Дела сердечные

В кабинете доктора были аквариум с рыбками и клетка с двумя сиреневыми попугаями. Оба этих предмета стояли по разным концам комнаты, от чего мне то и дело приходилось перетаскивать взгляд с места на место, не в силах остановить его на чем-то одном. По правде говоря, ни то ни другое не вызвало у меня хоть сколько-то малого интереса, но поскольку смотреть больше было не на что, приходилось довольствоваться тем, что есть. И хотя клетка с попугаями стояла у окна, я сидел слишком далеко, чтобы разглядеть в нем хоть что-то, кроме куска отсыревшего неба. Ни я, ни доктор, не произносили и слова. Лишь иногда из его горла вырывалось сдавленное «Хрм-хрм», выдававшее в нем заядлого курильщика. От этих звуков мне захотелось выбежать на улицу и выкурить несколько сигарет подряд. Вот уже целую вечность, доктор рассматривал стопку лежащих перед ним бумаг, представляющую собой сборник результатов всех моих анализов, кардиограмм и прочих медицинских бумажек. Все вокруг было пропитано такой невыносимой тоской, что хотелось немедленно напиться. Бестолковые рыбки прятались в подводных зарослях, а попугаи оказались словно напичканные транквилизаторами. Прижавшись друг к другу и не издавая ни звука, они походили на чучела. В конце концов, я плюнул на тех и других, и опустив голову уставился на свои руки. Все больше хотелось закурить.
На столе перед доктором, помимо всего прочего, лежал огромный снимок моего сердца. На нем, будто великий Гранд-Каньон, от края до края тянулась трещина.
Наконец, доктор глубоко вздохнул, так, словно израненное сердце принадлежало ему самому, и подошел к окну. Теперь я видел лишь его спину.
- Вы понимаете, в какой ситуации оказались? – сказал он куда-то в окно.
Я молча кивнул, забыв о том, что он меня не видит. Он повернулся ко мне и посмотрел на меня в упор.
- Вы должны понимать, что от нас ничего уже не зависит. Слишком поздно.
Я снова кивнул. Что тут можно было ответить?

Когда вышел на улицу, тут же закурил. Позвонила мать. Как обычно, ее голос был пропитан нотками истеричности, я практически чувствовал сквозящий из трубки запах успокоительного.
- Господи, Рэй, а ведь я предупреждала тебя! Знала же, что все этим кончится! Еще тогда, когда она…
- Ма, перестань, - сказал я. – Все в порядке, слышишь? Я не умираю. Док сказал, все поправится…
- Док? Господи Рэй, ты помнишь своего отца? Помнишь, что они тогда наговорили ему?
- Ма! Хватит. Я не собираюсь это выслушивать.
- Ты взял больничный? Ты же не думаешь, что сможешь…
- Ма, я иду домой, ладно? Давай поговорим обо всем позже. Пока.

Больше всего, мне хотелось остаться сейчас в тишине. Или напиться? Док сказал никакого алкоголя. Ну да, ну да….
Потом позвонил младший брат.
- Слушай, тут все говорят, у тебя дела плохи…
- Неужели? Передай всем, чтоб катились к черту. Не дождутся.
- Ага. Ну ты же знаешь, всякое может быть, сердце все-таки…
- Мелкий, тебе чего нужно то?
- Ты же оставишь мне свой проигрыватель и ту коллекцию пластинок? Ну, если что…
- Иди на хер, придурок!
В общем я решил – напьюсь. А потом буду думать, что делать дальше. Или ничего не делать. Я прислонил руку к груди. Бьется. Ну и славно. Хорошее виски со льдом, еще никому не вредило.