Судьба старого дома

ВТОРОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ МФ ВСМ "РОДНЫЕ МЕСТА"


Дом построили в начале прошлого века. Он весело перемигивался с соседом через дорогу стеклами всех шести окон, горделиво выставлял напоказ свои свежепобеленные глинобитные стены.

После войны овдовевшая хозяйка поддалась на уговоры перебравшихся в деревню переселенцев и продала им дом. Он немного погрустил, но быстро утешился - молодые хозяева рьяно взялись за его обустройство. Вскоре при каждом удобном случае дом стал хвастливо погромыхивать жестью, покрывающей крышу. Земляные полы в двух небольших комнатах и сенцах хозяева застелили рубероидом и выкрасили масляной краской.  Лет через пятнадцать, когда хозяин стал председателем сельсовета, он настелил деревянные полы, крышу покрыл новым шифером, обложил стены белым кирпичом и пристроил к дому большую кухню и веранду.

 За эти годы вокруг дома вырос большой сад, равного которому не было во всей деревне. Яблони, груши, вишни, черемухи, рябины, сливы по весне привлекали ароматом своих цветов хозяйских пчел, а осенью радовали хозяйку богатым урожаем. Из распахнутых дверей летней кухоньки неслись упоительные запахи свежего варенья, в погребе поблескивали запотевшими боками бутыли с домашним вином. А как же иначе – двери дома всегда были открыты многочисленным гостям, радушные хозяева обязательно отмечали все юбилеи, дни рождения детей, государственные праздники, поминали умерших родственников. Потом были проводы сыновей в армию, гулянки по случаю их благополучного возвращения, свадьбы, праздники по поводу рождения внуков.

Дом по-прежнему радостно поблескивал отмытыми до блеска окнами и немного высокомерно поглядывал на более скромного соседа. Да и как было не возгордиться, если двор – полная чаша: сараи, погребка, баня, гараж для машин часто приезжающих из города детей. Живности всякой во дворе немеряно, в огороде разного овощу полно, а уж какие розы хозяйка в палисаднике насадила – все деревенские бабы обзавидовались!  А она-то, затейница, еще лепестки с них обобрала да варенья наварила, вот уж диковинка была! Ну а когда хозяин обнес двор новым забором из соснового штакетника и вымостил камнем дорожку от крыльца до калитки, дом  даже как будто выше стал.

Хозяйские дети теперь появлялись реже, но на лето привозили старикам внуков, и детские голоса часто звучали то в комнатах, то в саду, то на просторном дворе. Дом, солидный и важный, иногда раздражался от громких криков и хотел тишины. Тогда он просто не понимал, что это и есть счастье.

Неожиданно хозяин заболел и умер. Вдове, не сумевшей оправиться от обрушившегося на нее горя, содержать в прежнем порядке дом и двор стало не под силу. Дети, уже достигшие предпенсионного возраста, рассудили, что лучше забрать мать в город. Хозяйство распродали, а дом  очень удачно обменяли на городскую квартиру. Подсобил земляк, никудышний, как всем казалось, мужичонка, который в начале девяностых вдруг неожиданно для односельчан разбогател. Как позже выяснилось, он скупал в городе за бесценок квартиры опустившихся граждан, топивших в спирте «Роял» свой страх перед новой жизнью. Бывших горожан бизнесмен, с ошибками писавший собственную фамилию, привозил на свою малую родину и торжественно вручал им ключи от домов и квартир, купленных у бегущих из разрушающейся деревни односельчан и вовсе за копейки. Городские квартиры приводились в более-менее приличный вид и продавались, а печальной судьбой их бывших владельцев позднее заинтересовалась прокуратура, но это уже другая история.

