Как нас дьявол терзает!

Галина Храбрая

                «Распинают» каждый год,
                Лишь бы не забыл народ!
                (Автор).

«НА СТРАСТНОЙ НЕДЕЛЕ»

Как нас дьявол терзает,
Как он души гнетёт,
Наступает печальное время!

Когда сила нечистая
Люду много сметёт,
Гробя в них и губя Божье Семя!

Может, выстоит кто,
Только больше обид,
Что Господь не помог снести бремя!

Мы за сладеньким в ряд,
И берём всё подряд,
Позабыв, что есть Божье в нас Семя!

Проработала я в ДК ровно три года — время это было мне отпущено, как и Христу —
«выйти к людям»! А, что? Интерес у народа пробудить — дело не трудное,
произведений у меня хоть отбавляй, поэтизированные спектакли с балетом,
я поставить смогу — вот, и решилась я их заинтересовать!
 
И, знаете, у меня получилось! Только, я тогда ещё не знала, что прослужив
три года, надо идти «на Крест» за грехи тех, кого спасаешь!
Так, вот, друзья, «Распятием» у меня всё и завершилось!

Поначалу всё было здорово: приходили больные дети и взрослые с ними,
красивые девахи и молодые ребята, старлейчики, солидные подполковники,
врачи, учителя, медсёстры, музработники, художники, инженеры, и даже,
алтарник из нашего храма пришёл!

Искусство — это мера особая, и дана она для того, чтобы ярче смог человек
выразить свою душу, тем более, что у меня, всё было, такое сочное, яркое
и вкусное для этого: было где размахнуться русскому человеку,
душою, так сказать, отдохнуть и чему-нибудь хорошему у других научиться!

Дали мне огромный кабинет с видом — на сосновый бор, шестью огроменными
высоченными окнами «на север крайний», роялем, столами со стульями, шкафами,
аппаратурой, чтобы молитвы записывать, микрофонами, а, вот, музыка классическая
для репетиций у нас была своя, и костюмы мы шили сами, картины, иконы, свечи —
закупили в православном магазине «Софрино», была у нас также, и святая вода,
да-да, всё как  «в храме искусства»!  В настоящем храме души!

Получала ли я за это «по шапке»? Ага! Ещё как получала! И ученики мои получали!
Всем доставалось: и дома и на службе и на работе и в школе!
 
И в штаб меня вызывали «за пропаганду религии», и в администрацию! —
везде «полосовали», где только могли, и кому, как угораздится! Да, и ляд с ними!

Сейчас, небось, они и вспоминать об этом стыдятся! Но, многие и спаслись тогда,
кто потакал мне и прятал меня, «собой прикрывая», вот, как им Господь дал
«поле борьбы» — истину отстоять! А, что, друзья? Хорошие времена были!
Есть, чем гордиться теперь им, да, и мне, как наставнице и главной «заводиле»!

Считаю ли я их своими «апостолами»? Да, считаю! И ЛЮБЛЮ ИХ БЕЗМЕРНО,
ИБО, ОНИ СОСТАВИЛИ МНЕ РЕПУТАЦИЮ ПЕРЕД ГОСПОДОМ И ПОШЛИ ЗА МНОЮ, НЕ КОЛЕБЛЯСЬ,
СТРАДАЛИ РАДИ МОИХ ИСТИН, ЗА МОИ СТРОКИ СВЯЩЕННЫЕ ИСТЯЗАЛИ ИХ И БИЛИ В МИРУ!

Ещё училась у меня одна интеллигентная молодая особа — кандидат мед наук,
работала она в институте педиатрии — красавица писаная, глаз не отвести!

Но, рассказ сейчас пойдёт не о ней, а расскажу я вам о Распятии,
что изготовили мы специально к нашему спектаклю, и о том,
через что, нам предстояло тогда пройти:

В ту пору начальники менялись в ДК быстро, должность-то «майорская»:
два года и готово, «уноси готовенького», вот, один из них добряк, бывало,
как напьётся, ходит-кричит: «я святой Филарет!» и бьёт себя в грудь кулаком,
а глаза, такие услужливые, как у собаки!

