путешествие в творчество животных

         1.  Прототипом этого  «путешествия» стал авторский рассказ "Муська-изобретатель", помещенный в упомянутом ранее самоучителе "Профессиональное творчество" от 2002 г.  Пришло время его переработки и дополнения для четкой ориентации на развитие  практики возвышения квалификации человека.
       Муська – это кошка. Ее котеночком  подобрали на тропинке  во дворе,  и вот как это случилось.
       Внучка скакала впереди Дедушки,  когда  за нею увязался  этот котеночек. Был он   хоть и маленький, с ладошку,  но  резвый, бегал  быстро ; то следом  за внучкой,  а то за Дедушкой, цапая  его когтями за брюки,  а  то забегал вперед и  оборачивался, глядя  Внучке в глаза.  А сам тем временем  орал непрерывно, неистово,  видно от голода.  Было забавно, но и  жалко его, такой уж он хорошенький и бедняжечка,  что захотелось Внучке взять его на руки, приласкать и... принести домой,  чтобы полюбить как  своего. Дедушке не хотелось этого, знал, сколько будет хлопот, но  внучка плакала, просила оставить его ей, пришлось согласиться. Принесли домой, а  Бабушка не одобрила. С ним возни, мол,  как с малым дитём: "Ты сама то наиграешься и разлюбишь, а ведь его уже никуда не денешь". Но,  девать то уже  было поздно! Назвали Муська.
        Через месяц  Муська стала маленькой, аккуратно сложенной  и пушистой кошечкой, каких много.  Она не страдает отсутствием аппетита,  ест, играет,  на руках нежится, да растет. Они, кошки,  ведь потому любимы людьми городскими и сельскими, что с  кошкой нежиться приятно в любых условиях,   стоя, приложив ее  к плечу, сидя  с нею в кресле, лежа на диване. А потом  уж она и на постель придет с утра пораньше, чтобы самой, по хозяйски,   в удобное ей время понежиться-погладиться, и подрасти незаметно. А теперь время приглядеться к ее внешности и «нарядам».
        Длинная телом, плоским  с боков, с  почти таким же,   как тело, длинным хвостом, с коротко выступающими  полусогнутыми ногами, Муська  лишь слегка напоминает по фигуре тигра из телевизионной передачи про Африку.    Молочно-белая,  но с дымчатым поперечно-полосатым хвостом, гибким  и пушистеньким, она  была с пятью дымчатыми  же пятнами на теле, скрашивающими  однообразие чистой белизны: Муська на тигра  больше  не похожа, чем похожа. У нее шерсть двухярусная – на коже густой пух  толщиной в палец, а  над ним – редкий,  мягкий, скромно удлиненный ворс. У нее и мордочка скромницы, а не хищницы, – узенькая у рта и широкая во лбу, украшенном большими раскосыми глазками, напоминающими высушенные косточки  алычи   и формой, и  ореховым цветом. Эти,   выделяющиеся на белом,  ореховые  глазки, удивительны еще и вот  почему. Каждый  из них  разделен  надвое черной, почти вертикальной тонкой прорезью зрачка, а два зрачка вместе  напоминают непересекающиеся стороны крыши островерхого шалашика.  Вместе с веками, редко моргающими, глаза эти красивы и загадочны еще и  от  любопытства,  внимательности, сдержанности и ... большого ума, непременно проблескивающего в глубинах невидимыми искорками. Быстро переводить понимающий взгляд, или останавливать его на чем-либо интересном надолго, не мигая и ухом не поводя,  – для нее не проблема. Этакую красоту  глаз оттеняет  все прочее из  их окружения.      На  щеках, под ушами и  на  подбородке  шерстка недлинная, белая, но еще  белее длинные волоски усов (по 15 волосков на  каждой из двух половин верхней губы) и бровей (по 6 волосков в каждой).  И те,  и другие  – из волосков разной длины, причем все они  вразброс. Они, такие чувствительные датчики, всегда предупредят глаза и нос  об опасности столкновения с твердым.  Белые же, но покороче бровей, многочисленные, загнутые верх  ворсинки внутри раковин ушей, смотрятся как неплотные ширмы,  ограждающие слуховые проходы. А нос, прямой, ровный, короткощетинный и аккуратный в целом,  воспринимается даже изящным, когда замечаешь, что щетинки верхней и нижней половин носа  от середины его  хребта имеют наклон в противоположные стороны.  Вверху то нос начинается   хребтом между глазными впадинами, продолжается выступом между щеками,  а оканчивается чуть выше верхней губы  выступом с розовой  пипочкой  в форме грибка,  или, точнее, в виде  буквы «Т», у которой под плечиками ноздри. Их дырочки очень похожи на разделительный знак « , » (запятая), только  они лежат выпуклостями вниз, а хвостиками врозь вверх. Розовая  ножка этого грибка переходит в розовую же перемычку, тонко и аккуратно раздваивающую  верхнюю губу.  Две части губы, мягонькие и усатенькие, они слегка припухшие и  капризно нависают  над ртом, скрывая  острючие  передние и боковые зубики и клыки.  Нижняя губка, совсем маленькая –   узенькая и тоненькая,  она хуже скрывает нижние  зубки,   и они часто видны – маленькие, беленькие, островерхие,  красиво вставленные в розовые десны. Под губой узкий подбородок, круто уходящий к  мурлыке-горлышку, и перед  ним  плавно переходящий в  толстопуховую шею. А  уж эта растекается в  широкую грудку,  на которой длинная, без ворса,  пуховая шерсть скрывает  выступающую вперед среднюю грудинную кость и лопатки передних ног.
