Requiem

Глава 1. Творческие муки

«…с годами я всё больше утверждаюсь в теории, которая гласит, что человек более чем непостоянен в своих суждениях. Будь то политические, физические, философские или религиозные убеждения. Аргументирую на примере последнего. Я начал свою жизнь ни во что не верующим новорожденным, ставшим затем христианином. Я не осуждаю выбор моих родителей, крещение детей происходит даже не в ортодоксальных семьях, в этом есть желание защитить ребёнка всеми возможными способами. Но какими бы хорошими не были мотивы, они совершили насилие над моей свободой. Поэтому я считаю, что человек должен выбирать конфессию по достижению определённого возраста или зрелости его самосознания. Только так он может адекватно выбрать свою веру или, что более вероятно, остаться атеистом, который не верит в абстрактное божество, но придерживается моральных норм, присущих любой монотеистической религии. Поэтому, чем старше я становился и узнавал о мире вокруг, тем больше сомнений наполняло меня, заставляя задуматься о вопросах мироздания и о том, что от нас хочет Бог, если он существует.  Я начал думать о том, что если ему подвластна материя и пространство, и Бог всемогущ, то ему {позвольте использовать этот род, ибо так привычнее, хоть я и сам полагаю, что Творец за рамками гендерной принадлежности} известно всё что было и всё что будет. То-есть, Бог знает про все войны и катастрофы, которые ждут человечество впереди.  Но если ему известно всё, почему он позволяет этому происходить? Или он не всемогущ? Или он специально не влияет на эти беды? Так почему он безучастен? Неужели он желает своим детям зла? Он не останавливает длань убийцы и властную руку тирана, решающих судьбы людей. Будучи моложе, я не понимал то, что скажу сейчас. Ныне я полагаю, что своим вмешательством Бог принёс бы лишь хаос, сделав людей заложниками ритуалов и божественного проведения, которое станет неотличимо от его снисхождения. Разве такого хотел бы себе человек? {продумать последнюю фразу}
Сейчас я твёрдо убеждён, что единственное философское направление, способное ответить на многие вопросы и внести ясность в жизни, является деизм. Если вы полагаете, что Бог есть, но разделяете мои подозрения, что он никак не проявляет себя, после того момента, как Ева отведала яблок из Эдемского сада {был ведь ещё Ной и потоп. Изучить материал}, то вы тоже деист, хоть и не знаете об этом. Нет точных исследований, но большинство людей, имеющих одно или два высших образования, пришли к подобным выводам или скоро станут деистами. Их интеллект не позволяет им слепо верить в того, кого они никогда не видели. А вера… Около десяти лет назад учёные нашли локус в геноме, который обуславливает наше желание во что-то верить, оно неискоренимо… {дополнить метафорами и аналогиями}
Я деист. Я верю, что Бог может быть, уж слишком сложной кажется такая удачная и многомиллионная игра генов, как эволюция. Но, видя зверства, человек способен совершать над другими людьми, оправдывая это именем Бога, я полностью разочаровался в религиях…
Может быть, пройдёт ещё десяток лет, и я буду размышлять об атеизме, вновь доказывая то, что человеческие убеждения инертны и, подобно нашему настроению изменчивы. Хоть и есть люди, которые стойко пронесли своё кредо через всю жизнь. Но это скорее редкие исключения из моей теории, которые есть во всех без исключения правилах и постулатах. Но, возможно я, как и многие на закате своей жизни стану набожным и со всем рвением окунусь в религию, чтобы спасти свою душу? Многих пугает неизведанность после смерти и, соблюдая заповеди той или иной конфессии, они надеются на благосклонность того, в Чьём существование они сомневаются… Лично у меня возникает второй самый важный вопрос, после «А есть ли Бог?», который звучит так «Когда я встречу свою смерть?». Возможно, не все знания должны быть открыты и нам не нужно знать эту роковую дату...»