Дом был одним из первых приобретений малограмотного бизнесмена, и его новые хозяева поначалу показались соседям вполне приличными людьми. Они посадили по весне огород, вымели двор. Правда, никакой домашней живности, кроме двух собак, время от времени шалящих по соседским сараям, не завели, но это было объяснимо – горожане, что с них взять. Хозяин с хозяйкой попытались устроиться на работу в совхоз, но перспектива вкалывать на ферме и в поле от зари до зари, получая денежный эквивалент своего труда, в лучшем случае, раз в год, их не воодушевила. Они подряжались копать огороды, полоть картофельные поля и чистить навоз в сараях местных жителей. Те расплачивались продуктами или пресловутым «Роялем».

Рыбак рыбака видит, как известно, с большого расстояния и родственную душу узнает сразу. По прошествии совсем небольшого времени деревенские любители «Рояла» протоптали дорожку к дому, который никак не мог привыкнуть к новой публике. Правда, сказать по чести, пока хозяйские дети худо-бедно учились в школе, и родители опасались визитов учителей, то и дело посещавших семью нерадивых учеников, попойки были довольно частыми, но все же не ежедневными.

 В перерывах между приемами гостей хозяйка готовила, стирала, мыла в доме полы и даже иногда посуду, если это не успевали сделать собаки. Вот только оконные стекла почему-то протирать забывала, и дом стал посматривать на соседей, подслеповато сощурившись. Он словно резко постарел, сгорбился. Гордиться ему теперь стало нечем.

 В деревню вели газопровод, и все жители, затянув пояса, добывали средства на газификацию своих домов. Кто-то подался на заработки в город, кто-то собирал вроде как бесхозные пока железки и сдавал их приемщикам металлолома, кто-то разводил скотину и зарабатывал копейку, продавая молоко и мясо. Как бы то ни было, к началу зимы в печах практически всех домов загудело синеватое пламя. Тот, кто по каким-то причинам не смог довести до победного конца работы по вводу газа на свое подворье, запасался дровами и топил по старинке.

Новые городские хозяева дома, видимо, не знали о том, что дрова не приходят во двор по щучьему велению, поэтому в первую же зиму, когда морозы лютовали так, что ночами трещал лед на пруду, извели на растопку оба сарая. Потом та же участь постигла летнюю кухню, погребку, баню и даже забор. Дольше всего продержалась задняя калитка, через которую прежние хозяева выгоняли скот в табун. Она одиноко стояла посреди пустыря, зарастающего бурьяном и, как и дом, не могла понять, что вокруг происходит. Кирпичный гараж, пристроенную кухню и веранду хозяева разобрали и продали, а чтобы северные ветры не сразу врывались в разоренный дом, вкопали перед входной дверью четыре кривеньких столба и обшили их старой жестью – чем не сенцы?

Потом новый хозяин нелепо погиб, а хозяйка закрыла дом и вместе с детьми исчезла в неизвестном направлении.

Они появились через несколько лет: взрослый сын с беременной женой, постаревшая хозяйка и ее сестра-инвалид, привыкшая заглушать боли в ногах любой спиртосодержащей жидкостью.  Дом обрадовался им, как родным, ведь ему уже временами казалось, что отныне люди будут забегать в него лишь покурить тайком да справить малую нужду. Как обрадовался он, когда хозяева начали вычищать хлам и нечистоты, скопившиеся за время их отсутствия. И разве так важно, что в некоторые окна вместо выбитых ветром или шалящими мальчишками стекол вставили куски жести или картона? Главное, у дома вновь появились хозяева.

Когда у молодой хозяйки родился малыш, дом стал мечтать о том, как он подрастет и начнет оглашать своими звонкими криками то, что осталось от двора и сада. Но плач младенца часто перекрывала брань бабушки и родителей, пребывающих в подпитии или мучающихся похмельем.  Мальчонка подрастал, но не пытался исследовать чердак дома или руины надворных построек, он предпочитал бродить по соседским дворам, выпрашивая еду.

