Глазами филолога

Глазами филолога

(студенческая байка восьмидесятых)


– А вы газету ему купили? – озабоченно спрашивает Заделин, заглядывая в аудиторию, где в ожидании преподавателя уже сидит первая пятёрка сдающих зачёт по одному из изучаемых на факультете языков.

– У него, говорят, своя, – оптимистично откликается с первой парты хохотушка Анна Пална.

– А вдруг забудет? – с тревожными нотками в голосе сетует Заделин.

– Ой, девочки, какие мы легкомысленные! – по-домашнему вздыхает и смеётся юная и прекрасная Анна Пална.

О том, что профессор читает газету в свободное время на экзаменах и зачётах, знают все студенты факультета. Эта бесценная информация передаётся из уст в уста из поколения в поколение.

Свободное время – это сорок-сорок пять минут, которые тратит на подготовку ответов первая пятёрка сдающих экзамен или зачёт. За это время преподаватель успевает просмотреть свежую прессу и узнать новости.

– Идёт, – коротко сообщает Заделин, высунув голову в коридор.

После чего бросает энтузиастам:
– Ни пуха!

Любители сдавать зачёты/экзамены с утра пораньше хором посылают его, и Заделин, покинув аудиторию, отправляется ждать своего часа.

Он предпочитает сдавать экзамены последним, скрупулёзно высчитывая, какие билеты ушли, не подкладывает ли преподаватель уже вытащенные и что останется под конец. У всех своя система сдачи учебных дисциплин.

Заделин отправляется в «карман». Есть такое местечко на факультете – ниша в коридоре с мягкими креслами вдоль стен и с видом на дворик. В «кармане» обычно собирается толпа обречённых на экзекуцию. Там в простой и доступной форме на сленге вкратце пересказывается содержание прослушанных за семестр курсов и в виде анекдотов под взрывы хохота излагаются сложные теоретические вопросы, над которыми веками бьются лучшие умы человечества.

Профессор со странным прозвищем Глаз Филолога, данным ему беззаботными весёлыми учениками, – уважаемый человек на факультете.

Во время своих лекций он любит призвать студентов посмотреть на исторические и лингвистические процессы «глазами филолога». А потом в порыве и экстазе выписать на доске слова и сочетания букв из разных индоевропейских языков и начать сопоставлять, где и как один и тот же по происхождению звук существует, а также порассуждать, что, когда и почему с этим звуком произошло в ходе его непростой эволюции. В результате становится очевидным, что все индоевропейцы говорят практически на одном языке, только не знают об этом. Доска быстро покрывается штабелями вдохновенных выкладок. Студенты давно привыкли к коньку профессора, за что он и удостоился своего эпохального имени. Настоящее помнят немногие.

Профессор одержимо увлечён сравнительно-историческим методом. И слова «глазами филолога» часто слетают с его губ.

Учёт и контроль посещаемости занятий его абсолютно не интересуют. Поэтому староста группы пытается регулировать процесс и следить за тем, чтобы хотя бы несколько человек присутствовало на занятиях «филологического ока». Но предоставленные самим себе легкомысленные студенты беспечно манкируют профессорскими лекциями, семинарами и коллоквиумами.

– Кто идёт на n-ский язык? – вопрошает иногда дисциплинированная Наташа.

И, не услышав ответа, робко предлагает:
– Может, сходим разок?

Так вот, пока профессор с неотвратимостью несущейся к земле бомбы идёт по коридору, пятёрка пребывает во взбудораженном ожидании.

На последней парте у окна сидит будущий лидер крупного общественного движения, а сейчас – просто умный и ироничный парень, абсолютно не интересующийся политикой и держащийся подальше от активистов, почему-то изменивший сегодня своим правилам и отправившийся сдавать зачёт в первых рядах. Обычно он ходит на эшафот в конце процедуры.

На первой парте у стены устроилась Анна Пална, очаровательная девушка с бесподобным цветом лица, напоминающим аппетитное сочное розовое яблочко, с чудесными ямочками на щеках, с русыми кудряшками, всегда готовая расплыться в улыбке и задорно рассмеяться.

За дверью в «кармане» сидит её лучшая подружка – будущая известная учительница. Она пойдёт в аудиторию шестой. Вообще-то, подружка тоже собиралась быть в первых рядах, но уступила место попросившему её об этом будущему лидеру будущей оппозиции.

– Мы вчера с Палной читали конспекты, – сообщает она кучке собравшихся в «кармане» однокурсниц и Заделину, пытаясь как-то снять общий мандраж, – так ржали!

На второй парте наискосок от преподавательского стола устроилась будущая обладательница красного диплома, исповедующая принцип, что лучшая шпора – это собственная голова, и потому загодя забивающая сей предмет необходимой информацией до отвала. Что и помогает ей успешно сдавать экзамены. Она тоже предпочитает «отбрыкаться от этого грязного дела» с утра и отправиться домой спать и компенсировать трёх-пятидневные напряг и труды.

Ещё две парты – последнюю у стены и предпоследнюю у окна – занимают «бомбистки».

