Последний трамвай

Она раскинула руки ему навстречу. А он высвободил свою ручонку из камнедышащих пальцев, и просто с разбегу врезался головой ей в живот. Так, затаившись, он постоял несколько секунд, затем медленно повернулся к тому, кто привел его на остановку. Мужчина резко махнул ему рукой – мол, пока, и едко-диким взглядом прошелся по ней, затем фыркнул, сплюнул, развернулся и удалился прочь.

От колкого взгляда сдавило глаза. Веки сами сжались, а руки плавно прошлись по волосам сына. Она улыбнулась и поцеловала вихрастую голову своего Святки. А он всё также стоял недвижимо и смотрел вслед тому, кто привел его, но тот шагал без оглядки, мощно и уверенно.
 
И они пошли – она в сереньком пальто, из под которого выглядывала длинная юбка и он, в темной курточке с накинутым на непослушно выскочившие русявые «ёжики» капюшоном.
Святославчик как-то нехотя шагал рядом с ней.

- Святик, что с тобой? Ты заболел? - спросила она, остановившись и наклонив голову к нему.
Мальчик вдруг резко отвернулся и вытер нос рукавом курточки. А потом всё также, отвернувшись, добавил:
– Пойдем, мам, трамвай наш едет.
Она покорно согласилась.

Святослав быстро вскочил по ступенькам и уселся возле окна, недалеко от двери. Она села рядом, сцепив в замок пальцы с сумочкой. Трамвай тронулся. Мальчик провел пальцем по стеклу, вышла буква «м», он теранул ладонью и так и застыл у окна.
«…Святик какой-то не такой вернулся… в глаза мне не смотрит, молчит, нерадостный такой. Может, не на все выходные отдавать его отцу, а только на воскресенье?..»
«…прав папа, мне у него будет лучше… у мамы нет кровати отдельной для меня, и, правда, как-то  неудобно спать с мамой на одной койке…»
Они ехали, не глядя друг на друга, словно застывшие истуканы, и только зрачки, гонимые мыслями, прыгали из стороны в сторону.

***
Уютная квартира, в центре – огромный телевизор, напротив – диван. На нем отец сидит, широко раскинув ноги, и, кажется, будто его фигура - весь тот широкий экран напротив. Отец дает новый DVD-диск сыну, приправляя словами «последняя версия», а сын вдруг отворачивается.
- Ты чего? Ты ж любишь «Наруто»! - дергает его за рукав.
Мальчик насупливается, сомневаясь, брать не брать.
– Тебя мать опять тягала в секту? Говори, таскала тебя эта ненормальная тварь к сектантам?

***
 Скудная на мебель комната, посредине кровать, на ней спит мама и сын. Мама просыпается, любуясь, смотрит на сына, протягивает руку, чтобы погладить его волосы. Затем, улыбаясь, убирает, и легонько, дергая за край одеяла, шепчет.
- Нам пора, сынок, просыпайся!
Он поворачивается сонный к ней.
- Мам, давай сегодня не пойдем.
- Нет, что ты, Святик, мы должны служить Богу… он заботится о нас, и мы не должны о нем забывать… а церковь слова Божьего нам всегда помогает, там – святые люди, честные и справедливые.

***
Некогда спортивный зал, набитый людьми, что стоят на коленях и молятся. Перед ними пастырь, он поднимает руку с перстнем на указательном пальце, твердя: «Мы должны быть смиренны и покорны… в терпении наше спасение…»
Люди, стоя на коленях и опустив головы, вторят ему в такт: «смиренны и покорны… в терпении наше спасение…»
Начинает звучать музыка, люди бросаются в пляс.

***
«…у папы еще и компьютер есть, и телевизор огромный… бабушка права – мне у них будет лучше жить...»
«…может, свекровь чего-то наговорила на меня, вот он и топорщится… она всегда меня почему-то недолюбливала…»
«…у мамы так мало денег для нас двоих, она и сама часто не ест, чтобы меня накормить, а бабушка всегда дома, накормит… да и ребята во дворе неплохие и школа рядом…»

- Компостируйте талончики, у кого нет, приобретаем. Так, что у вас?
- У меня? - словно очнувшись от сна или забытья, произнесла Анна. – У меня… у меня проездной.
- Показываем! – приказала кондукторша.
- Ах, да, сейчас, - она нервными пальцами стала открывать сумочку. Сын глянул на мать, та – на него, мол, молчи, я знаю, что лгу, но так нужно. – Забыла, забыла в другой сумочке,- и жалостливыми глазами, полными мольбы, посмотрела на кондукторшу.
Трамвай остановился.

