то прикажи, когда урожай сымать. Знамо дело - за мужиком глаз да глаз нужон. Мужик без хозяйского пригляда, что дитя малое - враз все прогуляет, пропьет и пойдет босым по миру. Босяк он и есть босяк.
Да и мужику нелегко приходилось. Царю - батюшке родному угоди, государство разлюбезное тьму - тараканье накорми, да и про семью свою не забудь, коль силы еще останутся. А как справил все дела, тут уж не грех и причаститься, слава богу, всегда было чем заботами царя - батюшки.
Так и жили. Тужили - не тужили. Ни шатко, ни валко. В народе так и говорили: жизнь не гонка, а сплошная самогонка. Да вот однажды всколыхнулось сонное царство. А случилось это воскресным утром, когда мужики посиживали по своим хатам за стаканом утреннего кофею, да газетки почитывали. А с грамотностью, надо сказать,  во тьму - тараканьем государстве полный порядок был - все шибко грамотными были. Ну вот, почитывают мужики газетки, а в них царский указ пропечатан: так мол, и так, объявляется конкурс женихов «А ну-ка, парни!», а победителю достанется приз - девица заморская в жены и полцарства в придачу. Мужики как про это прочли, так стаканы с кофеем в сторону, шапки в руки и за порог. Только двери в избах и захлопали: Хлоп! Хлоп! Хлоп! И такой грохот по всему государству тьму тараканьему поднялся, что те, кто газет не читал, шибко испужались, решив, что война началась либо светопреставление наступило.
А тем временем все мужицкое население государства тьму - тараканьего стеклось на площадь перед царским дворцом. Гудит толпа, дрожит от нетерпения - всем охота на девицу заморскую поглазеть. На своих-то баб занюханных уж и глаза-то не глядят, а вот  - заморских еще не видывали.
 А тут и сам предмет вожделенный явился. Выпорхнула на балкон девица  молодая, кулачками глазенки трет, потягивается, да позевывает - ото сна никак не пробудится. А на красавице рубашонка какая-то вся прозрачная, которая все ее прелести заморские не скрывает, а вовсе наоборот. Мужики посмеиваются в бороды и в голове мысли всяческие прокручивают. Не на счет того, чтоб ожениться на девице заморской - у всех семеро по лавкам мал мала меньше, - а вовсе наоборот. А девица пробудилась, наконец, совсем и как увидала столько-то мужиков у своих ног, так сразу заулыбалась, ручонкой приветливо помахала и крикнула: «Чао!»
Чаво - чаво? - не поняли мужики, а девицы уж и след простыл.
Тут на балкон сам царь - батюшка вышел, позевывая и почесываясь. Хоть он и не при мундире был, и не при регалиях, а в пижаме ночной и в шлепанцах на босу ногу, но мужики сразу в нем царя признали, поскольку на его голове корона восседала. Знамо дело - раз при короне, значит царь. Сдернули мужики шапки с голов и проголосили: «Здоров будешь, царь - батюшка!»
 - Здорово, мужики, - приветливо ответствовал царь. - Никак все мужицкое население здеся собралось, как я погляжу? 
          - Не все, Иванушки - дурачка нету, - раздался голос из толпы.
           - Ну, так, стало быть, девяносто девять и девять десятых процента, хихикнул царь. - Только вот что я вам скажу, мужики. Нам не голосовать надо нынче, а назначить кандидата в женихи заморской девице.  А поскольку это дело международное, то участвовать в конкурсе должны лишь представители от народа, а не все мужицкое население тьму - тараканьего государства. Кто ж тогда работать и кормить государство будет, ежели, все международными делами вздумают заниматься? Так я говорю?
        - Так! Так! - отвечали мужики. - Что ж мы без понятия что ли.
          - Ну, раз так, то слушайте мой указ, - провозгласил царь. - Повелеваю назначить от народа для участия в конкурсе Иванушку - дурачка, а от государства тьму - тараканьего - моих сыновей. Председателем жюри назначаюсь я.
        Мужики согласно закивали головами.
       А царь обвел свой народ строгим отеческим взглядом и распорядился: «Доставить завтра к утру во дворец Иванушку - дурачка! Ну а вы, мужики, ступайте с богом по домам. Работать надо.
           С этим мужики и разошлись, довольные собой и царем - батюшкой.
      На утро, доставили Иванушку - дурачка в лучшем виде во дворец и представили перед царскими очами. Царь ему и говорит: «Вот что,  братец. Будешь в конкурсе участвовать. Условия таковы: кто всех больше песен сыграет, тот и выиграл. ПонЯл?
          - ПонЯл, что ж тут не понять, - отвечает Иванушка.
           - Ну раз понЯл, так играй! - приказал царь и, сунув парню в руки балалайку, взгромоздился на трон, на спинке которого табличка болталась: «Председатель международного жюри».