Был он художником, руки имел золотые, вот, и сработал нам Распятие
из красного дерева для спектакля, а помогал ему — Серёжа Дедура, сержантик один
из Белгорода, которого «сняли с петли» тёмной вьюжной февральской ночью две мои
молоденькие ученицы и приволокли прямо в мой кабинет, положив мне его на руки!

Успели, спасти, потому он и вызвался в благодарность помочь Филарету,
рад был, что живёхонек остался, и что не погиб зазря в свои 19 лет отроду!

И такое оно у них получилось «чувственное», что когда они меня вдвоём
пригласили в мастерскую посмотреть на него, я аж присела, по стенке сползая,
благо, стул мне подставить успели!

Ещё со мной произошло нечто подобное,полгода спустя, когда я родного брата своего
Максима Ганина увидела и не узнала в гримёрном кресле, где его готовили на роль
Спасителя, кстати, на этом же Распятие его снимали на киностудии «Центрнаучфильм»:

— На, вот, Галина, получай, своё Распятие! Не знаю, возьмёшь ли ты его?
оно, ведь, из «ворованного» стройматериала сделано?
— Как это?

— А так это! Генералу мы одному — дерева красного «не додали»! И, как же это
у него, бедолаги, на даче стенки-то из красного дерева не будет? — запричитал
подвыпивший Филарет, — и, как же это он переживёт, такое? а в особенности,
его толстая генеральша? — продолжал ёрничать Фаларет.

В злом сарказме его слов, я одновременно уловила нотки протеста и усталости
от безмерной алчности командиров:

— Ваш сарказм не уместен! Причём, тут, этот бедный генерал? Он вовлечён
в структуру, которую, не так-то просто будет разрушить! Она давно стала
системой для многих из них. И потом, возможно, это через него нам передали
ценную древесину, столь драгоценного содержания на Крест! Как там, впомните,
говорится-то: Пути Господни Неисповедимы!

Все были удовлетворены моим ответом, Распятие я забрала!
 
Спектакль наш запланирован был на Праздник Вознесения Господня,
чтобы с пользой для души провести это священное время!
 
Распятие решили поставить в огромных кулисах большого зала ДК,
и каждый раз военные музыканты, проходя, мимо него непроизвольно «крестились»,
опасаясь, что вдруг, Господь их покарает за что-либо! Что же, они были правы:

— Да, ну, её — эту Храбрую, — не раз ворчали музыканты, — больно надо с ней
связываться, ещё окочуришься тут ненароком, вот, она и Крест нам в кулисах
поставила, с намёком!
— Как креститься-то, когда я не крещёный? Не крестился ни разу в жизни!

— Всё равно крестись! Целее будешь! И не кури тут как паровоз.
— Ага, уцелеешь тут, как бы не так! Ещё, скажи мне, не пей! Жену не бей!
К Милке не бегай! И задницу её не вытерай.

— Ну, смотри, я предупредил тебя! Что перекреститься тебе лень? А мне нравится!
— Покажи, как, лучше и не ори. Так, что ли?

А, тут, ещё в ДК электричество часто отключать стали, как на грех,
и все они натыкались в темноте на моё Распятие, а, как они хотели?
Дни Великого Поста подходили, а у них — сплошные гульбища!

Таким образом, с появлением Распятия — в кулисах больше алкогольные напитки
музыкантами не распивалисть, и вокалисты парами не обжимались! И смех и грех!

Крест Господень и тут, всех предостерёг, как деток малых: знай, не шали!
Хотя, я скажу вам, музыканты они были все «от БОГА», оркестр у них был
просто замечательный! А вокалисты какие! Я, иной раз, задержусь бывало,
постою и послушаю их, а когда в зал дверь открыта — зайду, и сяду на заднем ряду,
вижу, что им это приятно, что сама Храбрая снизошла, так сказать, до искусства,
не всё же ей «БОГУ молиться», надо и к людям, простым служащим, главу повернуть!

У нас в городе, народ, вообще, в большинстве своём, одарённый собрался,
со «всего честного мира» понагнали к нам сюда «гениев»!