      Затылок, грива и загривок  ровно  белые, с густой  без ворса шерстью,  на лбу  между ушами дымчатое пятно,   надвинутое на основание  правого уха, а под ушами, но выше щек, просторные, как  и  сами щеки,  но  еле заметные сиреневой кожей, поляночки, явно просвечивающиеся через белую шерстку: они создают впечатление «голубой крови» под кожей. Тонкостенные ушные раковины, заширмленные  упомянутыми белыми занавесками, но  розовые на просвет, убеждают в земном происхождении Муськи.   
     Сверху и на боках тела Муськи три дымчатых пятна, точнее  серых, но с темными отрогами тигровых полос,   эти пятна как бы  наброшены небрежно лоскутами  для скрашивания скучного однообразия белизны.  Одно пятно, среднее по величине, очертаниями напоминает две Америки с их перешейком. Оно свисает со спины у передней лопатки на  левые  ребра, достигая их  «Южной Америкой».  Другое, побольше,  тоже напоминает Америку, но  одну Южную, и спадает с задней  межлопаточной части  спины на левую лопатку задней ноги. Третье,  меньшее пятнышко, как серое  одинокое облако на белом небе,  расположено на правом боку   ближе к животу и  к задней лопатке. 
        Живописность этих пятен прирастает от их деформаций при  разных движениях и положениях кошки. Например,   у Муськи, лежащей  на  животе и четырех ногах, третье пятно оказывается  в изгибе  тела у правой  задней лопатки и  сильно уменьшено  по площади занимаемой территории, а две Южных Америки   сильно сближены. Задние ноги сверху, у оснований – в густом  белом пуху с ворсом, а у коленок они  расцвечены – темнеют дымчато-коричневыми  разводами.  Передние ноги все белые, они кажутся покороче задних  оттого, что  более пушистые и полуутоплены в  длинный пух грудки и живота. Лапки  ног, белые сверху, с двухцветными  снизу подушечками пальцев, розовыми и дымчатыми.  По четыре подушечки  у  каждой лапки расположены  в ряд, они мягонькой, но шершавой кожи, а   пятую,  заднюю подушечку, отодвинутую вверх почти на ширину лапы,  ощутить  в пуху можно по коготку. Все коготки  остры, спрятаны под шерсткой, но когда предстоит царапнуть,  или по стене влезть,  – ох, какие  же они вылезучие, острые, цепкие,   да проворные! Диву дивишься, когда у этого, обычно со  всех сторон мягкого, как густая сметана под пальцем, зверька, проявляются  вдруг такие больно проникающие жала.
       Завершим описание внешностью хвоста. Он  занимает, как уже было указано, почти половину всей длины кошки. Он  толст у основания, тонок в кончике,  подвижен и гибок во всех секторах и направлениях и пушист. По верху  он темен до черноты, снизу светлосер,  по сторонам полосат,  кончик весь черный, поэтому  в разных позах  хвост  может очень  разнообразно украшать нашу модницу и привередницу. А  приверед у нее множество. Но прежде  – о питании.
     Интересно то, что  Муська ест  не все,  что дадут, а кое-что и  вот так. Мяско сырое – в одно мгновение.  Мясо и кильку, вареные  в подсоленом  бульоне, ест  с величайшим удовольствием. Печень и легкое – много хуже, а иногда совсем игнорирует. Бульон  и подмоченные в нем, но еще хрустящие ржаные сухарики,  а также кашу пшенную и гречневую на бульоне ест получше, чем зеленую травку – молодой пырей. Его она ест  лишь иногда, а свеклу, морковь и капусту совсем не ест, но может съесть в смеси с килькой.  Иногда  ей интересен,  погрызть, черный сухарь, видно для укрепления зубов, а в другой раз и колбасу ливерную отвергает.  Молочную кашу не ест из плошки, но  когда съест  чуточку с пальчика,  то после  этого плошку с кашей «закапывает», скребя пол. Пьет некипяченую воду и теплое  сырое молоко. Всего интереснее ей вода из  крана, но не в плошке, а  в  полном ведерке, стоящем в ванной. Тогда она поднимается  головой над краем ведерка, опустив одну  лапу в воду, и долго лакает воду язычком, как ложечкой.  Любит, когда вода журчит, вытекая тонкой струйкой из под крана  в  умывальную раковину, или из ванной – в сливную трубу. Тогда Муська и лижет, и слушает, и щупает воду, не боясь мокроты и прохлады.
     Ходит, прежде испросясь  нежным мяуканьем, в туалет –  на резиновый коврик в ванной на полу,  после чего  когтями скребет  коврик, «закапывая» результат. Затем  вспрыгнет  и сполоснет передние и задние лапки в лужице умывальной раковины. Иногда ей  позволяют «омывать» лапы, прохаживаясь по неглубокой воде в поддоне,  специально оставленном ей от старого холодильника. Такого рода ритуалы – ее изобретение,  а мы, люди,  к нему подлаживаемся. К описанию Муськи в движениях интересно подойти с пристрастием – уж больно  они впечатляющи, они – главное содержание ее  "личного" творчества  как  добавления к инстинкту. А может, и нет! Вот примеры.
     Лишь наевшись или напившись,  Муська выскакивает «на зрителя». Сначала она  быстро отскакивает от наблюдателя подальше, поднимает свое тело   на вытянутых ногах ; до предела, изгибая спину в двух плоскостях ; в дугу и в полукольцо одновременно, а шерсть спины по хребту  поднимая будто щетиной. При этом хвост приподнят и загнут в сторону у основания  и резко повернут к полу, а уши прижаты к затылку. Подпрыгнув в такой  «страшной» позе пару раз  на лапках длинных негнущихся ног,  Муська бросается в галоп по коридору и  пластается везде, где есть место, чтобы  побегать, залезть, запрыгнуть на стену, и чтобы обои царапнуть – со сквозным,  до бетона, раздиранием их по дугам, или отрывая их клочьями.  Причем  по  силе и  слышимой частоте топота ног по напольному мягкому покрытию,  она, кажется,  не уступает табунку жеребят, скачущих по пересохшей  полынной степи. По настенному ковру  она  мгновенно взмывает под потолок, срывается оттуда на пол или на диван, «приземляясь» всегда на передние лапы. А с разбегу она  мчится параллельно полу по вертикальному краю сиденья дивана. А, нырнув под  край этого сиденья и цепляясь  когтями  «за потолок» его, она движется над полом спиной к нему. Она может перемещаться по полу на боку – вдоль, поперек  или  с поворотами, цепляясь когтями передних ног за напольное покрытие, а может и кувыркаться всяко-разно.
