Дело Петра

Знамени Победы посвящается...



Всё более времени и пространства отделяют нас от мая 1945-го…
Как сказал поэт – «большое видится на расстоянии».
И это расстояние добавляет новых штрихов и красок в осмысление и Великой Победы Советского народа, и всей последующей истории и Победителя и Побеждённого…

Ох, какое множество великое попыток сделано было для завоевания и порабощения Руси иноземными ратями. Но одолевал народ русский татей заморских, не давался в полон, хранил землю свою от врагов, приходивших воевать Русь.
Даже волю царскую превозмог народ, когда повелел Пётр Великий стричь бороды, одеваться на европейский манер и танцевать менуэт. С переходом императора, радевшего за голландские и галантные манеры в мир иной, пресеклись многие его еретические, как считали,  реформы. Но образованные при императоре светские учебные заведения остались, выжила первая русская газета.
Остались в русском языке и четыре с половиной тысячи новых слов, заимствованных из европейских языков.
Да, кстати, успех по службе Пётр Первый поставил в зависимость от образования – безумно жаль, что ныне в России эта практика предана забвению.

Прошло сто лет…
Русская армия в 1812-ом году не остановилась на изгнании Наполеона из пределов России. Она пошла дальше. В 1813-ом, 1814-ом и 1815-ом годах русские солдаты в перерывах между сражениями прогуливались по Французской улице Берлина, Альтмаркту Дрездена, Лейпцигской Томасгассе, знакомились с европейской архитектурой, жителями европейских городов и деревень, в общем, знакомились с Европой, напитывались европейским духом.
25-го июня 1815-го русские солдаты вступили в Париж. На этом закончились заграничные походы русской армии, но примечательно, что ещё три года после подписания Парижского мира корпус генерала Михаила Воронцова оставался во французской столице.
Не исключено, что именно тогда пусть ещё слабое, но дуновение вольного ветра новой, незнакомой доселе, но интересной и манящей жизни перехватило равномерное дыхание русского мужика. И как знать, не это ли явилось позывом к восстанию на Сенатской площади российской столицы в декабре 1825-го?
После этой слабой попытки вернуть Россию в лоно Европы панслависты, народники, славянофилы во всеуслышание  заявили о тлетворности на российскую жизнь любого внешнего влияния.
А возникшее в середине XIX-го века почвенничество открыто признавало особой миссией русского народа спасение всего человечества.

Прошло ещё около ста лет…
Письмо с фронта 24 июля 1941-го года:
«…даже в отсутствии войны люди здесь были доведены до нищеты и истощения. Только «большие шишки» жили хорошо в своих дворцах. Любой в Германии, кто ещё не верит в ужасные преступления коммунизма, должен увидеть это сам и сказать людям. Счастливая Германия, как я всегда говорю».
Ещё одно письмо с фронта 12 августа 1941-го года:
«Дороги. Мы в пехоте, вероятно, лучшие судьи хороших и плохих дорог, потому что маршируем по ним километр за километром. Тут Советы даже палец о палец не ударили. Главные дороги не лучше, чем тропинки. Поверьте мне, мои дорогие товарищи, любые солдатские проклятия справедливы после перехода на 40 или 50 километров по таким дорогам».
Письмо с фронта 24 февраля 1945-го года:
«…если б была возможность, можно б было выслать чудесные посылки из трофейных вещей. Есть кое-что. Какие города я видела, каких мужчин и женщин. И глядя на них, тобой овладевает такое зло, такая ненависть! Гуляют, любят, живут, а их идешь и освобождаешь. Они же смеются над русскими – «Швайн!» Да, да! Сволочи...  Не люблю никого, кроме СССР, кроме тех народов, кои живут у нас. Не верю ни в какие дружбы с поляками и прочими литовцами...»

Однако, заглянув во вновь приоткрывшееся «окно в Европу», люди – а особенно молодежь – поняли, что, кроме мира комсомольских строек и коммунистических лозунгов, существует и другой мир.
Поняли настолько, что Военный Совет 4-го Украинского фронта в апреле 1945-го года директивно запретил офицерам и всему личному составу войск фронта вступать в брак с женщинами-иностранками, а обо всех подобных случаях доносить, немедленно доносить по команде для привлечения виновных к ответственности за потерю бдительности, потерю патриотических чувств и нарушение советских законов.

После войны, дома, в кругу семьи под терпкие и сочные аккорды трофейного аккордеона, закрыв глаза, бывший солдат вспоминал минуты отдыха перед наступлением на Прагу и Будапешт, Вену и Братиславу:
Rosamunde, schenk mir dein Herz und sag ja
Rosamunde, frag doch nicht erst die Mama…
И босоногие мальчишки, бросив своё ковыряние в пыли, зачарованно прислушивались к непонятным словам:
Rosamunde, glaub mir auch ich bin dir treu
Denn zur Stunde, Rosamunde,
Ist mein Herz gerade noch frei...

Советские руководители учли опыт сто с лишним летней давности – не оставили советских полков в Западной Европе после Второй Мировой, дабы не перехватывало дыхание солдат воздухом спокойствия, устроенности, воздухом настоящей жизни.
Летом 1947–го года член Политбюро ЦК КПСС Андрей Александрович Жданов составил закрытое письмо, посвященное «низкопоклонству и раболепию» интеллигенции перед «буржуазной культурой Запада» и важности «воспитания советской интеллигенции в духе советского патриотизма».
Этим документом в СССР была объявлена кампания по «борьбе с низкопоклонством перед Западом».
Одной из жертв стал Государственный музей нового западного искусства с собранием произведений западноевропейской живописи и скульптуры с начала 60-х годов XIX века, обвиненный в «низкопоклонстве перед упадочной буржуазной культурой», и павший в неравной борьбе 6-го марта 1948-го года. И словно в насмешку, в бывшем особняке купца Ивана Морозова на Пречистенке разместилась Академия художеств СССР, объявившая войну «буржуазному формализму».

Прошло ещё почти полвека…
И так сложились звёзды, пасьянсы, обстоятельства, наконец, что глубоко таимое вырвалось наружу, выплеснулось на улицы городов, и оказалось, что, дойдя до Берлина,  задушив врага в его логове, советский солдат, напитавшись европейским Духом, проиграл самое главное сражение – за Душу.
И оказалось, что прадедовский трофейный аккордеон всё ещё способен наполнить мехи воздухом:
Denn zur Stunde, Rosamunde,
Ist mein Herz gerade noch frei...
Мефистофель советской действительности вынужден признать, что упустил победу в борьбе за души своих, казалось бы, преданных Фаустов:
«Прожжённый старый черт с такой закалкой
Сыграл к концу такого дурака!»