Глава 39. Пожар

     Сегодня, когда мы ехали на дачу, то увидели сгоревшее на участке строение, рядом раскидана закопченная кухонная утварь. Среди головешек бродили хозяева, не зная, что теперь делать, находясь в полной растерянности.
   Этим летом в центральной России вполне привычное зрелище. Дым от пожарищ навис густым смогом над городами, задерживаясь среди высотных домов.
   В квартирах тяжело дышать, а закрывать окна нельзя, слишком жарко. Каждое утро, по телевизору, как сводки с фронтов о масштабах боёв с огнём. Пожарные выбились из сил, сколько людей потеряли свои жилища, выгорели целые деревни, есть погибшие. Эта неуправляемая стихия низом по сухой траве, но ещё страшнее верхом, по макушкам хвойных деревьев, порой перепрыгивая ряд домов с помощью подоспевшего порыва ветра, и вспыхивая там, где ещё надеялись, что до них-то вряд ли доберётся огонь вдруг, в одночасье, теряли всё. В это время нам с мужем пришлось съездить в Воронежскую область и там, в полной мере понять, насколько мы, люди, зависим от природных стихий. Вдоль трассы горели поля, застилая наш путь едким дымом, а местами пламя подступало вплотную к дороге, останавливаться было нельзя, да и не стоило задерживаться, могло быть и хуже, к тому же вечерело, а в темноте, да в незнакомом месте, освещённом пожарищем - вообще жутко. Так тянулись километр за километром, а пожар всё не кончался, подумалось с ужасом, что если не выберемся? Наконец нам удалось вырваться на чистый воздух, и мы пересекли границу своей области, которой меньше досталось от огня.
   Я панически боюсь открытого пламени, и этот страх я вынесла из детства.

   Я, как сейчас и через тридцать восемь лет, отчетливо помню то, что послужило началом целой вереницы тяжелых и драматических событий, происходивших впоследствии в нашей семье. В канун дня Пионерии, который бывает девятнадцатого мая и который с тех пор я вспоминаю каждый год, в 1963 году, когда нашему дому, построенному своими руками, о чём я уже писала, было всего три года - у нас случился пожар.
   С вечера, а это была суббота, мама помыла полы, расстелила в столовой на столе белую скатерть и поставила огромный букет сирени. На один из венских стульев, которые стояли вместе с диванчиком в столовой, повесила приготовленную мою парадную форму с белым фартуком, галстук и капроновые ленты. Назавтра должна быть торжественная линейка. В те времени пышно и с большой помпой отмечали такие праздники, даже в маленьких населённых пунктах. Нам, детям, бывало радостно и празднично, и мы готовились с удовольствием, так как многие, в том числе и я, участвовали в литературном монтаже на сцене нашего районного клуба. Папа вернулся вечером с рыбалки, которую мог позволить себе перед выходным днём, привезя, как всегда, много рыбы.
