Друзья познаются в успехе

— Сашка!..
— Женька!..
Они обнялись, потом оглядели друг друга.
— Молодец!.. Да!
— Ты тоже — да!
— Лет десять не видались?
— Почти… Как там Дубай?
— Как Рио-де-Жанейро — все в белом.
— Так я что-то не пойму — ты там на постоянно?
— Можно сказать, да. Основной офис там — Дубай же мировой центр выставочной деятельности.
— Первый раз слышу.
— Ну, мы вообще о мусульманах почти ничего не знаем.
— А багаж где твой?
— Да вот сумка. Я всегда налегке летаю.
— Ну, пошли тогда. Тачка далековато стоит.
Они вышли из здания аэропорта и пошли к машине.
— Это твоя?!
— Нравится?
— Еще бы!
Они сели, пристегнулись и тронулись.
— А у тебя какая машина?
— А черт ее знает!.. Белая, ха-ха!
— Не кокетничай.
— Любимая — «мерседес».
— Ну, рассказывай.
— Да… хвастаться неприлично, а жаловаться всегда есть на что.
— Это точно! У кого жемчуг мелок, а у кого щи жидки… Сын с тобой?
— Да, уже год. Бабушки тут все поумирали, так что… Теперь к делу приучается, а то все веселился. Ну, ты меня знаешь — вправили мозги… Ой, ты смотри, кто нас обгоняет! Рязань косопузая!..
— Косопузая!.. Скажешь же! Там же нефтеперерабатывающий завод. Игорька Шуварова из «А» помнишь, конечно?
— Очень живо! Мы ж с ним каждую перемену дрались.
— Игорек «керосинку» окончил и теперь из Рязани себе качает и дерется с другими людями. У него только жареного льду нету. Жалуется, сука, что поздно к раздаче поспел.
— А другие как?
— Да… кроме нас троих, особых успехов ни у кого. Правда, Ирка Полеева замужем за каким-то думцем.
— Е!..
— Ваша правда, тетенька. Страшна как два нагана, а нате — в калашный ряд. Повезло!
— Ну, нам с тобой тоже повезло.
— Ну… я кое-что знаю о твоем везении…
— А я о твоем, ха-ха!
— Ха-ха же.
— Да ладно! Везет кому надо… А чего тебя в Москву-то занесло?
— Можно сказать, что ностальгия. У меня ведь здесь никого не осталось, кроме тебя, и от этого чего-то не по себе. Только не обижайся.
— Да нет, даже приятно слышать. Только почему никого-то?
— Потому что, Женя, друзья, как оказалось, познаются не в беде, а в успехе.
— Да уж, чужую беду пережить легче, чем успех… Куда едем?
— Да куда хочешь.
— Давай покатаемся по центру — и в «Националь»!
— Там рядом теперь и похлеще есть — «Ритц-Карлтон», на месте «Интуриста».
— Можно и в «Ритц», но давай не сегодня.
— Давай тогда на Солянку, на Обуха, на Подколокольный… Москва только там и осталась.
— Ну уж!.. А на Кропоткинской?
— Пречистенке.
— Еще на Герцена давай.
— А помнишь, как у Консерватории портвейн ночью пили, а два мента нам показали, где еще можно взять, и даже проводили?
— Кто тогда был-то?
— Юнин, Капелькин и Целицкий.
— Точно. Где они сейчас, не знаешь?
— Юнин квасит, Капля на какой-то негритянке женился, Целицкий в Канаде…
— Эх, молодость!
— Неужели жалеешь?
— Никогда! Да ты ж знаешь, что не жалею. Только неудачники жалеют о прошедшем и детство считают лучшей порой жизни, к тому же ты вспомни…
— Не надо. Так куда?
— Давай не будем торопить события…
— …а подождем, пока они поторопят нас. Помню-помню это твое изречение. Извини, но пришлось для последнего романа его позаимствовать — для главного героя. Не в претензии?
— В следующем романе сделаешь ссылку на меня — тогда не в претензии.
— Сделаю.
— Остановись, волнуюсь что-то.
— Сентиментальность — первый признак склероза…
Лимонно-желтый «ягуар» остановился у метро «Динамо». Из него вышли две женщины лет сорока пяти: та, что за рулем, Евгения, — высокая, подтянутая, наполовину седая брюнетка, вся в бриллиантах, так что только ювелиры и портье в дорогих отелях признавали их за бриллианты, но одетая скромно — черная футболка и белые брюки; та, что рядом, Александра, — полная, светловолосая, загорелая, в белом платье до земли. Они огляделись вокруг, потом посмотрели друг на друга оценивающе-одобрительно и засмеялись.
— А моя половина, — сказала Александра, — не хотел меня отпускать!..
— А!.. Выслушай, что сказал мужик, и сделай наоборот!
Они уселись в машину и поехали кататься по своим любимым местам.