Лечить или не лечить?

Прихожу однажды утром на работу — я врач- травматолог — и первым делом иду в восьмую палату — там ночью на «скорой» кого-то привезли. Заходим мы туда с Галиной Кирилловной, медсестрой, — и оба стоп: вот это перегарище!
— Кто здесь пил? — спрашиваю с угрозой, но и так ясно: вон того, у стены, вчера не было.
Подходим.
— Как вы сюда попали? — спрашиваю. — И сядьте, пожалуйста.
Он сел. Лучше б, ей-богу, лежал!
— Я… ммм… в общем, я с десятого этажа… это…
— Ну и идите к себе на десятый. Здесь-то вам чего надо?
— Я упал… с десятого этажа… упал…
— Где упали?
— На работе, на стройке…
— Здесь как оказались?
— Не помню.
— Сколько вы вчера выпили?
— Не знаю…
— С чего вы тогда взяли, что вы упали, если ничего не помните?.. Все ясно — пьяный бред. Гоните его в шею, Галина Кирилловна, потому что «скорая» его сюда по ошибке привезла. Вместо вытрезвителя.
— Как это в шею? — заканючил доходяга. — Я, может, помираю!
— С похмелья можете и дома помереть. Если вы помрете, ваши родные только обрадуются.
— Не обрадуются! Они, может, потому меня и родили, что им третьего не хватало!
Оглядываю палату — улыбаются мужики. Я сам еле сдержался.
— Ну что с ним делать? — спрашиваю их.
— Похмелиться дайте и пусть чешет домой, — кто-то сказал.
— Да это вообще, — ноет замухрышка, — не укладывается ни в какие ворота! Говорят вам, я упал с десятого этажа! На стройке! С лесов сверзился!
— Это вам такой сон приснился… Документы какие-нибудь есть при нем, Галина Кирилловна?.. Нет документов? Выметывайтесь, а то от вашего перегара голова болит.
— Ну ладно, — говорит, — я выметусь, а вас заметут.
— Вы слышали? — говорю. — Вот этот пьяный в стельку да еще без имени… Как вас кличут-то?
— Клещ…
— Я имя спрашиваю.
— Виктор…
— Виктор Клещев?
— Кувшинов я… А Клещ — это кличка… Вы же кличку спрашивали.
— Хорошо, господин Кувшинов… Давайте я вас все-таки осмотрю. Будем считать, что я испугался того, что меня, как вы выразились, заметут. Раздевайтесь.
Клещ медленно, очень медленно раздевался, и видно было, что ему очень плохо.
Наконец он остался в одних трусах.
— Встаньте.
Я оглядел его: на коленях сильные ссадины, правая рука вся в кровоподтеках и опухла, но когда я легонько провел по ней, он не отреагировал. А каждый врач знает: при переломе человек сразу отдернет конечность, ни за что не даст прикоснуться.
— Больно? — спросил я, сжав руку повыше локтя.
— Да так…
— Здесь?
— Ну больно…
— Согните правую руку.
Он согнул.
— Все ясно. Помажьте его йодом, Галина Кирилловна, и пусть домой идет, если ему не нравится слово «выметываться».
— Какой домой?! — опять начал Клещ. — А может, у меня внутренности отбитые?
— Опять? — говорю. — То понос, то золотуха.
— Да, и понос! — со злостью сказал Клещ.
Мужики засмеялись.
— Иди-иди! — сказал Клещу мой любимый пациент Александр Михайлович, которого я после автомобильной аварии собрал по частям.
Клещ оделся и не попрощавшись вышел…
А уже вечером я писал объяснительную главврачу, потому что Виктор Иванович Кувшинов, тридцати четырех лет, действительно упал накануне с десятого этажа. Так как принял с товарищами, как он позже говорил, «по грудь» — именно так, а не «на грудь», — и это, кажется, означало не самую страшную степень опьянения — не «по горло». Принял, стало быть, он «по грудь» и сверзился с лесов, и только жуткая «цеплючесть», за которую он и получил кличку Клещ, и большой сугроб спасли его от смерти, — можно сказать, что фактически он свалился со второго этажа.
В тот же вечер он вернулся в палату, и я его обследовал по полной программе: рентген, томография, гастроскопия… И вы вообразить себе не можете, что, кроме упомянутых уже ссадин и отека руки, у него ничего не было обнаружено, ни-че-го-о!!!
— А-а!.. Вот так вот! — говорил он при выписке. — А был бы трезвый — все!
— Ладно-ладно, — сказал я, — запел! Если в мое дежурство сюда попадешь, сразу беги домой — не приму. Так что больше не падай.
— Больше — нет! Больше не получится. Знаете, Михал Константиныч, почему?
— И почему же?
— Потому что один стакан нельзя опрокинуть дважды!..
Вот и лечи таких охламонов!