Платон нахмурился, перечитывая последние строки, оставляя на полях поправки и дополнения, зачеркивая то, что посчитал ненужным. По старой привычке он писал черновые рукописи, а потом  перепечатывая их, заодно правя текст. Но в последнее время слова, которые обычно ложились ровными каллиграфическими рядами на бумагу не желали этого делать. Скомкав последний лист, Платон встал и прошёлся по кабинету, стараясь направить мысли в нужное русло.

Его муза словно пропала. Конечно, в жизни были периоды, когда писать было сложно и совершенно не хватало вдохновения. Он помнил, что в такие моменты самым важным было не отчаиваться и быть готовым к тому, что беглянка вернётся к тебе. Ведь если она придёт, а он не будет пробовать писать, ей покажется, что она не нужна и уйдёт навсегда. Поэтому Платон придерживался правила «ни дня без строчки», полагая, что так он точно не пропустит озарения. Отложив написанное и достав из корзины скомканный лист, он убрал их в папку и положил в ящик, который тут же закрыл на ключ, суеверно полагая, что никто кроме автора не должен видеть рукопись, пока она пишется. Было раннее утро четверга, но каждый день казался Платону длинным и похожим на другие – ему удавалось написать страницу, две, что совсем его не устраивало. Раньше он, будто в экстазе писал целые рассказы за один присест, проводя всего ночь над рукописью, лишь изредка прерываясь для того, чтобы налить себе кофе. Вздохнув, он подумал, что такими темпами  может не успеть закончить свою монументальную книгу, которая охватывает и анализирует всю его жизнь, а ещё мировоззрение Платона и то, как оно менялось со временем. Но это была не автобиография. Он писал так, чтобы каждый читатель мог найти себя в его строках, не смотря на возраст. Молодым приглянется глава «Юность», где описано всё то, что так волнует людей в этом возрасте, когда амбиции ограничены лишь верой в себя. Более старшим читателям понравится середина книги, где в «Зрелости» описаны сложности и кризисы того возраста. А ещё они могут придаться ностальгии, читая главы, посвящённые «Детству», которое многие лелеют в своей памяти, возвращаясь туда в трудные моменты.

Последние главы давались ему сложнее. Возможно, потому что он не знал, когда они окончатся и как. Он никому бы в этом не признался, но эти главы пугали его больше всего. Работать над текстом ему мешала неизвестность. Её неслышный шёпот постоянно твердил о том, что эпилог его книги ознаменуется визитом смерти. Раньше он был выше мистики и размышлений о столь мрачных материях, но смерть матери год назад всё изменила. Он с ужасом понимал, что когда-нибудь его так же похоронит его дочь и, может быть, в отличие от Платона, будет находить время, посетить его могилу… Платон укоризненно вздохнул, вспоминая, что почти ни разу не ездил к маме после похорон, постоянно находя отговорки  и ссылаясь на работу над новой книгой.

Идея этой книги пришла ему в голову совершенно случайно. Его часто просили подпустить к себе биографа или писать мемуары, чтобы потомкам достались не только его чудесные книги, но и немного информации об их творце. Нельзя сказать, что он был нелюдим. Ему, как и всем нравилось одиночество, когда его можно посмаковать, посвятить себе и любимому делу, но он был не из тех мизантропов, для которых общение с людьми доставляет дискомфорт. Напротив, он никогда не отказывался от общения с читателями, но был изворотлив и даже самые искусные журналисты обладали сущими крохами информации про этого загадочного человека, которого некоторые называли лучшим писателем своего времени. Его успех сопровождала зависть других менее успешных людей. Однажды ему в лицо заявили, что никогда не сможет написать стоящий роман, а если и напишет, то тот будет тепло встречен лишь благодаря его предыдущим успехам. Платон не стал никому ничего доказывать, продолжив писать в привычном для него жанре. Через год вышел роман-эпопея от неизвестного автора, который поделил общественность на два лагеря – людей, которые восхищались анонимным гением и теми, кто считал, что эти строки не мог написать автор, у которого нет других произведений. Они хотели, чтобы он повторил судьбу Шолохова и доказал, что эти строки его достояние. Но каково же было удивление злопыхателей, когда этим самородком оказался Платон, который не забыл о едком замечании и воплотил себя в ещё одном жанре.

