Какого цвета твой край неба. ч4

(в соавторстве с Марией Бураковской
пожалуйста, оставляйте свои замечания. Знать ваше мнение нам очень важно. Спасибо за внимание и понимание.=))

***
- Я надеюсь, все собрались, так как мы начинаем распределение пациентов, если так можно выразиться,- засмеялся доктор и будущие психотерапевты. Гер Смит называл имя студента и имя лечащего врача, прикрепленного к нему, а потом имя больного, чего стоит от пациента ожидать. Габриэлла не слышала имен, лишь диагнозы и симптомы. Они стремительно проносились у нее в голове, словно молнии. Термины и их определения проскальзывали через разум девушки и оставляли там свой тоненький след. Подошла очередь Габриэллы.
- Габриэлла Шварц, Вам достается Элизабет Мюллер. Да, Вам достается поистине интересный случай. Дереализация, апатия, проявляются признаки онейроидного состояния и депрессивного психоза. Она попала сюда в десятилетнем возрасте, то есть пятнадцать лет тому назад. Думаю, вы поладите с пациенткой, Шварц – среди студентов прокатился легкий смешок. Габриэлла ничего этого не слышала, лишь встала со своего места, подошла к столу, забрала личную карточку пациента и ушла на свое место в самом последнем ряду около двери. Все это она проделала медленно, будто играя на нервах остальных, ведь она знала, как они дорожат своим временем и недолюбливают ее. Достигнув своего места, она принялась листать папку с подшитыми бумагами, где врачи пытались осознать, как помочь бедной девочке. Папка была довольно таки увесистая. После получасового разговора ни о чем, девушка вышла в коридор больницы, прижав папку к груди. Выйдя из кабинета, она остановилась, размышляя о том, когда ей лучше навестить больную. Ведь если объективно рассудить, то Габриэлла вполне такая же, как и Элизабет, и это еще сильнее заинтересовало девушку. Она была рада, что именно она будет обследовать Элизабет. Габриэлла решила отправиться в палату прямо сейчас, и поэтому пошла вглубь больницы, в то время как остальные спешили к выходу, ведь сегодня им предоставили выходной день для того, чтобы обустроиться и освоиться. Палата Элизабет находилась в самом конце коридора третьего этажа. Юный врач постучалась и немного приоткрыла дверь. Девушка двадцати пяти лет, сидела на кровати, уставившись в окно, не обращая внимания на вошедшего врача. Палата и ее обитательница сливались в единое белое, будто специальная задумка местного стилиста. Белая кровать, маленькая тумбочка с парочкой не выпитых таблеток и пластмассовым стаканчиком. Видимо, забота родителей, ведь отдельные палаты предоставляются не каждому, а если уж и предоставляются, то они обычно без окон, столиков и так далее. Русая, непричесанная, неестественно худая и бледная, с синяками вокруг глаз, она создавала удручающий вид. Когда она посмотрела на побеспокоившую ее девушку, в ее светлых мутных глазах видно было лишь обреченность и отчужденность.  Она устало посмотрела на Габриэллу и снова отвела взгляд к окну. Молодой специалист осторожно прошла к пациентке, присела рядом и проследила за взглядом Элизабет.
- Небо сегодня чудесное, - тихо начала Габриэлла, - напоминает огромный зефир или воздушный замок. Знаешь, когда–то я мечтала жить на одном из них. Тогда еще со мной был мой ангел... Знаешь, она хорошая девочка, но иногда бывает жутко невыносима, – слова о замке и об ангелах заставили Элизабет посмотреть на Габриэллу, пристально ее изучая. Она никак не могла понять, издевается ли она или говорит всерьез, понимает ли она ее или это новая методика лечения. Не моргая, не подавая каких-либо эмоций, девушка просидела так минут двадцать, или, как показалось Габриэлле, около часа. После она уставилась в стенку перед собой и сказала:
- Вы тоже их видите? – она была похожа на каменное изваяние, неподвижная, отчужденная и говорила, едва шевеля губами, но голос ее был четкий и звонкий.
- Да. Я буду помогать твоему врачу ближайший месяц, я видела твою историю болезни, но это всего лишь представления людей, которые ничего не знают о тебе. Расскажи мне, что с тобой происходит, - Габриэлла думала, что ее подопечная выгонит ее или, в худшем случае ударит, но она ошиблась. Элизабет все также сидела, разглядывая белую стенку перед собой. «Дереализация означает, что больной, подверженный этому заболеванию, воспринимает окружающую действительность как нереальную, без красок и возможностей. Страдает постоянным ощущением де-жа-вю. Онейроидный синдром. Депрессивный психоз. Столько времени просидеть здесь, еще и не такое появиться. Галлюцинации, путаница реальности и воображения. Почти как у меня. Кого она там видела? Ангела. Точную копию моего Ангела. И маленькую девочку – ведьму, которая убивала ее несуществующего ребенка и кучу других несуществующих людей. Ведьмы, колдуны. Мне тоже они часто видеться, но все же… Внешний вид ее полностью говорит об апатии. Мне необходимо знать ее историю, что с ней случилось, как она сюда попала и что она видит. Я должна выведать это у нее, а то, что здесь написано, может не сходиться с правдой. Ведь все люди видят только то, что хотят видеть» - думала Габриэлла, наблюдая за девушкой, та в свою очередь никак не обращала внимания на нее. Молчание затянулось, и Габриэлла уже дотронулась до дверной ручки, как Элизабет тихо спросила:
- Как Вас зовут?
- Габриэлла. – девушку удивила и обрадовала такая реакция, это значит, что она понемногу завоевывает доверие Элизабет. Она обернулась и осталась стоять у двери, все так же прижимая к себе папку.
- Вы думаете, я сумасшедшая. Вы не знаете правду. А я Вас уже видела когда-то, давным-давно. Я не хотела Вам доверять, но она сказала, что я могу Вам верить, что Вы поймете меня, что Вы не такая, как все они, Вы – хорошая, – медленно, скрывая настоящие чувства, сказала Элизабет. Она потрясла молодую девушку своей откровенностью, ведь, как она знала, та ни с кем не говорила ни о чем, даже о самых банальных вещах, и докторам особо не доверяла, а точнее вообще никому.
- Нет, я не считаю Вас сумасшедшей, даже наоборот, я думаю, вы вполне нормальная. Кто Вам такое сказал?
- Ваш Ангел. Да, мы с ней знакомы. Сумасшедший это тот, кто видит реальную картину происходящего, у него нет иллюзий, у него нет тех философских жизненных убеждений, которые навязаны обществом. Без предрассудков, без розовых очков, без предубеждений. Это самый что ни на есть нормальный человек. А так называемые «нормальные», поистине самые что ни на есть настоящие психически нездоровые люди, – такое спокойствие могло убить любого, Габриэлла даже позавидовала ей и подумала, что она и вправду вовсе не похожа на сумасшедшую. Тем временем говорившая уже замолчала, смотря ввысь, в небо за окном.
- Высота. Такая пленительная и такая пугающая. Каждая птица мечтает взлететь как можно ближе к солнцу. Но достигают этого лишь единицы. Многие птицы даже не думают об этом. Они довольствуются тем, что им подкидывают добрые люди. Некоторые только мечтают о высоте, но не стремятся к ней наяву. А кто-то летит. И обжигается... иногда встает и снова… и снова… и снова. Иногда бросает все и просто смотрит на тех, кто достиг солнца… иногда разбивается насмерть… или дотрагивается до солнца…  обжигается… или нет… - произнесла Габриэлла так же тихо и медленно. Казалось, что между ними протягивается невидимая нить взаимопонимания и доверия, она боялась оборвать эту нить, боялась, что если это произойдет, то она никогда уже не добьется ее внимания и тогда все будет потеряно. Габриэлла чувствовала, что эта двадцатипятилетняя девушка хранит жизненно важную тайну, и Габриэлла обязана узнать ее секрет.
- А знаешь, недавно я весь день прыгала по комнате. Странно, не так ли? –  чувство спокойствия все больше и больше наполняло Элизабет и ей казалось, что они уже целую вечность в дружбе с Габриэллой. Она готова была доверить ей самые сокровенные тайны, но не сейчас, жизнь научила ее приглядываться к окружающим, она решила испытать своего нового лечащего врача, а уж потом она точно решит, рассказывать ли ей ту тайну, настоящую причину, почему она попала сюда.
- Зачем? – Габриэлла не знала, удивляться ли ей или же это вполне нормальное явление. Хотя такое откровение немного изумляло ее, юный врач не думала, что пациентка начнет разговаривать с ней с первого же дня, ведь другим не удавалось вытянуть из нее ни слова даже по истечении нескольких лет.