- Пойдем, наша, - она быстро встала.
- Ты лгунья, как ты можешь служить Богу? Ты врешь! – неожиданно закричал Святка.
- Что ты такое говоришь, Святик?
- У тебя нет талончика, и никогда не было, потому что у нас нет денег даже на еду.
- Сынок, угомонись, ты… ты не смеешь, - и слёзы закапали из ее глаз. А Святославка рванул с места и, не глядя, побежал до дверей. Но на ступеньках резко затормозил. Он обернулся и увидел свою маму, такую немощную, отрешенную, беспомощную.
- Погодите, погодите, пожалуйста, откройте дверь, - закричал парнишка водителю трамвая, затем подбежал к матери и помог ей встать.

Две серые фигуры побрели по вечерней улице, удаляясь в бесперспективный путь. Временами Святка отрывался от маминой руки, чтоб скользнуть по заледеневшей дороге, там, где падал еще свет.

***
Снова отец приводит сына на остановку. Отпускает руку, но сын сильно держит ее, взгляд его, как у волчонка. Она поворачивается с зеркальцем в руках, потом суетно, не глядя, кладет его в сумочку и не слышит, что оно падает на земь. И машинально, по привычке, простирает руки ему, сыну. Смотрит попеременно то на отца, то на сына, и медленно опускает их. Мальчик постепенно разжимает пальцы и освобождает руку отца. Идет к матери, не спеша, размеренно.

- Ну, сынок, ну же, Святка, иди ко мне, - она присаживается на корточки.
Отец сплёвывает, разворачивается и уходит. Сын оборачивается и видит крепкую отцову спину в длинной кожаной курточке, его широкие уверенные шаги и словно свинцом налитые руки, стиснутые в кулаки. Затем смотрит на лицо матери, ее серые-серые глаза, бесцветное лицо и едва прозрачные губы. Она держит его слегка за курточку, наклоняется к его ручонкам, чтоб поцеловать… глаза мальчишки сверкнули стремительным блеском, он внезапно дернулся и высвободился из маминых полуобъятий, и мгновенно рванул прочь.

Она, ничего не поняв, привстала, и легонько шепнула: «Святик, Святославка… ты куда?»
А он бежал от нее прочь и кричал вслед уходящей широкой спине: «Пап, пап, подожди меня, подожди, я хочу с тобой… я хочу с тобой… домой».

Отец повернулся и выдавил всепобеждающую улыбку, но в сторону сына не направился, а лишь кивнул головой «мол, давай, догоняй меня, не тупи». И парнишка утер нос рукавом, подбежал к нему, и глазенками игривой собачонки посмотрел отцу в глаза.

Она стояла и не понимала, что происходит. Потом попыталась заговорить, но голос ее не слушался. И это кричал лишь внутренний глас, слышимый ей одной: «Вернись! Вернись!.. сынок… родненький, Святка, Святик, мой свет… вернись!»

Отец шепнул ему «молодчага», и они побрели в сторону элитных многоэтажек. И чем дальше они отдалялись, тем четче было видно, как мальчонка пытался подстроить свой короткий звонкий  шаг под всеутверждающие мощные впечатывания отца.

Платок слетел, а ветер вырвал у нее часть прядей, и заиграл ими в воздухе. Она шла вдоль трамвайных путей и шептала: «Мы должны быть смиренны и покорны… смиренны и покорны… быть терпеливыми, терпеливыми… в терпении наше спасение... наше спасение». Мимо проезжали полупустые трамваи с замершей горсткой пассажиров. В окне девчушка подле мамы, уткнулась носиком и дышит на стекло, оно запотевает, она трет его рукавом и рисует узоры, затем снова дышит, трет и снова рисует…
…Её глаза становятся пустыми и бездонными, взгляд отрешенным, а сама она превращается в обезумевшую… старуху.