            Вскинул Иванушка балалаечку, взмахнул рукой и ударил по струнам. Эх-эх-эх-эх! Три-тата-три-тата! Эх-эх! Какие только коленца не отрывает Иванушка, какие только переходы не придумывает. Задорно заливается балалайка, а ноги сами в пляс пускаются. Сидит царь на троне, ножками притоптывает, ручками прихлопывает и подпевает: Эх-эх-эх!
            Уж солнце в зенит встало, царь давно притомился и, свернувшись калачиком, сладко посапывает на троне, а Иванушка все играет. Ух-ух-ух! Разгорелся наш утюх! Уж солнце на землю скатилось, уж царь отобедал и отужинал, уж кукушка на царских ходиках голос сорвала, а Иванушка, знай себе, играет.
 Ох-ох-ох! Где найдешь таких пройдох! Уж полночь наступила и ошалелая кукушка, выскочив из ходиков, в конец осипшим голосом прошипела: Ка-ку. Ка-ку..., а Иванушка все не унимается. Да только царь задвинул рукой взъерошенную птичку в ходики и гаркнул: «Довольно! Кончай игру!».
             - А чё, я еще могу! - возразил Иванушка.
        - А я сказал хватит! - рассердился царь. - Первый тур закончился. Ступай домой!
            Только Иванушка собрался уходить, как царь ему и говорит ласковым голосом: «Вот что, братец. Завтра на второй тур можешь не  являться. Ты свое отыграл. Молодец. Освобождаю тебя от всякой работы на цельный завтрашний день. Ну, ступай с богом!.
             Эх, и добрый же царь - батюшка, и внимательный к людям!
          Назавтра, после обеда начался второй тур конкурса, в котором царские сыновья состязались. Первым был старший сын, здоровенный детина с хмурным взглядом. Взял он гармошку, сел на табурет и заиграл. Что-то хмурное. Часа четыре мучил гармошку царевич, а когда из ходиков вылезла безголосая кукушка и, заложив крыло в клюв, свистнула семь раз, он прервал игру, отложил гармонь в сторону и молча удалился. На ужин царевич никогда не опаздывал. Воспитание!   
     Младший царевич был парнем пошустрей, легким и быстрым на руку. Подхватил он гармошку, развернул меха, и ну давай чесать что-то такое залихватское. Играет он, играет, уж день на исходе, вот-вот кукушка появиться и каким-нибудь образом оповестит, что полночь наступила, да только тут гармошка не выдержала - разорвались ее меха.
          Отложил царевич гармошку, а сам на заморскую девицу пылкие взгляды бросает, чувствует себя уж победителем. Да только тут царь вдруг спрыгнул с трона, схватил гармошку и начал меха раздувать: Фыр-пыр-фук-пук-фыр-пыр-фук-пук.
        - Ну, ты даешь, старина, прям авангард какой-то! - прыснула заморская девица.
         - Вестимо авангард, - ответствовал царь. - Поскольку царь всегда всех впереди! И за царем всегда последнее слово! Фыр-пыр!
        С этими словами царь отшвырнул прочь рваную гармошку, взял под руку девицу и увел ее в свою опочивальню. Вот так царь получил в жены заморскую девицу и полцарства в придачу. Своего собственного, в личное пользование на законных основаниях. Заработал - получи!  Тут и сказке конец. Чао! Фыр-пыр!

2. ЗАМОРСКАЯ ДЕВИЦА

Давным-давно, в три - девятом царстве, тьму - тараканьем государстве жил-был царь Михей, у которого была женушка заморская и два сына от первого брака, и боле никого. Зато у царя было полцарства в личном пользовании, которые он получил, выиграв конкурс женихов. Ну да эту историю мы уже знаем. Пора бы и о молодой царице слово молвить.
Еще и медовый месяц не истек, а молодая царица уже загрустила. Скучно ей стало все дни напролет в царских палатах да в опочивальне проводить. Развлечений да впечатлений новых захотелось. И заявила она царю-батюшке, супругу своему, что мучает ее одна страсть великая, желание огромное неудовлетворенное. Мол, рвется ее душа молодая постичь тайну великую искусства игры на гармонике да на балалайке. А до тех пор, пока не овладеет она этими тайнами великими - не видать ей покоя.
Призадумался царь, заскреб бороденку жиденькую. Не велико желание женушки молодой, да все ж денег стоит - учителей музыки нанимать, на ноты тратиться. Скупердяй был старик, когда речь о своих кровных денежках шла.
Вот что, душа моя. Распоряжусь-ка я, чтоб консерваторию построили за счет казны. Там ты и овладеешь всеми искусствами, - внес предложение царь.
  - Нет! - топнула ножкой женушка, - не хочу консерваторию. Когда ее еще построят? Не могу ждать. Хочу немедля овладеть искусствами!
   Вновь призадумался царь, да тут его и осенило: «Верно, душа моя, зачем нам консерватория, коли во дворце доморощенные музыканты водятся!»
   - Это кто ж такие? - невинным голоском спрашивает молодуха.
  - Да хоть сыновья мои. Эван как оба на гармошке наяривают!