       Набегавшись –  устанет, присядет, а глазки снулые. Спит  днем несколько раз  либо в мягком  кресле, свернувшись в калачик  и вывернувшись животиком и мордочкой вверх, показывая  нижние зубы,  либо в тени под креслом, либо забравшись на платяной шкаф. На ночь  ее отправляют  в  темную кладовку на мягкий коврик. Но  к полуночи она просыпается, скребется, и ее выпускают. Начинается тихая «охота» по всей квартире, которая до  раннего утра  перемежается сидениями и сном в облюбованном месте – в кресле,  на ковре под креслом, на мягком стуле в детской комнате, или у кого-либо на постели, разместившись сбоку или в ногах спящего. Рано, затемно, приходит  она «гладиться»: ложится спящему на грудь и лапкой его потихоньку по лицу – просыпайся, приступай. Ее начинают гладить по носику – вверх и вниз, по лбу, ушам, глазам, усам, подбородку и шее, а она любезно подставляет все это по очереди и все сразу, мурлычет в блаженстве и ... требует добавки. Затем мурлыканье прекращается, поскольку где-то  там Бабушка  «зашевелилась». Если в ванной – то процесс возобновляется, если же  в кухне – то интересы меняются, пора кушать,  и тогда ее не удержать.
      Периодически, преимущественно в солнечные дни, Муську купают в теплой воде с детским шампунем. Причем ей это не  так уж неприятно, как ожидалось. По утрам и во всякую свободную минутку Муська сама «моется»:  облизывается во всех  местах, доступных языку,  а в недоступных, на носу и щеках,  – неоднократно  протирает шерсть лапками, предварительно облизанными. Это она, умываясь,  «гостей зазывает».   
      Поскольку  Муська всегда умыта, чиста, опрятна, ласкова, внимательна   и     очаровательна в покое, оригинальна по формам, шерсти и окрасу, весела нравом, игрива и  непредсказуема в своих сверхподвижных играх, сонных позах и потягушечках, то наблюдать ее, помогать ей в играх,  питать и отправлять ее спать  всем  нам было одно  большое удовольствие.  И это все – при  всего  одной маленькой беде,  демонстрируемой ...  рваными обоями.
      Так Муська продолжает  расти   и развивается естественным путем,  и думали, что и впредь она  будет также налаживать свою  естественную кошачью жизнь, пока не вспомнили:  она же не бывала за пределами  городской квартиры, не видела и не видит  своих – себе подобных,  котят, кошек и котов,  естественного кошачьего  сообщества. Как же может быть и осуществляться  оно – естественное  ее существование, если за пределами врожденного инстинкта ей поучиться жить-действовать не у кого?
      2. Подумалось, что, оторванный обстоятельствами от матери и от себе подобных,  котенок вынужден, должен  непременно сам «изобретать» для себя правила поведения, нормы жизни и способы реализации этих правил и норм, обеспечивающих выживание. Люди для него все  специально не предусмотрят.  Значит,  он непременно творческая  «личность». Вот те на!
        Сформировалась более четкая идея.
        Муське  для выживания и продолжения жизни  приходится наблюдать и осваивать человеческие методы, изобретать свои собственные  приемы и сочетать  все это по своей «технологии».  А это уже больше, чем  эпизодический изобретатель!?  Человеку взрослому подобное кажется порой неодолимо трудным – придумать и сочинить новое, а Муська, шести месяцев от роду... она же тогда, значит, ... по  единому, по человеческому алгоритму творчества действует, только не записывает, а в памяти все держит! Но как держать, если нет речи, слов как единичек хранения.
     Вспомнил  и перечитал ранее читанные рассказы о кошках: у Льва Толстого «Котенок», у Агнии Барто «Кошка-невидимка», у Николая Носова «Живая шляпа» – все не то...   Смотрел телепередачу «У Гордона», про интеллект обезьян, рептилий и др. Не противоречат. Остановился в своем научном   познании на "смотринах": наблюдать  Муську внимательно – больше проку, про Муську то никто же не мог написать и не напишет, ведь она особенная.  И «наука» ее будет особенная. И у нас  о ней образ-рассказ непременно будет особенным, интересным и полезным.
        Дух захватило от  воспоминаний и ... перспектив новых открытий в кошачьей жизни и ...сомнений. Ах, какая  это … глупость собачья, копаться в жизни кошачьей! Но ведь и у других бывали такие сомнения. Вспомнил Сетона Томпсона, его рассказы  об умных животных,  рассказы о его рассказах  большого писателя-современника Василия Пескова.  Про это перечитал, выписал  кое-что. Успокоился.  А после одного чрезвычайного ночного происшествия развитие  наших отношений нежности и заботы еще более  ускорилось.  Но – все по порядку.