- А вдруг я улетела бы в небо… - небо всегда завораживало обеих девушек, у них и вправду много общего.
- Небо? А для чего тебе оно? – Габриэлла чувствовала, что она получит именно тот ответ, который ожидает, так, как она сама бы ответила, если бы у нее спросили то же самое.
- Я хочу увидеть небо… - еле слышно прошептала девушка, не отводя взгляда от окна.
- Здорово, я тоже хочу… - Габриэлле показалось, что она встретила именно того человека, который ее понимает и не осуждает, будто родственная душа, или они родные  сестры, которых разлучили в раннем детстве, как это бывает в кино.
- Прыгай, – спокойно сказала Элизабет. И тихо добавила, - только не с окна, на кровати или просто по комнате, как это делают дети, когда получают долгожданный подарок или им просто весело.
- Нет… - выдавила Габриэлла обреченно, грустно посмотрев на свою собеседницу.
- Прыгай! – чуть повысила тон Элиза.
- Не могу, – сказала наша героиня.
- Почему?
- Как ты не понимаешь? Я привязана к земле! – она знала, что повышать голос на пациента запрещено, но все же не смогла сдержаться, тем более, что она не чувствовала границы между ними, которая должна быть между врачом и пациентом. И Габриэлла продолжала свое объяснение, точнее оправдание:
- Жизнь диктует свои идеалы. Оно же навязывает нам свои философско-жизненно-идеалистические принципы, суждения, мнения… иногда тебе кажется, что все, о чем ты думаешь, это просто одно из пунктов социума. Ничего нового ты не изобретаешь. Как все. В чем смысл? Есть ли он? 
- Смысл… может и есть… может в том, чтобы выжить и не быть раздавленным в толпе, тебе необходимо быть как все. Ведь те, кто выделяется, обычно оказываются на краю общества. Выгнанными или раздавленными. Надо иметь необычайную стойкость и мужество, чтобы противостоять этому, – отвечала Элиза на рассуждения Габриэллы. – А знаешь, почему это происходит? Все элементарно: весь мир боится всего мира. Трусость бросает людей на разные необдуманные поступки. Причем поступки совершенно разные по типу. Одного страх заставляет втянуть голову в плечи и зажаться в углу, а другой будет бить себя руками в грудь и лезть в драку, только чтобы доказать всем, а главное себе, что он не трус и не слабак. – Теперь она смотрела на свою посетительницу, - но стоит тебе быть хоть капельку сильнее или непохожим на всех, думать или видеть не то, что все, как весь мир оборачивается против тебя и  просто  упекает тебя в психушку, – на лице у Элизабет проскользнула тень горькой улыбки, - уходи, оставь меня одну, - попросила она.  Но когда Габриэлла была за порогом и почти закрыла за собой дверь, Элизабет сказала, не смотря в ее сторону:
- Просто обещай мне бороться. Даже если нет сил, даже когда вокруг будет темно. Пусть придется идти вслепую, на ощупь. Не важно, главное вперед. Назло всем.
- Спасибо, до встречи, - немного озадаченная Габриэлла вышла в коридор, она обдумывала то, что случилось, то, что услышала только что.  Она не успела сделать и пяти шагов к выходу, как ее окликнул Гер Смит.
- Что Вы тут делаете? Вам не положено находиться в палате больного в такое время без разрешения. Вы что же, возомнили себя профессионалом, что можете сделать все, что пожелаете? – он знал о странностях девушки, и за это она не была в числе его любимчиков.
- Как это что? Конечно же, исправляю ошибочно поставленный диагноз. Все, что здесь написано, - она помахала перед его носом папкой, - достойно первокурсника медицинского колледжа, – не смогла сдержаться Габриэлла, она знала, что может поплатиться за свои слова, но само ее существо не позволяло ей молчать.
- Что же, в таком случае, к Вам будет приставлен еще один студент. Завтра Вы с ним познакомитесь. Он лучший в своем деле. – Габриэлла подумала, что этот лучший студент точно отличник и любимчик профессора. Иначе он не поставил бы его с ней. Как он сам говорил: «Габриэлле противопоказано общение с другими врачами, только с пациентами, так сказать, свой своих всегда поймет».
- А Вы не боитесь, что я его испорчу? Нет? Тогда Вам стоит подумать насчет этого, - Габриэлла развернулась и пошла прочь по коридору, в сторону таблички с надписью «выход».
Отель находилась недалеко от больницы, буквально пятнадцать минут прогулочным шагом. Габриэлла была слишком разъярённой, для того, чтобы любоваться пейзажем и мечтать. «Приставить ко мне доктора, как будто это меня надо лечить, а не я будущий лечащий врач. Что они вообще о себе возомнили? Она ведь с ними даже не разговаривала на протяжении стольких лет, а мне открылась сразу же».
- Ах,  врачи… всегда считают себя лучше других.
- Прекрати меня преследовать. Хватит! Мне надоело, прекрати появляться неизвестно откуда...
- Габриэлла, милая, к чему так кричать? Я ведь пришёл к тебе, я скучал...
- Где ты так долго пропадал? Почему не приходил? – Габриэлла шла все тем же быстрым шагом, злость не позволяла ей остановиться, будто если она хоть на немного замедлит шаг, то злость выплеснется из нее ядовитой жидкостью.
- Твоя рыжеволосая девчонка мне и близко подойти не дает. Побудь сегодня со мной. Я покажу тебе другой мир, – спокойно ответил попутчик.
- Хорошо, я пойду с тобой. Я верю тебе...
Абраэль взял Габриэллу за руку,  ее ярость мгновенно исчезла. Габриэлла не боялась, ей было уютно, как будто они были знакомы вечно.
- Закрой глаза... - Габриэлла не возражала и как только она послушно закрыла глаза, она ощутила, будто все окружающее ее поплыло, а в глазах  заиграло всеми цветами радуги. В следующую минуту они оказались в просторной комнате, посередине зала на паркете стояло огромное фортепиано и мягкий диванчик.
- Сыграй со мной, пожалуйста, – он говорил все также спокойно.
Они сели друг возле друга, серые глаза Абраэля пленили Габриэллу. Его пальцы начали медленно, но уверенно скользить по струнам ее души. Комнату заполнили тихие спокойные звуки, они разливались по комнате и отдавали теплом где-то в области солнечного сплетения.
- Тебе же нравится, играй вместе со мной! - это была не просьба. Приказ звучал так могущественно, что Габриэлле на долю секунды даже стало страшно. Ее пальцы неуверенно начали прикасаться к клавишам. «Я знаю эту мелодию, я играла ее тысячу раз, «Ближе к мечте», я не ударю в грязь лицом. Я не испорчу чарующего звучания». Но Габриэлла была слишком взволновала, чтобы сосредоточиться на игре. Ведь она ждала своего демона так долго, даже не смотря на то, что ее Ангел был рядом с ней все это время. Габриэлла тайком думала о демоне, даже тогда, когда целовала Ангела, она мечтала о губах демона. Линии губ Ангела напоминали ей его. И вот теперь он сидит в пяти сантиметрах от нее. Он играет непревзойденно, он больше не похож на ночной кошмар, он сказочный принц, которого Габриэлла ждала все это время. Музыка затихла, и в сердце девушки что-то оборвалось, ее воображение вполную воспользовалось предоставленой ему свободой и уже рисовало романтические картины, в которые незаметно увлекало и саму девушку. Вот они бегут, взявшись за руки по воде… да, именно по воде. Ее ступни легко касаются поверхности океана, образовывая легкую рябь. Они бегут туда, где заканчивается небо. Ее возлюбленный спрашивает у нее, какого цвета небо сегодня и Габриэлла отвечает: «Красное, оно сгорает в лучах уходящего солнца, сгорает от этой пламенной любви, подаренной солнцем».  Демон подхватывает ее на руки, и меньше чем за мгновенье они оказываются в самой гуще этого неба. «Это все для тебя, это все твое, я дарю тебе это. Возьми кусочек облака на память. Унеси кусочек неба с собой на землю. Познай его красоту... а теперь мы прыгнем и разобьемся о гладь воды. Ты станешь моей русалкой, а я твоим Посейдоном. Ангелам в воде не место. Прыгай! Я сыграю для тебя панихиду» - музыка и смех заполняют комнату. Габриэлла чувствует, как ее тело беспомощно летит навстречу своей смерти, ужасная боль пронзает девушку. Габриэлла открывает рот в попытке закричать, но ничего не выходит, ее голос затерялся где-то в облаках.  Поток бесконечен, от холодной воды режит легкие. Ей нет конца, оно поглощает девушку словно бездна, черная дыра, заполненная осколками ее мечты. Свет меркнет, занавес опушен, представление под названием жизнь окончено, без аплодисментов, без цветов, без криков толпы со словами «бис».
