М. Матюшина о Иване Елегичеве

Проза Ивана Елегечева по-сибирски основательна. Чувствуется в ней нутрянная мощь, еле сдерживаемая залихватская удаль, гулкая пружинистая сила: «Как урман, колеблемый, ветром, шумит, гудит, гыгылится, хохочет, рыдает, поет байга-жизнь. Вся тайга Нарымская собралась на Оби на четыре установленных еще в глубокой древности дня. Отпразднуют люди и разъедутся по своим дальним речкам, еганам и чворам до будущего года, до масленки. Но горе тому, кто, загулявшись, останется лишнее время». Образное, самобытное авторское видение присуще не только основанным на сибирской тематике «Байге», «Зиме», «Мангазее», «Див-корню», «Тунгусскому бору» и другим произведениям Елегечева, торжественным колоколом она звучит и в сочинениях тамбовской поры.
«Как хороша тамбовская осень! — носились в голове Державина подспудные мысли. — Как богата ты, сердцевинная земля России! Сердцевина России хлеб России. А хлеб — основа могущества государского. Без хлеба бессилен солдат, без хлеба не стреляют пушки. Дай мне волю, время, деньги, я соединил бы тебя, сердцевина, каналами и реками со всеми краями отечества моего: торгуй и процветай! Рожь твоя, мед твой, вощина твоя — лучшие во всем мире, пенька твоя, холсты твои, все плоды труда твоего потекли бы изобильными потоками на Балтику, в Понт Эвксинский — для мирового торга. Я провел бы дороги, я перестроил бы по новому чертежу губернский город. На месте убогих избушек и домов, и овинов, и гумен в середине города я воздвиг бы каменные дома и дворцы. Но не суждено мне, и это, видно, другие совершат со временем…»
Даже в осознании своего бессилия герой романа «Губернатор» величествен и патриотичен в замыслах и побуждениях, оптимистичен в надеждах на будущие поколения. В таких настроениях и сила прозы Елегечева. А еще в духе народном. «Вообще Елегечев щедро использует народное творчество, — пишет Л. Полякова. — Сновидения, легенды, анекдоты, прибаутки часто встречаются на его страницах… и это одна из особенностей повествовательной манеры писателя. Она помогает сохранить народный взгляд на события, дать им соответствующую оценку».
Московский прозаик Сергей Есин, говоря о романе «Губернатор», отмечал, что автор пишет со знанием истории, с любовью к своим героям. Впрочем, эти черты ни какая-то особенность данного сочинения. Если Елегечев работает в историческом жанре, то скрупулезно старается изучить документы исследуемой эпохи, а уж знания о жизни сибирской глубинки двадцатого века и вовсе почерпнуты из собственного опыта. Ведь корни Ивана Елегечева — сибирские. Они-то всегда и питают его прозу живительным творческим соком. Оттого и описан так сочно шумный веселый остяцкий праздник в романе «Байга», оттого так животрепещуща экологическая тема борьбы за драгоценный сибирский лес и чистые реки в «Тунгусском боре», «Золотом ожерелье», «Див-корне».
Но и тамбовский период писателя весьма обогатил его последующие сочинения. Сборник рассказов «В русском лесу», вышедший в 1981 году после пятилетнего проживания Елегечева на Тамбовщине, это уже эпическое осмысление бытия русского человека. «Его ''русский лес'', — пишет Л. Полякова, — это больше, чем лес, это русский народ». «Романы ''Губернатор'' и ''Голгофа'', драма ''Что есть истина'', трагикомедия ''Пушкин в Тамбове'' — все это истекло из прозрачных родников земли тамбовской, — убежден профессор Ю. Михеев. — И в этом нет ничего удивительного: в основе творчества каждого приметного писателя лежит его собственная биография. Но для подлинного художественного творчества этого мало.
Не краеведческий материал сам по себе делает талант Елегечева свежим и привлекательным, а умение найти в нем то, что интересно и важно не только тамбовскому жителю, но и всей России. Выйдя на такой уровень художественного мышления, Елегечев не теряется на общем литературном фоне. Остается самим собой. В этом ему помогает умелый выбор объекта, предмета художественного исследования. Он, как правило, берется за материал, до него никем не разработанный — становится его первооткрывателем: сибирская ссылка протопопа Аввакума («Зима»), позабытая всеми Мангазея («Мангазея»), совершенно новый ракурс «антоновской» темы («Голгофа»).
Роман-трагедия «Голгофа», по мнению многих профессиональных историков и литературоведов, одно из самых мощных произведений Ивана Елегечева. Давая высокую оценку прозе автора, некоторые все же не согласны с трактовкой выбранной темы. Это и понятно. «Антоновщина» еще не слишком далекий пласт нашей истории. Политические предпочтения читателей, несомненно, влияют на восприятие описываемых Елегечевым событий. Некоторых не устраивает полярное разведение сторон: злодеи-большевики и невинные жертвы. Кто-то не приемлет трактовку автора образа Антонова, как вождя крестьянского восстания, ибо видят в нем оголтелого бандита. Тема «антоновщины» действительно и сегодня остается весьма животрепещущей. К тому же она снова выводит читателя на философское осмысление взаимоотношений человека и власти.
Эти взаимоотношения, как очень верно заметил Ю. Михеев, «волновали Елегечева давно, но особенно остро обрисованы в романе-трагедии ''Голгофа''. Власть, стоящая над человеком, угнетающая человека, неприемлема, безоговорочно автором осуждается. Поэтому он в своих произведениях на стороне тех, кто против угнетающей власти: поддерживает Аввакума в его борьбе против воеводы Пашкова, на стороне Палицына против воеводы Кокорева, воюет на стороне Антонова против Воллка и других. Но противостояние власти предержащим, гражданская позиция сами по себе мало привлекают: у гражданской позиции должны быть прочные, надежные нравственные основы.
В своих рассуждениях о творческом труде Елегечев принципиально избегает слово писатель: слишком ответственным оно ему представляется. Писатель — это добрый и совестливый человек. Есть честный совестливый человек, есть и писатель. Нет — и писателя нет. Все это, однако, конкретно реализуется не в прямых авторских инвективах, а как положено, в художественных образах — в характере персонажей. Они-то и доносят авторскую мысль до читателей в своих поступках и действиях. С ними и связны наиболее крупные удачи писателя — с разнообразием и выразительностью человеческих и социальных типов.