А кто, ещё их «к Вере Христовой призовёт», как не простая русская баба 
«подмосковного разлива»? Вот, и я про тоже, что мои предки, не зря,
храм тут в Перхушково построили!

Ближе к маю начали подкрашивать стены в ДК: ах, как же, как же, генералам нашим
«понаехать» пора! Вынесли рабочие из кулис моё Распятие и во внутренний дворик ДК
поставили его, где фонтанчик бьёт, этакое, итальянское патио, упрятали они его,
и мне, значит, ничего не сказали!

Пришла я на занятия, как обычно, а мне моя ученица, красавица и педиатр Алиса,
говорит прямо с дверей:

— Нашего КРЕСТА больше НЕТ! В кулисах пусто, там всё краской залито,
большая машина мусор увезла с досками, наверно, там и наш!
— Остановись, Алиса! Вот, только ты мне этого слова дальше не произноси,
пожалуйста, ладно? На Страстной Неделе Распятие выкинуть? Полтора года стояло,
не мешало никому, а нынче, что, сатане припёрло? Да, быть такого не может!
 
Сама говорю, а почва из-под ног у меня уплывает, того и гляди, рухну:

— Давай-ка, ты, Алиса, сходи к ним лучше сама! Куда они там все порасползались,
«аки черви в аду»? Найди их! И всё разузнай. Потом мне доложи обстановку.
— Я не могу! Я их боюсь!

— Нет, ты пойдёшь! Молодая-красивая, как Магдалина к Пилату,
Иди, и спроси их про наш Крест, мол, где он? Давай-давай! Ступай!
А я, тут, отдышусь пока и соображу, как мне дальше поступить!
— Да, что вы, такое говорите? Где я буду искать их там в этих «катакомбах»,
пьют, небось, сидят, время-то, посмотрите — пора и «втереть», «барыши обмыть»!

— Не «втереть», а «вмазать», ты правильно выражайся!
— Ладно! Вы и мёртвого поднимите, как Господь из пещеры Праведного Лазаря!

Алиса взглянула вдруг на меня и сразу пошла. Прямо по коридору.
А когда вернулась и говорит мне:

— Нет, они вас к себе требуют! Нашла я их: банкет у них в подсобке —
все там собрались, и это «бабьё», короче, вся бухгалтерия!
— Они, как? В норме пока?

— Не могу знать, но рожи у всех красные! Сидят, как снопы, и во всё горло орут,
мол, Храбрую нам давай, сюда к нам её приведи! А то, что она там вся из себя
трезвая по ДК ходит, и её срочно напоить надо! Ввести её сюда и оприходовать
по полной программе! Пусть она освятит нас своим присутствием! Оскоромится,
так сказать.
— Господи, зачем я им?
 
— Ступайте, все только вас там и ждут! Они всё равно, от вас не отвяжутся!
Там все в сборе, вы идите, сначала по коридору, потом вниз, по лестнице,
а там опять по коридору.
— Слушай, вот только не надо мне объяснять, как выглядит преисподняя,
и какие в ней «ходы»!!! Сама спущусь, ладно, так тому и быть — «сойду во ад»!

Сказала и пошла, а у самой ноги ватные, даже и в окно не взглянула:
Зачем, мне свет белый, коли Креста у меня больше нет? Ну, думаю, всё!
Разнесу сейчас я всё это «праздное веселье в пух и прах»! Перебью им все столы,
короче, «мстя моя будет страшна»!!! И пусть, потом «пакуют меня в чёрный воронок»,
что хотят — пусть, то делают, мне по барабану: «За Родину»! «В атаку»!

Поднялась, прошла по длинному коридору, дошла до того места, где направо
была лестница вниз, как вдруг навстречу мне поворачивается от огромного окна
и улыбается мой начальничек Филарет: ручкой, так манит меня к себе, мол, подойди:

— Здравствуйте, милая барышня! Поэтесса вы наша распрелестная!
— Где мой Крест??? — выпалила я.
— Подойди ко мне, посмотри, какая погода сегодня хорошая, весна на дворе!