Габриэлла очнулась у себя в  кровати, сначала девушка подумала, что Ангел забрала ее в рай или к ним на облако. Через мгновенье, а может чуть позже, девушка пришла в себя, ее любимый Ангел стояла с опустевшим кувшином от воды. Ангел лучезарно улыбалась.
- В первый день официальной практики опаздывать нехорошо. Я тебя уже минут пятнадцать как пытаюсь разбудить. Наверняка, ты попала в сети ловца снов, он выдает вымышленное за действительность, и человек, точнее его душа, запутывается в паутине иллюзий, не в состоянии выбраться  и освободиться, душа остается там навсегда. На веки вечные, - Ангел попыталась придать своему голосу зловещий оттенок.
- Да, да, да, хорошая сказочка для десятилетней девочки, я тебе еще припомню это, - Габриэлла попыталась придать себе хмурый или, по крайней мере, сердитый вид, но сказка и невинное выражение лица Ангела просто развеела все те бурные эмоции, которые она чувствовала в первые минуты своего бодрствования. 
- А теперь  в ванную, и утренняя пробежка до больницы, которая начнется через сорок три, нет, уже сорок две минуты, ну а с меня как всегда, завтрак в виде кофе со сливками.
- Спасибо тебе большое, мой милый Ангел, чтобы я без тебя делала.
- Да уж, эксплуатируют тут меня, вот обижусь и уйду, - пошутила Ангел, но Габриэлла этого уже не слышала, шум воды заглушал голос Ангела. Габриэлле все еще было не по себе от воды из-за сна, но больше всего девушку тревожили слова Ангела, «неужели это всего лишь сон, неужели я не встречалась с демоном. Почему ты так жесток ко мне? Как мне тебя называть? Незнакомец  или черный ангел? Кто ты? Скажи мне свое имя… приди ко мне…». Девушка уже закончила утренние водные процедуры и уже собиралась покинуть ванну, как увидела надпись на запотевшем стекле, всего лишь одно слово – Абраэль. «Значит, это был не просто сон, но где проходит эта тонкая грань между  двумя мирами, что же есть реальность и что есть  сон?».
- Итак, Шварц, как я и обещал, ваш напарник, - ехидная улыбка не сходила с лица мистера Смита. - Прошу знакомится - Вольдемар Крёкер, он окончил университет и сейчас пишет дипломный проект, надеюсь, вы найдете общий язык. Я вас оставлю, у меня масса  дел. – Смит удалился.
- Мисс Шварц,  - начал было Вольдемар весьма официально, но Габриэлла его перебила.
- Давайте просто – Габриэлла. «Мисс», «миссис», «фрау», «фройлян», если вы будете употреблять эти слова, у меня сложится впечатление, что вы пытаетесь меня дискриминировать по моему семейному статусу и возрасту.
- Откровенно, но это даже к лучшему, что ж, тогда аналогично - Вольдемар, я знаю, вы не в восторге от того, что нам придется работать сообща, но я приложу все усилия с моей стороны для нашего успешного сотрудничества.
- Я на это надеюсь, пройдемте к нашей пациентке. - Габриэлла пыталась быть сдержанной и холодной. Парень оказался смазливым и лощеным. Габриэлла была ошеломлена, она ожидала увидеть коротко подстриженного маменькиного сыночка  в очках, в замусоленной рубахе, который будет смотреть на нее свысока и при каждом удобном и неудобном моменте напоминать ей о своем дипломе с отличием, который он скоро получит. Но перед ней стоял молодой, вполне симпатичный парень, с иссиня черными волосами и такими же глазами, он был чуть выше Габриэллы, весь его вид был будто выточен из мрамора древнегреческими скульпторами.
- Ты изучила медицинскую карту Элизабет? – с деловым видом спросил парень.
- Да, просматривала. - Неохотно ответила девушка, она точно знала, что диагноз неверный, но спорить и доказывать это доктору, и тем более этому умнику, не собирается, она сама все сделает.
- Она предпринимала несколько попыток  суицида, первую она совершила в девять, а потом еще три произошли в возрасте десяти лет, после чего ее и поместили сюда. Спустя несколько лет одиночной камеры она более-менее успокоилась, и ее перевели в  благоустроенную комнату, но решетку на окно все же оставили, – парень скривил губы в усмешке, – около пяти лет она только и сидит в своей палате, практически не ест, ни с кем не разговаривает. Возможно, она идет на поправку, - продолжал парень свои рассуждения, но коллега его не слушала. Она думала об истории Элизабет. Габриэлла была удивлена, десять лет – это ведь еще совсем ребенок. Что сподвигло ребенка на такое безумство? Девушка постучала в дверь и сразу же повернула ручку.  Не успели они войти в палату, как юная Мюллер резко подскочила, отбежала к противоположной стене и вжалась в нее, будто хотела слиться с этим бетоном, превратиться со стеной в единое целое.
- От тебя пахнет смертью, Габриэлла. Смерть дышит тебе в спину. Ты принесла ее сюда с собой. Уходи, уходи! Не появляйся здесь! От тебя пахнет ним, от тебя пахнет смертью! Вон! Быстро убирайся вон! - Элизабет билась в отчаянной истерике, как будто совсем другой человек, не тот, что был вчера. Где та спокойная измученная девушка, с которой она разговаривала совсем недавно? Постепенно Элизабет наполняло ненавистью, и она стала неистово кричать.
- Ты привела его сюда, теперь он знает, где я. Я ненавижу тебя! Будь ты проклята! Ты так и не выполнила мою просьбу, я так и знала, что тебе нельзя верить! Неужели она за тебя? Нет, она не могла сама, она не могла меня предать, это ты, это все ты! Это ты ее околдовала! Ты – ведьма! - пациентка начала бросать в сторону Габриэллы всякого рода предметы: подушку, пластиковые стаканчики, книжки. Но бедняжка была так обессилена, что эти предметы не пролетали и метра. Габриэлла пребывала в оцепенении. Вальдемар открыл настежь дверь и вызвал санитаров.
- Я убью тебя... вас, я избавлю мир от зла, - Элизабет бросилась на Габриэллу, ее глаза были безумными. Санитаров все еще не было. Все происходило слишком быстро. «Кого вас, что она несет?», - Габриэлла потеряла дар речи, мысли как будто участвовали в скоростной гонке, и каждая хотела победить, завоевать приз и завладеть умом Габриэллы.
- В ад... там твое место, рядом с ним... возвращайся туда, откуда пришла...  в огненную гиену, - последние слова  Элизабет прошептала, словно змея. Ее руки будто обрели новую силу, она подбежала к бедной перепуганной девушке с вытянутыми вперед руками, жаждущими сомкнуться на шее у Габриэллы. Ее ладони остановились буквально в нескольких сантиметрах от Габриэллы. «Неужели санитары уже прибыли?» -  Габриэлла оцепенела от ужаса. Пальцы Вольдематра сомкнулись на запястьях Элизабет. Он схватил ее с такой силой, что ее и без того белая кисть побелела еще больше, пальцы ее ослабли. Бросаться к Габриэлле у Элизы не выходило, парень стоял так, что он преграждал путь сумасшедшей к его новой знакомой, да и боль в руке говорила о физическом превосходстве парня над девушкой. Нависла напряженная тишина, и казалось, что воздух пронизан электрическим током, никто не смел пошевельнуться. Через пять минут такого затяжного тяжелого молчания и неподвижности, покой нарушили вбежавшие в палату трое мужчин - наконец-то прибыли санитары.
***
После того, как они полчаса выслушивали Смита, его нравоучения, им все же разрешили этот день провести вне этих белых стен, на свежем воздухе, на природе, для реабилитации, так сказать. Вольдемару чудом удалось убедить их главного врача, что Габриэлле необходим отдых, поэтому они вдвоем отправились на прогулку по городу и близлежащим окрестностям. Идти в номер ей не хотелось, да и отделаться от парня сил не было; на все ее попытки объяснить, что она не нуждается в его опеке, он отвечал, что ответственен за нее и ее состояние, что он обещал Смиту присмотреть за ней, и он не может не сдержать обещание. Габриэлле ничего не оставалось делать, как остаться в обществе с напарником.
