Мать
ты много плакала и волновала сердце,
потеряла своего сына далеко назад,
в прошлом,
и своим одиноким, повторяющимся вечером,
взвешивала пыль его постели;
он покорил мир,
изнасиловал детские умы
музыкой электронного космоса,
нёс мир и счастье,
надежды и возможности
бродяжим крошкам хлебных людей,
округлых возрастов,
истязал подушки неспокойного сна
кровяным потом
своего экзотического лица;
Теперь он мёртв.
Умер твой сын, исчез из мира,
в который ты его вытащила мышцами своего таза,
выдернула крючок внешнего мира из своего тела,
вынашивающего этот дерзкий и ранимый продукт
революционного спокойствия.
Он мёртв,
как и все до него,
он закашлял и потом задохнулся
избытком воздуха, очень
вредным для мёртвого тела
источником жизни.
Его убили те, кто в нём нуждался.
Вытирай слёзы и обнимай своего мужчину;
потом вытирай его слёзы и принимай его объятия;
умрите вместе, радуясь, что были живы.
Твой ребёнок будет с нами.
Необязательно существует то, что есть,
потому что этого нет.
Никого нет рядом.
Теперь беги, поражая шаги стоячих людей....
Ой, что-то случилось,
ты попал в место
где звучит твой голос,
в полной тишине,
все его слышат,
но он одинок,
что-то там себе отражает
в эхе своей пещеры;
его откладывает музыка,
заполняя паузы,
оголяя паузы какой-то твоей истории...
Ты боишься... сидишь один...
....и боишься...
и никто не знает на сколько,
и как всё с тобой плохо,
и темно,
и пусто.
Гори и уходи, исчезай,
умри, забудься.
Вылези из облачных бёдер
и так же расползись,
сначала по квартирной коробке,
потом по землям,
островам и морям,
космическим соединениям,
невидимым аплодисментам оральной,
амёбной живой жидкости.
Вокруг тишина...
...что-то гудит, здесь, тихо;
вибрация глаз, места,
как-то здесь сколько;
Черная грязь вылезает из твоего глаза,
и показывает тебе твою
хрустящую семечку,
твою оргазматронную действительность,
ошибку, сметённую высокомерную слабость.
Бедный маленький ребёнок,
кричит у себя в голове,
прижимается к матери;
она умирает, и он стареет,
и катится, поддерживаясь
маленькими ножками муравья,
жучка, раскапывающего отходы природы.
Закутанный в безопасное,
резиновое одеяло,
под градусом жары
и прохлаждающихся щелей;
пятно на грунте, придавленное
подошвой недоросшее существо,
куколка, почти скоро может будет имаго,
липкая лужа слёзных камней,
пустует и пытается расправить крылья, словно олигофрен.
Дергается тельце гермафродитной девочки.
В каждом сдвиге её судороги, боль,
пустая и продолжающаяся,
нескончаемая,
постоянная жизнь с
приставшей болью и
кривой погодой.
Крутые глаза, нервные эмоции,
уверенная статура,
плавная фигура стиля модерн;
Смотрит и разговаривает
с сознанием павшего наблюдателя,
слушателя без жидкой фантазии;
она либо заключена в холод,
либо в емкость своих ударов об тишину,
ломая волны об пену.
Кто сидит в коробочке и кричит?
Глухонемая тварь под
белыми ночами.
Ей падают на плечи червяки,
любителя людского страха и печали.
На дне раздавленное мясо,
его пихает в рот, когда ей жарко,
обтянуто тигриной
кожей её ложе,
песком забиты все углы и веки,
проспала время,
когда ссора бросила её в костёр,
наверное, она
могла всё
сделать по-другому.
И как искать, что ты хранишь,
когда я знаю, что ты дышишь?
Свидетельство о публикации №213051302141