Вдали от родной земли

На правах автора.

 О мужестве, героизме, боевой работе наших солдат, прапорщиков и офицеров написано и рассказано, не мало.
 Но практически не доводилось читать описание армейского быта 40-й Армии, как проводили свободное время воины - "афганцы" в тех
 Что же способствовало тому сильному боевому духу, стремлению выполнить боевую задачу?
 Хочу рассказать о так называемой психологической стороне выполнения интернационального долга нашими военнослужащими.

Была ли она вообще — специальная работа по психологической подготовке наших воинов к ведению боевых действий в условиях горно-пустынной местности? Конечно же, не было специально подготовленных людей. Своеобразными армейскими психотерапевтами были офицеры-политработники. Хорошо ли справлялись они со своей задачей? На примерах высокого морального духа военнослужащих в условиях Афганистана сегодня можно твердо и с гордостью сказать, что психологическая подготовка проводилась на высоком профессиональном уровне.

Один мой знакомый, в прошлом офицер Советской Армии, недавно в разговоре, вспоминая годы службы, сказал:
"Политработа, проводимая в армии, имела большое значение. Мы это поняли спустя многие годы после развала Союза. В свое время мы недооценивали ее, считали излишеством, помехой в работе командиров. Время и жизнь подтвердили ее важность, необходимость".

Главной составляющей высокой психологической готовности вести бой был профессионализм офицеров. В моменты между жизнью и смертью молодой солдат смотрел на офицера - как на бога. Никогда не забуду глаза солдат во время боя, смотрящих на тебя, верящих, что ты сумеешь принять единственно правильное решение, не подвергнешь лишнему риску их жизнь. Прибыв в Афганистан, я уже многое знал и умел как офицер-танкист. До этого служил в ТуркВО (после училища), ГСВГ, в Белорусском военном округе. Мы не "вылезали" с полигонов, стрельбищ, танкодромов, половина учений - с боевой стрельбой. К боевой учебе прилагалась партийно-политическая работа со всеми составляющими: идеологической и психологической, воспитанием на боевых традициях Великой Отечественной войны, верности Военной присяге, любви к своей Родине. Такое разностороннее воздействие на умы бойцов и давало тот эффект, который позволяет нам говорить с гордостью: свой долг мы выполнили с честью.

Небольшой пример.

В боевое охранение от полка было выделено 20 танковых экипажей. Каждый экипаж размещался в хорошо оборудованной землянке. Имелся ленинский уголок, были подшивки газет, боевой листок, информация о противнике в полосе охранения. Кусочек почти мирной жизни в центре войны! Это помогало переносить трудности.
Но нельзя умалять и материальную сторону той войны. Каких-либо серьезных проблем в обеспечении техникой, оружием, боеприпасами, вещевым имуществом, продовольствием мы не испытывали. А это еще одна составляющая психологической готовности идти в бой.

Правда, порой офицеры и солдаты "жаловались": когда привезут, наконец-то, свежее мясо, а то тушенка порядком надоела! Но в условиях высоких температур блюда из свежего мяса нам доводилось есть только в январе и феврале. Как-то, приглашая на обед очередную концертную бригаду из Москвы, я, извиняясь, предупредил гостей: "У нас из мясных блюд только тушенка!" На что услышал восторженные возгласы: "Вот здорово!"

Несколько слов о концертных бригадах. Воинам концерты знаменитых артистов нравились. Выступали наши любимые певцы и танцоры и в клубах, и на импровизированных сценах (два грузовика с открытыми бортами), а то и просто в боевом охранении на трансмиссии танка или БМП. Рекордсменом по продолжительности концертной программы был Иосиф Давыдович Кобзон. Пел  по три-четыре часа под палящим солнцем песни, которые просили исполнить воины. Если во время концерта поднимали какую-либо роту по тревоге для выполнения внезапно возникшей боевой задачи, он вслед им пел песню, заявленную уходящими на задание. Такие встречи с Кобзоном, Розой Рымбаевой, Людмилой Чурсиной, Владимиром Зельдиным, ансамблями песни и пляски ЛенВО и Тихоокеанского флота, ансамблем "Русская песня" вдохновляли офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат, поднимали настроение, а соответственно - боевой, моральный дух.

Огромной поддержкой для военнослужащих ОКСВА от генерала до рядового были письма от родных.