Они шли по трассе навстречу редким машинам, держась на расстоянии друг от друга. Даже в такое время года лужайки были идеально ухожены, а кусты подстрижены в виде различных причудливых фигур. Тротуар поворачивал то вправо, то влево, приглашая свернуть на ту или иную улочку, или же предоставлял возможность двигаться вперед. Люди суетливо улаживали свои дела, собирая вещи в машины или разговаривая с соседями, а после торопливо отправлялись на работу. Деревья в садах все больше и больше теряли листья, но за отсутствием ветра сейчас это происходило не так быстро, будто для них время застыло на месте. Мокрый асфальт терял свой глянцевый блеск от воды и снова приобретал матовую поверхность, высыхая под лучами солнца, еле пробивавшегося из-за туч. Пока они улаживали утренний инцидент в стенах больницы, на улице прокапал дождик, будто сочувствуя то ли Габриэлле, то ли Элизабет… «В этом году дождь будто преследует меня, если со мной что-то случается, то чаще всего на улице идет дождь. Скоро я буду ненавидеть эту погоду… а ведь Ангел сдержал свое обещание» - думала потерянная белокурая красавица. Пройдя чуть ли не весь город, они наткнулись на почти разрушенный, покосившийся, облезлый старый дом. Он стоял недалеко от леса, асфальтированная дорожка к нему была покрыта трещинами и листьями. Краска и обшивка кое-где еще оставались, окна бездушные и безжизненные, мутные и потрескавшиеся, они больше вызывали в душе у девушки жалость, чем страх или отвращение. Заброшенный, несчастный, одинокий и такой печальный, вызывал сочувствие и сострадание, он напомнил ей Элизабет.
- Может, что-нибудь скажешь? - спросил Вольдемар Габриэллу, после получасовой игры в молчанку. Они шли по этому маленькому городку неспешно, и почти всю дорогу молчали. Габриэлле захотелось погулять в лесу, и теперь они бродили по осенним тропинкам среди рубиново – золотистых стен, мимо опушки и ручейка, что бежал, будто маленькая девочка по тропинке, прыгая от счастья и заливаясь громким смехом. Камни, идеально отшлифованные водой на дне ручья, казались чудесной дорожкой, ведущей в неизвестную и манящую даль. Выходившие на берег камни чуть-чуть больше тех, что были на дне, казались охранниками этого пути. Ручей бежал, извиваясь, и обрывался на горизонте, будто падал вниз, за край света. Листья падали в его кристальную воду, и он задорно уносил их дальше по камням, словно миниатюрные лодочки. Парень решил, что его спутница уже пришла в норму, и заговорил, - Я так полагаю, раз уж ты  решила наблюдать за нашей больной, нам не раз еще придется сталкиваться с подобным поведением, и как бы ты этому не противилась, нам придется тесно взаимодействовать. Пойми, на свете есть две невосполнимые вещи: время и человеческие отношения.
- Если бы ко мне не приставили тебя, то я давным-давно была именно там, куда она меня посылала. Ведь сегодня я должна была бы знакомиться с ней одна, без тебя. И теперь мне следует сказать тебе спасибо, - Габриэлле было противно признавать это, но пребывать в глупом неведении из-за своей гордости ей тоже не хотелось. – Давай не будем говорить на эту тему.
- Хорошо, тогда о чем ты хочешь поговорить? – молодой человек явно был рад, что она больше не бросается колючими словечками, не прожигает его ненавистным взглядом, и такой поворот событий, как взбунтовавшаяся пациентка психиатрической больницы, по-видимому, ничуть не удручал его.
- Вольдемар, - Габриэлла остановилась возле воды на пару мгновений, и снова пошла вдоль ручья, Вольдемар не отставал, - мне все равно, о чем говорить,  я в силах обсудить с тобой любую тему, но сейчас я не в настроении. Не с каждым человеком можно просто помолчать, знаешь ли… таких людей очень мало.
Габриэлла продолжала идти, больше не сказав ни слова, Вольдемар не смел нарушить молчание первым. Они продвигались вглубь леса все дальше и дальше. Она наслаждалась видом деревьев, смыкающимися своими верхушками в небе и создавая некую паутину; этими каменными обрывами, покрытыми внизу и наверху  растениями разных видов и сортов, и немного на самих скалах. Прогуливаясь у подножья одного из таких обрывов, они наткнулись на небольшую пещеру. Еще зеленые листья держались на ветках, вместе с красными и желтыми они немного прятали эту расщелину в скале высотой и шириной в несколько метров. Сама же пещера простиралась вглубь скалы на несколько километров. Наверное, в таких местах жили в древности шаманы, ведьмы и другие люди, жизнь которых была связана с мистикой. Камни и вся земля перед входом в это таинственное место были усыпаны красным ковром. Габриэлла присела на один такой камень рядом с пещерой. Вольдемар тоже опустился на такой же камень недалеко от Габриэллы. Пещера своей темнотой и неизвестностью прельщала обоих, но они так и не решились предложить друг другу такую рискованную прогулку, сочтя это опасным для противоположной стороны.
- У тебя никогда не было такого чувства, будто ты опустошен полностью. Будто ты – это всего лишь красивая оболочка, без внутреннего наполнения? Как обертка без конфеты, причем ты – только обертка, фольга и больше ничего, – вдруг заговорила Габриэлла. Ее собеседник с интересом стал слушать ее речь. В его глазах было видно, что он рад тому, что девушка заговорила с ним первой и на волнующую ее тему. Габриэлла же смотрела в небо, теперь чистое и ясное. Пока они гуляли, тучи рассеялись, и теперь на небе хозяйничало только солнце.
- Такое, будто ты стоишь на огромной сцене, яркий свет софитов ослепляет тебя, перед тобой толпа в несколько сотен тысяч человек, все они от тебя ждут чуда, а ты стоишь и ничего сделать не можешь? Как рыба без воды барахтаешься по сцене, а эта толпа людей освистывают тебя за твою беспомощность и слабость, и ни один не думает помочь тебе? – продолжил мысли девушки Вольдемар. Оба были поражены тому, как один понимает другого, хотя знакомы были всего лишь несколько часов и явно не были в восторге  друг от друга.
- Точно, - в знак согласия покачала головой девушка и добавила, громко рассмеявшись. – Ступор.
Вольдемар невольно улыбнулся заразительному смеху Габриэллы. Он так и не смог понять чему она смеется, но неизвестно откуда взявшееся веселье девушки не могло оставить студента равнодушным. Понемногу приглядываясь к ней, он постепенно  начинал понимать, что именно Ангел нашла в этой девчонке. В ней действительно было нечто такое, что притягивало, странная и красивая, будто не в этом мире, выглядела так, будто в настоящем только ее тело, а ее духовное содержание давным-давно переселилась в будущее (а может прошлое?) и неплохо там устроилось. Он мог бы сказать про нее – неадекватная, но именно этим она так завораживала. Девушка прекратила смеяться, серьезно посмотрела на парня и произнесла:
- Сколько же сил нужно, чтобы выдержать все то, что твориться на этой земле. Не понимаю, почему люди решают пойти легким путем – самоубийством.
- А ты любишь ломать стены? – спросил парень, ему было интересно изучить девушку, понять, на что она способна.
- Да, я люблю ломать стены. Я не привыкла показывать себя слабой. Я – сильная, у меня всегда все получается так, как я задумала, - высказала свои жизненные принципы девушка.
- Но иногда это трудно. Когда ты ломаешь стену, а за ней еще одна, а после еще и еще, и так до бесконечности. Ты разбиваешь руки в кровь, изматываешь себя до изнеможения. Тогда хочется просто умереть и ничем не тревожиться. Не скучно ли ломать всю жизнь? А если тебе неинтересно то, что находиться за той стеной?
- Если тебе неинтересно, то ты в силах выбрать именно ту, за которой будет то, к чему ты так стремишься. А уйти на дно… знаешь, иногда этого так хочется, но потом понимаешь, что если ты будешь лежать там в пустоте вечно, то ты ничто и чувство гордости или просто зависти, у кого как, заставят двигаться вперед. У каждого пути есть свой конец, и когда ты выбираешь ту или иную стену, правую или верхнюю, левую или нижнюю, ты выбираешь себе цель, именно твою,  определяешь какую стену ломать, и бьешь ее лбом, руками, ногами. Грызешь ли ты кирпичи или выцарапываешь по песчинке – неважно, важен лишь конечный результат, когда ты в груде  камней прижмешь этот долгожданный приз к груди, вздохнешь с облегчением, посмотришь вниз на тех, кто сдался и скажешь: я это сделал, я смог, теперь это мое, я это заслужил и никто не посмеет у меня это отобрать. Но это все, конечно же, зависит еще и от твоих внутренних качеств.
