Осколки третий

- И что дальше то было? Ну, я понимаю, щенячья любовь, все дела, проходит же это все. Вы что, расстались просто? – Говорит Вася, и я морщусь от этих слов. Он сжимает своей огромной ручищей стакан с пивом, отпивает, ставит обратно. Прикуривает сигарету.
Обычно он не курит, но сегодня его бросила подруга. Типа любовь всей его жизни, и я его понимаю, как никогда.
Он сидит на скрипучем стуле рядом с моим столом, локоть положил на столешницу, и моя лампа освещает этот локоть, весь обтянутый мышцами, как тросами, крепкий такой локоть. А я сижу, пытаюсь приладить на этот чертов клей второй кусочек вазы. И я уже так пьян от этого пива и от моего рассказа о Юле, что не могу просто держать этот кусочек достаточно долго, чтобы клей зацепился. Ну ладно, херня все это.
Я бросаю осколок на стол. На улице уже темно. Я беру стакан и отпиваю. Гадкое балонное пиво, моча со спиртом. Отпиваю еще. Знаю, что сейчас будет. У меня вновь сердце защемило, будто я забыл что-то. Ну, там, дверь закрыть или утюг выключить. На улице пасмурно и льет дождь, я вижу в отражении окна, как из тени, что лежит за пределами света лампы, появляется Юлин образ. Реально. Ну, или почти реально. В общем, это то, к чему я уже привыкнуть успел. Как нажрусь, почти всегда такая чертовщина. И вот она подходит сзади ко мне, я смотрю на нее в отражении окна. Сегодня она в красивом белом платье. Как то, в котором она была в один из лучших вечеров. Боже, как же она красива. И волосы ее заплетены в две косы, и как-то причудливо стянуты сзади, и эти глаза ее зеленые блестят. Прекрасна. Она прекрасна.
- Чего замолчал-то, а? Марк. – И Вася смотрит на меня, а я не могу оторвать взгляда от Юлиного отражения. Вася смотрит в окно, а там улица, капает холодный дождь на все еще теплую землю, и свет теплых фонарей. Теплый свет. Разумеется, Вася там, за этим окном не видит ничего. А Юля подходит все ближе, обнимает меня сзади за плечи, ее руки накрест проходят по моей груди, но я ничего не чувствую. Она смотрит в этом отражении на меня, и ее зеленые глаза блестят. Опять блестят.
Я встряхиваю головой. Осматриваюсь. Вроде, стряхнул ее. Иногда стоит побыть в реальности, чтобы не пропасть в старинных мечтах. В одной мечте. Одной зеленой мечте.
- Не, ничего. – Говорю я. – Просто задумался. Я не хочу сейчас рассказывать о том, как мы расстались, просто так случилось.
- Да я не заставляю, если это для тебя неудобно или еще чего.
- Прости за это, Вась, ты не должен слушать то, что творится в моей голове. Давай за любовь.
- Не могу за любовь. Нет ее в мире.
- Да не гони ты. Есть она, просто не повезло немного и все. Давай за любовь.
- Ладно, давай.
Мы чокаемся, выпиваем. Ну и моча. Мерзостное пиво. Хотя плевать, привыкаешь. Еще глоток. И вот Юля снова здесь, только теперь за окном, в том же белом платье, но волосы распущены, прекрасные рыжие волосы. Платье промокает под дождем, она обнимает свои плечи руками, растирает, пытается согреться. Нужно ей помочь. Быстрей.
- Я сейчас, погоди. – Говорю я и вылетаю на улицу. Прямо, как был, в резиновых тапочках, домашних штанах и футболке. С принтом «No Woman no cry» и Бобом Марли.
Чтобы попасть к своему окну, мне нужно оббежать дом вокруг. Одежда прилипает к телу. И дождь какой-то ледяной. Холодный липкий дождь. Вот вроде бы и силуэт Юлин, вот она идет. Бегу к ней. Как будто опыт меня ничему не учит, бегу. Как будто я совсем рехнулся уже. Хотя, возможно. Херня все это.
- Юля! – Кричу. – Ты же промерзнешь вся.
Подхожу ближе, и не узнаю ее. И волосы не те, она брюнетка, ниже ростом. И вообще, это не она. В смысле, это тоже Юля, только не та.