   - А кто ж у тебя во дворце на балалайке наяривает? - напирает заморская девица.
   - Да хоть Иванушка-дурачок, - отвечает царь.
   - А он вовсе и не при дворе! - надула губки девица.
    - Велика беда, - выпятив грудь отвечает царь. - Враз на государственную службу Ивана назначу!
    - Хорошо, - вздохнула женушка, - как ты скажешь царь-батюшка, так оно и будет. Сказала так и скромно очи опустила, скрывая задорный блеск глаз.
    Обрадовался царь, что так удачно дело обернулось. И молодой жене угодил, и кармана своего не тронул. Тут же издал царь указ о назначении Ивана дворцовым конюхом и повелел ему, а также сыновьям своим, обучать царицу всем тайным искусства ею желанного столько, сколько она того пожелает.
  И настали для молодой царицы денечки золотые. Чуть свет она уже на ногах и бегом к старшему царевичу на гармошке играть. Выйдет от него разрумяненная, выдохнет только:  Уууу!,   и тут же к младшему царевичу спешит уроки брать. К обеду выйдет от него вся раскрасневшаяся, скажет только:  Оооо!  Перекусит наскоро и бегом на конюшню к Иванушке балалайкой овладевать. К вечеру возвращается в палаты, а на ней уж и лица нет, только и в силах произнести: Эх-эх-эх! Ух-ух-ух!. Трудолюбивая оказалась царица всем на удивление. Сколько раз ей царь говаривал: «Не жалеешь ты себя, душа моя».  А она в ответ всегда одно: «Искусство требует жертв!» Вот так изо дня на день и трудилась царица, не щадя живота своего, а на супруга царя уж и время у нее не оставалось. Правда супругу ее законному удавалось изредка расправить меха своей гармошки, да и игрок то он был уж никудышный.
 Сколько так время прошло - неведомо. Да вот  только однажды наступил самый радостный и долгожданный для тьму-тараканцев день - день рождения разлюбезного царя-батюшки. Приказал царь выкатить народу своему столько-то бочек бормотухи, а во дворце праздничный обед учинил, тоже за счет казны. Сидит за столом придворная знать, пьет вина заморские, поедает яства изысканные, наслаждается фруктами невиданными да прославляет царя-батюшку любимого. А царь от такой любви народной так растрогался, что аж слезу пустил.
          А как гости все вина выпили да все яства съели, так кто в пляс пустился, а кто под лавку упал. А царю чего делать - поплясал бы, так уж ноги, не носят, а за столом одному сидеть средь грязной посуды  - тоже не весело. Поскреб царь бороденку, икнул сытно, да тут его и осенило. Хлопнул царь в ладоши и приказал его слушать.
          - Вот что, разлюбезные гости, приготовил я для вас большой сюрприз. И гадать вам ни гадать - не разгадаете.
          Тут все начали предположения делать.
          - Из пушек по воробьям стрелять? - пробасил военный министр.
          - Это уж было - прокричали гости.
        - На заморских каретах кататься? - спросил министр финансов.
          - Да это уже надоело! - прокричали гости.
          - Дрова рубить? - заикнулся министр здравоохранения.
         - Ну ты даешь! Вот насмешил! Ха-хаха! Хо-хохо! - развеселились гости.
         - Ну хватит, хватит! - замахал руками царь и икнул для важности, - мол от ваших дурацких шуток у царской особы икота наступает.
         Поправил царь корону, съехавшую на ухо, и говорит: «А сюрприз-то вот какой. Моя женушка ненаглядная, душа моя разлюбезная, обучилась искусству музыкальному. А чему царица обучилась, сейчас она вам и покажет. Принесть сюда балалайку да гармошку!»
          Как услыхала это царица, так ноженьки то у нее сразу и подогнулись, и она тихо так на лавочку и опустилась. А слуги справные уж и инструменты принести и перед царем предстали. Взял царь балалаечку в руки, глядь, а на ней все струны оборваны.
         - Что это за безобразие такое? - топнул ногой царь.
         - А это, царь-батюшка, мышка струны пообгрызла, так Иванушка велел сказать, - докладывают слуги.
         Взял тогда царь гармошку, развернул меха, а гармошка фыр-пыр-фук-пук из дырки выдохнула.
         - Это почему ж меха у гармошки дырявые? - топнул царь другой ногой.
         - Так это ж еще с прошлогоднего конкурса международного. Не изволишь ли припомнить, царь-батюшка? - слуги отвечают.
         - Так немедля принести другой инструмент! - приказал царь и двумя ногами притопнул.
        - А нету, царь-батюшка, другого инструменту во всем государстве тьму-тараканьем, - отвечают слуги.
         Поскреб царь бороденку, икнул просто так, обернулся к царице и спрашивает ее: «А как же ты, душа моя искусствами овладевала?».
          Вздохнула царица и отвечает: « А так вот и овладевала, как могла».