- Но некоторые никогда особо не напрягаются. За них все делают другие, - добавил парень. С каким тоном она это говорила, с какой убедительностью! Ему пришлось  отметить ее как сильного соперника, с которым придется хорошенько повозиться. Он подумал, что не позавидовал бы тому, кто вздумает соревноваться с ней, ведь она сумасшедшая, но с чего он так решил? Никогда не доверяй своему первому впечатлению.
- А разве это не способ ломать преграды? К тому же, все мы часть большого целого под названием социум. Все мы кому-то помогаем, и всем нам кто-то помогает, – ответила Габриэлла. Она никак не могла понять, согласен ли он с ней или всё же нет.
- Да, но, видишь ли… я строил сам себе стены, которые просто боялся поломать… - вдруг откровенничать начал Вольдемар.
- Таковы уж люди, и прежде чем разрушать внешние стены, им приходиться ломать внутренние, – перебила его молодой доктор Шварц, но тут же добавила, - извини, так что все-таки тебе помогло справиться с этим? Расскажи мне о себе, расскажи свою историю.
- Видишь ли, Габриэлла, когда то давным-давно, когда я был еще школьником, мои родители часто ссорились. Мой отец часто напивался и после избивал мою мать. Ты не представляешь, какой силы были его удары, казалось, что это были не кулаки, а молоты с кузнецы, а мы – это  раскаленное железо, которое кузнец должен обработать своим молотом за несколько часов. Понимаешь, какая это была страшная сила? Он разбивал маме голову в кровь. Бывало, ей приходилось бежать от него по улице полностью в крови, в одном маленьком халатике зимой, потому что он заявлялся в таком виде прямо в спальню и просто начинал бить мою мать сонную, прямо в постели. Сотрясение мозга, переломы – были вполне нормальным явлением в нашей семье. Меня и брата он не трогал, но когда мы немного подросли, он попытался и нас задушить. Конечно, в трезвом состоянии было все прекрасно, но один раз в месяц он напивался и эти гладиаторские бои продолжались не меньше недели. То есть неделю каждого месяца мы все это терпели. Полиция нам не помогала. Мама не хотела впутывать их туда. Вроде бы должны привыкнуть… после пяти лет такой жизни мой брат стал принимать запрещенные препараты. Он ушел из дома, а родители делали вид, что все в порядке. Вскоре он умер от передозировки. Он обещал мне, что всегда будет со мной, будет помогать мне. Мы строили грандиозные планы на будущее, мы мечтали уехать в Берлин и открыть там свою сеть магазинов или ресторанов. Он обещал, но не сдержал обещание. Но мои родители говорили всем, что брат уехал учиться, а сами строили из себя благополучную пару. Отец стал больше отрываться на мне. И однажды после одного такого дня, я залез на крышу дома и решил покончить с этим обыденным кошмаром. День за днем. Будни на ринге. А всем ты должен лгать, что у тебя все хорошо, брат учится в престижном университете, что твой синяк – это всего лишь недоразумение. Ложь, ринг, невыполненные обещания, рухнувшие надежды. Скучно, не так ли? – Вольдемар засмеялся, - но, стоя на крыше, внизу я увидел одну девушку, прекрасную, неземную. Она спасла меня. Своей улыбкой. Мы были вместе, пока она не ушла, не сказав ни слова. И теперь я пообещал себе, что обязательно найду и верну ее, и ничто меня не остановит.
Габриэлла слушала его, опустив голову вниз. Она представляла, какое это страшное зрелище. А Вольдемар рассказывал это, как ни в чем не бывало, будто все, так как и должно быть. То, что он рассказал свое прошлое, было не случайностью. Его стратегический ход – войти в доверие к девушке, раскрыться, подобраться ближе к Ангелу. Он был доволен собой, но не показывал виду. Внешне он просто был спокоен.
- Что же, - продолжал Вольдемар, - уже темнеет, не пора ли нам по домам, - он улыбнулся своей очаровательной улыбкой. Девушка ответила ему тем же. Теперь она относилась спокойнее к его присутствию.
- Да, конечно, пойдем, завтра предстоит трудный день, - молодые люди отправились в свои номера, разговорившись по дороге, болтали о разных бытовых вещах: музыке, кино, книгах и прочем. Они подошли к отелю, оказалось, что их номера расположены не так далеко друг от друга. Номер Габриэллы находился в конце коридора, а номер Вольдемара в самом начале.
- Давай завтра вместе прогуляемся к больнице, - парень лучезарно улыбался.
- Давай, я бы тебя пригласила, но уже поздно, во сколько встретимся?
- В половину, годится?
- Вполне. – Габриэлла поворачивала ключи в замочной скважине. - До завтра – попрощалась девушка, находясь на пороге своих апартаментов.
-  Пока... – голос Вольдемара звучал отдаленно, как будто его здесь нет. Нет, как будто он увидел привидение. Дверь закрылась слишком быстро, слишком неожиданно. Вольдемар пребывал в глубокой растерянности, это была она или его преследуют галлюцинации, и то и другое имеет смысл, ведь ее образ преследует его, в каждом прохожем, во снах, в мечтах... с того самого дня, как она сбежала…
***
Дни работы в больнице проползали безумно медленно. Ничего необычного, все как должно быть: Габриэллу пускали к подопечной очень редко и  только в сопровождении врача, по большей части она занималась разработкой методов лечения, то есть теорией, а всю практическую часть выполнял ее напарник. Нашу героиню несказанно злил этот факт, ведь заниматься теорией она могла, оставаясь у себя в Берлине. Ее попытки поговорить с Элизабет были тщетны, и дело даже не в том, что Элизабет желала убить ее, а в том, что девушка не могла пробраться сквозь ее щит, который та выстроила после последнего инцидента. Вечером, когда Габриэлла оставалась одна в своем номере и наливала себе бокал с вином, к ней всегда присоединялся Ангел. Ее демона по-прежнему не было и постепенно она начала волноваться, но вопрос о разговоре с Элизабет волновал ее куда больше. Вольдемар постоянно сопровождал ее к номеру отеля, и не только - он часто оказывался рядом во время прогулок или работы Габриэллы. Габриэлла уже почти привыкла к его присутствию, оно больше не смущало и не раздражало девушку. «Не можешь изменить – привыкни». Данный им месяц на практическое обследование психически нездоровых людей все ближе и ближе подходил к концу. Оставалось всего каких-то полторы недели, а после они вновь должны были паковать чемоданы обратно домой.  Но сейчас еще четверг и впереди 11 дней, за которые можно успеть очень многое. Габриэлла перелистывала свой дневник с мыслями об окружающих, о ее чувствах, записанных разными ручками в разброс и даже в разном направлении. Лежа на животе, она перелистывала свою книжку с вклеенными листочками и разными безделушками, которыми так дорожат дети. Внимание девушки привлекла страничка с маленьким текстом в виде диалога и мрачными рисунками на полях.
- Давай уйдем вместе?
- …давай… а когда?
- Сейчас… зачем ждать? Возьми меня за руку, вдвоем не так страшно шагать в безызвестность.
- Хорошо.
- А теперь закрой глаза, верь мне, я не предам тебя… закрыла?
- Да.
- Пошли, нас уже ждут… почему ты плачешь?
- Мне страшно…
- А я? Разве мое присутствие тебя не успокаивает?
-…
- Молчишь… что тебя держит здесь? Извини, я эгоист… ты хочешь попрощаться с ними?
- Да.
- Но разве тебе от этого не будет еще больнее? Разве ты не боишься боли? Разве не от боли мы бежим?
- … боюсь… но лишь поэтому я все еще жива… лишь поэтому я сейчас с тобой…
- Ты еще не готова… возвращайся домой… к любимому плюшевому мишке и собаке…
- У меня нет собаки.
- Теперь есть… присмотри за Рексом, пока я не вернусь.
- Я не позволю тебе уйти одному.
- Ты связана, я не могу взять тебя с собой, ты думаешь о счастье других, но не о своем.
- …
- Запомни, свобода - это роскошь, которую не каждый в состоянии себе позволить… у Вас не достаточно любви к себе на счету… прощай…
Его глаза насмехались надо мной, такой заплаканной, на его устах играла улыбка.
- Так бывает… - прошептал парень, - я буду ждать тебя… вечно, - это были его последние слова. Парень шагнул в пустоту, тьма укутала его в своих объятьях  еще до того, как он осуществил свой побег в неизвестность.
