Новогодний фристайл

I

— Тварь же ты подоночная! …аный твой рот! Сука же ты в ботах! Чтоб у тебя х… на пятке вырос — чтоб ты, когда ссал, разувался, тварь подоночная! — орала бомжиха на своего бомжа около мусорных контейнеров.
— Красиво выражаешься, мамаша! — улыбнулся мужчина в дубленке, проходя мимо.
— Какая я тебе, на х…, мамаша! Мне сорок лет!
— Хоть двадцать! — мирно ответил мужчина.
Бомж что-то глухо и неинтересно отвечал «мамаше», роясь в контейнере. Баба погрузилась в соседний ящик, продолжая материться. Вдруг она вынырнула и сказала своему мужику:
— Уходим быстро, — и, не оглядываясь, сама быстро пошла прочь.
Бомж распрямился непонимающе и зашаркал за бабой, на ходу поддергивая грязный пакет с добытой стеклянной и металлической тарой.
Оказалось, однако, что это не бомжи: через десять минут они входили в свой нетопленый дом, дрожа от холода и похмелья. Синие, побитые рожи, опухшие руки, щелочки-глаза.
— Ты чего? — спросил мужик. — Там же щас все подберут…
— Во! — достала баба из-за пазухи тяжелый, килограмма на полтора, черный пакет и плюхнула на стол около окна.
Мужик поднял его и стал разворачивать на весу, но руки дрожали, и он положил пакет обратно, но поближе к окну — электричество у них в доме давно было отключено, а на улице начинались сумерки. Из пакета мужик вынул надорванный газетный сверток. Тонкая желтая цепочка выскользнула из дыры и повисла в воздухе. Мужик заторопился, разворачивая газету, — золотые цепочки, кольца, серьги, браслеты с белыми, синими, зелеными — крупными и мелкими — камнями зловещей кучей лежали перед ними. В том, что это золото, не было никакого сомнения.
— Соседи дома? — кашлянув, спросил он.
— Света вроде нету.
— Лезь на чердак!
— Зачем? Сам лезь!
— Не пролезу я, пробовал уже. Быстро давай! Спрячь на соседской половине. Как следует прячь!
У них не было других газет и пакетов, и они кое-как завернули в разорванные. Баба, матерясь, в темноте полезла на чердак.
— Где? — спросил мужик, когда она ссыпалась с лестницы.
— У них там мешок с сахаром. В сахаре, глубоко, — шепотом сказала баба.
Сегодня они со страху больше не вышли из дома и легли спать голодными, — и это был первый вечер за два года, когда у них не было водки.
Назавтра с утра пришли товарищи-бомжи с водкой, сигаретами, хлебом.
— А вчера чего не приходили? — спросила баба.
— В ментовке сидели, — ответил маленький бомж-татарин Камиль по прозвищу Камелек.
— За что это?
— Там один му… из нового дома прилетел с каких-то Канаров и все цацки жены на помойку вывалил, пока она в магазин ходила. Она их в ведро от воров спрятала, ха!.. Хватились — вот вам по всей морде! Кто-то уж прибрал. Как раз мы там были, нас и замели. А мы что, придурки — с такими цацками связываться? Убьют еще!
— Не убьют. Мы бы чего-нибудь придумали, только давай, — сказала баба.
— Чем думать-то, ха!..
«У меня есть чем», — сказала себе баба.


