Последний штрих

— Вот черт! — сказал Антон и повернулся на другой бок.
— Что?.. — пробормотала я спросонья.
— Да какой-то чайник завестись не может. Сейчас аккумулятор посадит, идиот.
— Ох, — сказала я, — вставили б пластиковые окна, он бы нас не разбудил.
— Да уж полседьмого, вставать скоро… Всю ночь метель была, вот он и мается.
— Кто мается?
— Чайник.
Слышно было, как кто-то включал и включал зажигание, а стартер не схватывал. Даже я бы поняла, что это чайник. Я теперь даже знала, что делать, если ты не чайник.
Антон поднялся, вышел в коридор и начал одеваться.
— Ты куда, Антон?
— Да пойду запущу ему… двигатель внутреннего сгорания.
Хлопнула дверь, заработал лифт…
С Антоном я прожила полгода, а познакомились мы на дне рождения у моей институтской подруги Элки Червовой, которая безуспешно пытается меня выдать замуж. Безуспешно потому, что женщина никогда не познакомит другую с мужчиной, который ей самой нравится, — я, во всяком случае, ни за что бы не познакомила. Так вот Антон по каким угодно меркам был мужиком второго сорта: в разводе, сыну десять лет — то есть алименты, квартиру снимает, а главное — совсем недавно вернулся из тюрьмы или там с зоны, — не знаю, какая разница, и сейчас работает электриком в автосервисе. А еще Антон в этот вечер безобразно напился, так что жених из него был никакой, но назло Элке я потащила его к себе, чтобы завтра сказать, какой он бесподобный мужик, за что ей наше большое с кисточкой! Пусть побесится, а то второй сорт мне предлагать!.. Антон тащился за мной не сопротивляясь, но почему-то мне показалось — или просто так хотелось думать, — что, если б я ему не понравилась, он бы не потащился. По дороге в такси он сказал:
— Не волнуйся… Как? Да, Лерочка… Не волнуйся, Ле… Валерия. Кора у меня отключена, но подкорковые еще работают…
— Ну, если подкорковые!.. — восхитилась я.
Утром, проспавшись, он накинулся на меня урча. «Всех бы мужиков в тюрьму и выпускать раз в месяц, чтоб вот так вот…» — сказала себе я, даже не задумываясь что будет дальше. А чего задумываться-то? Тридцать два года, все уже передумано: все мужики — козлы, а рожать надо. Да и козлов-то что-то не видать, несмотря на то, что я вроде ничего («интересная посмотреть», как говорит моя соседка в деревне), со вкусом и, главное, с квартирой.
Было воскресенье, но Антон сказал, что ему на работу — это чтобы не оставаться у меня на весь день, но, провожая его, я, чтобы соблюсти видимость приличия, сказала:
— Запиши мой телефон. Ну, на всякий случай… — и улыбнулась.
Он тоже улыбнулся — и я вдруг поняла: позвонит!..
Позвонил он вечером, и он действительно был на работе — у них скользящие выходные. С тех пор мы живем вместе, и все совсем не так плохо, как кому-то хотелось бы. Да, он в разводе, но это жена развелась с ним, когда его посадили, а посадили его за аварию, в которой он угробил лучшего друга. В цивилизованных странах за это вообще не сажают, а ограничиваются большим штрафом, но Антон считал, по-видимому, что только настоящая епитимья — когда по-настоящему плохо — снимет с него вину.
Не видя сына — у него был уже другой папа, — Антон честно платил алименты, не учитывая только левые заработки. Да и жилье у него было — то, где сейчас жила жена с сыном и новым папой: трехкомнатная квартира на «Новой», доставшаяся ему от родителей; он пока не знал, как выйти из ситуации, не обидев сына.
Выпивает Антон редко, но становится добродушным и начинает острить. «Песня “Дубинушка”», — сказал он как-то, закусывая. — Либретто И. Репина». Я засмеялась. А когда на моем дне рождения Элкин муж, слушая Элтона Джона, начал возмущаться: «Кругом одни голубые!» — мой Антон улыбнулся и попытался пропеть под Фигаро: «Пидары тут, пидары там!» Элка слышала и с интересом взглянула на меня.
Цветов он каждый день мне не приносил, но ровно через месяц — день в день — совместной жизни (я оценила: если мужик придает значение таким мелочам, значит, они для него не мелочи) заехал за мной на работу, отвез в небольшой ювелирный отдел в торговом центре и сказал:
— Выбирай что хочешь, но только одно.
Я осмотрела все витрины — самые дорогие серьги стоили полмиллиона. Неужели у него есть с собой такие деньги? Я оглянулась — Антон мне улыбался. Да, есть, поняла я, — те, что он откладывал себе на квартиру, — и в этом магазине он уже был и цены знает. Но Антон не подозревал, что я много знаю о камнях, так как окончила геологоразведочный, в частности о бриллиантах знаю, что лучше всего играют самые мелкие камни, так называемые пти-меле, или просто мелье, и именно в украшениях с ними видна настоящая работа. Поэтому я тщательно изучала витрины и выбрала недорогой, но необычный гарнитур — белый перламутр, переплетенный с мелье: только итальянцы могли такое придумать и только наши бабы — прозевать.
«Господи ты боже мой! — думала я, когда мы ехали домой. — Какой-то вшивый автоэлектрик, зэк, бомж — и бриллианты! Теперь уж Элка точно пожалеет!» Этот подарок меня очень возбудил, потому что, если можно так сказать, выставил на надежды, а надежда — это всегда риск.
В этот же вечер до кучи выяснилось, что отец Антона был членом-корреспондентом. Ну, это уже перебор! Этого Элка точно не знала, потому что ее муж познакомился с Антоном в автосервисе.
…Я лежала, смотрела в темное окно и слушала: вот машина перестала дергаться — это Антон подошел, вот открылась дверца, вот он пробует зажигание — урк, урк, вот мотор взревел и дальше уже ровно — у-р-р-р… Вот Антон смеется — это ему суют деньги. Я знаю, он не возьмет… Все, машина уезжает.
«Ты хоть понимаешь, дурища, — сказала я самой себе, — какой тебе достался мужик?! Ты хоть понимаешь, что это счастливый билет?! Скорее рожай и в загс! Бегом! Баловнев Антон Станиславович, а ты будешь Виктория Георгиевна Баловнева! Даже с фамилией повезло! А наша дочка будет… Да хоть Елеканида, да хоть Вирджиния, но только Баловнева! Рожай скорее, дурища!»
Я вскочила в постели, скинула с себя все и, когда Антон открыл дверь, бросилась ему на шею:
— Раздевайся скорее, я хочу в роддом!