Глава 9, повесть

                Глава  9               

         Реку Лузу я проплыл, прошел пешком и проехал на машинах по её берегам. Я приезжал к ней поездом через Киров - станция Луза, прилетал самолетом через Сыктывкар - автобусом Ношуль, добирался до нее, когда возвращался с плаванья по Оби через Лобытнанки - Воркуту - Котлас. Какие прекрасные названия поселений на реке Лузе: Объячево - Керос - Читаево - Векшор - Залузье - Спаспоруб - Лойма - Годово..., а какой здесь говор!  Здесь не говорят отец - отеч, или «надо слеч успеть», то есть до слякоти; «как шай упала» - вдруг упала; а прозвища - шоршок - что такое шоршок, никто мне не объяснил, или головиченок - по матери писарь, но какая женщина могла быть писарем в старое время? Однако головиченок есть.

         Тот читатель, который устал читать или не любит книг про убийство, секс, воровство и поножовщину, может почитать эту повесть дальше.

         Так получилось, что от станции Сусоловка до станции Луза я добирался товарным поездом.

         Грузовой состав, перестукивая сцепами вагонов и наполняя воздух запахами сгоревшего мазута, остановился на станции. Тормозная площадка товарного вагона, на которой мне предстояло путешествие, была открытой. Впереди стоял хопер с подрезанным вниз боком, полая рама с множеством разных трубок и открытыми колесами, хорошее пространство для ветра. Площадка была завалена перезревшим кипреем. Какой-то «заяц», подобие меня, набросал для удобства цветущего иван-чая. На жаре и ветре он высох. Стручки потрескались, и в воздух из них вылетели сотни семян-парашутиков. Они моментально облепили меня с ног до головы, лезли в нос и глаза. И хотя  я столкнул основную массу травы с площадки на землю, растительного пуха от этого не убавилось.
 
         Поезд стоял. Машинисты тепловоза проверяли исправность своего мощного друга. Дали зеленый свет. Тепловоз толкнул горячие вагоны - и металлическая волна покатилась от головы состава, разрушая тишину. Ча -ча - ча. Ща - ща - ша.

         Треск металла захлебнулся где-то в середине состава. Новый, более мощный,  толчок тепловоза расшевелил весь состав. Впереди стоящий вагон ухнул всей своей многотонной массой по моему вагону, он содрогнулся и передал этот удар другим. Миллионы пылинок, вечные пассажиры поездов, радостно заискрились в лучах солнца. Тепловоз, расшевелив эту  заснувшую массу, медленно набирал скорость. Вагоны, копируя друг друга, одинаково качнулись на стрелках и с возрастанием скорости стали выстукивать свой мотив.

        Тепловоз рывками давал ускорение. Не видно было полотна дороги, но по мотивам песни колес на стыках рельс можно было определить, идет ли поезд по прямой или делает поворот. Практически всегда, когда едешь в поезде, можно услышать, что колеса вагонов выстукивают или целую фразу, или отдельное слово. Вот и сейчас, поезд выскочил на прямой участок дороги, колеса спешат и радостно поют: «Шурышкары - шурышкары - шурышкары». На повороте включаются тормоза, вагоны наскакивают друг на друга, основная мелодия сбивается, слышны удары сцепов и, как в сонатах Бетховена, звучит тревога: «Кто ково, кто ково» - именно «ково». Поворот кончился, рывок тепловоза - и снова радостно звучит основная мелодия.

        Шурышкары - это реальное название пристани на Большой Оби, оно врезалось в память, а стук колес вытащил его из глубины сознания.

        По сторонам дороги мелькали зароды, и когда поезд не тормозил, приятно было вдыхать запах высохшей травы, наблюдать за полетами парашутиков-семян кипрея. Семена совсем не вылетали за пределы тормозной площадки, а перемещались то вниз, то вверх, спускались ко мне на плечи, складки одежды, слушать музыку поезда, а то вновь срывались, устремляясь в новую пляску пылинок в пространстве между вагонами.

        Поезд подходил к станции Луза, загорели тормозные колодки, затихла музыка вагонного оркестра.

        Я не стал дожидаться, когда поезд остановится совсем. Спрыгнул с рюкзаком на песчаное полотно железной дороги. Весь в пыли, с зарядом скорости товарного поезда пошел на автобусную остановку.