А сам взял меня за руку и подтянул к окну, но, я не стала из принципа
туда глядеть, стою и твержу ему одно и тоже:

— Где мой Крест??? И «рука сама потянулась к револьверу».
— Смотри, Галина, какой фонтан мы отстроили, глянь-ка, вот, сюда, пожалуйста,
тебе он придётся по-вкусу! — говорит, а сам меня в окно —
«словно кутёнка маленького носом в блюдечко с молоком тычет»!

— Да, что мне ваш фонтан? Ой, а что это? Да, это никак мой Крест, там стоит!
Ура! Нашёлся, РОДИМЫЙ!
— Это я отдал распоряжение, вынести Распятие под навес на случай дождя 
или «грозы в начале мая», так, что идите и трудитесь, так сказать, 
себе преспокойненько, и больше ни о чём не волнуйтесь!

Тут выбежали сотрудницы и стали оживлённо приглашать начальника к столу,
мол, «подали горячее», а к горячему надо бы ещё, что-нибудь «погорячее»!
Мол, за вами «тост»!

— Скажите там, что иду! — крикнул он им нарочито сердито, чтобы отстали,
и потом, обернувшись ко мне, добавил мягко и долей ехидства, — ну, что?
отошла малёк? А, что надо сказать, дяде?
— Спасибо вам огромное!

— Слушай, может, пойдём, «махнёшь» с нами? Ой-ой! Только, вот, не надо
на меня так смотреть, я и «сам пойду», туда, куда ты меня посылаешь!
— Отстаньте от меня, наконец, а? Мне, что выпить не с кем, что ли?
 
— А я в храм я пойду, не думай, внучку свою крестить! Да, не вру я!
Всё будет «по-чесноку»!
- Нет, я всё равно вас накажу за вашу «игру теней»! Накажу вас «творчеством»,
вы, как и я, станете за веру нашу радеть: я ни я, буду!

Что же, так всё и вышло: Филарета, спустя некоторое время, наградили
Орденом Сергия Радонежского 2-й степени за резной алтарь, который он сработал
для одного из подмосковных храмов, а сын его младшенький Серёжка стал поэтом
в 13 лет, и часто поджидал меня у подъезда в 4 утра, когда я, не спав всю ночь,
возвращалась с прогулки со своим верным псом! Рукописи проверить и поболтать
о ВЕЧНОМ. Мы так смеялись, что сын мой разгонял нас по домам!

Сколько Серёжа задавал мне вопросов! Нас, порою, с ним прямо с балконов
окрикивали недовольные соседи, пытаясь приструнить неугомонную пару, сон-то
перед самым рассветом, особенно, чуток! Внучку Филарета — БОГ тоже спас,
когда она проглотила иголку, то наши врачи успели ей оказать помощь.
И это было по истине великое чудо.

Как-то, перед занятиями Филарет сам зашёл ко мне в кабинет, и говорит:

— Умру я скоро, Галина, посмотри, как у меня раздуло живот — цирроз, наверно!
— А-ну, задирай рубаху, я гляну!

Смотрю, стоит, как ребёнок, задрал рубаху, пузо вывалил мне, и не дышит.
Тяжко ему так,  словно ждёт «приговора»! Понравилось мне, что он открыт Господу:

— Не, это не цирроз у тебя!
— А что?
— Как что? Нервы! Давай, я сейчас молитву над тобой прочту!

Он притих, а я, как тресну его кулаком по пузу! Он и не дрогнул, не дёрнулся
даже, потом после молитвы спрашивает меня:

— Как ты думаешь, а мне это поможет?
— И не сомневайся даже! Ты сам-то веришь?

— Верю, конечно, а то, как же!
— Тогда иди, ступай себе домой с БОГОМ.

— А, как же врачи?
— Нет, тебе к ним ходить не надо, у тебя знаешь, какой Врач теперь есть?

— Какой?
— Сам Лично Иисус Христос Сын Божий!

Он и по сей день жив-здоров, ходит стройненький такой, «как мачо»:

«Вот, что Крест Животворящий с людьми-то делает!»,
(фраза из к\ф «Иван Васильевич меняет профессию»).