И чуть ниже этих слов ярко красной пастой немного неразборчиво было дописано:
«Этот сон мне снится уже около года и все время он повторяется. Я никогда не вижу лица того человека, который со мной разговаривает, точнее не могу вспомнить, когда просыпаюсь. Мне не страшно рядом с тем человеком, и что-то мне подсказывает, что этот парень очень важен мне. Каждый раз, когда он исчезает, я  плачу, а он смеется.  Я просыпаюсь со слезами на глазах,  когда он ко мне приходит во сне, и у меня паническая истерика, когда он мне не снится, я боюсь, что он меня бросит. Сегодня он сказал мне, что больше не сможет ко мне приходить, по крайней мере, сейчас. Он сказал, что когда я подрасту, он еще вернется за мной, и мы убежим вместе. Я буду с нетерпением ждать того момента, надеюсь, он сдержит свое обещание. Ангелу я пока что не буду о нем рассказывать, боюсь, она скажет, что мы недостаточно молимся или обидится за то, что я провожу время с каким-то мальчиком во сне». 
Габриэлла улыбнулась своим записям. Она продолжала разглядывать свой толстый дневник, чего в нем только не было: распечатки стихов и цитат, картонки с желаниями и фотографии, ленточки и другие миленькие безделушки, которые подарила ей Ангел, пока не нашла среди ее прошлого кусочек картона. Она наткнулась на календарь, где красными кружочками она обводила памятные даты. Довольно долго она разглядывала каждое число в хронологическом порядке и вспоминала то, с чем эта цифра связана. Дни рождений, годовщины свадеб, именины или просто дни, в которые она с другими ее ровесниками или семьей ходила на пикники или устраивала вечеринки. Когда она была еще живая и настоящая. Один маленький кружочек вокруг какой-то цифры и столько воспоминаний, счастливых и радостных, столько событий и впечатлений. Она вспомнила, как будучи совсем еще ребенком, на день рождения ей подарили маленького щенка, с которым девочка так любила возиться. Она вспомнила, как этот маленький пушистый комочек дарил ей тепло, как тыкался в ее щеку своим влажным носом, и как он смотрел на нее своими черными, как пуговички глазами, полными любви, преданности и нежности. Габриэлла подумала, что, наверное, это единственное существо, которое было способно любить ее только потому, что она есть, бескорыстно и так искренне.  Жаль, что он прожил так мало. Габриэлла не хотела впадать в такие воспоминания и плакать, поэтому она поскорее отогнала эти картины от себя. Следующим ярким воспоминанием в ее голове всплыло ежегодное событие, посвященное приветствию лета, более распространенное в ее кругу общения, когда ребята собирались на площади и отпускали воздушные шары в небо, а после пускали мыльные пузыри. Девушке нравилась эта картина: небо, зачастую с белыми легкими облаками, улетающие вверх воздушные шары, разноцветные, яркие, беспечные, свободные и такие невесомые. Они напоминали ей надежду: яркую, наполненную счастьем, и так стремительно уносящуюся в синее далекое небо. Часто ей казалось, что люди отпускают кусочек своей надежды и веры в неизвестность, ей было их жаль, ведь они никогда не смогут вернуть то, что делает их человечнее. А мыльные пузыри уносились вдаль, переливаясь всеми цветами радуги, играли цветами так, как им вздумается, заставляли смеяться и не думать о том, что ждет тебя после, но такие недолговечные, иногда получались грязными и неуклюжими, рано или поздно они все же лопались и оставляли после себя только маленькие мыльные капельки, которые напоминали ей чувства и переживания; ведь рано или поздно все эти чувства лопаются, растворяются в воздухе, потому что все равно когда-нибудь эти переживания исчезают, какими бы они не были, оставив за собой также всего лишь маленькие капельки в виде воспоминаний, никакие, без ничего, одни лишь воспоминая, как запись в научной книге по философии. Воспоминания захлестнули девушку с головой, и на ее лице появилась легкая ностальгическая улыбка. Из омута ее воспоминаний вытащил Ангел, тихо приземлившись на постель рядом с Габриэллой.
- В прошлое необходимо иногда заглядывать, чтобы впитать все то, что дарило счастье и впоследствии строить что-то новое, но подобное тому, что дарило тебе счастье.
- И давно ты тут сидишь, любуешься моей спиной? – девушка немного напугалась посетителю. Ангел улыбнулся в ответ.
- Примерно 15 минут, но тобой я готова любоваться и дольше, ведь ты у меня самая лучшая, - Ангел был счастлив находиться рядом со своей любимой в этот вечер, ведь каждый час мог оказаться для него последним. После того, как он узнал, что его самый злейший враг также является еще и смотрителем, уверенность в настоящем и происходящем, а тем более в будущем, напрочь покинула его, ведь только Богу известно, что он там может придумать и сотворить. Габриэлла пропустила мимо ушей комплимент Ангела.
- Просто прекрасно. Что же, жаловаться на вторжение в личную жизнь уже не имеет смысла, остается только привыкнуть, - проворчала себе под нос Габриэлла. Она была безумно уставшей, и сил на подвиги у нее не было. Они еще немного поболтали о прошедшем дне, и вскоре Габриэлла уснула, не расправляя постели, не обращая внимания на Ангела, растянувшись поперек кровати, положив под голову вместо подушки свой старый дневничок.
***
- Небо сегодня серое -  на стыке миров, - Элизабет говорила медленно, спокойно, как будто это их первая встреча с Габриэллой,- ты так не думаешь, Габриэлла?
- Нет, Элизабет, ты ошибаешься, небо ярко-синее и …вот, посмотри, как ярко светит солнце, – Габриэлле было не по себе, девушка не знала, как она себя должна вести с Элизабет после всего случившегося, с одной стороны, ей нравилась эта девушка, но с другой - пугала. Вольдемар стоял возле кровати Элизабет, облокотившись о стену, он смотрел в окно, куда-то вдаль. Парень не вмешивался в разговор, но внимательно прислушивался к каждому слову, будто девушки тихонечко шептались, а он подслушивал за дверью.
- Габриэлла, разве ты не видишь ту грань, где соприкасается твой мир, точнее, наш мир и мир Абраэля и Ангела, -  Элизабет улыбнулась так тепло и нежно, ее взгляд был пропитан пониманием, и Габриэлле даже показалось, что это она сумасшедшая, запертая здесь, неадекватная, опасна для себя и окружающих. Габриэлла не понимала, как Элизабет могла узнать об Абраэле.   
- Извини, наверное, я взболтнула лишнего, расскажи мне сказку ….
- Сказку? Элизабет, мы ведь не в детском саду, я здесь, чтобы помочь тебе выздороветь, – удивление Габриэллы возрастало, с каждым словом Элизабет в геометрической прогрессии.
- Я здорова, ты просто этого еще не понимаешь. Ладно, я расскажу тебе сказку из своего прошлого… возможно, тогда и ты вспомнишь свое… присядь, у тебя ведь есть время, – это был не вопрос, скорее утверждение. Габриэлла послушно села на край кровати, находившийся по другую сторону от Элизабет. -  Вольдемар, и ты послушай… ты ведь тоже их видишь… - Элизабет походила на властную королеву, которая была намерена открыть какую-то страшную тайну своим слугам, раскрасить их будни, полные хлопот.
- Это было прекрасное летнее утро. Солнце потирало заспанные глазки природы своими первыми лучами, оно грациозно поднималось на свой трон-небосвод все выше и выше. Я проснулась от пения птичек, они пели тревожно, как будто предупреждали меня о беде. Я была молода, слишком беспечна и наивна. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. В то утро я узнала о своей беременности, мы с мужем витали в облаках, мы долго ждали этого ребенка. У меня была сестра, она была младше меня на 2 года, мне было двадцать, а ей, соответственно, восемнадцать. В тот день она пришла домой со своим парнем, он просил ее руки… наши родители умерли несколько лет назад, мать обвинили в колдовстве и сожгли, отец не вынес приговора, он рванул к ней… когда она истошно кричала, он прыгнул в огонь за ней, они сгорели вместе. Так мы остались сиротами. Через год после произошедшего  я вышла замуж, я любила своего мужа, и он любил меня. Мы были счастливы, я думала, что черная полоса миновала. Началась новая жизнь, которая вскоре стала концом. Ту девушку, мою сестру, звали… -  Девушка замолкла, она долго молчала, она смотрела на своих слушателей безумными глазами. Габриэлла думала, что у нее начался очередной приступ, но девушка оставалась все также неподвижна.
- Я знала, что ты придешь… ты не хочешь, чтобы она знала, да? Я давно тебя ждала, что же сделай то, зачем пришел… – девушка открывала рот, будто задыхалась, на её шее начали появляться красные следы сцепившихся рук. Элизабет не сопротивлялась.
