Гл. 5. Обстоятельства, судьба и кто-то третий

Гл. 5. Обстоятельства, судьба и кто-то третий.

Сев в поезд, я с трудом дождался раздачи постельного белья и тут же завалился в блаженный сон. Проснулся почти в десять часов утра и с тихим ужасом начал вспоминать, что вчера самым дурацким образом уехал из Москвы.
Вчерашние доводы уже не казались мне столь убедительными. В конце концов, говорил я себе всегда можно уговорить комендантшу общежития переселить меня от непутёвых соседей в другую комнату. Хотя, в таком случае непонятно, зачем было уезжать из Набережных Челнов?! Можно ведь было и там… Разумеется, можно было! Но ведь уехал я оттуда не только из-за этого…
Да и вообще, разве я затем стремился в Москву, чтобы опять жить в опостылевшем мне общежитии!…
Так, лёжа на вагонной полке, я спорил и препирался с собой почти два часа. А потом почувствовал сильный голод и решил сходить пообедать в вагон-ресторан.
Соседом моим за столиком оказался мужчина лет сорока, задумчиво пьющий коньяк под какую-то лёгкую закуску. Познакомились. Он оказался сотрудником правоохранительных органов одного из крупных городов Донецкой области.
Разговорились. Собеседник предложил выпить с ним коньячку. Я вначале отказывался. Но, видимо, не слишком твёрдо. Незаметно за беседой выпили коньяк собеседника и я счёл своим долгом заказать от себя графинчик такого же напитка.
Офицер рассказывал о тяжкой своей работе, о различных приключениях и смертельно опасных ситуациях, в которые довелось ему не единожды попадать. Пожаловался скупо, что в свои тридцать девять лет он всё ещё не имеет семьи, хотя очень любит детишек и мечтает иметь троих сыновей и дочку.
Я искренне сочувствовал и сопереживал исповедующемуся передо мной собеседнику и пожелал, чтоб мечты его в полной мере осуществились.
Был я, разумеется, не столь закалённый в отношении спиртного, как мой многоопытный собеседник. Потихоньку меня довольно крепко развезло. Хорошо, что окончательно я не потерял бдительности и попросил собеседника-собутыльника, точнее сографинника, помочь мне встать на нужной станции.
Что он и сделал. Расстались мы почти друзьями. Правда, я весьма скверно держался на ногах, а от восьмидесяти рублей, с которыми я уезжал в Москву, остались жалких девятнадцать рубликов… То есть прокутил я в ресторане с моим добрым соседом весьма солидную в моей тогдашней ситуации сумму в тридцать «рваных», как обзывали в то время советские рубли…
Подобного кутежа со мной прежде не случалось.
Переночевал я у школьного друга, Сергея Ведерникова, живущего недалеко от рубежанского железнодорожного вокзала. Попробовал занять у него денег, чтобы опять уехать в Москву, но он был человеком женатым и не мог поддерживать авантюры наивных друзей кредитной ссудой, которая, к тому же, неизвестно когда будет возвращена. Хотя я и обещал, что верну деньги как можно быстрее. Впрочем, так обещают все люди, когда просят взаймы денег. И делают это обычно вполне искренне…
У второго друга я и так был должником, третий тоже не смог мне ничего занять, для новой моей попытки покорения Москвы.
И тогда я смирился. Был я в ту пору атеистом, но верил, что в судьбе человеческой много тайн необъяснимых и загадочных. В данном случае я понял одно: судьба, обстоятельства и кто-то ещё, влияющий на мою судьбу, категорически против моего отъезда отсюда. Против того, чтобы я уезжал сейчас в Москву, в Набережные Челны или куда-либо ещё из города Рубежное, где я к тому времени прожил, в общей сложности, шестнадцать из своих двадцати двух на ту пору земных лет.

Окончание следует.