Нежданный гость

Однажды, в конце августа 1976 года, поздним вечером, в нашей квартире в Академгородке раздался звонок. Открыв дверь, мы увидели Жору Гейвина – однокурсника Клары по  Новосибирскому Университету.

Измождённый и похудевший Жора с порога спросил: «Можно, я у вас поживу несколько дней?». «Заходи» - ответили мы.  Жора сказал, что он через пару недель эмигрирует в Израиль, его уже лишили гражданства  и отобрали паспорт, поэтому в гостинице он остановиться не может.

Потом он признался, что был не совсем уверен, примем ли мы его.  Людей, выезжавших в Израиль, многие, даже близкие знакомые, сторонились, боясь себя скомпрометировать в глазах властей предержащих.  Но Жора помнил ещё по студенческим временам, что из нашей квартиры расходился так называемый «самиздат» – машинописные копии неопубликованной или опубликованной на Западе литературы, не одобрявшейся советской властью.  Среди них были стихи Иосифа Бродского, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, зарубежные тома Осипа Мандельштама, «По ком звонит колокол» Хемингуэя и много другого.
 
Ещё до него дошли слухи, что Клара на собрании в Институте Генетики и Цитологии выступила в защиту младшего научного сотрудника Гольдгефтера, который тоже собирался эмигрировать в Израиль.  Короче, Жора не обманулся в своей робкой надежде, прийдя к нам. 
 
Он побыл у нас, пока собирал какие-то требуемые ОВИРом дурацкие справки, в частности, что там, где работала его мать, не осталось к ней материальных претензий.  Ещё он получил «разрешение на выезд» от своей бывшей жены Ирины, выплатив ей полностью алименты вплоть до будущего совершеннолетия (18-летия) их сына.  Деньги для этого Жора заработал, сделав по заказу Псково-Печерской Лавры – одного из немногих мужских монастырей, существовавших тогда в Союзе – два фотоальбома с рукописными подписями и комментариями. Он рассказывал, что это была очень трудоёмкая, но хорошо оплаченная работа.

За те несколько дней, что прожил у нас, Жора поведал о своих злоключениях в Пскове и в Ленинграде. На самом деле злоключения Жоры начались ещё раньше. Он был человек «остроугольный» – со своими оригинальными взглядами и понятиями, которых он твёрдо придерживался, не идя ни на какие компромиссы. Кем он, уж точно, не был, так это конформистом.  До поры до времени – в эпоху хрущёвской «оттепели» и её последействия ему это более-менее сходило с рук. 

В своей дипломной работе о ранне-феодальной Руси он развивал тему приглашения варягов на княжение и варяжского влияния на русскую государственность.  Эти моменты в советской исторической концепции частично замалчивались, а частично даже отрицались.  Поэтому в адрес Жориного диплома раздалось немало критических замечаний от «старших товарищей».  Но, тем не менее, диплом он успешно защитил – время было такое. Например, дипломная работа Клары трактовала о культе личности Лысенко в совеской биологии!  Подобные дипломные работы (обе защищены в 1968 году) были бы не мыслимы уже через год-два.
   
Брежневский застой крепчал и соответственно нарастали трудности в Жориной жизни.  После Университета Жора получил распределение учительствовать в одной из школ Псковской области.  С его взглядами удержаться в провинциальной школе в качестве учителя истории было мудрено.  И вскоре его «ушли», к счастью с нейтральной формулировкой.  Он стал работать экскурсоводом в Пскове.

В этом старинном русском городе – когда-то столице одного из крупнейших русских княжеств – есть немало исторических памятников ранне-феодальной Руси. А это была фокусом историко-научных интересов Жоры.  Кроме памятников, в Пскове находился живой институт и наследник древней Руси – мужской монастырь, знаменитая Псково-Печерская Лавра. Естественно, Жора постарался познакомиться с монахами, живо интересуясь и древними документами, сохранившимися в Лавре, и современной духовной жизнью её обитателей.

К сожалению, Жора не только пополнял свои знания, но и делился ими с туристами,
как экскурсовод. Один из туристов, послушав пламенную речь Жоры, написал на него донос в соответствующие инстанции (КГБ) о том, что Жора занимается религиозной пропагандой.  Несмотря на лживость доноса – Жора не был верующим, его интерес к монастырской жизни был чисто исследовательский – Жору уволили с формулировкой: «по недоверию».  Время уже настало такое сволочное.  Кажется это случилось в 1973 или в начале 1974 года.

После этого Жора не мог устроиться на работу.  Хотя рабочих мест было – хоть отбавляй. Например, его приняли с распростёртыми объятьями в музее. Поскольку зарплата грошовая, желающих там работать было немного. Но как только кадровик увидел в его трудовой книжке «по недоверию», Жоре указали на дверь. И так везде.

Он поехал в Ленинград, надеясь устроиться в этом громадном городе. Но и там его не брали на работу по квалификации из-за «волчьего билета» и не брали на чёрную работу из-за высшего образования.  Была установка: специалистов на чёрную работу не брать, потому что многие пытались остаться в Питере, а не ехать по распределению в глушь.  Вакансий чернорабочих в Ленинграде было очень много, поэтому начальники брали всех, но не «спецов» - за этим строго следили.

Помыкавшись, Жора пошёл в КГБ и спросил: «Как же мне зарабатывать на хлеб насущный?».  В конце концов, при посредничестве КГБ (!) его взяли грузчиком на железнодорожную товарную станцию. Попал он там в компанию так называемых «бомжей». «Бомж» это сокращение для лиц «без определенного  места жительства». Было и другое сокращение: «бич» - «бывший интеллигентный человек». Это, как правило, хронические алкоголики, опустившиеся люди, либо – реже – изгои, вроде Жоры.

Поскольку Жора не был алкоголиком, вскоре он у них стал чем то вроде бригадира.  Платили не так чтобы много. Главной приманкой для бомжей было присвоения некоторой части того, что они разгружали. Это списывалось, как «усушка и утруска» или «бой» (для стеклянных ёмкостей). Особо ценилась у алкоголиков разгрузка вино-водочных изделий: нужный продукт доставался сразу, а не через перепродажу краденого. 

Жорина функция бригадира состояла в том, чтобы делить всё «по понятиям», а то каждый норовил урвать себе побольше. Часто из-за дележа возникали драки. Поскольку Жора был рослый и, главное, трезвый, то ему удавалось усмирять драчунов (не без применения физической силы). Поэтому он вскоре стал «авторитетом» среди бомжей. И начальство ценило, что Жора умеет держать эту ораву в узде.

Но перспектива всю жизнь провести в такой среде, занимаясь такой работой, Жору не устраивала. И он понял, что единственный выход – эмиграция.  Мама и брат его поддержали.  Жора скопил на этой работе немного денег. Да ещё хорошим подспорьем был заказ на фото альбомы от Псковской Лавры. Узнав, что Жора пострадал «за веру», монахи решили ему помочь. 

Так завершилась Жорина жизнь в Союзе и начались его эмигрантские скитания. О них он нам писал в своих письмах. Но то уже тема другого рассказа.

 22 апреля 2007 г.