Предок на берегу озера

Горизонт заалел под лучами поднимающегося солнца, эхом прокатились первые крики  птиц, даже ветер, как индийский йог, поднялся с лесной перины, всколыхнув растительность. Листья, иголки, сухие ветки посыпались сором на землю, теряясь в плотном ползучем тумане. Вдруг из тумана в гуще травы поднялась мордочка ондатры, мокрый нос пошевелился из стороны в сторону, сказал, что в округе спокойно, и никто не пускает слюни, щелкая клыками в надежде съесть крохотную жертву. Можно бежать купаться, погрызть сладкие корни, древесину, может, попадется мелкая рыбешка. Ондатра юркнула в туман, перебирает лапами в сторону воды, только виден мохнатый холмик спины. Увлечение захлестнуло от ушей до кончика облезлого хвоста так, что не заметила впереди выросшее гигантское живое препятствие. Гора издала жуткий гортанный звук, зашаталась и повалилась, скрывая небо тенью, прямо на ондатру, которая не успела сообразить, что тысячелетним инстинктом на генном уровне записано отскочить в сторону, но дала себя вдавить по нос в прелую землю.

Гаврил шлепнувшись пятой точкой, завыл и громовым голосом высказал все, что думает о хитрых рыбах, чье место в ухе, в гарнире, под соусом, в сливках, быть зажаренной и приправленной солью и, наконец, просто нарезанной страгониной. Щучье озеро ответило тихим плеском воды о прибрежную гальку и торчащие серые с белыми прожилками валуны, трава прошелестело волной смешка, даже коряга, пойманная на крючок, просвистела над головой в горделивом превосходстве летающего деревянного объекта. Но тирада была закончена яростным глухим повизгиванием: вдруг земля закололась, словно сел на кактус и чемпионы по прыжкам в высоту подавились бы завистью, как надо подпрыгивать с положения, сидя в положение баллистической ракеты. Из-под него стрелой вылетела ондатра в сторону леса, пока снова не придавили, а что испорчен воздух аммиаком и перебродившей серой так это от страха.

С получаса, ругаясь, Гаврил чистил штаны, дома бабка не обрадуется его приходу, да еще с пустыми руками. Бабка мало чему радуется: предательскому блеску вспотевшей бутылки с мутной жидкостью, припрятанной в темном углу за печкой, как-то непонятно разбросанным носкам, которые аккуратно сложил стопочкой на табурет, прожженным дыркам на одежде, старческому ворчанию с раннего утра. Но Гаврил делает все для нее и только для нее. Помнится, в молодости была такая смешливая, такая красивая, а сейчас немного суховата, резковата, морщиниста. Опять же но... внешний облик меркнет перед тем, что душой молода, умом проницательна, почти всегда внимательна и зрением, когда не надо остра.

Сердце ондатры успокоилось колотиться, подобно схваченному между зубов мальку. От испуга опорожнила желудок раньше времени, а голод не стал себя долго ждать, подступил к ребрам. Если сейчас же не добежит до воды, то будет белеть на солнце одиноко скелетик. Голод одна из таких штук, которая будет главной стучащей мыслью в голове, погонит под страхом смерти. Гаврил чертыхнулся, когда под ногами с визгом японского камикадзе пронеслась похудевшая водяная крыса, даже туман рассосался только увидеть прыжок зверька с тройным сальто и почти идеальным входом в воду. Оставалось только завистливо почесывать нос-пятак, да пятерней скрести темечко, цокая языком. В молодости подобные прыжки с переворотами и прочими сальто не удавались, то боком, то задом, то вообще спиной в воду, а тут ондатра. Еще предстоит у животных и природы учиться да учиться.

Гаврил еще раз выругался, на чем свет стоит, так и утро пройдет без толку, пока ловит щуку на котлеты. Твердо подошел к воде, поднялась с шипящим свистом удочка, следом комаром пролетел крючок. Только сделал богатырский размах, как из воды неожиданно торпедой выпрыгивает ондатра: черные бусинки глаз выпучены, пасть в безмолвном реве, лапы растопырены и курс держит прямо на него, словно на вражеский корабль. Даже не успел испугаться, как снова из воды с шипением и мощными хлопками плавников смертоносной ракетой выносится щука. Морда такая, что на самую большую сковороду из нехитрого хозяйства не влезет целиком, придется жарить кусками. Три секунды растянулись в минуту: ондатра с тарахтением перемахнула над плечом, Гаврил на рефлексах удочкой, как копьем, только толстым концом ударил в широкую пасть щуки.

Очнулся от удушья, грудную клетку сдавливает туша рыбы, удочка сломана пополам, один обломок торчит из зубастой пасти щуки, второй крепко зажат в руке. Пришлось ужом выползать из-под крокодилистой рыбы. Когда щука под своим весом нанизывалась на удочку, как на шампур, то последним ответом был смачный шлепок хвостом по лбу человека, где сейчас краснеет шишка, а в голове стоит гудение.

Гаврил встал на ноги, глаза горят азартом, в словах слышна гордость:
- Внукам расскажу, не поверят! Какую рыбину выловил... поймал... заарканил... Э, ладно! Мои котлеты!.. Тьфу! Моя добыча! Вот бабка будет рада, какой муж герой! В следующий раз снова приду сюда, но только поблагодарю кое-кого...

Через час из норы, дрожащая всем тельцем, показалась ондатра. Запах человека еще витает в воздухе, но его самого уже след простыл. Еще что-то вкусное в воздухе дразнит, вызывает покалывания в животе. Голод скоро заберет все силы,  если ничего не съест. Любопытная ондатра побежала на поиски раздражителя и наткнулась носом в горку лепешек, посыпанных солью. Уже вечером лесные обитатели возмущенно ухали, гаркали, свистели, скреблись, пока слушали возмущенный визг и пыхтение не влезающей в нору зверька, а в далеком человеческом поселении за столом хвастливо пересказывал внукам рыбалку Гаврил, и каждый раз история становилась все ярче, фантастичнее, пока бабка не загнала всех спать.