Выбор

В последнее время Анна часто сидела возле монитора и, напряженно вглядываясь в слегка мерцающий экран, размышляла над первой фразой нового рассказа. Хотя, в глубине души, каждый раз понимала, что и сегодня ничего стоящего у нее не получится. Слишком остры были личные переживания. А для путного писателя, каковым она себя уже почти считала, это было неприемлемо. Перехлестывало линию героев, уводя их судьбы, однозначно, в какой-то мрак. А ей не хотелось мрака. Её Душа еще светилась и пела, переливаясь всеми цветами радуги от постигшей ее радости - такой трогательной  любви на старости человеческих лет. Она понимала, что это чувство, пришедшее к ней вопреки всему - ее последняя радость. Последняя во всех смыслах этого слова. И она переживала ее, растягивая  удовольствия каждого мгновения.
  Очень хотелось рассказать кому-то о том, что происходит в глубине ее сердца. Поэтому и хотела писать. Но Муза отворачивалась, и не давала ни малейшего намека на вдохновение. Анна отрывалась от компа, и  бесцельно слоняясь по погрязшей в запустении, квартире, пыталась в бессчетный раз анализировать, размышлять, да просто перебирать драгоценные в своей немногочисленности воспоминания.
 Начиналось все скорее смешно, чем интересно. Случайный выбор адресата, ошибка в пересылке сообщений, нелепые извинения. Потом его откровенность, и, неожиданное для нее самой, решение быть столь же откровенной, не предваряя это  узнаванием друг друга. Совпадение устремлений и мечт. Несовпадение статуса и перспектив. Подневольное плавание по мутным водам тайн и подтекстов. Целомудренность встреч и жаркая подноготная переписки. А потом сложившийся пазл жизни, в котором они идеально подошли друг другу. Настолько, что изменили картинку мира, заменив мрачное небоскребное на шедевральное небесное. Так ей казалось. Ровно до того момента, когда она поняла, что обратной дороги уже нет. Дверка ее камеры под названием "любовница" захлопнулась. Сидя в подсиреневом одиночестве на лавочке городского сквера, она отчетливо поняла, что живущее в ней чувство более ей не подвластно. Что она не вольна расстаться с ним. Слишком мучительным было сосущее изнутри желание быть рядом, ежедневно и еженочно, не отрываясь ни на миг. Вместе с осознанием всего этого пришел страх. Страх того, что жизнь изменилась бесповоротно. Но как жить по-новому она не знала. Все ее стереотипы не подходили под новые мерки. Были бесконечно малы, догматичны, закостенелы. И причиняли ей боль.
    Анна металась по метражности своего дома, в ожидании. Вся ее жизнь теперь умещалась в промежутке от одного звонка до другого. Монитор подмигивал в предвкушении новых историй. Но она не могла написать ни строчки. Не о чем было писать больше. Совсем не о чем. Воспоминания кончились.
   Каждую встречу она все более приближалась к ненавистному ей образу полоумных женщин, в своей безумной любви, превращающихся в ничтожества, неспособные мыслить и просто жить. Пагубная страсть превращала их в растения, льнущие к субъектам своей любви. Растения, которые в своей липкой привязанности становились ненужными. И их брезгливо отодвигали, а они снова липли. И тогда их просто вырубали. Расставанием. Жестким и бесповоротным. Потом они гибли. Медленно. Проходя все ступени падения человека. Анна никак не хотела такой развязки своей истории. Причисляя себя к когорте знатоков человеческих судеб, она пыталась найти выход, дающий ей право быть, хотя бы и без Души. Ее она уже потеряла, возложив на алтарь дотлевающей последней любви. Но найти выход ей не удавалось.
Скользя пальцами по мраморности мужского плеча, она все глубже погружалась в темные воды, в этот омут, из которого уже не могла выбраться самостоятельно.
Бесхозный дом печалился, скрипя дверями и заржавевшими от слез кранами. А она делала вид, что не замечает этого. Потому что это было уже не важно. Да все было уже не важно. Она разрушалась изнутри. И самое ужасное, что понимала это. Разум продолжал существовать в ее теле, рядом со страстью. Однажды, когда полемика этих сущностей прервалась простым ОРВИ, Анна ясно и осмысленно увидела во что через пару лет превратится ее жизнь. Труха тела и труха сердца, пыль, которую надо развеять по вселенной. Стоит ли ждать эти пару лет?! Разум живо откликнулся и сказал: стоит. Страсть, сгоревшая почти дотла, лишь полыхнула адским блеском углей. Выбор Анна сделала сама. Осознанно. Насколько смогла - беспристрастно.И ее тело с ней согласилось, создав необходимые условия.
Дом, думая о том, как он соскучился по приветливым женским рукам, наливался чистотой и запахами генеральной уборки. Суета и хлопоты наполнили его звуками жизни, и он счастливо расправлял сгорбленные стены, выравниваясь под новенькими обоями и подмигивая отмытыми от грязи стеклами окон. Горы мусора перекочевали из его  углов на помойку и дом вздыхал легко и свободно. Правда на свалку ушло много из того, что он считал нужным и даже необходимым. Например, старые фотки, и коробочка с письмами, написанными торопливым и рваным мужским почерком. Или зачем, например, надо было выбрасывать громадную коробку украшений и туфель?!Впрочем, тонкий аромат свежевымытых полов компенсировал  эти мини-разорения. Дом был счастлив. Пока не заметил, как странно и долго спит хозяйка в накрахмаленно-сатиновой праздности постели. Как успокоенно застыли ее пальцы, сжимающие отключенный телефон.
В оглушенном болью доме лежала просветлевшая и свободная от зависимости женщина, которая сделала выбор. Её выбор избавил всех от необходимости что-то решать. Потому что она сама за всех все решила. А врач районной поликлиники, засвидетельствовал это, поставив свою подпись под тривиальным диагнозом, ставшим причиной смерти: острая сердечная недостаточность.