Группа «бомбисток» тоже основательно готовится к экзаменам. Но эти избрали иной путь. Они коллективно пишут комплект «бомб» в нескольких экземплярах. «Бомбы» – это листочки с полностью написанными ответами, которые надо вытащить или из потайного места, устраиваемого на контрольных партах, или банально из-под юбки. У «бомбисток» своя организация. И там чётко распределены роли, места, система передачи листочков, порядок запуска в аудиторию членов бригады и т. д. Считается, что «бомбы» – это хорошая и надёжная страховка, хотя девушки утверждают, что процесс их изготовления нелёгок и многотруден, и пока пишешь, что-то всё-таки запоминаешь.

Глаз Филолога входит в аудиторию, здоровается, водружает свой знаменитый пухлый жёлтый портфель на стол, достаёт из него большой конверт с билетами, раскладывает их на столе и приглашает собравшихся на плаху. Студенты по очереди подходят к профессору, тянут страшные бумажки из гранпасьянса и отправляются на места готовиться к экзекуции.

Первые эмоции томительного ожидания сняты, и все деловито принимаются за свои дела.

«Бомбистки» незаметно запускают руки под парты. Парты на факультете надёжные – сплошь деревянные, полностью до самого пола закрывающие ноги сидящих. Обе «бомбистки» успешно извлекают необходимое, подкладывают «бомбы» под чистые листочки на партах и начинают деловито заполнять оные неким текстом.

Будущий политический лидер незаметно пристраивает на коленях раздобытый у кого-то по случаю конспект и добропорядочно подробно переписывает его.

Анна Пална и будущая обладательница красного диплома, навострив мозги, пишут ответы самостоятельно – «из головы».

Глаз Филолога, закрывшись разворотом газеты, читает новости. Никто не знает, что это: то ли профессорская рассеянность, то ли умная попытка дать фору смельчакам, то ли сила привычки.

В аудитории вполне рабочая атмосфера. Все довольны и удовлетворены процессом.

Но вот проходят положенные сорок пять минут. Глаз Филолога отрывается от прессы, обводит вопросительным взглядом присутствующих и галантно-интеллигентно изрекает:
– Милые дамы! Час настал! Кто хотел бы отвечать?

Будущий политический вождь уже привык, что к юношам на филфаке в общей массе обращаются именно таким образом, и выжидательно смотрит на однокурсниц, готовый по долгу джентльмена первым броситься на амбразуру и прикрыть её своим телом.

Но первой поднимается «бомбистка» Люда, общественница и комсомольский лидер. Она уверена в себе, а потому довольно решительно идёт и садится перед профессором.

Написанная чужим убористым почерком «бомба» придаёт ей сил, и Люда добросовестно и с выражением зачитывает текст профессору.

Структура билета стандартная: первый вопрос по фонетике, второй по морфологии, третий, как водится, по лексике.

Говорят, что Глаз Филолога очень любит лексические изыски и всегда задаёт дополнительные вопросы по фразеологии. Поэтому даже «бомбистки» выучили наизусть комплект пословиц и поговорок, а заодно и первые строки известных народных песен.

Люда читает свой ответ по билету. По первому и второму пунктам у экзаменатора вопросов не возникает, а на третьем он решает поговорить. Тема у Люды довольно своеобразная и объёмная – «Рыбы». Она бойко прочитывает рассказ, изобилующий всевозможными названиями пород от малька окуня до акулы, включая налимов, плотву, миногу и прочую плавучую живность, да ещё с упоминанием рыболовных приспособлений и кулинарной лексики. Словом, определённый словарный запас на заданную тему она демонстрирует.

Глаз Филолога доволен, но вопросы он должен задавать, равно как и создавать разговорные ситуации.

– Какую рыбу любите вы? – на сдаваемом языке спрашивает он студентку.

– Треску, – почему-то выдаёт растерявшаяся было Люда.

– Да? – странным голосом произносит Глаз Филолога, приподняв густые соломенного цвета брови над чёрной оправой очков с толстыми стёклами.

Он несколько удивлён приземлённостью и обыденностью ответа, поскольку ещё несколько минут назад девушка картинно живописала ему блюда из осетрины и лососины. Но смысл ему неважен, главное, чтобы студентка показала определённый уровень владения навыками разговорной речи. Он задаёт вопросы, Люда заплетающимся языком отвечает на них. Она даже не очень уверенно, но повторяет что-то о способах добычи и об успехах советских рыболовецких траулеров из своего ответа, зачитанного с «бомбы».

В принципе ответ закончен. И Люда ждёт заветных слов «Давайте зачётку!», предчувствуя радость, с которой она сейчас выйдет из аудитории на волю и с наслаждением выбросит из головы всё, что сдавала.

Но вместо этого неожиданно слышит две страшные фразы: «Не пойман – не вор» и после тяжёлого вздоха – «На лжи далеко не уедешь».

В аудитории, и без того беззвучной, воцаряется нехорошая зловещая тишина.

