Мария

От древнееврейского — горькая, печальная, отвергающая.

Яркое солнце прорезалось, наконец, сквозь пелену томных туч и теперь освещало верхушки голых деревьев, легко укутанных снежной пелериной. Белый снег ярко переливался разными цветами. Мороз крепчал. Время было около полудня. Люди выбегали на обеденный перерыв, гуляли в парке, куда-то торопились.
Мария, худенькая девчонка лет четырнадцати, стояла недалеко от памятника "Жертвам фашистской Германии". В руках она держала старенькую скрипку, на которой когда-то играл ее отец. Мария разминала окоченевшие от холода пальцы, у нее кружилась голова. В последние дни ей почти не подавали мелочь. Она играла до изнеможения, стараясь выдавить из просыревшего инструмента звуки, похожие на мелодию. Она стирала пальцы в кровь, пытаясь заработать хоть немного денег на хлеб. В счастливые дни ей удавалось купить молока или даже сладкий рогалик и пакет пшена.
В этот день футляр из-под скрипки совсем был пуст. Мария размяла пальцы, положила подбородок на скрипку, покрутила колки и провела смычком по струнам. Скрипка издала истошный вопль и закряхтела. Девочка еще покрутила колки и попыталась наиграть простую мелодию. Скрипка сопела, подхлюпывала, звук казался сдавленным и шипящим, но Мария не переставала играть.
Ей нужно было собрать хоть немного денег. А как же маленькой девчонке хотелось есть! Она прикрыла глаза, чтобы притупить ощущение голода и холода. У нее дрожали ноги, урчало в животе. Мария играла, отчаянно зажимая струны.
Вдруг кто-то крикнул ей:
-Эй, ты, скрипачка! А-ну, проваливай давай! Нечего тебе здесь делать!
Девочка прервала игру, открыла глаза и посмотрела в сторону дворника, который всегда прогонял ее. Мария быстро собрала пожитки и побежала прочь.
Нужно вернуться вечером - думала девочка - по вечерам всегда много людей, и мне удастся заработать на буханку хлеба. Мария крепче сжала футляр со скрипкой и пошла прочь.
Девочка долго блуждала по шумным улицам. Каждый раз, поднимая голову, чтобы оглядеться, она встречала взгляд полный безразличия или даже презрения. Мария оправдывала бездушных людей своей неопрятностью и бедными, изорванными одеждами. Она думала, что виновата в своей судьбе. Она верила, что своим существованием портит этот прекрасный и яркий мир. Она точно знала, что страшненькие ни на что не годные девчонки мешают стать этому миру совершенным.
Каждый новый шаг давался Марии с трудом. Голодная тошнота стала привычной, но голова кружилась все больше. Мимо проходили хорошо одетые дамы, сытые детишки, солидные мужчины в деловых костюмах. Все они были похожи друг на друга.
Мария остановилась, заметив стройную женщину, так похожую на ее родную мать. Девочка подошла чуть ближе и увидела рядом маленького мальчика. Женщина что-то говорила ему, потом достала из сумки пирожок и отдала ребенку. Они прошли мимо Марии, не заметив, девочки. Невероятная тоска по дому и заботливой матери одолела девочку.
Время обеда подходило к концу. Людей на улице становилось все меньше. Мария отправилась на поиски уютного тихого местечка. Она зашла в один из дворов и укрылась за гаражами. Девочка села на холодный снег, поджала ноги и, облокотившись на кирпичную стену, обняла футляр со скрипкой обеими руками.
Та женщина с ребенком освежила в памяти Марии образ ее матери. Девочка прикрыла глаза и попыталась вспомнить, какой была мама до болезни. Картинка казалась почти неуловимой, а болезненное лицо матери не оставляло места для других воспоминаний.
Мария уже не чувствовала холода. Она боялась даже пошевелиться, чтобы это ощущение не возвращалось. Она вспоминала счастливую жизнь до войны, любящего отца, стройную, красивую и всегда улыбчивую мать.
Марии было девять, когда отец пропал, двенадцать, когда от изнурительных работ, плохой еды и холода заболела ее мать, тринадцать, когда та умерла. Мария вспомнила день ее смерти, и из глаз хлынули слезы. Теперь у нее нет никого, кто мог обнять, никого, кто мог позаботиться, никого, кто счел бы долгом накормить. Марией овладело чувство, название которому она не могла дать. Оно было похоже на отчаяние, боль, сожаление, только в разы сильнее.
Перебирая в памяти  образы, девочка уснула. Ее уже не тревожил холод или голод. Она не плакала, ни на что не надеялась. Ей снился дом, родители, стол, полный вкусной, горячей еды, ее игрушки. Во сне Мария обнимала мать, рассказывала, как тяжело ей пришлось жить этот год.
На следующий день замерзшую девочку нашли ребята, игравшие в прятки. Люди недолго судачили об этом происшествии. Кто-то говорил, что она сбежала из детдома, кто-то предположил, что ее выгнали родители. Но наступили рабочие будни, и люди снова погрязли в рутине повседневных дел.