II

Бабу звали Майя, и она придумала. Продавать цацки нельзя — менты сейчас будут усердно следить, потому что этот крутой — очень крутой, да у таких, как она, никто ничего не купит — или ворованное, подумают, или подделка, или дадут гроши за все. Нужно ехать в Москву и заложить в ломбарде. Ее брату как-то раз срочно нужны были деньги, и он привез из ломбарда целых десять тысяч. Майя запомнила, что ломбард этот находится недалеко от метро «Беляево». Но до Москвы в таком виде не доберешься — денег нет, милиция примотается и ссадит с электрички. Поэтому…
Поэтому, когда сын пришел поздравить Майю с Новым годом, то обнаружил и ее, и ее сожителя Кольку абсолютно трезвыми — три дня не пили, — а в доме было заметно прибрано.
— Ну и ну! — сказал сын. — А я бутылку принес.
— Не надо, сынок. Помоги мне с одеждой лучше. Ну что это я?..
— Ну и ну! — ехидно сказал сын, но сходил в секонд-хенд и купил матери два свитера, брюки, куртку и вязаную шапку. Вещи сильно пахли химчисткой, но выглядели почти новыми.
— А Коле? — сказала Майя.
— А у него свой сын есть.
— Он далеко…
— Вот Коля как сюда прибыл, так пускай и отсюда: уё — бывай здоров!
Майя не обиделась: хмель сидел в ней еще крепко и не давал понять, что хорошо, а что плохо.
— Мыла купи, Юр, а? — жалобно попросила она; ей было стыдно, что не попросила сразу и теперь сыну придется идти еще раз.
Но Юрий пошел, купил хорошего мыла, шампунь, стиральный порошок и поставил пакет на стол.
— Ну-ну! — сказал он, ухмыльнувшись, и ушел. Бутылку он не оставил.
Через десять дней Майя поехала в Москву с 82 рублями в кармане — десять дней они собирали бутылки и банки на помойке, но не пили и никому не открывали, зато много ели и ждали, когда сойдут синяки с лица.
Колька смотрел на Майю неуверенно и с подозрением: как-то, когда она ходила в магазин, он протиснулся на чердак, но в мешке с сахаром золота не обнаружил и теперь все ждал, что Майя его выгонит. Сам он был из Челябинска и в городе никого близких не имел. Но Майя была из тех женщин, которым надо, чтобы рядом обязательно был мужчина. Она и запила-то, когда ее бросил муж. «Какой ни есть муж плетень, а жене затишье», — говорила их соседка тетя Дуся, и Майя считала, что это так.
В электричке Майе повезло: ехала она без билета, но контролеров не было, наверно потому, что время было ни то ни се — два часа, и она спокойно добралась до ломбарда, про который рассказывал брат. Вещи она заложила самые ординарные — две цепочки, правда толстые, и гарнитур без камней, и за все ей выдали невероятную сумму — четыре тысячи девятьсот рублей, так что обратно она ехала с билетом и в электричке купила себе мороженое, а Коле две пары носков. Немного беспокоило ее, правда, что вещи придется выкупать через два месяца, но за это время должно утечь много воды.
В электричке, возбужденная деньгами, она усиленно думала — за две недели без водки она снова научилась думать. Думала она о том, что в городе, где жил ее муж с новой семьей и где она опустилась на самое дно позора, ей никогда не будет хорошо, а в Москве кого только не требуется — вон хоть метро убирать: двенадцать тысяч дают, двенадцать! Да и вообще работа есть. Надо ехать в Москву, только не сразу: золото наверняка еще ищут и, если они сразу смотаются, их найдут. Ее здорово беспокоил тот мужик, который тогда что-то ей сказал около контейнеров и еще, кажется, улыбнулся. Она его вроде раньше не видела, значит, и он ее не знает. Вроде… Ее-то хоть бей — не признается, а вот Коля слабак.
Весной надо уезжать, весной! Лишь бы не запить! А тянет! Но Майя знала, что другой возможности выкарабкаться у них с Колей не будет, поэтому нужно рассчитать каждый шаг.
Майя была хорошая женщина.


III

Девятнадцатого мая Юрий пришел поздравить мать с днем рождения — ее и назвали в честь этого месяца. Страх и совесть мучили его наперебой: что-то он сейчас найдет? По-видимому, все по-прежнему, иначе мать объявилась бы. Мог бы зайти к ней хоть на Восьмое марта…
Уже издалека Юрий заметил, что их половина дома обита сайдингом, а подойдя, увидел, что в доме пластиковые окна, а в палисаднике за дорогим кованым забором, вделанным в кирпичные тумбы, растут красивые незнакомые цветы. Но ни матери, ни ее сожителя не было.
— Продала! — сказала соседка тетя Дуся. — В одночасье продала приезжим военным. Даже до свиданья не сказала! Да я и не видела, как ушли, — вещей-то никаких… А военный плохой. Жадный и орет!..
— А как она?.. — спросил Юрий, щелкнув себя по шее известным характерным щелчком.
— Ни-ни! — замотала головой тетя Дуся. — Даже ничего! Ни он, ни она. Как заманило им!
— И не сказала куда?
— Да нешто она скажет? С детства така. Уж как ее мать-покойница, бабка твоя, лупила — ни-ни!
— Объявится, как думаете?
— И не сомневайся! — Тетя Дуся оглянулась и зашептала: — Золото-то тогда она нашла, точно! Поэтому и подалась. Объявится еще, увидишь!
Прошел год, два, пять, а Майя не объявилась. У Юрия уже двое сыновей — четырех и пяти лет. Он доволен и сыновьями, и особенно женой: после того как мать пропала, у них с Настей исчезла основная причина ссор.
О Майе редко кто и вспоминал теперь, только тетя Дуся скажет иногда:
— Хорошая она была женщина, хоть и подселила таких гадов!..


IV

— Папа! Папа! — встретили Юрия его мальчишки у подъезда, когда он возвращался с работы. — Скорее иди! Тебе письмо из Австралии!
У Юрия ослабели ноги прямо как у бабы: не сомневался — письмо от матери.
Конверт был длинный, мягкий и толстый. Его аккуратно вскрыли, и оттуда показался тонкий шелковый шарф. Майя умница: первое «здрасьте» — невестке.

«Дорогие Юрочка и Настя!
Во-первых, поздравляю вас — у вас теперь есть сестра Аделина, вчера ей исполнилось два года.
Во-вторых, простите нас с Колей, что пропали и что оставили вас без наследства. Но если б не пропали тогда, то я бы сгинула, — вы знаете.
Как мы оказались в Австралии — расскажем при встрече. Надеемся, вы к нам приедете, и расходы все берем на себя. Коля работает садовником у одного нашего, зарабатывает очень хорошо.
На этих фотографиях наш дом, а перед домом — мы. Знаю, что не узнать нас ни за что, но это мы. Чудеса бывают, особенно под Новый год. Мы обязательно снова должны стать родными. Если у вас появились дети, значит, Бог простил меня за все. Напишите, если вы тоже меня простили. До встречи в Австралии! Любящая вас мама. А Коля вообще любит все, что связано со мной. Целуем!
Майя, Николай, Аделина».