Перестают писать и скрипеть мозгами «самостоятельницы»; замирает вторая «бомбистка», панически представляя, как ей сейчас придётся незаметно засовывать свой комплект «бомб», лежащий в парте, назад под юбку; поднимает голову от своего листа будущий товарищ Че, автоматически прижимая рукой к груди конспект, уже лежащий во внутреннем кармане пиджака.

Говорят, что мысль и слова материальны. И в те времена самого, что ни на есть, кондового материализма, не допускавшего подобных ереси и крамолы, это становится очевидным. Слова профессора всей своей тяжёлой материальной сущностью накрывают аудиторию. Даже Анне Палне и будущей краснодипломнице становится нехорошо от зловещего эффекта, произведённого тирадой Глаза Филолога.

Про Люду и говорить нечего. Её словно кувалдой ударили. Она виновато опускает голову, кусает губы, неровно краснеет крупными пятнами, потеет, тяжело дышит, нервно теребит пальцами пуговицу кофточки и, как маленькая школьница, ждёт самого худшего.

В её сознании проносятся картины ближайшего будущего.

Зачёт она не сдаст. Следовательно, к экзаменам, которые начнутся через три дня, её не допустят. N-ский язык надо будет пересдавать. И за три дня ей это сделать будет трудно. Накрылись сессия, зимние каникулы и репутация!

Сейчас её с позором выгонят из аудитории. Потом ей придётся ходить на кафедру, выяснять график консультаций профессора, извиняться перед ним, серьёзно учить язык, сдавать его, а потом уже индивидуально на консультациях – и всю сессию. А это пять экзаменов, да каких!

А у неё и без того хвост по самому страшному предмету самой страшной университетской кафедры физкультуры. И ей ещё надо бегать не один круг по стадиону на время целых три раза – сегодня, завтра и послезавтра – она уже договорилась.

К тому же история её позора станет известна всему факультету.

Организация «бомбисток», скорее всего, тоже потерпит фиаско. Поскольку систему их, видимо, рассекретили. «Бомбы» лежат в последней парте, и сейчас их демонстративно извлекут. И её ждёт ещё и презрение товарищей по партии, которые, скорее всего, тоже зачёт завалят.

– На лжи далеко не уедешь! – громко и выразительно-отчётливо ещё раз произносит профессор.

– Угу, – покаянно и трагично сипит Люда, не поднимая глаз и чувствуя, какими горячими у неё почему-то стали уши.

Тишина висит и давит своей тяжестью и неотвратимостью возмездия.

– На лжи далеко не уедешь!!! – на повышенных тонах опять изрекает Глаз Филолога.

И эти в третий раз произнесённые слова, как гулкие шаги Командора из «Каменного гостя», бьют по нервам и ушам присутствующих. Тут всем действительно и окончательно становится очень неуютно и даже жутко. Дело, судя по эмоциональной окраске голоса обманутого профессора, пахнет прерванным экзаменом и большим скандалом.

– Ну, переводите же! – раздражённо и нетерпеливо требует профессор-любитель фразеологии.

И тут до всех доходит истинный смысл его слов и душераздирающей сцены.

На Люду как ушат воды вылили. Она облегчённо вздыхает – всё в порядке – она спасена – и по-простецки выдаёт:
– А-а-а! Я думала, это вы мне!

Будущий политический лидер в изнеможении ложится на парту за спиной второй «бомбистки» и беззвучно хохочет.

Аудитория выдыхает.

Рассеянный Глаз Филолога пропускает мимо ушей реплику и не замечает реакции «зала».

– Ну, переводите! – ещё раз требует он.

Люда произносит честно выученные фразы про вора и про ложь на n-ском языке, а точнее, эквиваленты пословиц, получает своё «зачтено» в голубую книжечку и на деревянных ногах покидает аудиторию.

И до обеда, пока группа сдаёт зачёт, в «кармане» не стихает нервный смех готовящихся к экзекуции студентов и без конца пересказывается подтянувшимся на аутодафе однокурсникам хохма про ложь, на которой, как известно, далеко не уедешь.

Почему в профессорские мозги с утра пораньше пришёл этот ужас, никто объяснить не может.

– Наверное, начитался чего-нибудь в своих газетах, – говорит Заделин, – предупреждал же классик устами профессора Преображенского, что нельзя этого делать. Тем более, с утра!



(«Всё та же коллекция», Рига, 2013.)


Рецензии
Светлана, здорово передали атмосферу экзамена. Да ещё и лекции по истории языка напомнили. Разве забудешь первый перебой согласных, второй перебой, переголосовку гласных и прочие прелести. Всегда с удовольствием вспоминаю свои студенческие годы.
С теплом и улыбкой, Ирина

Ирина Борунова-Кукушкина   30.11.2020 22:26     Заявить о нарушении
Спасибо Вам огромное за прочтение и отклик, Ирина!
И за пятитысячную рецензию!
Очень рада получить её от Вас!

С самыми добрыми пожеланиями
Светлана

Светлана Данилина   30.11.2020 22:35   Заявить о нарушении
На это произведение написано 90 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.