          Икнул царь жалостливо да и зашаркал к себе в опочивальню.
          Правда аль нет, да сказывают, что отослал в скорости царь девицу заморскую туды, откуда она взялась. А вот полцарства себе оставил. Что мое, то мое, а чужого нам не надо.
          Тут и сказки конец. Ауф фидер зейн. Фыр-пыр.

3. КОКОСОВЫЕ ОРЕХИ

Давным-давно, в три - девятом царстве, тьму - тараканьем государстве жил был царь Михей, у которого два сына было и боле никого. Была, правда, прежде у царя женушка молодая, девица заморская, да рассерчал на нее царь за чтой -то и отослал обратно туда, откуда взялась. Ну да это дело житейское. С кем не бывает.
Да вот только с тех пор занемог царь. Сидит целыми днями в палатах своих царских и все дела забросил. Ни государством не руководит, ни народом не правит. Сколько так времени прошло - мало ли, много ли - только однажды вышел царь из палат и приказал в дорогу собираться. Решил царь по государству своему тьму - тараканьему прокатиться, на народ посмотреть, да указания полезные на местах сделать. Недолгие были сборы. Взял царь с собой двух-трех министров кое-каких, столько-то подвод с провизией, да два полка стражников. Только и всего. Залез царь с министрами в карету заморскую, стражники лошаденок чистокровных оседлали, да с песней в путь и пустились. А песня славная была. Вот сколько уж лет прошло, а ее до сих пор поют: Куда идет наш царь - большой секрет, большой секрет. А мы идем величеству вослед. Величество должны мы уберечь от всяческих ему ненужных встреч. Ох, рано встает охрана!»
Ехали они так ехали и добрались, наконец, до деревушки под названьем «Запивониха», которая, как раз посреди рощи кокосовых пальм разместилась.
Спрашивает царь у своих министров: «Что это за название такое странное?», а те только плечами пожимают. Решил тогда царь сам разобраться что к чему. Въехали они в деревню, и тут царскому взору такая живописная картина предстала. Все мужицкое население деревушки собралось у какого-то покосившегося сараюшки, и одна половинка этого населения в длинной очереди стояла, а другая - на земле возлежала.
- Что это такое? - недоумевает царь, - Объяснить немедля!
Подвели к царю старосту местного - которого все Борькой кликали - и он все как есть и объяснил: « Те мужики, - говорит, - которые лежат, в настоящее время культурно отдыхают, понимаш, а те, которые стоят, - за кокосовыми орехами в очереди пребывают».
- А какого хрена им в очереди за кокосовыми орехами пребывать, коль кругом кокосовые пальмы растут? - сердито царь спрашивает.
- Пальмы то растут, да орехов на них нет, - отвечает местный голова.
- А куды ж они подевались, орехи то? - удивился царь.
- Да кто ж их знает, царь-батюшка, - развел руками староста - испокон веков были, а тепереча куда-то сплыли. Вот такая загагулина, понимаш.
- А за какими же тогда орехами мужики стоят? - не унимается царь.
Тут царский министр торговли Авен компетентно так живот вперед выкатил и толстыми губами говорит царю: «Так мы, царь-батюшка, проблему с орехами давно решили. Мы тепереча их из заморских стран привозим в нашу тьму - таракань».
Царь доволен остался своим министром, и говорит старосте: «Да, братец, проблему с орехами я давно решил. Ты мне тепереча ответь почему половина мужиков в лежачем положении пребывает?».
- Так они, царь-батюшка, в стоячем положении никак не могут пребывать, поскольку уже приняли, - отвечает староста.
- Чаво приняли? - не понял царь.
- Известно чаво. Первача колу, - пояснил староста.
-Чаво, чаво? - рассердился царь.
В ответ Борька красноречиво щелкнул себя по шее грязным пальцем и хитро так глаз прищурил. Тут царь сразу понял о чем речь идет и даже хихикнул от облегчения. Но не успокоился на этом - уж больно дотошный был - и опять спрашивает: «И что же такое выходит? Как я кумекаю, одни, что лежат - уже приняли, а другие, что стоят - еще нет. Так что ли?».
- Так все оно и есть, царь-батюшка, - почтительно отвечает староста, пораженный царской мудростью.
- А почему так, ты мне скажи? Что за дис-кри-ми-нация такая? - строго царь спрашивает.
Тут староста подробно стал объяснять царю сложный распорядок жизни деревенской:  «Те мужики, что в очереди за орехами пребывают, как только их получат, так сразу их них первача колу наварят, а как наварят первача, так сразу и примут, а как примут, так сразу культурно отдыхать лягут заместо тех, кто в настоящее время отдыхает, а те кто сейчас отдыхает, сразу в очередь за орехами встанут, а как получат орехи, так сразу первача сварят, а как сварят, так сразу и примут, а как примут...»
Но тут царь замахал руками и приказал старосте замолчать, поскольку его царская голова закружилась от таких объяснений. А когда голова раскружилась обратно, царь и спрашивает: «А когда ж мужики работают - то?».
