По-человечески

Встав из-за стола после завтрака и сказав спасибо свояченице Анне Борисовне, у которой он занимался в деревне мелкими, но чисто мужскими делами, Алексей Гордов прошелся по участку, выкурил две сигареты и, вздохнув о том, что помидоры пора уже подвязывать, пошел обратно в дом, отыскал в комоде детектив без обложки и улегся читать.
Кровать на панцирной сетке заскрипела так, что Борисовна тут же прибежала со двора:
— Ты чего, Леш?
— Чего? Читаю.
— А рамы?
— Выходной у меня, — сказал Гордов и вздохнул.
Анна Борисовна тоже вздохнула и пошла к соседке Вере Павловне за самогоном.
— Нету, Борисовна, — сказала Вера Павловна, — нисколечки нету! Ночью из Апраксино приходили, все позабирали… И браги нет, — сказала она, увидев, что Борисовна уже открыла рот, чтоб спросить про нее. — Вот как бывает-то!..
Борисовна была уверена, что есть, по крайней мере брага, но она уже была должна Вере Павловне, и та больше не даст нипочем.
— Что ж делать-то? — спросила она больше себя, чем Веру Павловну.
— А пусть Лешка в Горы-то съездит на лисапеде. В магазин.
После этих слов Борисовна окончательно поняла, что самогон у Веры Павловны есть и что она просто хочет проверить, есть ли у Борисовны деньги, и разозлилась: самогон был в два раза дешевле водки. Деньги у нее были, но Лешка вчера и позавчера выпил больше, чем она рассчитывала, и она хотела его проучить, дать, как говорится, понять.
— Леш, — сказала она, войдя к зятю, — нет у Верки ничего.
— Не может такого быть. Это она клопа давит!
— Чего?
— Врет!
— Врет не врет, а взять негде.
— Да? Ну ладно… Не мешай, Анюта, а то я тут на самом интересном месте. — И он взял книжку и заскрипел сеткой.
Борисовна так разозлилась, что и сама работать не могла. Может, правда в Горы съездить? Сто рублей бутылка?! Нет! Что же делать? Москвич Кирилыч, у которого всегда спирт водится, приедет только завтра, в пятницу…
— Леш, — сказала она, подходя к кровати, — может, ты сам у Верки попросишь, а? Есть ведь у нее. Чего так-то лежать?
— Выходной у меня, Борисовна, вы-ход-ной! Понимаешь? Балдею!
— Погода-то, Леш… Самое красить…
— Да, — согласился зять, — самое то!.. Нальешь — раскрасим! Под дуб, под ясень, под хрен дяди Васин! Ха-ха!
Полдня Борисовна жидилась, по-тихому ругалась вслух и готова была уже заплатить Верке все долги, но тут на въезде в деревню раздались гудки — она сразу узнала звук необычного клаксона: сын приехал! Слава богу! Можно сделать вид, что он ей денег привез, и сходить к Верке.
— Леха где? — спросил сын, вынимая из машины удочки и сапоги.
— Горе у нас, Женька! — запричитала Борисовна.
Женька поставил сапоги около машины.
— Не может быть! Он же здоров был!
— Да нет, нет. Жив он, только лежит вон. Лучше б сдох!
— Что с ним? — серьезно спросил сын.
— Что? Читает он, паразит! Лежит и читает!
— А-а, забастовал? — улыбнулся сын. — Без горючего не фурычет? Сейчас мы его заправим!.. Алексей Миха-а-лыч! — завопил Женька с порога. — Вставай!
— Читаю я! Вот его тут как раз поймали…
— А коньяк будешь?
Кровать заскрипела еще страшней, чем утром, и Лешка показался из-за занавески.
— А мне все равно, — сказал он, приглаживая волосы, — коньяк, самогон, портвейн, лишь бы по-человечески, а не то что некоторые.