- Габриэлла, берегись … - тело Элизабет обмякло, и она камнем рухнула на кровать. На ее губах застыла полуулыбка, стеклянные глаза смотрели в никуда. Габриэлла могла бы поклясться, сейчас девушка походила на фарфоровую куклу, мешки и синяки под глазами исчезли, трещин на губах тоже не было. Габриэлла пребывала в оцепенении, она слушала крики Вольдемара, его скудные попытки оживить умершую.
- Мертвые не воскресают, подождем судного дня, и поставим Элизабет точный диагноз… или уже будет поздно?- Габриэлла грациозно поднялась  и направилась к выходу, она ничего не чувствовала, ни жалости, ни отчаянья, ни любопытства – ни-че-го. «А плакать для приличия нужно, или еще рано?».
Вольдемар опять сопровождает ее к номеру отеля. Габриэлла уже привыкла к его присутствию. «Не можешь изменить – привыкни». – Габриэлла не хотела сейчас о чем- то думать, но контролировать свои мысли было не в ее власти. «Займи мозг работой, считай до ста, вспоминай стихи, и для ненужных мыслей не останется ни времени, ни сил». Размышления Габриэллы прервал Вольдемар.
- У Элизабет был инфаркт, здесь нет нашей вины, здесь нет ничей вины.
- Какого цвета небо? – Этот вопрос мучил Габриэллу с самого начала.
***
«Габриэлла, солнце, что с тобой происходит… теперь ты не улыбаешься мне как прежде. Ты думаешь, я не знаю. Думаешь, сможешь обмануть меня, но я чувствую тебя, ведь ты часть меня. Я тебе не говорю о своих ранах, а ты не замечаешь все новые и новые повязки на моем теле. Я не хочу причинять тебе боль, поэтому все еще молчу о нашем прошлом, о моей любви к тебе.…С каждым днем раны становятся все глубже и глубже. Кажется, я уже практически привык к боли. Ради тебя я стерплю все, но, Габриэлла, помоги мне, помоги нам, проснись, окинь оковы сна, освободись. Я должен знать, в чем дело, должен. Что с тобой происходит? Ты все еще ведешь дневник? Извини, моя дорогая, это для нашего блага». Ангел в судорожном волнении открыл толстую тетрадку в твердой обложке, напичканную разными обвертками и кусочками бумаги. Габриэлла начала вести этот дневник сразу же после того, как научилась писать, она записывала лишь самое главное, то, чего не хотела забывать. «Когда-нибудь ты сожжешь свое прошлое», - прошептал Ангел в пустоту. Он открыл книжку где-то в середине и начал читать детские признания Габриэллы:
«Кажется, у меня появилась подружка. Это девочка. Ее зовут – Ангел. У нее ярко-красные крылья, как у самого настоящего ангела. Мне очень нравится эта девочка. Кроме меня ее никто больше не видит, но я рада, что она решила познакомиться именно со мной. Я рассказала о ней маме, но она мне не  поверила, только улыбнулась. А еще у этой девочки темные, практически черные глаза, как и у меня, а волосы, в отличие от моих, рыжие, как ее крылья. Я спросила, умеет ли она летать, в ответ она утвердительно покачала головой. Еще Ангел пообещала мне, что однажды мы с ней слетаем на луну и будем играть там в куклы, а потом и жить, если нам, конечно, понравится. Мне кажется странным, что у нее нет нормального имени, ну, как Кейт или Стефана, а просто Ангел. А еще мой Ангел не ходит в школу, только разве что со мной. Вообще-то она появилась уже давно, но раньше я не могла о ней написать потому, что еще не умела писать... потому, что пообещала Ангелу, что напишу о ней сразу же, как почувствую, что мы с ней стали хорошими друзьями». Ангел смеялся во весь голос, не боясь, что его могут услышать, ведь он прекрасно помнил, как маленькая Габриэлла ходила за ним по пятам и просила его написать о себе в этой тетрадке с вклеенными фотографиями, потому что она сама еще не умела, и как просила подписывать  фотографии разными нелепыми заголовками «Я и Ангел, мне пять лет и Ангелу тоже, мы в парке», и Ангел подписывал, но в дневнике отказался писать. Дальше были записи об их облаке и их путешествии, о мальчике, в которого она была влюблена, потом о днях рождениях, потом о каком-то странном сне, опять фотографии, и вот наконец-то недавние записи. И как всегда ее стихи, записанные не как обычно в столбик, а одним сплошным текстом:
«Схожу с ума – Навечно одна, Молодая луна, Уже не нужна… Сладость тоски, Горечь любви, Капли мечты, Рамки страданий.… Без пониманий. Без комментарий. Смешная игра, Слепая мольба… И чудо – она. Как скрипки струна, Уже никогда… Смертные сны, Крохи росы, Прах от свечи… Шоколад из признаний… Смех от прощаний, Слезы желаний… Красивый яд, Крысиный взгляд, Нелепый парад, Звездный наряд… Безупречная сказка – Гнилая маска, Торжества завязка, На глазах повязка, И зимы раскраска. Глупые строчки, Пустые ангелочки, Больные точки… Нет, не одна, С тобой навсегда, Просто ушла, За тобой, для тебя, за тебя…».
И внизу большая бордовая роза с неестественно большими шипами, с ярко красными капельками крови на лепестках, и с огромным кинжалом, проходящим посередине самой розы, с резной рукояткой, усыпанной огромными разноцветными камнями.
Следующая запись через несколько пустых страниц:
«Мокрый, призрачный асфальт, Старый фильм и кроткий взгляд, Стакан мартини, никотин… Легкий, безупречный шаг… Белые свечи или портвейн, Статья из газеты  Будто неба парад, Усталые плечи - теплый твой шарф. Темное небо или туман,  Черные слезы – Цветной твой обман. Призраки солнца, Твой манифест… Мой короткий халат, Или ветра каскад. Наш ответ – ваш вопрос:
- Что было между вами?
- Ничего, был только дождь…».
Опять ее стихи, записанные невпопад разными пастами. Только тут никаких рисунков или примечаний, только стих и загнутый уголок страницы, единственный загнутый уголок, как закладка.
Ангел открыл обложку дневника и увидел запись на картонке черной ручкой. Именно то, что олицетворяло ее, в точности описывало ее сущность, написано именно здесь, как аннотация персоны самой к себе:
«Я слепа, глуха и нема. Меня здесь нет, но в то же время я здесь. Я уродлива и прекрасна одновременно. У меня две маски, я даю людям возможность выбрать. Меня не волнует чужое мнение, у меня есть свое. Это очень удобно, сделать из себя искусственного инвалида. У меня свой мир - искаженная реальность. Там нет людей, лишь камни… и я. Порой мне скучно и грустно, хочется бежать, от себя, в первую очередь, хочется заткнуть себе рот кляпом и вечно молчать. Наслаждаться гробовой тишиной. А может, я умерла, уже давно, и мой мир и есть моя могила: камни - черви, а я – мерзкое подобие человека, еще не мертва, но уже и не жива. Кто я? Почему я все еще здесь? Нет, неправильно, почему я все еще мыслю? Что это - мой персональный рай? Или ад, созданный моим воображением? … а может сон? Я - создатель грозового неба над своей головой и холодного ветра. Мне не нужно, чтобы меня кто-то любил, я люблю себя больше всех. И ненавижу. Проклинаю, а потом благословляю. Принимаю яд, а потом лечусь. Воскресаю и умираю снова. Какая это уже по счету жизнь? Сотая или миллионная? Я сбилась со счета… надо завести блокнот. Я учусь, все время учусь, но чему? Рождаюсь, а потом молю смерть о подарке. Затуши мою свечу жизни. У меня нет пола. Это было бы лишним. Прощу ли я себя сегодня? Наверное, да… но в последний раз».
Ангел перечитывал эти строки по много тысяч раз, он уже выучил их наизусть.
Следующая запись привлекла его внимание. Она была сделана на первой странице в стиле маленькой заметочки:
«Я невидимка, вы меня не видите, а я вас. Да, я невидимка. Раз, два, три, четыре, пять – меня здесь нет». И опять какие-то непонятные абстрактные рисунки.
И еще одна запись на странице, сделанная по вертикали карандашом мелкими буковками:
«Я влюбилась по уши, словно вернула время вспять и я опять десятилетняя девочка. Я влюбилась, но мне страшно. Я не знаю, реален ли мой возлюбленный или это мой мозг опять решил зло пошутить над сердцем. В последнее время они не ладят друг с другом…».