Не раз в дом приходили чужие люди, ругались с хозяевами, фотографировали грязные стены и пустые полки шкафа. А однажды приехал маленький желтый автобус и увез мальчика. Взрослые горевали так, что выбили еще одно окно. То ли дом расстроился, то ли ослабел и просел, но как-то ночью с одного из его углов разом рухнула кирпичная обкладка, обнажив старую глинобитную стену, подпорченную крысами и плесенью. Вскоре завалилась и печная труба, но до наступления холодов хозяева о таком пустяке совершенно не беспокоились. Они по-прежнему перебивались случайными заработками, правда, за дровами теперь ходили в талы, растущие за прудом.

Дом, пропитанный самогонным и сигаретным чадом, запахами испражнений гостей и хозяев, потерявших человеческий облик, словно сам был в постоянном пьяном угаре. Грязную брань он принимал за шум веселого застолья, ухарски поскрипывал рассохшимися половицами и совсем не завидовал соседу, принарядившемуся в сайдинг и металлочерепицу.

И вдруг люди опять исчезли. Сначала уехали молодые хозяева. Через несколько месяцев грузовая машина куда-то увезла хозяйку, лежащую неподвижно в деревянном ящике. Потом в маленький белый автобус с красным крестом погрузили ее сестру и тоже куда-то забрали.

Дом снова остался один. Он горько плакал вместе с проливными октябрьскими дождями, вьюжными зимними ночами выл от тоски и безысходности. А потом устал и умолк. Он не радовался залетающим на чердак пичугам, не чувствовал тепла весеннего солнышка, старательно греющего его потрескавшуюся шиферную крышу. Словно ослепший и оглохший старец, никому не нужный и ничего не ждущий, он торчал посреди бурьяна и портил вид улицы.

Однажды весенним днем напротив того места, где давным-давно была калитка, затормозила красивая белая машина. Вышедшие из нее пожилые люди по истертым камням дорожки прошли к дому. Они ходили по всей территории бывшей усадьбы, обнимали старые рябины и вишни, не сдавшиеся лютым морозам и равнодушному топору новых хозяев, гладили единственную уцелевшую кирпичную стену, а потом, собравшись с духом, вошли внутрь. Были они там недолго. Вышедшие мужчины нервно закурили, женщины вытирали травой руки и плакали.

Что-то смутно знакомое почудилось замершему дому в их голосах. Сквозь сонную одурь, одолевшую его, он пытался понять, что опять происходит, но никак не мог сбросить ставшее привычным оцепенение. Выбитыми слепыми своими окнами он удивленно смотрел, как они дошли до края каменной дорожки и, обернувшись, поклонились ему до земли. «Прости…» - донесся невнятный шепот. И лишь когда машина, хлопнув блестящими дверцами,  тронулась вверх по улице, он узнал их! Это были дети прежних хозяев! Они не забыли его! Они приехали из города навестить его!

Если бы мог, он рванулся бы им вслед. Но каменный фундамент, сделанный на совесть в начале прошлого века, крепко держал его. Дом лишь вздрогнул всем существом так сильно, что обрушилась остававшаяся крепкой кирпичная кладка.  Что это было: ответное «Прощаю» или последний вздох – кто знает?

P.S. Прошло еще несколько лет. Чердак дома облюбовали болтающиеся без присмотра пацанята. Они по-обезьяньи ловко взбирались наверх, сбрасывали вниз куски глины, голубиные гнезда и подъеденные шашелем жерди.

А однажды сорванцы кубарем скатились с чердака и резво припустили вверх по улице.Соседи бы и не обратили на них внимания, но через пару минут после этого с чердака повалил желтовато-серый дым, раздались выстрелы лопающегося шифера.

Приехавшим по вызову пожарным осталось только стащить баграми обуглившиеся стропила да залить водой не обвалившийся пока потолок. Сгрудившиеся поодаль соседи наблюдали за слаженной работой пожарного расчета и переживали, правда, не столько  за судьбу старого дома, сколько за безопасность проходящей в опасной близости от него газовой "воздушки".

Но самому дому уже не было никакого дела до всей этой суеты, ведь мертвым не бывает ни горько, ни больно.