Глава четвертая

В то утро, когда я возвращалась домой после знакомства с Витей, я была в полнейшей эйфории, мне хотелось танцевать, обнимать родителей, приготовить домашний хлеб, в общем, всего сразу, чего никогда не хотелось совсем.
И теперь мне остается только сравнивать это чувство с тем сложным и громоздким чувством, с которым я пришла домой после известия о его болезни. Хотелось, чтобы было тихо до гудения в ушах, но при этом яростно хотелось кричать. Я точно помню, как я прошла стадию отрицания, проходя по мосту в сторону дома, наблюдая красивый закат. Придя домой, согревшись от январской ночи, за несколько минут я пронеслась по всем остальным стадиям. А потом тихо дышала, и кажется, ни о чем не думала, смирившись.
Если бы я давала названия своим главам, эта называлась бы "Хорошие воспоминания". Как много бы их ни было, я, к сожалению, помню сейчас столько, что хватит только на одну главу, остальные искусно были оборудованы плохими воспоминаниями.
Помню, за день до его операции мы пришли ко мне домой. В тот день я получила двойку по физике или химии, я уже не помню, и родители были крайне злы. А мне было все равно, я тогда совсем о них не думала, сейчас, конечно, жалею об этом. Мы пришли, я придерживала Витю за руку, чтобы он не споткнулся, а он злился, что я это делаю и все отдергивал ее. А когда мы вошли, как-то резко, такой вечно дерзкий, он схватил мою ладонь и так испуганно сжал ее. В тот момент совершенно невозможно было поверить, что буквально целый предыдущий день мы кидали яйца в лысых прохожих. А на той неделе звонили по ночам в домофоны к незнакомцам и говорили на выдуманном языке, ссорились с бабушками в автобусах на тему Советского союза. Помню, тогда Витя говорил им:
- В СССР, если бы я хотел громко на всю улицу, распивая спиртные напитки, кричать между делом о том, насколько жутка и коварна жизнь, что люди умирают, а им никто не помогает, что врачи все ничтожества и бездарности, что деньги стали главным в жизни каждого, меня бы на пол пути арестовали, а может быть, даже застрелили.
И бабушкам в автобусах было так не по себе, что они впервые за всю свою долгую-долгую старость не могли ничего ответить.
И вот, в тот страшный для него момент, шутка, которую мы придумали, резко стала неактуальной для него, и он забыл все слова.
Я начала нести какую-то чушь о том, что он мой будущий муж и будет жить с нами, даваясь с хохоту, а он был таким серьезным, сжимал мою руку и долго молчал. Потом он резко перебил меня и так по-взрослому посмотрел на моих родителей, мне так стыдно за себя стало.
- Здравствуйте, не слушайте ее, она шутит, неудобно вышло, -сказал он, мило улыбаясь, будто обессиливший перед такой неловкой ситуацией, - меня зовут Виктор, мы с вашей дочерью дружим и иногда вот так глупо дурачимся, я зашел познакомиться с вами. Судя по тому, как мне весело общаться с вашей дочкой, вы замечательные родители.
Маму с папой будто топором по голове ударили с размаху, они долго молчали, а потом еще дольше умилялись, какой прекрасный наконец друг у меня появился. И мы долго пили чай с мамиными пирожками, а папа даже дотронулся до плеча Вити на прощанье. Это был хороший тихий вечер, я до сих пор помню его. Все запахи, которые тогда сопровождали нас: запах мятного маминого чая, скошенной травы во дворе возле нашего дома и еще такого свежего-свежего воздуха вечером, будто выстирали его и оставили сушиться на ветру.