Сподобилось двум подружкам погадать...

 
        Времена тогда  беспутные были.   Души-то царёвы сгубили,  а сами новую жизнь
строить не научились.  Атаманы со своими головорезами возьми, да расплодись по ширине
страны Советов.  А про Урал и говорить нечего,   знамо народ-то по природе географической
упёртый шибко,  к духу свободному неравнодушен.  От города шагнул чуть далее версты,   
и поминай имя власти новой!   Бывало, за день не раз переменится!  Кто в село вошёл
на лихом коне, тот и направление рукой тычет, -  типа, правильной дорогой идёте, товарищи! 
А крестьянину, по доброте душевной,  знай одно  -  всех обогрей,  угости  и опять
в поле горбатиться  –  на хлеб себе зарабатывать, до пота седьмого!  Существовать-то
надобно в продолжение рода.  Уж  какой отрезок выпал жизненный, тому и спеши
возрадоваться… 

                ***

СПОДБИЛОСЬ ДВУМ ПОДРУЖКАМ  ПОГАДАТЬ В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ  –  НА СУЖЕНОГО. 

Кому ж не интересно узнать судьбу свою интимную…    А тут случай такой представился -
при возрасте романтичном.  Одна девушка другой краше, надо отметить!  Как пройдутся
по селу-то  -  у парней косоглазие вмиг,  до глупости визуальной.  Тьфу,  деревенщина
необтёсанная, гармонь через плечо!  Определиться, которая из подруг красой дороже,
и то без понятия...   Девчонки же, знай цену себе,  носами крутят  –   не хотят
с местными серьёзно заморачиваться…   Им бы  жениха подавай с аккордеоном городским, 
и велосипед чтобы, с багажником.  Катайся сколь душе угодно потом,  хоть до рассвету!
      Первая-то особа вся из себя  чернявая, с косой убедительной!  Глазища, ВО!  -
что маслины заморские, глубиной таинственной искристые  (то бабушка  моя).   Вторая же, 
локоны густотой льняные  и взгляд озорной,  в синь открытостью душевные. 
       В общем, собрали девицы реквизит гадальный, слова заготовили заветные...   
К полуночи свечи восковые запалили, приставили к зеркалу -  седому по мудрости.  А самих
любопытство распирает, аж  внутри печёт -  по самые пяточки розовые!    Вдруг привидится
что -  доселе запретное!  Всяко ведь с ворожеями приключалось,  чего наговаривать-то 
напраслину…
          Стала первая,  Марьюшка, в отражение своё пристально всматриваться, заклинания
магические нашёптывать…   Свечи пламенем заволновались, будто дыхнул кто исподволь!   
В зеркале-то, возьми, да и поплыви всё туманностью таинственной…    А сквозь пелену-то, 
светёлка с полушариями земными на стене проявилась,  мебелью добротной убранная.  У окна
стол стоит с множеством ящиков,  сукном зелёным  покрытый.   На сукне том  -  очки
в тонкой оправе, инструменты замысловатые с чернильницей,  да с карандашами вострыми
в стакане.  Из глубины предмет треногий,  доселе неведанный  -  оком оптическим пялится, 
бесстыдник этакий!   У входа сапоги болотные в тине опутаны.  Повыше сапог чуть
скользнула, взглядом-то,  –  мурашки по коже!  Едва душой  устояла -  силуэт болтается
подвешенный…   Неужто грешник?!   Пригляделась,  ма-атушка ты моя!  Так, то ж  мешок
увесистый ремнём к потолку притянут!   А к мешку рукавицы двупалые - из кожи    прилажены, 
формы округлой...    Чудеса, да и только…   И, никого! 
Пожала плечиками девица опасливо, скривилась губками-то манерными,  ничего
особливо так и не осознав.  Мудрёно всё как-то,  до непонятности...
         Следом вторая взялась за дело…   Да что-то ей сходу - такое привиделось!  Чувств
вмиг и лишилась.   Зрачки  испуганные шириной таращит!     Еле медовухой праздничной
отпоили.  Явилась в себя, шепчет губками побелевшими:

-  Вижу  пашню с черепами, а в центре поля-то  -  голова былинная!  Размеры  –  во, 
   что баня поповская, и шлем суконный с остриём надет -  со звездою во лбу!  По периметру
   той частокол бревенчатый воздвигнут!  А на каждом-то колу шапка по подобию той,
   что на голове великаньей… 

Месяца не прошло, сватов комиссар красный заслал.  Сам-то, из местных – бывших…   
На броневике трофейном с пулемётом (для безопасности) в город так и подались через леса
дремучие. Зажили счастливо себе - с условиями комфортными.   Нужник, и тот  в сенях,   
мыслимо ли мечтать о таком благополучии!