Впервые дни после прибытия в полк я знакомился с условиями проживания офицеров и прапорщиков. В нашем полку в 1983 году подавляющее большинство офицеров и прапорщиков уже жили в "модулях", в боевом охранении, на охране участка дороги - в хорошо оборудованных землянках. Меня поражало обилие детских рисунков над их кроватями, на тумбочках - фотографии жен, детей... Все без исключения относились бережно и трепетно к этим маленьким "выставкам". Никто никогда не комментировал ребячьи рисунки - это была святыня. Письма из дома читали затаив дыхание... Они являлись значимой составляющей хорошего морального состояния личного состава частей 40-й армии.

Я периодически просматривал приходящую почту, проверяя работу почтальона. Боже упаси затерять письмо! Почтальон (обыкновенный рядовой одной из рот, выполняющий эту общественную нагрузку) не менее бережно относился к полученной почте своих сослуживцев. Как-то обратил внимание на часто приходящие письма от жены командиру батареи из артдивизиона, несшему охрану со своей батареей участка дороги. Она на конверте в графе "Кому" всегда писала Ковтунову Толечке. Таким образом, она выражала свою любовь. Командир батареи впоследствии погиб в бою при преследовании группы душманов, пытавшейся напасть на опорный пункт батареи. Его изуродованное тело нашли спустя несколько часов после окончания боя.

Письмо любящей жене комбата я начал со слов: "Уважаемая... Вашего Толечки уже нет... погиб в бою..." Мне как замполиту полка написание писем по разным поводам родным и близким подчиненных полагалось по должностным обязанностям. Был шаблон, заранее заготовленный, — впиши туда только фамилию, имя... Но по-человечески я не мог использовать его в своей работе. Нет таких слов, которые могли бы утешить и унять боль утраты дорогого человека, сына, отца, мужа, брата! И - отписаться по-шаблонному?!  Не позволяли совесть, долг офицера. Хотелось написать в письме хоть одно слово от души, говорящее, что и ты не безучастен к утрате дорогого семье человека...

В нашем гарнизоне все хорошо знали самолет, который привозил почту из Союза. Называли его с теплотой "почтовик". Как-то в августе 1984 года выезжаю из полка в штаб дивизии, смотрю, на посадку заходит "почтовик". Подумал, наверное, завтра утром получу от жены письмо. Настроение сразу поднялось. Но вдруг услышал на аэродроме взрыв. "Не "почтовик" ли?» — подумал я. И, не заезжая в штаб, сразу поехал на аэродром (его охрану осуществляла наша полковая зенитная батарея). На КПП аэродрома меня знали, пропустили.

На взлетно-посадочной полосе горел "почтовик".  Как потом выяснилось, Ан-12 уже "рулил" по ВПП, но вдруг заклинило шасси, самолет резко развернуло в сторону стоявших на стоянке двух вертолетов. Произошло столкновение, а скорость у Ан-12 была еще немалая. В самолете сгорели девять человек.

Самое страшное: знаешь, что там люди, а сделать ничего не можешь. Хоть пожарные и тушили горящий самолет, но помочь ребятам не смогли.

Сгорели люди, сгорела и свежая почта. Как потом узнал из последующих писем жены, письмо от нее в этом самолете действительно было...

...Скрашивали тяжелую воинскую службу в боевых условиях и домашние животные. Обыкновенные кошки и собаки.
Проверяя службу боевого охранения, я всегда умилялся наличию кошки или собаки в каждом танковом экипаже. Как они к танкистам попадали — понять не мог. Никто из солдат и офицеров не признавался, когда и откуда появилась в экипаже кошка или собака. Но,  тем не менее,  эти рыжие, серые, черные и всяких других мастей "мурки" и разнопородные "шарики" с "бобиками" несли свою службу добросовестно. Они были хорошими помощниками, что положительно сказывалось и на службе, и на настроении солдат.

В мае 1983 года полк обсуждал легендарный поступок командирской кошки Лариски, которую командир части по какой-то причине решил отправить на один из опорных пунктов полка, находящийся на расстоянии 180 километров от штаба. Через месяц после отправки Лариска вернулась в полк, преодолев по горам 180 километров "своим ходом".

А еще в полку было шесть бань, мылись все без исключения и часто, особенно в жаркие месяцы. У нас имелась своя скважина, так что с водой в пункте постоянной дислокации проблем не испытывали. Но и на опорных пунктах места для помывки людей были неплохо оборудованы. С горячей водой служить веселее.

И самое главное - у всех было стремление выручить, поддержать товарища в бою. Психологический момент взаимовыручки, чувство плеча товарища имели огромное значение во время ведения боевых действий.

Соединение не возвращалось с боевой операции в случае похищения военнослужащих или их пленения. Операция продолжалась до тех пор, пока боец не был отбит. Такое отношение усиливало веру солдата в своего старшего начальника, своего командира.