        3. «Породу»  Муськи установили  точно, – дворовая, даже ее мать во дворе опознали, по окрасу и форме.  Но Муська, хоть она  и дворовая, такая хорошенькая и культурная, что  нам стало  еще интересней ее наблюдать. Не зря все наши увлеклись  своими  устными рассказиками про эпизоды ее жизни. Вот и подумалось, что будет интересно  написать   рассказ о ней – настоящий, о конкретностях  ее развития. Чтобы  и в  методическом отношении  был полезный. В таком рассказе все-все  взаимосвязано и отметить   захочется. Для такого варианта мало будет   случайных наблюдений и бессистемного  изложения. Потребуются  и сами факты конкретные, и  множество редко употреляемых слов, и результаты их систематизации,  и системное изучение поведения  животного для создания обстоятельного, – например, научного или целостного образа, что получится. Пришлось и читать о кошках,  и  наблюдать ее внимательнее,  и запоминать да записывать кое-что,  затем сопоставлять с прототипом, много думать, чтобы связывать мысли в сюжеты, а потом писать и подправлять,  создавая  рассказ-образ как при настоящем  научном исследовании.
       Выяснилось, что наша Муська  всегда чрезвычайно любопытна, любознательна и смекалиста,    и   потому создает много удивительных эпизодов и необычных проблем. Точнее сказать, кошка в доме – это  комплексная проблема. И наблюдать  ее приходится  так же внимательно и    тщательно, как  писателю Николаю Носову –  Мишкину кашу и Живую шляпу. Можно и нужно замечать все, а не только то, что она  худенькая и царапка. Ведь надо проследить, как она  скоро станет ...  какой  она станет, и что с ней станет? Вот бы она выучилась... говорить по человечески!
       В связи с этой шуткой вспомнились  невыдуманные и удивительные истории  о животных из личных наблюдений в детстве из сельской жизни  периода Великой Отечественной войны.       
        В одном давнем  глупом детском эксперименте по проверке где то услышанной теории правильного падения кошки  мною была применена  наша домашняя и любимая кошка Мурка,  которую мы  раньше, зимой нашли  нечаянно  на чердаке в  заснеженном мешке с овечьей шерстью.  У  Мурки была прекрасная серая в черные полосы шерсть и невиданной пушистости хвост,  и она стала жить у нас. Так вот, она, «уроненная» с чердака спиной вниз,  всегда на пол опускалась на лапы. Это подтверждало теорию о том, что хвост ей помогает «выруливать» на ноги.  И еще – о другом. Наша кормилица-корова Зорька умело снимала рогом запорное кольцо с столбиков калитки загона, чтобы уйти на траву ночью.  А  еще в памяти осталась жуткая история, в которой и теперь  можно  бы сомневаться, но зря, потому, что  был сам свидетелем события.
     Холодной зимой 1943 г.  стаи волков, согнанных войной из западных краев в наше Заволжье, учиняли страшные для селян разбойные нападения на  колхозные скотные дворы и на крестьянские домашние овчарни. Охотника  с ружьем тогда не было,  из мужчин были только безоружные старики и  калеки.  Вот волки и бесчинствовали.  Бывало, что губили овец десятками, открыв немудреный запор-вертушку  крестьянского сарая. Тогда  стали применять подпорку двери крепким колом. Помогло это многим. А у нас случилось так.     Дверь овчарни была закрыта  на вертушку и, вдобавок,  снаружи подперта надежно колом. Не открыть дуриком!  Но! Волк забрался на земляную крышу  глинобитной овчарни, прорыл снег и мерзлую  сверху землю  этой крыши, проделал дыру в настиле из соломы и хвороста, проник через дыру внутрь, порезал всех овец  и ...  видно, понял, что оказался в ловушке.  Долго ли он размышлял об этом – неведомо, но аппетит он потерял, мясом  убиенных не воспользовался. Чтобы спастись, он стащил в одну кучу под дырой всех убитых овец, и с нее, как с трамплина, прыгнул к потолку, и ушел через дыру-лаз. Для следствия нам  остались прочно закрытая дверь, черная земля на белом снегу на крыше и  куча из семи убитых овец, сваленных под зияющим лазом в потолке овчарни,  сплошь залитой кровью. Мясом волк не воспользовался, видимо, из-за беспредельного озверения  в темноте ночной овчарни и от запахов крови и мяса.  Может сообразил, что с тяжелым желудком не выпрыгнуть.  Поутру мы, дети  и Мама  с Бабушкой ревом ревели от  горя, обиды, жалости и страха.  Женщины поняли, не уйди  волк таким путем – быть бы человеческой жертве:  для  смерти кого то, открывающего  дверь  овчарни, было   бы  достаточно одного броска.
        Были ли такие методы грабежа  и спасения в программе волчьего «университета» – об этом  тогда не думали.  Вероятно, это было  личное «изобретение» зверя, вынужденное мобилизацией  его разума по инстинкту к выживанию. Кстати, и люди по инстинкту к выживанию "приспособили" некоторые  побочные результаты  этих грабежей: из мясного сбоя от разделки тушек овец с помощью каустика люди наделали мыла, и так покрыли  острейший дефицит по "стиральному" мылу.
      В настоящее время  наши прежние, детские  представления о способности животных к разным чудесам в поведении подтверждают многие научные   телепередачи с результатами наблюдений специалистов, относящимися к муравьям, рептилиям,  речным и морским животным, птицам, обезьянам  и слонам. О нашей Муське передачи не было и не будет. Это прибавляло заинтересованности в изучении  жизни своей любимицы и   заставляло придумывать методы взаимодействия с нею более деликатные, чем с  упомянутой кошкой Муркой.
      4. Сожалеть о затраченном  на Муську времени – даже мысли не возникло: где еще такое живое дело найти человеку,  самообучающемуся  творчеству! А теперь – продолжение образа Муськи, технический фрагмент-образ,  нужный для того, чтобы лучше понять  истоки технических решений по кошачьим проблемам в  конкретных  обстоятельствах  индивидуального, автономного  развития животного. Было намечено автором  изучать подробнее ее активность в движениях  – прежних и вновь осваиваемых в связи с быстрым повзрослением животного и накоплением  ею опыта из  жизни собственной и человеческой. В частности, в первый день ее  у нас пребывания и ночевки в кухне  завершился таким эпизодом.