         Сколь времени ещё утекло, сейчас уж не понять -  полгода ли, иль около того…   
Как-то в село, что  у слияния Чусовой с Камой,  прибыл командировочный  внешности
близорукой,  с миссией инженерной.   Указом сверху его приспичило:  почву каменистую
понять  под гараж коллективный,  местность крестьянскую изучить,  да  обмерять
при надобности.   Технике-то, доселе неведанной,  простор изрядный нужен.  Не в плетни же
ей упираться доморощенные  –  табуном беснующимся в сердце.   Да и урожаи приподнять
декрет вышел - за счёт труда ратного,  дабы провиантом не токмо свои животы обеспечить
в избытке великом!
           Сработал землемер с оптимизмом,  весь проект завершил в сроки ответственные.
Всё сложилось удовольствием для общественности крестьянской!  Накрыли те столы знатные
в честь гостя -  на почётное место уважили  (поближе к четверти заветной).  Выпили,
захрустели огурчиками бочковыми, пельменями уральскими насыщаются. Восхищаются жизни
новой  -  всем селом песнопениями радеют…   В разгар веселья-то, вопль по селу содрогнулся: 

-   Атас!  «Гора» с бандой  -  за околицей! 

А  про того дурная слава - по окрестностям!   Уж больно лют силой был  (отсюда и  –  Гора). 
Особливо к тем злобен, кто государству новому служил.  Жизни мог лишить легко  -  глазом
не моргнёт,  если супротив понятий его вздумается!
А тут,  человек по землеустройству -  государевому!   Может и донёс кто уже
из несогласных-то…
Все врассыпную, что тараканы по щелям…  Тишина воцарилась, комар носа не подточит.
Один землемер и остался за праздничным убранством.  А топот копыт с гиканьем - уж шашками
в окно сверкает, недобрым предчувствием в сердце стучит…    Но воздержался гость, 
не уподобляясь панике  –  чему быть, того не миновать.   Да и бежать-то куда, чай в доме
своём - на Урале!   Налил чарочку "горкой", примеривается близоруко, дабы не расплескать,
вдруг…    В избу атаман влетает, спешившись!   Чуть было  косяк дверной башкой не снёс
сгоряча (плечами еле вписался).  Взгляд лихой, что у ястреба в броске  - добычей
пустяковой оскорблённого.   Саблями, да наганами обвешанный – позолотой мерцает, что ёлка
новогодняя!

-   А ты чё расселся тут, отродье очкастое! Не из пугливых чоль!?  Иль не слыхал о моих
злодеяниях над вражинами сословными !? 

Наган-то  выставил - мушкой перед лицом тычет,  палец на курке… 
Притормозился землемер, было, стопочкой.   Осторожненько,  дабы "горочку" невзначай
капелькой не разрушить:

-  Немудрёное дело, душа кучерявая, стволом сверкать заряженным - перед сидячим-то! 
   Дай  шкалик для начала оприходовать!  А потом и властвуй,  неповинного человека -
   чем казнить:  огнём ли, шашкой ли калёной!  Твой день-то, сомневаться без надобности!
   На-ко лучше, не побрезгуй стопочку -  мне на посошок…

Осадила та фраза прыть атаманову  (интригу восхищения в сердце посеяла),  присел к столу
супротив:

-   Резв ты смотрю в изъяснениях-то!  Не страшишься шибко за голову!  Что ж,  тяпнем-ка
    с тобой  -  за упокой души твоей грешной!

-   Тяпну-ка я сейчас - за здравие! К чему спешность-то…   Чай не с покойником сидишь
    за чаркой…  А ты уж без меня сам определяйся в питие, когда грохнешь  беззащитного
    во хмелю…

-   Хм!  Однако!  Не всяк дерзок душой  –  мне, такие речи выражать, сукин сын!  Ты какой
    географии будешь -то?

-   Да из Азово уроженец, что недалече от Усолья  –  у перекрестия Камы с Чусовой.   

-   То-то смотрю,  духом -  Ермаково семя!  Только сдаётся мне всё же  -  внешность твоя
    чистоплюйская и говор уральский размыт чужбиною…

-   Так, то учёба в Царьграде по языку шлифанула. 

-   Идёт молва окрестностями здешними про летуна ероплана,  пострелёнка совсем – с ваших
    околиц будто бы…   Слыхал ли что о нём!?

