Записки таксидьотки. Продолжение 4

21.08. Вчера укусила оса. Нога вся вздулась. Хозяин посочувствовал, дал мазь, но толку… Пошутил – показал на тесак и мою ногу. Очень остроумно!.. Все проходящие сочувствуют, дают советы. Хожу с повязкой из мокрого полотенца и босиком. Хозяину мой вид не нравится, но кто должен отвечать за охрану труда?
Девчонки-гречанки нашли для меня итальянцев, чтобы узнать код. В общем, начинаю привыкать. День проходит быстро – завтрак, обед, ужин. Спать в помещении (меня подселили к болгарке Донке) невозможно – душно и комары. Они здесь особенные – не гудят. Просто незаметно кусают. Сегодня спала на крыше – ветер невообразимый ночью. Но спать можно. А днем ветра нет. Донка всё выспрашивает, что это я в бунгало не ночую. Показала жестами, чем я, по её мнению, занимаюсь где-то ночами.
- Глупая ты, Донка! До того ли мне? Тут до раскладушки бы доползти…

Обрываем виноград – вчера  Донка срезала кисть возле нашего бунгало. Я совсем не понимаю, что она говорит (по-гречески, да еще проблемы с речевым аппаратом и, похоже, не только), но улыбаюсь и киваю головой. Она свое говорит, я свое – так и живем. С поляками то ссоримся, то миримся. Они ходят по очереди на море. А  мне сказано – хозяин сам сообщит, когда отдохнуть. Но он не говорит, он только поручения дает.
 - А почему Каролина с Павлом по очереди ходят на море, устраивают перекуры, распивают кофе перед кухней? Почему у меня совсем нет перерывов?
- У них своя работа, – так и не добилась я правды.
- Они в Евросоюзе, к ним отношение другое, – предположила Галя. И тут политика, на этой несчастной кухне...

Стараюсь медленнее работать. Это надо уметь делать, а я люблю работать быстро, но так выходит хуже для себя. О, барство дикое без чувства, без закона – вот оно, в натуральную величину! Прошла неделя, как я здесь. Как люди работают месяцами – не знаю. Как роботы, наверное, – не думая, не замечая. Надо научиться.

23.08. Хоть число узнала. На проклятом острове нет календаря. Меня поселили в отдельный номер. Большая кровать, шкаф, вентилятор под потолком. Я работаю еще и за поляков, которых хозяин уволил за ненадобностью – отдыхающих все меньше. Но  я все делаю быстро и со всем справляюсь. Хотелось бы, чтобы это не осталось без внимания. После ночи болят руки – отходят. Хозяин интересуется моей ногой, сочувствует, но это ничего не значит – никаких поблажек. Угостил сегодня крохотной кисточкой винограда. Знал бы он, сколько кистей мы с Донкой уже срезали или оборвали. Скряга.
Отпустил сегодня на море днем. До этого я ходила на отдых уже к вечеру. Но я  сделала обиженное лицо, заплаканные глаза, насупила брови и, шмыгая носом, попробовала выразить свои претензии. Сработало.
- Конечно, конечно, нет проблем.

Кажется, я вхожу в доверие. Или просто замены мне он все равно не найдет – сезон заканчивается. Да и платить надо за работника. Так что…
В первый раз вышла на веранду кафе собирать грязную посуду. Ощущение было неприятное – сидят развалясь, курят, смотрят ТВ, а я с подносом обхожу – боро - можно?  А потом как-то неловкость прошла. Захожу в зал, быстро пробегаю взглядом по столикам, улыбаюсь, если мне сами подают посуду. Показываю на стул, где сидит мужчина, – поставите потом  на место – он кивает торопливо. Особо не церемонюсь, но корректно даю понять, что я здесь отвечаю за порядок и надо с этим считаться.
Повариха Вая уже второй раз пробует отпроситься у хозяина. Бесполезно – не отпускает. Так вот  все со скандалом и уезжают – каторга.

Вчера ночью металась в порту в поисках телефонной карты. Никто ничего не знает, все говорят только по-гречески,  карт масса, какую брать – неизвестно. Почти ничего не проговорила, как карта закончилась. В Италии я так долго говорила по одной карте!
 
25.08. Удостоилась чести кормления с барской руки. Хозяин утром преподнес слойку с шоколадной начинкой. Вчерашнюю. Разогрел, отломил, попробовал и дал мне – ешь! Поблагодарила. А вчера вечером Пиги наложила мне картошки – так он велел класть больше. Поблагодарила, но почти все выбросила – есть невозможно – соленая. И столько масла! За завтраком велел Пиги нарезать мне больше хлеба, потрепал по щеке - худая, мол, ешь больше. Так откармливают кабанчика перед тем, как зарезать. Что бы это значило? От работы-то я не отказываюсь, делаю всё, что говорит, и всё успеваю. Но хотелось бы денег.
 
Донка за ужином наливает мне пива тайком от хозяина. Пьём пиво, как заговорщики, режем виноград, как-то общаемся, хотя совершенно друг друга не понимаем. Я киваю головой, улыбаюсь – вот и вся реакция. Вообще, дурдом. Сплю на крыше. Народу в кафе все меньше. Я уже просто подхожу, говорю «after drink»(после того, как выпьете – англ.) – и показываю на жестяную банку, мол, выбросить потом надо в бак. Воспитываю помаленьку. Пусть бугаи хоть банки за собой сами убирают. Подхожу с подносом – сами ставят мне грязную посуду. День проходит быстро. Но всё равно на даче в Волгограде лучше. Что я буду делать одна среди греков после кемпинга? Кроме греческого, не говорят ни по-каковски. Сегодня поварихи нет – вчера всё-таки уехала. Пришла прощаться радостная, а то всё психовала и швыряла посуду.