      Днем,  после мытья в ванной с шампунем против блох  и ополаскивания  под струей из крана, котенка запеленали и согревали на руках, затем распеленали и посадили на солнечный подоконник, а после пустили на пол для приведения себя в порядок. Обсохнув и «причесавшись» языком и лапами, Муська, тогда еще совсем маленькая,  покушала рыбки  в кухне и занялась тихими играми на полу в детской. А мы наблюдали  ее и решали, где будет ее  постоянный ночлег.
    В одно мгновенье Муська запрыгнула в цветочный горшок, стоявший на подставке,  и стала выкапывать землю на пол. Цветок был большой, ему не было места в другой комнате. Эти взаимоотношения с землей предопределили ей спальную комнату – кухня. Здесь  ей просторно,  на ночь можно убрать с глаз все достойное ее пристального внимания, оставив  на полу плошки для еды-питья и картонку с мягкой подстилкой.  Кухонные стулья, которые по  мотивам прежних надобностей оказались складными, сложили и приставили к стенке подальше от стола.  На ночь свет выключили, дверь закрыли, а при освещении из  прихожей через дверное стекло видели, как Муська спокойно заняла место в картонке под столом.
       Ночью все мгновенно проснулись от страшного визга будто неведомо большого зверя, и – в кухню. Включили свет: злобно визжащая Муська висит, извиваясь,  над полом на одной передней ноге, защемленной  лапой между спинкой и сиденьем пересложившегося стула. Это результат ее инициативы по «пересадке» на стол по стулу. Испугались за нее. После освобождения она даже не захромала. Столь опасная проба взбираться на стол через приставленный стул больше  не повторялась. Опыт – не теряется?    Как видно, котенок полученный опыт не забывает. Но ... как уберечь Муську  от  других опасных экспериментов.  Мало ли что ей вздумается впредь совершить в городской квартире. Это  привело к игровым проблемам, прежде  у нас не существовавшим.  Стали помогать ей в этом – по-человечески.
    Сделали  кошке «мышку»:  пусть учится мышей ловить, чтобы при случае могла, как дворовая, прокормиться. На  пол положили бросовый кусочек меховой шкурки темно-серого  песца, привязанный  к  длинному обрывку шпагата, и потянули. Муська сразу «оценила» игрушку и азартно ловила  то мышку, то шпагат,  а то таскала их вместе, удерживая   в зубах. Затем она  «разделывала»  мышку на части,  ложась на спину, держа игрушку зубами и работая  одновременно зубами и  когтями  передних и задних ног. Особенное удовольствие доставляла ей ловля  и  последующая «разделка» мыши, «убегающей»  вслед за шпагатом.   Прыжку предшествовали засада, короткое слежение взглядом, подползание, изготовка,  а прыжок, хватание когтями и зубами, кувырканье по полу и перенос добычи в укромное место были самыми «настоящими».  Динамика действий возрастала по мере увеличения  ведущим игроком скорости мышки или  высоты  ее подъема. При неудачах, особенно в прыжках, действие повторялось иным приемом. А  в укромном месте  Муся игру  завершала быстро – облизыванием себя. Интерес пропадал, сеансы  «убегания» и прыжков требовали повторения. Натренировавшись так, Муська охладевала к «охоте». 
        Для  развития и «автоматизации»  игры  конец шпагата привязали к верхней части ножки журнального стола так, чтобы мышка висела вблизи пола. Муська  наскакивала и ударяла мышку лапой,  та отлетала и начинала вращаться вокруг ножки, а шпагат обвивал ножку  по винтовой линии в заданном направлении. Мышка  теперь «убегала» вокруг ножки, а Муська  ловила ее лапами,  ногами обхватив   ножку и лапой снова ударяя мышку. В такой игре развивалась  более бурная деятельность кошки, менее утомительная партнеру, поэтому игра  до устали продолжалась много времени. Этих игр ей хватило дней на десять, а затем интерес к ним   тоже угас.
        Была под  краем тумбы кухонного стола небольшая дырка,  через которую Муська умудрялась в играх с   ржаным хлебом-сухариком загнать его под   тумбу стола. Смириться с потерей сухарика ей было невозможно, приходилось изобретать новые движения. Сначала просто просовывала лапу  в щель под тумбу, и иногда достигала успеха. При неудачах приходилось ложиться на живот, или на бок, или на спину, выискивая удобное положение лапы в  щели. Отчаявшись вернуть потерю, Муська спокойно уходила. Эти эксперименты продолжались ежедневно, что привело к необходимости отодвинуть стол и выгрести «трофеи», а затем заделать  щель планкой.