Староста вздохнул, поскреб пятерней в кудлатом затылке и говорит: «А когда ж работать-то, царь-батюшка, ежели полдня в очереди за орехами стоять надо, да еще полдня первача варить? Вот ведь, закавыка какая получается, понимаш. Но зато у мужиков уверенность в завтрашнем дне, понимаш».
Задумался царь над этой закавыкой, да только сразу и не придумал ничего. Уж больно сложная задачка оказалась. Приказал тогда царь резиденцию ему приготовить, и как въехал в нее, так сразу собрал своих министров, и как только они закусили хорошенько, так сразу стали совет держать.
- С ентим безобразием надо покончить! - сказал царь.
- Проше простого. Забрить всех мужиков в армию, упал - отжался, и никаких проблем, - пробасил военный министр Гусь.
- Это плохо отразиться на нашей внешней торговле, - буркнул министр торговли Авен.
- Чем больше мужик пьет, тем богаче казна, - осторожно заметил министр финансов Живоглотов.
- Пить - здоровью вредить, - произнес министр охраны здоровья Чих.
Думали они так, думали, пока не придумали, тут сразу и царский указ обнародовали. Тепереча и впредь, гласил указ, торговать орехами кокосовыми разрешается только после захода солнца. И сразу все изменилось в Запивонихе. Тепереча мужицкое население на две половинки не распадалось. Теперь мужики все как один с утра в очередь за орехами вставали и до захода солнца в ней и пребывали. А потом так же дружно в лежачее положение переходили.
Вновь собрал царь своих министров. Долго они головы ломали, пока новый указ не вышел. Тепереча пребывание в лежачем положении вообще запрещалось, а нарушителей указа ждало наказание суровое, вплоть до отсечения головушки бестолковой.
Наутро царь самолично решил проверить, как его указ выполняется. Сел он в карету и приказал везти себя вдоль деревни. И что же видит царь? А видит он вот что. Одна половина мужицкого населения терпеливо в очереди за орехами пребывает, а другая половина, которая за ночь первача наварила и, стало быть, уже приняла, на пальмы позалезала и оттудова вниз головами так и сигает. Зажмурил было царь глаза от страху, а когда разжмурил, так и ахнул. Под каждой пальмой огромные кучи из листьев и всякого мусора были насыпаны, а из каждой такой кучи по две-три пары ног торчало. Так мужики и отдыхали культурно в стоячем положении, благо законом не запрещено. Вздохнул царь тяжело и подумал про себя - голь на выдумки хитра. А потом махнул рукой - ну их всех к лешему! - и отменил все свои прежние указы новым царским указом. Пущай уж первача принимают, решил царь, а то поубиваются все, а кто ж тогда работать будет? Хотя и так никто не работает. Вот ведь, закавыка какая получается. Сплюнул царь в сердцах и уехал к себе во дворец. А кто слушал - молодец.

4. ГЛАСНОСТЬ

Давным-давно, в три - девятом царстве, тьму - тараканьем государстве жил-был царь Михей, у которого два сына было и боле никого. А о царице бывшей, девице заморской, уж и вспоминать больше не будем, а поведем сказ о царе Михее.
Надумал как-то царь наведать страны заморские да поглядеть как народ там живет, - как в его Запивонихе, аль ещё хуже? А поскольку решил он как частное лицо выехать, то налегке и поехал. Взял с собой лишь казначея, да брадобрея, да лакея, да два полка стражи. Вот и все. Погрузились они на корабли быстрые, подняли паруса алые и поплыли по морям-океанам.
Долго ли царь путешествовал, аль нет, да только однажды возвратился к родным берегам, сгрузил на подводы сувениры заморские, да и прямым ходом к себе во дворец. А как прибыл во дворец, так сразу всех министров созвал и говорит им: «Вот что, господа хорошие, с завтрашнего дня будем жить по-новому. Тепереча у нас будет плю -ра - лизм, де- мокра - ти -зация и властность...то есть эта, как ее, тьфу-ты - гласность! Все понЯли?»
А министры рты пооткрывали, глаза вытаращили - таких слов и отродясь не слыхивали - да, поди ж ты признайся в этом, царь враз взашей выставит. Так что министры животы раздули и дружно хором царю прокричали: «ПонЯли! ПонЯли! Царь-батюшка!»
- А раз понЯли, так исполняйте живо! - грозно царь приказал.
Выскочили министры из царских палатей, а чего, да как исполнять, никто из них и не знает. Да только виду в этом друг другу не подают. Кому ж охота дурее других быть. Расползлись министры по своим кабинетам дворцовым, повызывали к себе чиновников рангом поменьше, выкатили компетентно животы вперед да толстыми губами приказы приказывают: мол, так вот и так, по велению царя-батюшки, с завтрашнего дня в государстве тьму - тараканьем должна быть полная властность. Обеспечить!
