Исповедь под пулей

Исповедь под пулей.


   Лежа в мангровых зарослях, он смотрел вверх на ветви деревьев, которые в танце природы играли музыку ветра. В ушах еще стоял грохот отшумевшего сражения, с мочки уха сочилась теплая кровь. Он не обращал внимания на астму, которая душила его ежеминутно и на зуд в ногах, который давал о себе знать от длительного похода по топям болот, илистого выпаса папоротника и крутых подъемов, обросших магнолией. Еще одна пуля прошла вскользь, зацепив лишь качающуюся листву деревьев. Был очередной обстрел со стороны противника. Из отряда в шестьдесят гуахиро, осталось всего пятеро, включая его самого. Кровь близких друзей и единомышленников, рвала сердце на куски, но уже не пугала. В жестоких схватках с врагом мерило жизни приобретало совсем другие ценности. Смерть представлялась теперь каким-то вкладом в общее дело, на благо потомства, тем самым вложением, которое оправдывает светлое будущее вновь рождающейся человеческой жизни на земле.
 
   В голове путались мысли, окруженные запахом гари. Он достал флягу с ромом и сделал большой глоток, живительная жидкость растеклась по гортани, оседая мягким теплом в желудке. Холодный пот на висках стекал по грязному лицу. Закрыв на мгновение глаза, он почувствовал, что его лихорадит. Свист свинца прекратился, он медленно перевернулся на бок и, облокотив на руку голову, которая гудела от звуков, пролетающих во время сражения снарядов, подумал: "Наверно они решили, что мы ушли выше в горы, и теперь будут ждать рассвета, все законченно, до завтрашнего утра можно отдохнуть". Сделав еще глоток рома и зажевав все кубинской сигарой, его потянуло ко сну, закрыв глаза, он вспомнил свою жизнь до революции.

  Струны аргентинских гитар послышались ему, слегка наигрывая приятную музыку в теплом семейном кругу, он вспомнил искрящиеся глаза своих детей и теплую, наполненную любви, улыбку жены. Он вспомнил те времена, еще до решения в жизни, которое оторвало его от родины, и швырнуло за тысячу километров сюда, в Богом забытое место. Приняв во внимание разницу в часах, он представил своего друга, идущего с довольным лицом к себе во врачебный кабинет и мысли опять начали плести свои кружева, унося его на рельсах в прошлое. Он не мог крепко заснуть, сон прерывался от не покидающей его тревоги, и тогда он начал размышлять про себя, вспоминая свое мирное время:
 
  "Мы прожили с Миалем близко друг к другу, разделяя наши интересы в кино, музыке, литературе, живописи и женщинах. Мечты о свободе, правильности бытия, сущности вещей тогда казались нам такими прозрачными, понятными как дважды два - четыре. Мы познакомились с ним на медицинском факультете в Буэнос-Айресе и, окончив его с отличием, вступили в жизнь перспективными молодыми людьми, которые могли выбирать и расставлять свои приоритеты на шахматной доске хорошего, сытого будущего. Передовицы газет, чистые полотенца, зубная паста и ванна с благоухающей пеной, утренний кофе, хорошая работа в хирургическом кабинете, большая зарплата, сытный обед, а по вечерам прогулки по паркам и выезд за город к родителям - в этом заключался весь мой тогдашний мир. Но после поездки с Миалем на старом, изношенном мотоцикле с пятнадцатью долларами в кармане по странам южной Америки, все поменялось, тогда для меня мир развалился как карточный домик. После увиденной жестокости и бесчеловечности над страдающими народами Перу, я представил наши лица загрунтованными - как холст отличной жизни. Прошло время, и я почувствовал, как все это пахнет пластмассой и свалкой городских отходов, брошенной нам на поедание жирными чиновниками из министерств, которая обнаруживала их подлинную цену дешевого милосердия, добродушия среди своих, их показного анти расизма и веры в Бога, их розовой литературы и любви к народу в дорого отделанных кабинетах. Мне было нас жаль, мы как безмозглые остолопы защищаем ложные ценности, которым рано или поздно придет конец. Мы все защищаем мнимую свободу и боимся выйти за рамки комфорта, в котором живем. Да и Бога мы видим в чистоте и опрятности, он для нас в зубных щетках, дорогих машинах и красивых вещах существует. А о чужой боли мы и думать забыли. Мы защищаем все это из-за страха, из-за ужаса перед переменной нашего жалкого существа, и не будет света на земле, если мы не станем бороться, а потом не уничтожим зверя, который жаждет и сидит в каждом из нас".         После этих мыслей он будто бы исповедался перед Богом и, успокоившись, крепко заснул.
 
  Свистящие пули противника и Пабло разбудили его на рассвете " Че вставай, нам пора идти пока совсем не расцвело, а то эти гаучо сделают из нас решето, как только взойдет солнце". Че - так называли его кубинцы, чтоб законспирироваться от врага, да так было и легче называть его имя.

   Он собрался с силами и встал, чтоб соединится в последнем рывке с группой Фиделя и нанести решающий удар по силам Батисты. А стало быть, после соединения, в решающей схватке, смерть, более близкая, чем когда - либо , не будет уже бессмысленной шальной пулей, попавшей здесь на болотах в сердца его товарищей, она будет разыгранной по всем правилам, в совершенстве оркестрованной партией. Тогда и начнется игра всерьез - искупления необузданного и опасного, но необходимого для всего человечества романтизма, борьбы за свободу и настоящего подвига простого врача с Аргентины - Эрнесто Гевары, который после полной победы над жестоким режимом Батисты в Кубе, отправится в Боливию, чтобы умереть и сразится за права простого народа. Он вновь пойдет по благородной дороге воина и возвратится туда, где от каждого шага все сильней бьется сердце, словно идешь навстречу любви к свободе.