Это был удивительный человек, но внешне он ничем не запоминался. Как будто в его чертах не было ничего красивого и изъянов, за которые мог зацепиться глаз. Всегда аккуратно одетый, чуть располневший, от отсутствия какого-либо распорядка дня, он производил впечатление человека, который постоянно ждёт вдохновения, словно рыбак, подсекающий свою добычу. Его спокойные и чуть усталые глаза, приглушенная лазурь которых смотрела на окружающих, таили не одну сотню тайн, известных лишь его близким. Но и с ними Платон в последнее время проводил очень мало времени… А всему виной его монументальная последняя работа, части которой грудой мятых листов лежали перед ним на столе. Иногда он ловил себя на горькой мысли, что его книга, которая охватит всё и вся – невозможна. Он впервые столкнулся с такой проблемой. Раньше встречая преграду, он находил способ её преодоления. А тут он словно задал сам себе настолько сложную задачу, что не знал, как он закончит начатое. Он словно состарившийся Альберт Эйнштейн в последние годы своей жизни пытавшийся открыть формулу всего – фундаментального уравнения, которое опишет саму суть мироздания. Платон ставил почти столь же сложную задачу – описать отдельную человеческую жизнь, словно вспышку света, яркую и мимолётную, в масштабах истории, что невольно задумываешься о смысле жизни. Его книги освятили путь многим, помогли разобраться в себе, обеспечили собеседником и учителем. Но он не хотел «светить другим, сгорая сам», словно врач, метафорично отдающий свою жизнь за других. Платона не устраивала роль свечи. Его амбиции превратили его в Родосский маяк, свет которого в конце его жизни должен был ослеплять своим величием и обезопасить людей от опасностей. И в этом не было ни капли гордыни и спеси. Он действительно жаждал дать людям знание, которое будет спасением. Сколь многое он пытался уместить в одной книге, понимая, что эта «светская библия», являющаяся ещё и его биографией, может вызвать праведный гнев у его ненавистников. Именно сейчас ему так не хватало совета матери, которая всегда верила в своего сына и его миссию. Сложно воплотить её, когда лишился главного советника и вдохновителя.

- Надо съездить к маме на кладбище. – Рассеянно проговорил он, разглядывая её фотографию в рамке с чёрным уголком. Ему часто говорили, что нельзя держать фотографии мёртвых на виду и лучше убрать её в альбом, но он усмехался, лишь иронизируя над этим и прочими суевериями.

Платон скучал по ней. Его мама поддерживала сына во всех его начинаниях, ей читатели были обязаны новыми смелыми сериями книг и разнообразием жанров. Сколько Платон себя помнил, она являлась его бессменным редактором и первой, кто видел тексты, перед тем, как они попадали в типографию. Потеря такого соратника и самого родного человека была настоящим ударом для него. Он стал нелюдимым, ещё больше замыкаясь в себе. Но ещё больше его душевное равновесие пошатнула ссора с женой. Она настолько устала от творческих мук своего мужа, что просто собрала вещи и уехала к дочери. Её можно было понять. Платон и сам знал, что писатель, подобен ребёнку и постоянно требует, чтобы всё внимание было посвящено ему и восхвалению его таланта. Всё произошло как обычно – он был неправ и не пошёл на компромисс. А потом довёл до того, что банальное извинение уже не остановит лавину ссоры. Ещё одним его минусом была неспособность просить прощения. Особенно, когда он был неправ. Это как будто бросало вызов его способностям, не позволяя найти или придумать виноватого, сочинив его мотив и биографию. Поэтому он даже был рад тому, что сейчас вокруг него не было ни одной живой души и никто не отвлекал его от работы. Единственное, что его мучило, это то, что нельзя было посоветоваться по поводу новой книги с матерью, к которой он часто обращался вслух, замечая, что стал чаще разговаривать сам с собой.