Тут и закрутилась машина государственная: Жик-жик! Жик-жик!, да и покатилась по всему государству тьму-тараканьему: Хлоп-хлоп! Хлоп-хлоп! На завтра, уж к полудню властность была обеспечена, а к вечеру - увековечена.
Сколько так времени прошло - не ведомо, да только однажды решил царь узнать как его приказ исполняется, и как народ его тьму-тараканский жить стал по-новому. А поскольку занемог малость царь, то не резон ему был ехать в Запивониху, а по сему распорядился он, чтоб весь народ на дворцовой площади собрали.
Ну, народ и собрался. Знамо дело. Вышел царь на балкон к своему народу, а народу то видимо невидимо и весь он рядом совсем, прямо под ногами царскими, а перед ним лишь цепь стражников и более никого. Стоит царь рядом со своим народом, да только чувствует, чего-то ему не хватает. Да тут и понял чего. Никто шапок не ломает да и не кричит приветствия. Нахмурился царь и сердито так посмотрел сверху вниз - мол, чавой-то вы царя своего не приветствуете?
А народ все молчит.
Удивился царь и уж добрым голосом спрашивает: «И чавой-то вы все хмурные такие? Аль новая жизнь не по душе?».
Да молчит только народ, и все тут.
Рассердился царь, топнул ногой и приказывает: «Отвечать, коль я спрашиваю!». Потом покрутил головой по сторонам да и ткнул пальцем в какого-то мужика - «Вот ты!». Тут же из - под царского балкона двое в черном выскочили, мужика под локотки схватили и прям перед царским балконом и поставили.
- Отвечай! - приказал царь мужику.
- А почему я? - испугано проговорил мужик, - что я рыжий что - ли?
Посмотрел царь на мужика, глядь, а он и в самом деле рыжий.
- Рыжий! Рыжий! А ты и впрямь рыжий! - зашелся царь смехом, свесившись с перил балкона и тыча пальцем в мужика.
Ну, тут и народ ожил. Вначале в первых рядах загоготали, потом все дальше и дальше, пока вся площадь не задрожала от гогота веселого. «Рыжий! Рыжий!» - ревет народ, да так, что стекла в окнах дворца звенят. Насмеялись все всласть, а когда поутихли, царь и говорит: «Вот что, Рыжий, расскажи-ка мне про свое житье - бытье. Да не бойся, говори все как есть. Тепереча у нас полная властность... Тьфу-ты, ядрена вошь, - полная гласность!»
- А чего говорить-то, отвечал мужик, - властность, она и есть властность.
- Да не властность, дубина ты стоеросовая, а гласность! - вразумил царь мужика.
- А что это за зверь такой, гласность? - осмелился спросить мужик.
- Фу-ты, господи, - развел руками царь, - уж цельный год в государстве гласность, а он все не знает! Небось, все время в лежачих прибываешь? - хихикнул царь, выразительно щелкнув пальцем по шее.
- Да я как все, царь-батюшка. Не лучше, не хуже, - скромно мужик ответствовал.
- Ну да ладно, - говорит царь, - специально для тебя даю объяснения. Гласность - это когда можно говорить все, что хошь. Вот все, что хошь, то и говори. И не бойся. ПонЯл?
Мужик почесал пятерней за ухом, прищурил хитро глаз и говорит: «Допустим, понЯл. Говори что хошь, и все дела. А вот скажи мне, царь-батюшка, а делать можно тоже все что хошь?»
Тут пришла очередь царя за ухом почесать, отчего корона царская съехала на другое ухо. Подумал царь, подумал и говорит: «Делать можно тоже все что хошь, но только в пределах гласности».
- Это как же это? - не понял мужик.
- А так, - отвечает царь, - что можно говорить, то и делать можно, а чего говорить нельзя, того и делать нельзя. ПонЯл?
- Одну половину понЯл, а другую - не понЯл, - отвечает мужик. - Как же это нельзя делать того, чего нельзя говорить, коли можно говорить все что хошь, как ты давеча сам сказал, царь-батюшка?
Тут царь передвинул корону с того уха, на которое она съехала, на то ухо, за которым он давеча чесал, и призадумался. Вот закавыка какая. Сразу и не ответишь. Подумал-подумал и говорит: «Я так тебе скажу, мужик. Допустим, надо дело какое государственное сделать. Ты говоришь одно. Я - другое. А кто еще третий - свое говорит. Ну, обменялись мы мнениями. Это хорошо. Это плю-ра-лизм. Да теперь дело делать надо. А дело-то делать надобно только одно, а не три. Стало быть, говорить можно все что хошь, а делать все что хошь нельзя. ПонЯл?»
Почесал мужик за ухом и говорит: «Я так, царь-батюшка, понимаю. Могу значит, я говорить все что хошь. Еще кто-то говорит все что хошь. Да только говори мы не говори, а никакого дела государственного из этого не получится. Куды ж нам государственными делами заниматься. А вот что ты, царь-батюшка, скажешь, то и делать можно. Так я понЯл?»