-   Чего далеко ходить, тот пацан со мной фамилии одной, из брательников младших!   Всё?!
    Ну, пойдём, пора и дело вершить твоё - тёмное…    Семи смертям-то не бывать!

-   Да ты спешить-то погодь, есть ещё времечка - маленько.  Собеседник ты справный
    однако, и душой не кукошишься.  Поучи меня малограмотного -  уму разуму.  Нас-то
    в академиях столичных не обучали, акромя  школы церковной…

Выпили ещё по стопарику,  другому…   Прищурился атаман:

-   Вот что, братец  -  по сословию некогда,  по нраву ты мне духом пришёлся!  Одолжу-ка
    тебе я услугу знатную, не на всякого эту рулетку примериваю.  Смотрю, и противник
    приемлемый.   Сразимся-ка с тобой в бою кулачном.  Подтвердишь норов свободный -
    удалью мужицкой, гуляй себе по Уралу!  Нет, не обессудь уж…

-   Да что, атаман, с тобой силой меряться, всё равно - без равенства.  В случае
    торжества моего, твои головорезы на куски порвут и глазом не моргнут.  Вон, руки-то
    волосатые причёсывают...  Негоже как-то село мирное кровью осквернять!  Айда-ка лучше
    в лесок, с глаз людских долой и, -  дело с концом…

-   Опять ты за своё - на рожон прёшь, сучий сын! Мне здесь вершить - чему бывать! 
    И за слово своё  я в ответе  -  атаманское!  Сокрушитель нашёлся очкастый! 
    Так и ухохотаться досмерти немудрено!

-   Ну, что ж, атаман, твоё дело-то - добровольное…

Встал землемер из-за стола  –  статью нехилой оказавшись!  Убрал вихрь каштановую
со лба, дабы карему взгляду обзор шире.   Как вышли к месту лобному,  от очков нос
упрямый освободил -  на сук берёзовый  (мало ль, сгодится кому)…   

         И, столкнулись они в бою кулачном, что звери лесные!  Ох, и жарко же им пришлось! 
Атаман-то,  в боях кулачных опытный - действительно силой немереной   выдался!   
Да и землемер не лыком шитый, как позже прояснилось – внешность-то обманчива...
Первый-то метнёт кулак, что гирю пудовую, да всё мимо  –  шибко изворотлив другой-то! 
Так и месили воздух до сумерек…   Выдохлись оба, уж мочушки не осталось! 
И рады бы бой завершить,  да без возможности - из-за  упёртости уральской! 
Да и народец местный сподобился любопытством избыточным -  лбами сквозь окна…   
Бандиты-то радеют за атамана своего – одобрениями крикливыми, а другой-то в одиночестве
безмолвном противится!  Наконец, изловчился землемер,  как-то исподволь…    
Да так наскоком боковым в челюсть противнику приложился – ударом душевным… 
Мама не горюй!  Это тебе – за сучьего сына, думает…
Рухнул Гора,  что дуб вековой в ненастье!  Лежит, глазами таращит в непонятливости! 
В себя очухался – возмутился, было:

–    Ты, это, к-как посмел-то!?  Да при народе!

-    Да вот, атаман, имею опыт небольшой в боях кулачных-то –  по-научному! 
     Предупреждал ведь…

Приостыл атаман маленько, осознав обещанное…   Щёку пригладил припухшую:

-    Тебя как величать-то по батюшке?  Давай-ка в кодлу мою! 
     Будешь на счету славном  –  сыт, пьян и нос в табаке!

-    Спасибо, атаман, за предложение. Уважил! Только разные тропы наши…

-    Ну как знаешь, ступай себе на все четыре  –  заслужил!

Подвели к Горе скакуна гарцующего, оседлал лихо тот его, шашкой клацкнул и, 
было собрался коня пришпорить – призадумался…   Скулой оплывшей сплюнул:

-    Ты, Серёга - семя Ермаково, вот что!   Гуляй-ка по моим весям без опаски, трудись.
     Понятие людское только уважай.  Бог-то не Яшка, видит кому - тяжко!  А прищучат
     братья мои в угодьях мне подвластных, на вопрос их  –  отвечай кратко…

И он, пригнувшись с коня, шепнул ему слово заветное прямо на ухо:

-    Так и скажи, браток!  Но помни, теперь это слово - бремя твоё!  Не дай Бог чуж… 
 
