Маньяк. История одного писателя. 7

Всегда любил аэропорты. Международные порты, космические базы. Стальные брюха залов ожидания, неуместно дорогие продукты и неудобные, нелепые процедуры контроля. Это царство где-то между, между безумными сборами и боязнью опоздать, обязательной руганью, с невозможностью заставить себя заснуть и путаницей с такси, но сладким ощущением, что можно уйти и этим ни здесь, ни там. С этими паркетными автобусами и непонятными приспособлениями, рукавами, жадно тянущимися к боингам и призрачными девушками в форме. Все эти разно-расовые племена людей с ручной кладью, внезапные односторонние знакомые, которых видишь только по ТВ. Дивные голоса из динамиков, к которым так прислушиваешься и боишься пропустить.
В этом что-то есть, это такое последнее испытание перед тем как смыться. Сжатые мышцы, протолкнувшись в которые можно попасть туда, где хорошо. Тебя вот еще немного мучают, проверяя, готовы ли твои крылья к полету и толкают в комфортабельное сиденье, благословляя в путь.
Так же как и с получением нововведенных загранпаспортов, очередь для подачи заявлений на которые нужно было занимать еще как будто ночью, так темно и нелегально, с 4 часов утра, а потом только в 11 твоя очередь на фото которое делается на 10 лет, а ты перекошенный, потому что в отделении даже кофейного автомата нет и ближайший сортир в трех кварталах. Усмехаюсь про себя – вот они, жизненно важные вещи, кофе и отлить, все просто, человек примитивен. Дремучая Русь крепко сжимает тебя в своих дискомфортных объятиях напоследок, перед тем как вручить билет во все концы.
И это почти мистика, проходить все уровни изломанной игры, что бы получить заветные корочки со своим именем и подтверждением что да, можно. Как когда наступает эпоха совершеннолетия и вдруг перестает быть стыдно за все то, что  делал, за все это бюджетное траханье и подглядывание, потому что уже позволено, официально разрешено, и ты сам можешь делать все что захочешь, что давно хотел, уже пора, та самая пора когда в руках паспорт и можно. И получается, что не зря столько платил за эту возможность исчезнуть за пределы  работы телефона, в другую жизнь, к другим людям и побыть самому не собой. Забыться, заблудиться, попасть в водоворот чужих ритмов и мыслей,  говорить не на родном языке, жить не дома, забыть про все и попробовать хоть немного соскучиться. Захотеть вернуться. Может быть, захотеть, правда, для этого мне последнее время нужно улетать все дальше, но так хорошо, просто бросить все и пропасть, исчезнуть, забыв о проблемах, так просто взяв билет.
Я уже прошептал во внимательные ушки своих вечернеэфирных радиолюбителей всемирное пока, поставив им самое крутое и гипнотизирующее, деморализующее, пообещав вернуться после. После того как пройдет это ощущение что так тяжело и маятно. Маревно этими ночами без сна и что пора бы уже пора, в добрый путь и пускай наш летучий корабль уебет отсель так шибко далече, в дольче светлую текстильную южную пляжевость жизни. А столицу в топку. В пожары и угары и пока-пока-пока.
Я смотрю, на какой-то почти пластиковый, с криво выбитыми цифрами и буквами билет, представляя уже горячий плов с дымным, ароматным, подкрашенным морковкой и специями мясом, таким свежим, не покупным и замороженным, еще кровящим на срезе, вытянув ноги на спинку впереди стоящего ряда. Как то не тот день что ли, в зале пусто почти, хотя вроде бы сезон и от этого слегка тревожно, странно видеть пустыми места, в которых обычно столько народу, кажется, что началась ядерная война и все в убежищах, а ты не в курсе. И пустые супермаркеты и метро становятся по-настоящему жуткими местами, декорациями, брошенных после съемок ангаров фильмов – катастроф, с остатками человеческих запахов и слов, жестов, недобрых тупых эмоций. Мелких и злобных, одинаковых серых людей.  Но все равно, я скоро променяю одно на другое и будет легче, не будет раздражать и нагонять тоску, будет хорошо, будет совсем хорошо и никаких приходов и оторванных мерещащихся рук, никаких этих писем с историями о насилии в семье и безграничной, душащей тоской и непониманием нахуя это все вообще, с этими вопросами как быть дальше, с этими просьбами.  С этим странным ощущением надвигающейся грозы, воронки в которую засасывает, от того, от чего инстинктивно хочется бежать. Но уже хорошо, уже почти сбежал. Я откидываюсь на спинку сиденья, такого низкого и неудобного и слышу голос рядом:
- Ты бежишь от своих грехов. Ты должен умереть, тебя тянет на дно все это темное и грязное в тебе.
Поворачиваюсь на голос.
Мужик на ряду спиной ко мне, светло зеленая рубашка с коротким широким рукавом и просветленное выражение лица. Мой рот наполняется слюной, таких всегда хочется бить, проповедников которые думают, что ты неправильно живешь и должен гореть в пламени ада. Они уверенны в своих убеждениях, они будут жрать с тобой за одним столом и думать что ты сдохнешь. И есть, аппетит у них всегда отменный. Это самое противное, им на тебя плевать пока ты не с ними. Хотя, в прочем, и потом ты будешь просто тем, за кого их погладит по вшивой головке их выдуманный господин. Или кто там в сектах? Руководитель группы, как у алкоголиков или американских наркоманов?  За бугром они, у нас – эти, такие ничтожные и лживо – позитивные.  У которых в головах те самые зомби – коды, позволяющие им быть счастливыми отморозками.
Отворачиваюсь и закрываю под очками глаза, жалея, что не могу достать наушники – надо же будет не пропустить объявление о посадке.
Проповедник садится напротив, у моих ног, смотря как на неполноценного, непонятливого и к тому же упрямого ребенка,  которому нужно по нескольку раз все объяснять. И он разжевывает, он просто грезит пожевать, размять, перемешать со своей слюной идею, и вложить ее в мой рот, заставить проглотить или еще хуже – сразу заразить ею мозг.
Он мне рассказывает, что я явно заблудился, я плохо и несчастно выгляжу. Я смотрю на него, надо не подозревать так о собственной нелепости? Он так неприятно тянет букву «а», и эти нелепые носки, эти мятые светло-никакие брюки. Эти заученные типа душевные слова, которые неприятно царапают по сознанию себя как угроханной взрослой личности. Он говорит, он думает, что если я молчу, то значит слушаю. И поэтому рассказывает, убеждает, что я живу неправильно, что я никому не нужен, что я ничего не достигну, мне все лгут, и никто не любит, что-то еще.
Я стараюсь игнорировать. Глупости ведь, по сути это так и есть. Глупости, глупости, глупости. Мелкие идиотские штуки, которые зубастиками хватаются за самолюбие. Надо сдерживаться, нас провоцируют каждый день, а мы все должны быть послушными зайчиками и помогать детским домам. Не брать  рот того что не положено и не давать в зад. Я твержу это старательно, думая о зеленой травке под солнцем, успокаиваясь, но как то пропускаю момент, когда рука достает из кармана зажигалку, и, зажав в кулаке, схватив проповедника за ворот рубашки, начинает избивать. Вколачивать в него каждое слово, каждую просветленную блевотную истину, которая неправда. Мстить за каждого зараженного этой дрянью, порабощенного, сдавшего всю жизнь и нервы своих близких в эту ***ту, превращая лицо в какую то кривую текущую карикатуру на свет, добивая, что он уже перестает кричать и вырываться. Долбить меня по рукам и животу, пока меня не хватают и не оттаскивают, выкручивая руки и прижимая к холодному полу.