    Бегать быстро по комнатам и коридору Муська начала сразу после вселения. Но этого оказалось мало. Она придумала многое:  то ползать на боку, цепляясь когтями за напольное  ковровое покрытие, совершая продольное или круговое перемещение; то бегать (с разгону) параллельно полу  вдоль наружного отвесного борта дивана;  то ползать спиной к полу, цепляясь за нижнюю поверхность подушки дивана;  то бегать по вертикальной стене до потолка и по горизонтали, цепляясь за  настенный ковер;  то вспрыгивать на телевизор, минуя стеклянный экран и цепляясь за выступы на панели управления;  то использовать телевизор в качестве промежуточного пункта для запрыгивания на антресоль платяного шкафа (оптимизация!);  то спрыгивать с двухметровой высоты шкафа  на пол, касаясь на мгновение краешка журнального столика ногами для смягчения удара  о пол (оптимизация!);  то открывать все двери, не застопоренные шпингалетом, проверять содержимое всех тумбочек, шкафов, столов, ящиков, корзин, зимних сапог и кастрюль,  по которым не приняты охранные меры. Умела ходить поп;сать в умывальную раковину, стараясь попадать непосредственно в сточную дырку и обычно достигая этой цели;  неукоснительно требовать резиновый коврик в ванной комнате для  более сложной туалетной нужды; пить воду из чистого ведерка, опершись на его грай грудью и опустив в  воду одну лапу; сидеть на телевизоре и смотреть изображение, опустив голову на вытянутой шее; сидеть на мониторе компьютера в позе сфинкса, но опустив хвост на экран, или, нагнувшись,  ловить изображения букв и курсора; «ловить» когтями  рыбу в тарелочке, если та еще не остыла  после варева; царапать обои там, где они доступны; выдергивать из гипсокартонной  перегородки зубами гвоздь, крепящий  тряпичную занавеску, прилаженную специально ей для царапанья; усаживаться на грудь лежащему, чтобы добиться поглаживания  рукой по голове,  и самой гладить ленивца лапкой по лицу, если тот не выполняет желаемое. Вот таковы ее «технические» возможности, и обусловлены они, как видно, не только инстинктом. Многое из перечисленного – продукт кошачьих  абстрактных размышлений. В связи с этим предположением заметим, что  своим отображением в зеркале кошка ни разу не заинтересовалась, как будто и не видит его, а  вот деятельность свою и человека рядом  с собой она  "организовать" сумела.
        5. А как  планирует и организует она свою деятельность?  Не  все же  у нее беспланово и без подготовки, экспромтом! Были  замечены такие случаи.
      Ремонтировал я, Дедушка механизм настенных часов с боем, переставшим бить в нужное время.  Вынутый из корпуса механизм  он  положил на  белую бумагу, постеленную на широкий табурет, поставленный возле дивана, так было удобнее, а Муська наблюдала издали. Возникли  у нее какие то мысли, планы –  и Муська тут как тут. Стоя на задних лапках у табурета, она принюхивалась к  подкладной бумаге, к частям механизма, блестящим от машинного масла, и к рукам, державшим то плоскогубцы, то пинцет, то промасленную тряпочку-промокашку. А потом, осторожно потрогав лапкой проволочные короткие  штифты, вынутые  Дедушкой из стоек, державших циферблат, Муська свалила на пол два из них, а затем нагнулась, стала их обнюхивать. Все  последующее время  ремонта она не отходила от табуретки, наблюдала движения, о чем-то думала, но не мешала. Когда  механизм собрали, вставляли в корпус на стене и пустили ход и бой, Муська  тоже наблюдала процесс и не испугалась.
        Несколько иначе она «осваивала» пылесос – сначала забоялась шума и забилась в угол, а после присмотрелась, привыкла. Так же внимательно она «изучала» мытье посуды в кухонной раковине, чистку обуви щеткой,  уборку пола тряпкой или веником. Часто, садясь  у компьютера на коврик для «мышки», Муська «изучала»  работу дисплея и принтера, клавиатуры и курсора компьютера, возмущалась мяуканьем, когда ее сгоняли с излюбленного места, обязательно возвращалась, но уже не мешала работать. Внимательно и без проказ наблюдала открывание-закрывание входной двери квартиры, за пределы которой не стремилась. Чтобы заманить ее  из  межкомнатного коридора в комнату, достаточно закрыть дверь, оставив щель, в открытую она не пойдет, как не зови. Но самое эффективное – показать петельку из шпагата или бросить на пол скомканный лист бумаги или карандаш. На них она бросается молниеносно, чтобы изорвать, изгрызть и забыть. И только уборка постели со складыванием  одеяла и простыни  всегда приводит ее в  неотложный  и неизбывный «кошачий» восторг с последующими дикими  ныряниями  в складки  постели и кувырканиями в них. Так она ... приучала нас к  своим играм. Наши попытки научить Муську чему-либо особо осознанному, как у артиста Куклачева, успехами, и  даже надеждами  на них, не увенчались. Это напоминает свободную разумную деятельность кошки, когда она осмысленно направляет деятельность  свою и человека  по своему усмотрению, по  своим  интересам.   
        6. Самоправленческая деятельность по отношению к себе и человеку проявилась у Муськи драматически.
        Балкон с самого начала стал  у нее привлекательным местом, но мы ее туда  не пускали, опасаясь, а она всегда просилась скребыханием в  балконную дверь и мяуканьем. Позже  она все же прорвалась на балкон, прорвав зубами, когтями  и головой тюль, прижатую к порожку  дверного проема невысокой деревянной решеткой. Мы  заметили  этот ее поход и, боясь вспугнуть, спровоцировать ее, наблюдали, как она с подоконника смотрела вниз с высоты восьмого этажа, боязливо приблизившись к краю под  щитом  балконного ограждения. Впредь занавеску упрочнили, а  кратковременные вылазки под  своим наблюдением  Дедушка  ей позволил.
        И вот,  в один из обычных летних вечеров, когда  Дедушка готовился укладываться спать, а все уже спали, Муськи не оказалось на виду. Дедушка подумал, что она   у кого то на постели, не стал беспокоить спящих и тоже заснул. В три часа ночи Бабушка хватилась Муськи и, не найдя ее,  разбудила Дедушку. Обыск всей квартиры – безрезультатный. Тогда Дедушка подумал и обнаружил ... дыру в тюлевой  (от комаров) сетке форточного проема окна лоджии. И бросился на улицу. Так и есть...     На  земле под деревом, стоящим напротив злополучного окна ближе к тротуару, в темноте ночи  на черной земле виднелось белое пятно.  Щемящие чувства жалости, вины, угрызений совести и слабой надежды – все в  одну мысль-напряжение: ты-дурак-человек-допустил-гибель-малышки-гад-человек-гад...