и растворился атаман в лесах уральских… 

        Вошёл землемер, шатаясь от усталости, в избу ближайшую  –  кровоподтёки обмыть,
пыль стряхнуть…  Тут-то и подвернулась ему под руку с ковшом в руках -  та чернявая
краса, убедительна коса!  Провалился взором он в искромётный взгляд её маслин, да более
оттуда и не выпутался…   А той, только того и надобно!  Пока за боем кулачным созерцала 
в окошко  –  сердце-то девичье не раз ёкнуло  (даже велосипеду не надобно)…
А вскоре и сваты в их дом пожаловали.  Свадьбу сыграли!  И подались молодые в город  - 
без охраны,  на тракторе казённом…

       Входит жена молодая в комнату суженого -  обомлела взглядом!   Как в гадании том,
только явью возникло  –   стол с ящиками под сукном зелёным, на нём транспортир из меди,
готовальня с тушью чертёжной, карандаши острые в стакане, а в сторонке нивелир
геодезический на штативе с сапогами болотными.   И, мешок боксёрский с перчатками - тот
самый, что чуть чувств не лишил, окаянный!  Знамо в  инвентаре этом нынче  –  надобность
великая!  Особливо, если властям недосуг до нечестивцев всяких…   Ну и пусть суженый
выдался - без аккордеона и велосипеда, думает.   Зато мужик-то какой – справный!   
Остальное дело-то наживное  -  вся жизнь теперича спереди!

P.S.   Шли годы…
Ликвидировала постепенно власть советов -  атаманов с кодлами,  следом за чистку рядов  -
сынов своих верных принялась…   Но навсегда вплёлся в судьбу двоих тот случай, 
соединивший молодых!   У четы вскоре сын родился,  Вовкой нарекли, в честь - Владимира 
(другого атамана, разумеется)…    А что за тайной-то  Гора  поделился  -  заветной?   
Ну,  уж теперь секрета никакого,  как и атамана того нет и подавно.   На вопрос братьев
лесных:  Какого роду-племени будешь?   
Ларчик-то просто открывался:   «Ермака,  разумеется - потомок!»

Примечание:
       Ударом кулака, которым был сбит с ног атаман Гора,  на боксёрском лексиконе
именуется как  –  хук правой.
       Пришло время,  поселение Азово основанное некогда Ермаком, как стоянка рати его
перед походом на Сибирь,  кануло в водах  Камского моря (строительство ГЭС - 1954 г.). 
И со временем название стёрлось с карты географической (в метриках, разве что,
сохранилась у кого)…

        Сергей Николаевич Лепешкин  -  начальник топографо-геодезической партии (землемер)
уроженец  д. Азово,  Карагайского (Краснокамского) р-на,  Пермской обл.  в 1937 году
арестован НКВД по подозрению в шпионаже в пользу западной разведки, но вскоре был
оправдан из-за отсутствия состава преступления.
В начале войны с фашистской Германией от брони профессиональной отказался и ушёл
на фронт. Командовал стрелковой ротой в звании мл. лейтенанта 653 стр. полка 165 стр.
дивизии.  Пал смертью храбрых  27 апреля 1944 года (на 42-м году жизни) в тяжёлых боях
под Ковелем  Волынской области  -  недалеко от границ Польши и Беларуси.  Похоронен
в станице Старые Кошары  (западная Украина).

     Его супруга, Мария Ефремовна  (в девичестве Швецова)  –   уродилась в царской России. 
Пережила страну советов и ушла из жизни в возрасте 87 лет в 1994 году.

     Их сын Владимир (1929 г.р.)  стал геологом-нефтяником и почти всю жизнь проработал
в Средней Азии.   Участвовал в геологоразведке исторического газового месторождения,
известного под брендом Бухара-Урал и многих других. Был начальником управления ВТУРБ
(Восточно-Туркменское Управление Разведочного Бурения). 
Умер в Подмосковье в возрасте 77 лет.

      Младший брат Сергея Николаевича -  Александр, был членом Пермского аэроклуба. 
Далее закончил Харьковское лётное училище.  В войну лётчик-разведчик, старший лейтенант
8-го разведывательного авиаполка, 8-й воздушной армии.  Погиб 9 сентября 1943 года (28 лет отроду)
в неравном воздушном бою под  Донецком.  С почестями похоронен местными селянами в  селе
Григорьевка,  Кутейниковского района  (сегодня граница Российской Федерации и  Украины).
Ни наследства, ни потомства после себя оставить не успел, женат никогда не был.

Достоверные данные о погибших ВОВ получены с сайта ОБД МЕМОРИАЛ.