   Моя младшая сестра, которой было всего два года, болела ангиной и с высокой температурой лежала в кроватке. Тихий весенний вечер, тёплый и приятный, плыл над селом. После суровой зимы, люди радовались приходу весны и погожим вечерам, пахнущим сиренью, которая в изобилии росла в садах. Огороды уже были вспаханы и блестели жирным чернозёмом, ожидая скорый сев. Плодовые деревья в садах белели густо намазанными извёсткой стволами. Спать укладывались, лелея на завтрашний выходной день каждый свои планы. Ближе к утру, часов около пяти, мама пошла на кухню за молоком для сестры и вдруг закричала, что мы горим. Не дожидаясь, когда подбежит отец, она схватила ведро с водой, стоящее рядом, и вылила в кухню. Пламя ответило резким всплеском и стало вырываться из кухонной двери в столовую. Подоспевший отец понял, что надо спасаться самим, так как выход из дома перекрывали языки огня, которые разгорались всё сильнее. Он вернулся в комнату, сгрёб в охапку вместе с одеялом спавшую малышку, мне велел не отставать от него ни на шаг и так, прикрывая голову руками, мы выскочили из горящего дома. Отец отнёс ребёнка к соседям, а я побежала к бабе Лёле, чтобы разбудить её. Мама, в ночной рубашке и тапочках, разбила кулаками стёкла окон в столовой, намереваясь тушить огонь землёй из палисадника, но получив кислород, пламя разгорелось с новой силой. В это время раздался набат с церковной колокольни, призывая людей на пожар. Звон набата повил над селом и выскакивая на улицу полураздетые люди бежали к нашему дому, ещё не зная, чем можно помочь. Зловеще трещал и отлетал кусками в разные стороны шифер с нашей крыши, а рубероид плавился и раскалёнными каплями падал вниз. В небо поднимался столб чёрного едкого дыма вперемешку с огнём. Пламя ворвалось под крышу, загорелся чердак. Родители забеспокоились, что надежда спасти другую половину дома может рухнуть, так как огонь доберётся туда по потолку. И он пополз беспрепятственно по всей длине потолка. С нетерпением стали смотреть на подъезжающие пожарные машины, которые одна за другой опустошали свои баки и отъезжали, давая дорогу следующим. Я их насчитала четыре штуки. Этого хватило, чтобы окончательно сбить пламя. Благодаря тому, что мы машинально захлопнули дубовую дверь за собой, когда выбегали из горящих комнат в столовую, она хоть и прогорела, но огонь не пропустила, правда всё прокоптилось в зале и спальнях. Люди, помогали, вначале не зная исход пожара, предусмотрительно выкидывали вещи в сад, под яблони. Туда же, по доскам из окна, спускали книги, которых мои родители успели довольно много приобрести, и сваливали кучей прямо на перекопанную землю, это были подписные издания, полные собрания сочинений классиков и «Библиотека приключений», так любимая мною.
   Когда с пожаром было покончено, и только струйки дыма там и сям поднимались над пепелищем, мы осмелились оглядеть урон нанесённый огнём. Осторожно, по положенным доскам, мы медленно вошли в свой дом. Я, понимая масштабы всеобщего бедствия, все же мыслила со своей детской колокольни, и горевала по игрушкам, сложенным на чердаке, который выгорел, по вещам, погибшим в огне. Ещё в то время, когда бушевал вовсю пожар, я забежала к соседям в дом напротив, куда папа отнёс сестру. Глядя через окно, в котором отражались всполохи огня, как на картину в раме, я с ужасом, отстранённо, как в кино, но зато объективно, видела всё несчастье. Мне хотелось выскочить скорее на улицу, там, среди людей, не так жутко.
   Не одни мы, люди были с потерями. На меня произвел впечатление подвиг голубя, который не пережив потерю голубки сгоревшей в гнезде под стрехой нашей крыши сидевшей на яйцах, долго плакал и звал её, а потом взлетел высоко и сложив крылья, камнем упал вниз. А курица-наседка в решете под кухонным столом, тоже погибла, не встав с гнезда и не оставив своё место. Была весна, время думать о продолжении рода. Беззаветный подвиг во имя любви и материнского долга, который потряс меня.
   Чёрные обугленные стены, выбитые и просто лопнувшие от огня стёкла окон, кругом гарь, копоть и запустение. Сад, который родители заложили за год до пожара, мало уцелел. Всё вытоптано десятками ног сочувствующих и просто зевак, которых было гораздо больше. Не нашлось сил даже плакать, родители мои просто тихо горевали, исподволь оценивая ущерб и прикидывая, во что обойдётся восстановление дома. Строили предположения о причине пожара. Официальная версия была - поджог. Об этом говорил тот факт, что форточка в кухне после пожара оказалась открытой, а под самим окном насыпана обрывками солома, которая и близи-то у нас в хозяйстве нигде не лежала, чтобы её можно было использовать для поджога, да на чёрной пахоте чёткие отпечатки больших мужских сапог, уходящие вдаль по чернозёму огородов.
   В этот вечер ночевать мы, дети, отправились к бабе Лёле. Спали беспокойно, сестрёнка всхлипывала всю ночь, а меня мучили кошмары. Бабушка же тихо и горестно вздыхала.