       Со стыдом вспомнился состоявшийся накануне разговор с Внучкой о том, чтобы Муську отвезти в деревню – к другой бабушке, где ей было бы вольготнее, и все с этим  намерением согласились. Потому, видимо,  так и случилось – нам всем в наказание за измену.
        Муська была тепленькая, но беззвучная, и с бездействующими когтями, когда оказалась на руках. Муся, живи! Муся, живи!
       Дома – не спят, под плач  домочадцев женского пола  положили  ее на мягкое, оглядели, заглянули в глаза  –  никого она не видит. Глаза с расширенными до предела зрачками, они слабо реагируют на свет. Из видимых повреждений – только на нижней губе  будто царапинка с засохшей кровью.  Свет убрали, заподозрили сотрясение мозга и не стали беспокоить. Всю ночь не пила и не ела, лежала с  почти закрытыми глазами, изредка делая короткие движения головой. День прошел без существенных изменений. К ночи Дедушка  влил в рот водички, разжав зубы  наконечником резиновой груши. Муся проглотила,  но замотала головой и стала вырываться. Оставили ее в покое. Следующие день и ночь отлеживалась. Утром  зашевелилась, встала, попыталась ходить, качаясь.  Легла. Днем попила молочка, много позже скушала килечку. Обрадовались.  Не неволили есть и пить. Постепенно выздоравливала. Примерно через  десять дней  жизнь ее уже была вне опасности, а вскоре, дней через  двадцать после "полета",  Муська стала скакать, как и прежде, всем на радость.
        Путем анализа этого драматического происшествия восстановили логическую последовательность происшествия. Муська,  мечтая попасть «за кордон» и вспрыгнув на подоконник,  добралась до сетки нижней форточки и  стала «дырявить»   эту противомоскитную сетку уже освоенным ею  ранее методом. Капроновая сетка, ставшая непрочной от выгорания на солнце, легко поддалась нажиму. Не заметив впотьмах, что этот путь не на балкон, по которому   она предполагала разгуляться, Муська выступила на узкий подоконник и ...  Ветки дерева, раскинувшиеся под окном, сами тормознули  ее полет,  да и она, конечно, цеплялась за них когтями, что и облегчило  ее участь. На пользу  ей ; она мала массой.  Полет помог ей осознать  и запомнить  опасный "смысл" высоты, поэтому  и рвения на балкон временно ослабли.   
          С наступлением зимы, с появлением  на балконе снега, ранее не виданного,  балкон  опять стал  привлекательным местом, Вылезет на порожек,  нагнется и понюхает снег, потрогает лапкой и – всеми лапками оставит след короткий. Затем осмелеет и гуляет по мягкой снежной пороше. А сама постоянно оборачивается на Дедушку, наблюдающему из двери за ее хождениями. Подойдет к краю, смотрит вниз,  опасливо смотрит, вытянув шею и опустив голову, а у Дедушки – душа в пятки.
   – Ксс-ксс, – зовет ее, а она повернет голову и обратно к бездне. Тогда Дедушка  сам выходит на снег и осторожно  берет ее  или отгоняет  от края, загоняя в комнату. Особенно эффективна  угроза  веником. Когда  к этим прогулкам  нас приучила, стали оставлять одну не надолго, чтобы могла по снежку погулять, полежать на зимнем солнышке. Надеялись, что школа летчицы – гарантия от попыток повторения. С холодного ветра сама уходит, но выход на балкон не отменяется. Потребность у нее в прохладе – налицо. А это побуждает ее думать, как удовлетвориться, используя  «услугу» человека – дверь открыть, выпустить, впустить, не дать застудиться.   
      А вот чем руководствуется Муська, демонстрируя интерес к околокомпьютерной «работе»   вместе с Дедушкой, – не понять.  Сядет то на коврик, то на принтер, то на дисплей, а прогонит  ее –  она на шею ему  заберется, сядет и голову с плеча свесит: дремлет. Приходится  человеку думать, налаживать другие формы  организации  безобидного взаимодействия, ею обусловленные.    Но особенно четко она управляет деятельностью человека по ее поглаживанию, весьма ей  необходимому. Каждое утро, как по графику,  – на грудь  спящему Дедушке, гладиться. Укладывается – начинай гладить.  Если умышленно повременишь с началом, то лапкой по лицу – не тяни время. Ей лучше, когда гладишь двумя руками одновременно. Подставляет нос,  подсовывает нос под ладони, просовывает голову, если движешь медленно.   Мурлычет,  а когда ей хорошо, то, вытянувшись во всю длину, шею протянет, голову –  на одеяло. Рано  прекращаешь гладить – опять лапкой. Может развернуться на 180 градусов – хвостом Дедушке в нос, а голову – опять  же на одеяло. Устанешь водить рукой (руками), замедлишь движение она сама голову навстречу рукам. По каким критериям идет определение  нужного режима – кошкина тайна, но сравнение, анализ, суждение,  решение и управление для превращения в действие – это может относиться  лишь к мышлению. Значит Муська  –   управленец. Нагладившись, встает, выгнув спину и дрожа всеми  до  судорог вытянутыми ногами, а затем убегает.
      7. Исполнительская деятельность – это удовлетворение иных потребностей. Деятельность Муськи разнообразна, о чем говорилось выше. Но самое замечательное ее свойство – деятельность как бы для себя, но  и напоказ. Без зрителя,  без ценителя ее игр она «затухает» до  засыпания. Если же ее наблюдать или, что еще лучше, подыграть ей, азарту хоть отбавляй.  Как видно,  здесь все как у людей,  как в человеческом театре. Чтобы в еще большей степени подчеркнуть это свойство, нужно  вот что добавить в рассказ.