27.08. Приехала полячка Агнешка. Варфоломей заставил её есть овощное рагу. Она не хотела, плакала. Я говорю – давай незаметно в бак выброшу. Я в лучшем положении – всегда что-нибудь перепадёт на кухне. Уже освоилась. Хозяин мне доверяет. Подойдет неслышно и смотрит – проверяет мою реакцию? Когда я забываю его имя, хочется назвать его Бонифацием – чем-то, усами, что ли, напоминает мультперсонажа. Да и грива почти такая, только белая.

30.08. Господин назначил меня любимой женой – теперь я ещё и омлеты должна делать! Леонидас, которого он уговорил заменить Ваю, бесился-бесился, причитал на каждом шагу «mamma mia,due, tre», вчера вывалил два раза омлет из сковородки (похвастаться решил своим умением переворачивать содержимое в воздухе), схватил пакеты и убежал. Перед этим он сказал мне, что шеф больной. Я не стала вдаваться в подробности.
В общем, я теперь правая рука шефа на кухне, подаю судки, нахожу  то, что ему нужно – как-то догадываюсь по жестам. Черт знает что!
 
Агнешка ничего не ест, говорит, что такое только «псам» дают. Я молочу все подряд и говорю «спасибо». Шеф сует мне в рот то виноградины, то кусок какого-то десерта, теперь вот  подал тарелку с йогуртом – сметана, политая медом.
- Ешь, – говорит.
Я съела. Что все это значит? Может, лебезит за то, что орет иногда, а, может, обхаживает? Говорят, что такой грешок за ним водится...

Сегодня дружно вывалили ужин в бак, так чтобы шеф не видел, что мы не ели. Сумасшедший дом! Сидим за столом для палаточников. Донка втихаря от шефа разливает пиво по стаканам, Агнешка ест хлеб со сметаной, купленной в порту. Я пробую сделать самокрутку с голландским табаком – мне показали греки. Они крутят такие самокрутки и часто забывают табак и фильтры на столиках.
Хочу набрать миндаля – надо лезть на дерево. И винограда. Донка сказала, что, если я буду рвать возле её бунгало, шеф побьет её. Пойду в другое место. Mamma mia, что будет дальше?

…Привет от Леонидаса: после ужина все рванули в туалет (ели мусака - запеканку - со сгоревшей картошкой). У меня был спецпаек – мясо с вермишелью, - но прикол не обошёл и меня. Съела презентованный шефом йогурт. Да забыла, что перед этим пила кофе. В комнате началась реакция. Хотела было открыть дверь, чтобы бежать в туалет, как ручка вывалилась вместе с шурупами. Черт знает что! Пришлось лезть в окно и прыгать. Да, без приколов тут не обходится.

01.09. Погода резко изменилась. Ночью пошел дождь, и я перебралась с крыши в бунгало. Чувствуется осень. Поцапалась с шефом. Не могу на него смотреть. Стараюсь сохранять спокойствие, но, боюсь, в глазах он прочтёт, что я о нём  думаю. Омлет, видите ли, суховат – подгорел. Я говорю - практика нужна. А он смотрит на меня и вот-вот взорвётся. Но что-то пробормотал – видимо, покрепче «mamma mia». Когда я начинаю ему что-то доказывать, он крестится – так, видимо, досаждает ему русский язык. Запретил мне сегодня говорить с ним по-русски. Да еще яичницу я не так сделала – глазок расплылся. В общем, обозлился на меня, навалил две раковины тяжелой посуды – мыла до 11 ночи.

03.09. Сегодня шеф злой. Заставил меня завтракать одну перед кухней - не хочет, чтобы мы общались. Выходим из положения другими способами: свистом, жестами, взглядами. Донка прижимает скрюченный указательный палец под носом – ну, конечно, вылитый  Варфоломей! Агнешку шеф учил печь круассаны. Хоть это не повесил на меня – не одна я буду видеть его усатую физиономию.
Выделил сегодня позавчерашний салат на троих и котлету, разделив на три части. Донка и Агнешка выбросили еду, а я всё мету, ещё и Донкину часть съела. Иначе не смогу работать. Вообще, концлагерь какой-то: кормят, чтобы силы были работать. Я драю кастрюли и противни, руки по ночам болят так, что я просыпаюсь, и никакая гимнастика не помогает. А он, гад, требует, чтобы до блеска.
 
Опять наорал, что холодильник сверху мыла, а микроволновку не вымыла.
- Да ведь он грязный, - говорю.
Ну, что за человек! Сам сказал, чтобы делала, что считаю нужным. И ведь всегда есть, что надо вымыть. Но не могу же я сразу вымыть всё! Говорю ему – я не робот! – по-английски. Смотрит, сволочь, и делает вид, что не понимает. Все стонут, ждут, когда этот кошмар закончится.
На дьялиму-перерыв отпустил, показав палец – один час. Что за час сделаешь? Сбегала на море, Донка сделала фото. Потом душ, потом забежала перевести дух в комнату. Все – час прошел. И ведь пришел проверить, вовремя ли я вернулась. Как мне вытерпеть все это...