- Марк. – И она опять смотрит в грязь под ногами. Хотя, если бы она смотрела мне в глаза, в них она бы тоже видела грязь. Я разочарован. И мне стыдно, что я посмел вот так разочароваться. Ведь не смотря на то, что ей всего шестнадцать, она же тоже человек. Я просто не имею права.
- Юля. – Говорю. – Пошли ко мне, согрею.
- Марк, ты не отвечал на телефон. Я понимаю, это глупо, стоять под твоими окнами…
И мне очень хочется сказать, что да, это глупо. Глупо. Но я не могу, мне стыдно. Она так похожа на Юлю из моего прошлого, и носит то же имя. Это просто бесчестно. Я понимаю, как же я мерзок, и я пытаюсь показать, что я не разочарован, что мне не все равно. Опять подсознание сыграло со мной шутку. Кви про кво. Ну ладно, херня все это.
Я привел Юлю домой, усадил на диван. Она опять в этих рваных джинсах, и в белой курточке, джинсовой, тонкой. Ее всю колотит. Вася смотрит на нее, сидя на этом его скрипучем стуле, и видно, как у него аж слюни текут. А я смотрю на нее, и мне ее жалко. Очень жалко. Я говорю:
- Может, ты чаю хочешь?
- Нет, я пожалуй, пойду.
- Постой. – Говорит Вася, пытаясь придать своему голосу максимум нежности. Удается. – Обсохни хоть, отогрейся. Чаю попей.
Я понимаю, что мне просто отвратно смотреть на нее. Она так слаба, так беззащитна, смотрит в пол, сутулится, ей стыдно от нее саму, а мне стыдно за нас обоих. И за Васю немного, потому что он пялится на нее прямо сквозь дырки в ее джинсах. Но ее я тоже понимаю. Все-таки я был ее величайшим переживанием за последнее время. Со времен первых месячных. Важный день был. Точнее, ночь. Ладно, херня все это.
Не могу здесь больше оставаться. Сейчас мне просто голову сорвет. Не могу. Я тут лишний, мне плохо. Я беру сигареты, говорю:
- Пойду, чай поставлю. Вась, ты ее пока переодень во что-нибудь свое, у меня все грязное, и обогрей.
- Лады, Марк.
И я вылетаю снова на улицу, под козырек, по которому стучат тяжелые капли, будто льдинки. Я прикуриваю, прижимаюсь спиной к стене, опускаюсь на корточки. Моя одежда, вся мокрая после дождя, под ветром еще и промерзает, и спустя минут тридцать я уже весь дрожу. Курю пятую, последнюю сигарету. И трясу головой каждый раз, как только Юля появляется передо мной в своем белом платье и с волосами, стянутыми в узел на затылке. Я так делал, когда бросал курить. Не помогло. Может быть, в глубине души, я надеюсь, что и с Юлей не поможет. Черт его знает. Ну и херня все это.
- Иди домой, а? – Ее голос. Как у блюз-певицы, слегка подорванный, будто виолончель расстроенная. – Замерз же весь.
Я поворачиваюсь к ней. Вот она, сидит, как и я, на корточках, в белом платье, и волосы, ну понятно, какие. Только мокрые, и платье мокрое. И просвечивает. Красиво так. В самых неинтересных местах просвечивает.
- Отпусти меня, ладно? – Спрашиваю.
- Не могу. Ты же сам меня держишь.
И тут я замечаю, что правда, в правой руке – сигарета, в левой, Юлино запястье. Я трясу головой. Нет ни запястья, ни Юли. Надо бы психологам показаться, что ли. Я выбрасываю окурок и возвращаюсь в комнату.
А там из-за тонкой перегородки слышаться стоны и ритмичный бой спинки дивана о стену. И теперь мне по-настоящему противно. Я собираю шмотки. В большой рюкзак сваливаю все свои пожитки – пара джинсов, куртка, хлам какой-то. Со стола собираю осколки, все аккуратно складываю в коробку, на столе нетронутая чашка чая. Даже без сахара. Знал Вася, что она этот чай даже пить не станет. Цель не та. Раскрыл я в ней талант. Ну, бывает. Херня все это. Сложил все в рюкзак, вздохнул и вышел.