        Муська  возмущается равнодушием к ней у нее на виду. Прижав уши к затылку и бросаясь зверем, она начинает царапать и грызть зубами руки Дедушки, если – вот они, на виду у нее, а с ней не играют, не подыгрывают: не  убегают «мышку», не подбрасывают воланчик, не щекочут животик прутиком, не хлопают в ладоши для острастки и т.п.  Зверея, Муська не подчиняется команде «брысь», хотя понимает ее и в других случаях исполняет. Она не покажет виду, что воспринимает обращение к ней по имени: если ей это не выгодно, она  и ухом не поведет. Но внимательным наблюдением выявлено, что при каждом обращении «Муся» она шевельнет самым кончиком хвоста, и все. Следовательно, есть   в ее  исполнительской  деятельности какие то кошачьи критерии, по которым принимает  она решение: исполнять или не исполнять требование внешнее. А поскольку это не относится к заученному действию и лежит за пределами однозначно действующего инстинкта, то приходится  нам поверить в  диковинное – в кошачьи творческие  способности.
        Краткое сопоставление  этого творчества кошачьего и известных примеров  творчества детского и взрослого. Замечается многое общее, а главное –  это  практически-действенное творчество,  оно побуждается потребностью, возникающей здесь и сейчас, и умениями от  своего опыта, перенятого у других. Пример.
        За приоткрытой дверкой платяного шкафа Муське видны полочки с разложенным на них бельевым имуществом. Есть возможность запрыгнуть на три нижние полки, но ей надо на четвертую, самую верхнюю. Но не допрыгнуть! Прицелилась, подумала,  а можно ли перепрыгнуть на нее с  полки предыдущей, третьей. Не получится. Тогда запрыгнула на рядом стоящий ящик-телевизор, но дверь шкафа  открыта неполно и мешает прыжку в нужное место. Тогда спрыгнула на пол, примерилась еще раз прыгнуть с пола и сообразила: не достать. Тогда  она снова запрыгнула на телевизор, присмотрелась внимательней к положению  мешающей  ей дверки, как-то что-то посчитала, и ... успешно прыгнула в нужное место. Как это удалось – трудно понять, места для пролета и впрямь было мало. Остается предположить, что  этот творчески обусловленный полет ее был "сродни" полету футбольного мяча, мастерски закрученного игроком, выполнявшим угловой и забивший гол в дальний верхний угол ворот. Выходит так, что Муська с первой попытки, "проигранной" сначала  лишь умом,  но с помощью каких-то движений хвоста выполнила финт, который классный футболист совершает в результате обучения у других футболистов и многократных тренировочных ударов по мячу. Знать кошачье мышление образами сродни  художественному мышлению конструктора, композитора или живописца, видящих творение  мыслью сначала в  форме целостного объекта творчества. Задача  освоения этого рассказа –  содействовать идее размножения Россией умело мыслящих людей.
Трагическое низвержение Муськи.
Предпосылки низвержения обозначились в кошке Муське в ее десятилетнем возрасте ;с началом болезни ее: она слегла в прямом понимании этого слова. Лежала в своей постельке безвыходно, не пила и не ела, лишь смотрела грустными глазами. Срочно стали искать адрес и местоположение ветлечебницы,  и нашли. Ветврач определила воспаление матки и  потребность операции, но потребовала прежде сделать рентген. В том месте, где предполагалось, рентгенолог в этот день не работал.  Ехать в другую, главную городскую ветполиклинику надо, – и тут случился проливной дождь. К нему мы, старики не были готовы, – по форме одежды и по самочувствию: промокли. Подключили к проблеме внучку, по телефону, и она срочно приехала на такси. Часа через два она приехала с прооперированной  кошкой. Она была все такая же унылая и послушная, завернутая в простыню. И вскоре выздоровела совсем. Но…
Однажды у жены на кухне случился ушиб ноги о ножку стола, и она взвизгнула от боли. И Муська мгновенно вскочила  с кресла. И понеслась в кухню, и вдруг  стала царапать и грызть зубами ушибленную ногу. Жена заорала пуще прежнего, а кошка совсем остервенела.  В мгновенье я был на кухне, схватил ее-зверя, и унес в комнату, закрыв за собой дверь. Но кошка возвратилась к двери и стала ее открывать – она умела это и раньше. А я ее оттащил и наругал.  Она будто успокоилась, сидя под креслом под моим наблюдением. Но тут жена, полагая что инцидент с кошкой закончен, пришла объясняться, то есть приоткрыла дверь к нам. Муська мгновенно  вновь набросилась на женщину с уже окровавленной ногой и визжащую от страха, а я выскочил следом.  Когда  отрывал кошку от ее жертвы, то  сам получил ранения – царапины на руках и на  лице.
         Кошку изолировал от нас.  Делали взаимный осмотр.  У жены были множественные кровавые царапины на ногах.  У меня наиболее опасной была легкая царапина на глазу, точнее, на веке глаза. Эти происшествия предопредели дальнейшую судьбу Муськи, потребность  ее  срочного усыпления ветврачом.
       Назавтра сговорились на посещение ветпункта,  поход был душераздирающим, а процедура была бесшумной. Но это  было низвержение любимицы – трагедия, оставшаяся в памяти навсегда.
        Обдумывая домашнюю драму, я с  ходу отверг предположение ветеринара о бешенстве. Я вспомнил, что подобные агрессии Муська проявляла и прежде, и всегда  в ответ на  визгливые звуки кого-то из домашних. Я  на них отвечал предупреждениями людей: бойтесь визга, кошка, предполагая,  что кто-то  из зверей визжит в предсмертных обстоятельствах, как «в джунглях», и  сейчас ей пришло время спешить на его доедание; как  совместной добычи. Это ее вариант развития  ее творчества.
        А нам рисковать, игнорируя ее хищнические инстинкты, мы посчитали опасным вариантом,  потому и был такой финал.
         Его моральным оправданием было осознание нашей большой  взаимной любви в течение десяти счастливых лет жизни рядом.
2002- 2013 г.