Крякнул тут царь, снял корону, утер пот со лба - ух и въедливый мужичок оказался - и говорит: «Ну, вот что, Рыжий. Ты мне совсем голову заморочил. Я вот что скажу. Нам всем еще надо учиться гласности и плю-ра-лизму. Так что расходись все по домам. Учиться будем».
Тут и сказке конец. Может, хватит сказки сказывать. Давно поря учиться - гласности, плю-ра - лизму и демо-кра-ти-зации.


5. ГуКаЧаПуха

Давным-давно, в три-девятом царстве, тьму-тараканьем государстве жил-был царь Михей, который надумал обучить свой народ гласности и плюрализму. О том, как началась эта история, вы уже знаете, а посему поведем теперь сказ о том, что из этого вышло.
Ежели вы чего еще помните, то, наверное, не забыли, что приказал однажды царь всему населению тьму-тараканьему учиться гласности и плюрализму. А поскольку все тьму-тараканцы шибко грамотными были, то дружно стали все эти премудрости заморские осваивать и, надо сказать, очень скоро добились успехов немалых.
И началась в тьму-таракании новая жизнь, новый «модус вивенди», выражаясь культурным языком, установился. Тепереча все говорили что хошь, когда хошь и где хошь. Одним словом, полный плюрализм утвердился в тьму-тараканьем государстве.
Царь радуется не нарадуется новому модусу вивенди  и обещает народу своему все больше гласности и все больше плюрализма с каждым днем и даже с каждым часом. Стал царь по заморским странам разъезжать и успехами своими хвастаться. Хвастается и хвастается, что мол, тепереча он в своем тьму-тараканьем  государстве новый модус вивенди установит, который будет называться плюрализм и демократия с новым человеческим лицом. Что эта за штука такая никто толком не понимает, да только царь Михей так заморским государям понравился, что решили они потрясти своими кошельками и отвалили царю тьму-тараканскому большую награду за его успехи, и назвали это деяние Нубелевской премией.
А в жизни тмьу-тараканьего государства тем временем большие перемены произошли. Шибко грамотные тьму-тараканцы, налопавшись гласности с плюрализмом больше, чем каши пшенной с маслом, не захотели больше под одним царем жить. Стало тьму-тарканье царство на вотчины и княжества распадаться, и в каждом таком княжестве свой князек правил со своими боярами. Вот уж и в Запивонихе свой собственный Князь-Борис объявился, и заявил на весь мир, что не будет больше царю Михею подчиняться да в ножки кланяться.
Заволновались главные министры царя Михея и побежали гурьбой к царю-батюшке, и говорят ему - так мол и так, сокол ты наш ненаглядный, надобны кончать с ентой гласностью и плюрализмом да пообрезать коготки новоявленным князькам, и прежде всего, дерзкому Борьке, а то не успеешь и глазом моргнуть, как без царства останешься, так что ты только прикажи, царь-батюшка, а мы враз дело сделаем. Запыхтел царь Михей, заерзал на своем царском троне, переложил корону с левого уха на правое и ответствует боярам своим: «Да я что, я, мол, ничяво, вы тут разберитесь, что к чему, а я покедова морские ванны попринимаю, здоровье пошатнувшееся поправлю. Вот и путевочка профсоюзная, бесплатная уже на руках. Так что гудбай-покедова!» И отбыл тотчас царь Михей на морской курорт.
Решили тогда главные министры действовать незамедлительно и создали большой штаб, куда вошли первый царский помошник Янай-болтай, главный царский полицай по кличке Крючок, военный министр Язви-его-душу за компанию с бравым генералом Вареником, глава боярского собрания Луковка и еще кой-какие толстогубые министры с компетентными животами.
Перво-наперво стали главные министры думать и гадать, как себя обозвать, то бишь как свой штаб боевой окрестить. А поскольку главной их заботой было стремление не позволить новоявленным князькам отпустить такие же компетентные животы, какими они сами располагали, то и назвали они свой штаб «Гусударственной Комиссией по Части Похудения» или сокращенно - ГуКаЧаПуха. Хоть и не шибко грамотными были главные министры, да только за свои компетентные животы жизнь готовы были положить. А как придумали они это название, так тут же приступили к активным действиям.
Бравый военный министр Язви-его-душу приказал своим бравым генералам боевые телеги в столицу выкатить, чтоб поняли нерадивые тьму-тараканцы, кто истинной силой в государстве обладает. А бравый генерал Вареник приказал бравому полковнику Гусю подкатить свои боевые телеги к белой боярской палате, в которой непокорный боярин Борис сидел и оттудова своей Запивонихой правил. Бравый полковник Гусь тут же команду выполнил, окружил белую боярскую палату боевыми телегами, зарядил пушки боевыми ядрами, развернул стволы в сторону палат боярских и стал ожидать других приказаний, чтоб их незамедлительно исполнить.
