Самый счастливый...

                САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ...

    
     Сам факт празднования Дня Победы в Берлине, 9 мая, у Рейхстага, где 68 лет назад стоял мой дед, а теперь буду стоять я, представлялся мне фантастическим.  Символическим, как высказывались иные. А нас было сорок девять человек в автобусе, рассчитанном на пятьдесят мест. Мы выезжали в семь часов утра, и никто не опоздал.
     Тур организовывала фирма "Навигатор", а меня туда пригласили князья-издатели, вместе с хором бабушек, специализирующихся  на распевании застольных песен, остальной состав был представлен парами из России и делегацией из Казахстана.  Из нас получилась сборная солянка, и экскурсовод Лариса подчеркнула, что мы все хоть и разные, но собрались сегодня по одному исключительному поводу - поклониться нашим мальчишкам, павшим в боях против фашистов на немецкой земле.
На немецкой земле. В одном только Трептовом парке** их захоронено двадцать две (по некоторым данным двадцать четыре) тысячи человек. И первое, что мы сделаем, прибыв в Берлин, это возложим цветы на их братскую могилу. Каждому представитель фирмы "Навигатор" выдаст по одной алой розе на входе в мемориал. А сейчас все получат по георгиевской ленточке, она сегодня будет служить для всех знаком "Мы помним" и бутылке  минеральной воды. На дорожку. Путь нелегкий, пять часов, но ради наших мальчишек мы выдержим эту дорожку.
     - И зачем я только что купила минеральную воду на остановке? - простонала моя соседка. Мы с ней сидели на последних, 49-м  и 50-м, местах, которые, как известно, не имеют откидного сидения, - пока возилась с мелочью, все хорошие места расхватали.
     - А я и не возилась с мелочью, но пройти по головам не решилась. Все моя застенчивость неистребимая.
     - Я бы сказала культурность, - возразила соседка,  протягивая мне руку, - Татьяна.

     Мы выезжали в семь часов утра, ночью прошла гроза, и вся Прага лежала в сиреневой дымке.
     - Я вас предупреждаю, - между тем продолжала Лариса, - фашисты и немцы это абсолютно разные люди. Я вожу на День Победы наших соотечественников уже не в первый год, и с полной уверенностью могу сказать вам, что берлинцы празднуют этот День наравне с нами. Так же искренне, так же скорбно, и так же радостно, как мы с вами. Как избавление от коричневой чумы, как избавление от морока...
     Меня ее слова покоробили.
     - Это великая трагедия немецкого народа тоже, - не унималась Лариса, - через некоторое время мы минуем последний, третий тоннель, связывающий Чехию и Саксонию, одну из четырнадцати федеральных земель Германии,самую бедную, и справа от нас будет расстилаться город Дрезден, город с удивительнейшей, ужасной судьбой, колыбель немецкой культуры, который за одну ночь был разбомблен в руины, вместе со своим оперным театром, который так любил посещать Гитлер, своей картинной галереей, из которой все картины были вывезены, слава богу, накануне, и сорока тысячами человек, мирно спавшими в своих постелях. Жалко, что дымка мешает нам разглядеть его очертания - становится душно от мысли, что оставшиеся в живых дрезденцы не хотели жить, не хотели вылезать из-под обломков, и бойцам Красной Армии буквально приходилось их выносить на руках и насильно кормить...
      Духоту вдруг почувствовали все.
      Потом оказалось, что сломался кондиционер.
      На первой же остановке оба водителя пытались его починить, но у них ничего не вышло.
     - Ничего, - успокоила всех Лариса, - в конце-концов, ради наших мальчишек, можно выдержать и духоту, тем более, что в Берлине, к нашему приезду, обещали кратковременный дождь.

     Вот где пригодилась минеральная вода, причем, Татьянина, она купила две бутылочки, из холодильника, и они не успели нагреться. Мы ими студили свои разгоряченные лбы и щеки.
     - Я сейчас поставлю вам какой-нибудь легкий фильм, - сказала Лариса. Но телевизор тоже сломался.
     - Сейчас еще колесо отвалится, и мы этот автобус впереди себя толкать будем, ради наших-то мальчишек, - буркнула я, и Татьяна хохотала до слез. А может, это уже пот был. Во всяком случае, у меня платье прилипло к спине, а спина к не откидному сиденью, шерстяному и пыльному.
     - У меня по ложбинке ручей течет, - пожаловалась я.
     - Леонид, - проговорил мужчина с сиденья передо мной, поворачиваясь ко мне. И поднял свое откидное сиденье, и дал мне дышать.
     - А давайте попоем военные песни, - предложила Лариса, - и настроимся, и наши трудности нам покажутся пустяками...
 
     Магнитофон работал. Полилась знакомая мелодия. Все, как один, подхватили:

                Мне в холодной землянке тепло
                От твоей негасимой любви...