- Успокойся. – Обнадеживающе сказал он сам себе. – У меня самая психологически уязвимая профессия. Немудрено, что я стал иногда комментировать происходящее.
Он мельком посмотрел в зеркало, отмечая, как сильно постарел за несколько месяцев. Надо хоть иногда выходить на улицу – подумал он, разглядывая незнакомого ему старика в отражении. Если раньше седина придавала ему солидности, то теперь смотрелась как ещё одна отметина его уже немолодого возраста. Вернувшись к творчеству, он написал новый абзац, но пробежав по нему глазами, зачеркнул всё, желая устроить себе очередную профанацию, как вдруг Платон услышал телефонный звонок. Поднес трубку к уху, он услышал один из немногих голосов, звучание которого могло успокоить его и придать сил.

- Здравствуй, моя хорошая. – Поздоровался он с дочерью.

- Привет папуль. Ты помнишь про наши планы?

К своему стыду Платон понял, что забыл про них. Более того, он не мог вспомнить, о чём конкретно они договорились. Он попытался ответить утвердительно, чтобы дочь сама напомнила ему о предмете его обещания.

- Замечательно! Это так здорово, что Викуся будет с детства как я ходить в театр. Конечно, она как и все нынешние дети просилась с тобой в кино, но я думаю, когда она увидит настоящую театральную постановку, игру актёров и реальные декорации, она станет завсегдатаем, как мы с тобой. – Ответила дочь, напомнив Платону о его предложении привить внучке любовь к искусству. – Пап, а ты помнишь, как привел меня в театр впервые?

Платон помнил. Несмотря на появившуюся в последнее время забывчивость, он с лёгкостью возвращался к событиям прошлого. Особенно в приятные воспоминания. Но в каждом из них, он неизбежно видел живую маму и жену рядом. Хорошо, хоть дочка сумела занять нейтральную позицию и стать послом мира, общаясь и с ним и с обиженной женой. А ещё она хотела вытащить отца из дома, чтобы он хоть иногда покидал свою творческую обитель и общался с родными.

- Хорошо Мариночка, во сколько мне зайти за Викой?

- Ты точно не забыл? Спектакль сегодня, через час. Ты ведь купил билеты? – Спросила Марина, надеясь, что не уличит отца в забывчивости.

- Конечно, купил. – Соврал Платон, надеясь, что на детский спектакль билеты не будут раскуплены, как на «Голубую Камею» в том году, когда он пошёл туда с женой.

– Я позвоню, когда подъеду за ней.

- Папуль, пройдись пешком, всё ведь близко. Тебе это полезно.

- Хорошо, родная, как пожелаешь. – Ответил Платон, сдерживая тяжёлый вздох.

- Спасибо, ты лучший! – Ответила она и повесила трубку.

Платон улыбнулся, представляя, как дочка планирует, чем займётся в эти несколько освободившихся часов. Наверное, просто поспит. Вика шустрый ребёнок, который обладает неиссякаемым запасом энергии. Настоящая молния. Только отвернёшься, а она уже убежала. Начнёшь искать, а она сзади, смотрит на тебя своими карими глазами и звонко смеётся. Глаза ей достались от бабушки… Они светло карие и как будто чуть ярче, когда у неё хорошее настроение. Каждый раз, когда Вика смотрит на него он видит внимательный взгляд жены… Платон вздохнул, жалея, что сразу не извинился, уже тогда понимая, что чем дальше он затягивает с извинениями, тем сложнее будет мириться.