Да только жители Запивонихи вовсе не испугались боевых телег полковника Гуся и грудью встали на защиту боярских палат и Князя своего Бориса. А сам боярин Борис безрассудной храбрости был человек. Сначала он испугался боевых телег, а потом, принял чарку, и не испугался, и вышел на балкон, и к своему народу с призывом обратился: «Я, понимаш, не боюсь ентих прохиндеев гукачапуховцев. Я, понимаш, с ними буду бороться до последней чарки... э-э-э... до последней, понимаш, капли. Вот». А жители Запивонихи в ответ «ура» кричат. Веди, кричат, нас боярин Борис, на смертный бой с ентими гукачапуховцами проклятущими, мы их враз шапками закидаем!.
- И поведу, понимаш! - боярин Борис отвечает, - Щас только приму, пониаш, чарку...  э-э...  кофею и враз покончу с гукачапуховцами ненавистными!
Вышел боярин Борис из палат и под радостные крики запивониховцев забрался на телегу боевую, на самую главную, на которой полковник Гусь сидел. А как забрался, так тут и спрашивает полковника Гуся: «Как звать тебя, боевой генерал?»
А полковник Гусь отвечает: «Я не генерал, Ваше Высокобродь. Я полковник Гусь».
А боярин Борис и говорит ему: «Будешь моим генералом, полковник. На то ты и гусь, чтоб высоко летать!. А тепереча, понимаш, разворачивай свои пушки в другую сторону!»
Тут полковник-генерал Гусь взял под козырек, развернул тут же пушки в сторону гукачапуховцев и стал ждать других приказаний, чтоб их незамедлительно исполнить.
А гукачапуховцы как узнали, что полковник-генерал Гусь пушки в ихнею сторону развернул, испугались, задрожали и стали кумекать, чего ж дальше-то делать. И решили они на подлую хитрость пойти и объявить народу тьму-тараканскому и всему миру, что царь Михей шибко занемог и посему от престола своего добровольно отказался, и тепереча новым царем-батюшкой будет Янай-болтай. А как это решили, так сразу и объявили всему свету.
Услыхал об этом боярин Борис, влез опять на телегу боевую и обратился к запивониховцам с пламенной речью: «Братья мои, запивониховцы! Жалкая кучка царских министров вступила в преступный заговор антигосударственный с целью свергнуть царя Михея, а заодно и меня, и покончить с плю-ра-лизмом, понимаш! Мы ентих преступников враз изловим и посадим на свое место. А их место в Лефортово, понимаш!»
Заголосили радостно запивониховцы, «ура» кричат и шапки в воздух раскидывают. Боярин Борис их урезонивает - вы, братва, шапки то поберегите для гукачапуховцев, понимаш, да только братва в ответ орет: нафига нам тепереча шапки, коль у нас есть тепереча полковник-генерал Гусь с боевыми телегами!
- Гусь у нас молодец, понимаш! - подхватил боярин Борис. - Гусь у нас еще лебедем станет, понимаш!
От этих слов запивониховцев такая радость захлестнула, что они завопили в тысячу глоток: Да здравствует боярин Борис! Ура! Да здравствует полковник-генерал Гусь! Ура!
И вопили они так весь день, пока глотки не осипли.
А тем временем министры - гукачапуховцы головы ломали, никак не могли решить, что ж им дальше-то делать. Решили отправиться к царю Михею на морской курорт, чтоб он их вразумил. А как это решили, так полазили дружно в воздушный извозчик и полетели на морской курорт Фарос, где царь Михей пребывал на отдыхе.
Прибыли гукачапуховцы на место, приняли успокоительных капель и начали стучаться в палаты царевы. «Пусти нас, сокол ясный, скажи. Что дальше-то делать надобно?». Да только хитрый царь Михей не пущает их и на порог и ответствует им через дверь: «И знать вас не хочу, и видеть вас не желаю, и чего хотите, то и делайте. Вот и весь сказ».
А боярин Борис как узнал про то, что гукачапуховцы к царю Михею в Фарос отправились, так и решил враз с ними покончить. Призвал он к себе своего ближайшего приближенного бравого генерала Усача-Руцкастого и велел ему немедля отправиться в Фарос и арестовать всех гукачапуховцев. Щелкнул Учас-Руцкастный каблуками и в ту ж минуту отбыл со своей боевой командой в Фарос. А когда прибыл в Фарос, то тотчас арестовал всех гукачапуховцев и, поцеловав на прощанье царскую ручку, отбыл обратно со своей шайкой-лейкой. А как только привез Усач-Руцкастный мятежных министров в столицу, так их тут же в Лефортовскую тюрьму определили.
Боярин Борис принял по этому поводу чарку медовухи, утер ладошкой губы и сказал: «Я, понимаш, обещал гукачапуховцев в Лефортово определить, и я свое слово сдержал. Вот».
На этом вся эта гукачапуховщина и закончилась. Хотя нет. Вся эта гукачапуховщина имела интересное продолжение, но об этом сказ особый. Да и вообще, это всё цветочки, а ягодки  - впереди.