На самых последних страницах Ангел нашел эти строки:
«Знаешь… я всю ночь пыталась написать что-то красивое, чудесное, сказочное, прекрасное, волшебное… чтобы было похоже на звездное небо, на облака, на лучи солнца… чтобы было так же прекрасно, как океан в лучах заката или как вишневый сад весной… или как детский смех, осенний лес и произведения Баха… Я так хотела, чтобы мои слова были похожи на бардовые бархатные розы, найденные среди снежных деревьев в занесенном метелями саду.  Но у меня ничего не вышло… потому что я не умею писать о том, что приносит мне счастье… я умею писать только о том, что доставляет мне боль… а ты делаешь меня счастливой… всегда… ты даришь мне счастье. Когда надежды умирают, и солнце становится тусклым – ты даришь мне счастье. Когда слезы становятся частью моей жизни, когда тоска и отчаяние струятся по венам и остаются там, кажется, навечно, именно ты заставляешь меня улыбаться и высушиваешь слезы, находясь на расстоянии нескольких  тысяч километров. Ты даришь мне счастье…»
После этих строк Ангел нашел маленький силуэт черной ручкой не то ангела, не то демона, а внизу некое маленькое примечание к этому порыву творчества:
«Абраэль…Абраэль…кто ты? Почему ты больше не приходишь? Я больше не боюсь, пожалуйста… верни мне мое сердце, которое ты украл и тогда можешь исчезнуть, но в таком случае, пожалуйста, забери воспоминания о себе с собой, прочь … далеко… туда, где я больше их не найду. Я жду тебя, пожалуйста, возвращайся поскорее, ты ведь обещал мне. Помнишь, еще когда я была ребенком, ты обещал и подарил мне собаку, я вспомнила тебя… сдержи свое обещание…  »
Сердце Ангела надрывалось от боли, было ужасно отвратительно читать о том, что Габриэлла любит не его. Теперь ему хотелось стать невидимкой, лишится воспоминаний о Габриэлле и вернуть свое сердце обратно. Ангел не заметил возвращения Габриэллы, и продолжал все так же сидеть с ее дневником. Слезы текли по его щекам, а губы шептали: «ты выиграл, Абраэль…она любит тебя…», - он повторял это бесконечно много раз, Ангел не слышал криков Габриэллы, и даже не помнил, когда и как она выхватила свой дневник из его рук. Громкий хлопок дверью, и «а я ведь тебе верила!» вернули Ангела в реальность, но уже было поздно, Габриэлла ушла.
«Как она так могла? Она и без того знает лучше меня самой все, что я думаю и чувствую, но чтобы лезть в мой личный дневник, в мои мысли, которые я так старательно прятала ото всех живых существ… ну как?!» - разъяренная девушка быстрым шагом шла к двери ее недавнего знакомого. Перед выходом она схватила сумочку и сейчас жутко радовалась этому, ведь теперь больше всего она хотела сбежать из этого отеля в какой-нибудь местный клуб или ночное кафе, хотя неважно уже куда, главное подальше, главное - забыться. Как успела заметить Габриэлла, Ангел никогда не появляется, когда рядом находиться Вольдемар. В голове у нее неистово пульсировала кровь, будто кипела, и ничего разумного девушка не была в состоянии предпринимать. Она постучалась в его дверь и в ожидании нервно забарабанила пальцами по дверному косяку. Парень открыл быстро. Он не ожидал увидеть ее в столь поздний час, к тому же в таком состоянии он ее никогда раньше не видел. Она напомнила ему бомбу быстрого действия, которая вот-вот взорвется и последствия этого взрыва будут иметь глобальные размеры. Девушка буквально ворвалась в комнату. Она упала в кресло и заговорила, не скрывая в голосе горечи, злости и разочарования:
- Я надеюсь, ты не занят. Мне нужна твоя помощь. Пойдем, развеемся? Уверена, здесь должен быть хоть какой-нибудь клуб, или еще что-нибудь, - она пребывала вне себя от злости и все никак не могла унять неизвестно откуда взявшуюся дрожь в руках. Парень был глубоко шокирован таким предложением, он мог ожидать от нее всего, но это уже выходило за рамки его понимания. Через пятнадцать минут они вдвоем уже спускались в ресторан отеля. Посетителей было совсем мало, что немного порадовало пару. Оба не любители больших скоплений народа, они прошли по паркету к самому дальнему столику зала, где и без того приглушенный свет еле пробирался до того уголка. Круглые небольшие столики были накрыты кремовыми скатертями, больше напоминавшие зефирное печенье, мозаика из зеркал на стенах ресторана визуально увеличивала комнату, заставляя посетителей и постояльцев на несколько секунд теряться в пространстве, заставляя голову кружиться, а колени подкашиваться. Коричневые тона комнаты создавали тепло и уют, а приглушенный свет натяжных потолков создавал атмосферу романтической сказки. Казалось, это было самое идеальное место в мире. Парень старался говорить на отвлеченные темы, он не спрашивал, что с ней случилось, не спрашивал о происшествии в больнице, посчитав это лишним и весьма бестактным, он просто говорил о том, что на улице восхитительная погода, о том, как прекрасно гулять ночью, и что им необходимо сходить прогуляться чуть позже. Габриэлла слушала рассказы парня, пытавшегося рассмешить ее, и постепенно начала забывать произошедшее не так давно. Ей, на удивление, было приятно проводить это время с ним, к тому же большим помощником в  забвении оказался алкоголь, которого девушка заказывала себе все больше и больше. Ей уже было все равно, она не отдавала отчета в том, что она делает. Виски, текилла, мартини и еще несколько каких-то коктейлей сделали свое дело, теперь она уже ничего не помнила из того, что могло бы причинить ей боль. Сейчас она весело смеялась со своим спутником и не помнила ни об ангелах, ни о демонах. Вольдемар был несколько удивлен тому, что он сидит в ресторане с той, кто отняла у него его возлюбленную, и так весело общается с ней, но портить этот вечер он был не намерен, тем более что такой вечер, как этот, выдается не всегда. В зале хозяйничала скрипка, на пару минут они затихли, прислушиваясь к звукам маленького счастья. Музыка наполняла их, и казалось, уносила куда-то за пределы реального мира. Они уже не стремились попасть куда-то, они просто наслаждались обществом друг друга, и этой неизвестно откуда взявшейся скрипкой. Мелодия окутывала счастьем, и уже было не так важно, как и зачем они сюда пришли. Ночь все больше вступала в свои права, и теперь они сидели в пустом зале совершенно одни. Заметив это, молодой человек предложил пройтись перед сном. Пьяные, счастливые, молодые, уже через несколько минут они медленно шагали по дороге, освещенной желтым мерцанием ночных фонарей. Пустынная улица завораживала своей загадочностью и немного пугала неизвестностью, таящейся в темноте. Молодые люди шли все дальше и дальше по главной дороге города. Габриэллу заносило в разные стороны дороги, то вправо, то влево, но это ничуть не смущало девушку, она постоянно смеялась и позволяла себе время от времени повиснуть на шее у Вольдемара. Парень заботливо придерживал девушку за талию, когда она не в силах была удержать равновесие самостоятельно, падала на грудь Вольдемара. Он улыбался  ей и мысленно похвалил себя за то, что не поддался уговорам спутницы и сейчас сохраняет здравый рассудок, в отличие от той, кого он сейчас буквально несет на руках. Неустойчивость и дисбаланс придавала также бутылка шампанского, приобретенная перед выходом из отеля. Пройдя несколько улиц, Габриэлла держала почти пустой сосуд и просто молча улыбалась, практически повиснув всем своим телом на бедном студенте. Вольдемар решил отвести девочку в ее номер, как тут она воспротивилась этому и стала кричать на юношу. Она вырвалась, разбила бутылку об асфальт в одном шаге от него, крикнув что-то оскорбительное Вольдемару. Она попыталась идти дальше, но, сделав несколько шагов, упала на колени и, осознав свою беспомощность, позволила ее сопроводителю, молча наблюдавшему в стороне за ее дикой выходкой, поднять ее на руки и все-таки отнести ее в номер. Габриэлла заснула на руках у Вольдемара, поэтому справляться с замком ему было весьма трудно, не хотелось будить девушку и нарываться на неприятности, которые она может устроить, он аккуратно уложил ее на кровать, выключил свет перед уходом, обернулся в дверях и тихо произнес:
- Ты здесь, я знаю, но ты плакала... ты не сможешь вечно скрываться от меня, очень скоро я тебя встречу, - он вышел и закрыл за собой дверь, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить девушку.