- Позвоню ей вечером, после того, как погуляю с Викой… Я сильно виноват. Но и она тоже. Ей известно, что я не умею извиняться и мне сложно признавать себя в чём-то неправым…

Платон начал вспоминать тот разговор, после которого они оба сохраняли молчание, но тут его взгляд коснулся больших напольных часов и он, спохватившись, пошёл собираться, не желая опаздывать. Он часто подолгу выбирал, что одеть и опаздывал на презентации своих книг и встречу с журналистами. Но он совсем не хотел заставлять ждать маленькую девочку с ярко  карими глазами. 


Глава 2. Герой

Взяв первый попавшийся в руки галстук и рубашку, которая была чистой, но ужасно мятой, он пожалел, что в запасе нет хотя бы полчаса, чтобы побриться. Надеясь, что Вика,  узнает в бородатом старике в мятой одежде своего деда, он взял кошелёк и ключи от машины. Через секунду он вспомнил про обещание дочери и, сказав пару нецензурных слов, в стиле раннего Есенина, Платон положил их на место, захлопнув за собой дверь. К его удивлению на улице была чудесная погода, идеальная для прогулок. Рано наступившее лето радовало людей вокруг. Даже Платон, хмурый от печальных событий жизни и творческого кризиса, улыбнулся, купаясь в тёплых лучах солнца. Он задумался о том, как сильно зависит настроение человека от окружающей среды. По крайней мере, у него. Все его ссоры, в том числе тот конфликт с женой, произошли, когда на улице был дождь или ветрено.

- Ведь есть же люди, которые реагируют на изменение погоды болью в суставах. А я настроением? – Вслух размышлял Платон, за последние недели, привыкнув вести такой диалог.

Несмотря на иронию, у него более чем хватало поводов для плохого настроение и без непогоды. Прочитанные отзывы из интернета были в основном положительными и приятно грели душу, хоть и встречались послания, авторы которых, возможно, затаили личную обиду на Платона и просто изливали желчь, доказывая, что на бочку мёда всегда приходится хотя бы одна ложка дёгтя. Но не это расстраивало его, а судебное разбирательство с его многолетним издателем. Этот процесс сильно разочаровал Платона в людях, ещё больше сузив его круг доверенных людей. Человек, который почти двадцать лет был верным соратником и помощником в щепетильном для любого автора издательстве его трудов, оказался мошенником. В тайне он печатал дополнительные тиражи книг Платона, с которых автор, разумеется, ничего не получал. Причём количество экземпляров таких книг было сопоставимо с легальными тиражом. Учитывая, что Платон передал издателю права на свои книги на условиях раяльти, то есть за фиксированный процент денег с продажи каждой книги, это было малоприятно. Платон знал, что выиграет дело и получит компенсацию, но нужно было искать нового издателя. Конечно, для него это не станет проблемой. Его уже донимали письмами и звонками самые пронырливые и бесцеремонные, предлагая сотрудничество на любых удобных ему условиях. Но Платон пока не одобрял ни одного кандидата, чтобы издательство не пыталось навязывать ему сроки сдачи новой книги. Лично он считал, что истинное творчество не может сравниваться с простым трудом, которому можно задать рамки и сроки. Его книга будет готово, когда придёт время…
Он злился на издателя, который уже тысячу раз извинился и предлагал выпустить книгу на таких условиях, что это окупит его грехи. Тот не понимал, что наделал. Деньги не волновали Платона, сбережения которого уже сейчас позволяли ему до конца жизни ничего не делать. Его злило то, что проверенный человек из-за глупой алчности пошёл на обман. И что самое ужасное в тот период жизни, когда у Платона не стало другого древнейшего союзника – матери… Платону очень хотелось бы немного пожаловаться ей, услышав слова поддержки…

