Маньяк. История одного писателя. 8

Ольга.

Бутылка с шампанским запотела и со дна тонкой ниткой поднимаются пузырьки. Они выходят в открытое горлышко, так же как и из меня сочится это вдохновение. Возбуждение. Упоение чем-то запретным и прекрасным.

Прекрасным искушением нашего вечера, такого общего и долгожданного, про который я хотела бы после прочесть в новой книге, или услышать в эфире. Что бы он рассказал всем, своими красивыми губами рассказал, вложил всем в головы, так сильно прошивая насквозь кодами слов. Что бы все узнали что он со мной и как я стараюсь для него, что я его понимаю лучше всех этих одержимых девиц, что я его поддерживаю и знаю чем удивлять и радовать. Что нужно вот так ценить и заботиться о таком особенном, быть достойной, понимать. Ведь ему тоже бывает сложно, еще как. Но теперь рядом есть я.

Уже сумерки, самое таинственное состояние в сутках, когда день добровольно отдается в плен ночи, и она берет над ним власть, женскую над всем мужским, выпуская в головы горожан таинственные неприличные сны. И домохозяйки, уложив детей, достают из холодильников прохладных, влажных, подтаявших после супермаркета осьминогов, и прикладывают их себе между ног, сняв трусы, что бы там не так горело от одиночества. Осьминогам все равно что с ними делают перед тем как будут готовить, и они терпят, равнодушно подчиняясь усталым, отекшим от мытья посуды рукам домохозяек и оплетая их рыхлые ноги своими мертвыми щупальцами. Несчастные домохозяйки. Они не знают, что не нужно больше любоваться до рези в глазах на голливудских отретушированных злодеев, представляя, как те могу порвать на них лифчики своими мачете и вскрыть их однообразные грезы своими губами как у Бреда. Они просто не знают, что существует реальный мужчина, намного лучше и живее, умелее всех самых смелых фантазий, умнее и тоньше. Только они не знают что он теперь только мой и ему не нужен никто кроме меня.

Я еще раз оглядываю полутемную спальню, по ней разбросаны искусственные розовые лепестки, кремовые и нежно сиреневые, они лучше, чем натуральные, они долговечней. Улыбаюсь своей находчивости, улыбаюсь так счастливо, зная, что делаю это для любимого человека, отвечающего мне взаимностью, что это о самое для чего нужно жить. Я хочу показать что я готова, что я его, буду с ним и мы со всем справимся вместе, как бы сложно не было. Горят яблочные свечи в стеклянных подсвечниках, стекая по ним на пол, на столы и стулья, свисая восковой паутиной, беря в плен мебель и одежду, беря в плен мое тело, которое исходиться, томится от сладости в предвкушении его рук, его ненасытного взгляда. Его шепотом прямо по коже под эту лаунж музыку дальнего востока полуночной жизни.

Я опускаюсь на постель, заправленную свежим бельем, и уже кажется, чувствую его тепло, его вес на себе его слова у себя во рту, я думаю его предложениями, он уже во мне, полностью. Мне вдруг кажется что он вполне может оказаться вампиром. Ему бы это пошло и во многом бы объяснило его поведение, Кириллу много лет, его обратили насильно и теперь его гложет ненависть и жажда, которую так сложно утолить, потому что кровь теперь уже не та, и даже если она заправлена страстью то все равно не вкусно.

Песня заканчивается и без вступительной отбивки радио-шоу по комнате растекается его голос.

Знаете что, забудьте. Сейчас же, я скажу вам по секрету, тихо, оставляя это между нами, скажу что нашел сегодня вечером. Это такая история, которую ждешь после Булгаковского Ханского Огня, после всех этих Стретенских путаниц современной джазовой прозы с московской ядреной мистикой, но никак не ждешь во вторник.

Так вот забудьте все и представьте. Я пошел на рынок за вишнями, такими плотными, сочными черными переспелыми ягодами из которых проступает кровяной сок ,если их сдавить пальцами. Это самые пошлые ягоды в мире, их должны собирать только усохшие от времени старухи на рассвете в своих садах на окраине, срывая своими скрюченными пальцами с ломких влажных от ночного дождя ветках и опускать дрожащей рукой в корзины, наполняя их до верху, что бы потом выставить на липкие прилавки темных крытых рынков, таких душных, что мгновенно покрываешься потом, и думаешь только об этих страстных плодах и их вкусе на языке. Такие ягоды можно найти только на таких вот рынках, дешевые аналоги в супермаркетах не в счет. Так вот я заплатил старухам грошами из карманов, отмеряя современную медь и серебро денег и  шел к вам, не таким путем как обычно и наверное поэтому мне  в живот ударилась та девочка. Она была чумазая, цветастая цыганка, с цепкими руками и прицельными черными точками глаз. Девочка выбежала из подъезда заросшего инопланетными лианами общежития цирковых работников. Здание ощетинившееся спутниковыми тарелками и торчащими прутьями на которых висят пестрые костюмы. Девочка уноситься вслед за линялым пуделем с веселыми воплями а я иду к зданию, мне почему то кажется что в нем меняются местами окна и облезающая розовая штукатурка синеет в свете заходящего солнца.

Его пикап стоит под окном. Когда я спустилась то оказалось что вся машина пропахла красками.