это был не мой сын

я ни сомкнул ни разу глаз за эти три дня. жена спала. было так тихо в доме. я видел, как спина моей супруги периодически приподнимается - она делает вдохи, но она делает их беззвучно. тишина. ее нарушало только цокание настенных часов в эту секунду. так глухо, так медленно. казалось, будто интервалы, между которыми секундная стрелка издает звук, длятся целую вечность. я пристально следил за ней, меня начало это раздражать. знаете, это, например, как, засыпая, вы случайно концентрируете внимание на цокании часов и тогда не можете часами заснуть просто от этого тихого звука.
я заметил, что у меня дрожат ладони. нужно оставаться спокойным! хватит с меня этого цокания. я вышел на улицу. ночной прохладный воздух обрушился на меня всем своим объемом, я глубоко вдохнул. самый громкий звук - тишина. вот теперь абсолютная, чистая тишина. беззвучное эхо неба. и я почувствовал такую грандиозность, посмотрев вверх. небо тоже было чистым, как тишина. я четко мог различить известные мне созвездия. черт, я же неделю назад учил степу, как следует ориентироваться в пространстве по звездам, если ты вдруг заблудился ночью в лесу. рыдание схватило меня своими липкими холодными пальцами за глотку.
раздался звонок телефона. это точно не к добру в четыре часа утра. жена подняла трубку. я видел, как ее сонное еще лицо постепенно принимало гримасу отчаяния, горя, возвращаясь со сна и осознавая вновь всю жуть реальности.
- нам следует ехать сейчас же на опознание, - тихо сказала она мне, ложа трубку и уже рыдая.
мы ехали в машине молча. слишком много всего было сказано нами друг другу за эти последние три дня. монотонно проносились мимо нас выключенные фонари, которые вечером освещают дорогу. странно так: я три дня не спал, но мне вот сейчас и не хотелось вовсе. только мысли. я полностью состою из мыслей. они не могут дать мне спать, наверно.
мы стояли у металлического стола, мы: я, жена, патологоанатом.
на столе лежало маленькое тело, наверняка детское, еще накрыто белой простыней. сейчас мы должны были узнать: наш ли сын находится под ней. и вот тут. вот тут! я поймал себя на мысли, что я жажду, я горю желанием, чтоб это был степа. как ни скверно, как ни ужасно это звучит, но я действительно больше всего на свете сейчас хотел увидеть своего сына мертвым! только тогда я бы смог обрести спокойствие, знать, что все уже прошло, что хуже уже не будет, что моему сыну больше не грозят никакие мучения, уже все кончилось. если же это окажется не он, состав меня вновь будет равен мыслям, я буду ожидать. ожидание станет моей рутиной и я вечно буду содрогаться при звуке звонка телефона. страшные догадки будут терзать меня на счет ситуации, в которой мог бы в эту секунду пребывать степан: а вдруг именно сейчас ему делают наркоз, после которого он никогда не проснется, а его детское сердце отправится через границу к новому смертельно-больному владельцу, а вдруг именно сейчас его насилует педофил, после чего зверски задушит своим ремнем от брюк со стрелами, а вдруг именно сейчас его избивает хозяин, к которому он попал в рабство, и который сегодня в очередной раз ему не дал пищи.
нет! лучше бы ты умер, сын. господи, пускай это будет мой сын. пускай ЗДЕСЬ будет мой сын!
патологоанатом поднял простыню, и мы увидели бледное лицо с синими губами и поднятыми "домиком" бровями.