Он мотнул головой, отгоняя мрачные размышления, которые ни к чему не приведут и понял, что почти дошёл до дочери. Она жила буквально в десяти минутах ходьбы от родительского дома. Оставалось лишь перейти перекрёсток и войти во двор. Платон посмотрел на светофор, где таймер отсчитывал последние секунды. Сбоку от него встали парень с девушкой. Они улыбались и увлечённо что-то обсуждали, полностью поглощённые друг другом. Когда-то Платон и его жена были такими же…
Светофор замигал и загорелся зелёный цвет. Молодая пара устремилась вперёд, не посмотрев по сторонам, продолжая свою беседу. Платон шёл за ними следом, но, как опытный водитель ни на секунду не ослаблял внимания на дороге, даже в роли пешехода. И буквально через мгновение он увидел, как в его сторону несётся маршрутное такси. Платон испытывал презрение к таким водителям, негодуя, как они получают права. Кажется, водитель отвлёкся, чтобы отсчитать сдачу и, не сбавляя скорость, нёсся вперёд. Платон решил остановиться, чтобы его не сбил этот лихач. Но тут Платон увидел, что молодая пара продолжает неспешно идти по зебре, не заметив угрозу. Кричать было поздно и Платон кинулся к ним,  надеясь, что успеет. Он схватил девушку за плечо, а парня за руку и резко потянул к себе. Девушка не успела испугаться, лишь удивлённо посмотрев на Платона, а парень, наверное, подумав, что к ним пристает грабитель, уже замахнулся на незнакомца. Но в этот момент в полуметре от них пронеслась злополучная маршрутка. Молодые люди посмотрели вслед водителю, а потом на старика.

- Пойдёмте, перейдём улицу до конца. Вдруг появится ещё один лихач. – С усмешкой сказал Платон, понимая, что ужасно напуган, а его сердце тяжело и быстро ударяется о рёбра.

Как только они вышли на тротуар, девушка бросилась обнимать Платона, принявшись со слезами на глазах благодарить своего спасителя. Парень был обескуражен и, пожимая руку, смотрел куда-то в сторону. Его можно было понять. Ещё мгновения назад он мог умереть, а мог выжить, но навсегда потерять свою возлюбленную. Можно ли назвать такое существование жизнью и надеяться на то, что когда полюбишь вновь? Парень перевёл свой взгляд на Платона и глухо сказал, что тот герой, и они обязаны ему жизнью.

- Бросьте! Просто я сделал то, что совершил бы любой человек на моём месте. – Ответил он. – Будьте осторожнее, у вас впереди целая жизнь!

Распрощавшись с ними, Платон заторопился к дочери. Но одна мысль упорно не давала ему покоя. Ведь его жизнь тоже может оборваться в любой момент. И кто знает, будет ли рядом человек, который поможет ему, как он сейчас спас парня и девушку… Платон в нерешительности остановился перед подъездом дочери. Думая над тем, сколько ему осталось жить, не беря в расчёт несчастные случаи? Сейчас ему шестьдесят три года, сравнительно мало, но его отец умер намного раньше. Всему виной была его профессия, к которой Платон с того момента не испытывал ничего, кроме презрения.  Мама осталось вдовой, храня верность мужу почти четверть века. Платон знал, что у неё были поклонники, но она была неприступна, объясняя это тем, что никто не сравниться с её мужем. Платон был поражен такими глубокими чувствами и безмерно уважал мать за это. Вот она – истинная любовь, над которой время и смерть не властны. Сегодня, таких чувств почти не бывает, слишком люди стали эгоистичными и себялюбивыми, что полностью раствориться в другом человеке. Думая о детстве, он часто вспоминал их, как они разговаривали, а ещё чаще, как молчали. Говорят что язык любви – молчание. Его родители понимали друг друга без слов. Платон всегда удивлялся стойкости характера своей мамы. Лишиться опоры и жить, с осознанием, что не вернешь и не встретишь похожего. А он до сих пор не мог поговорить с женой, из-за того, что был слишком горделивым для этого… Вдруг она умрёт?! Он не сможет, как его мама жить без неё… Но, если умрёт сам Платон?

В его голове снова начали роиться мысли, наполняя мысли страхом смерти и желанием вернуться к себе в квартиру. Там безопасно и нет водителей-убийц, которые могут прервать его жизнь. Он вспомнил, как, словно само провидение намекнуло ему на близкую встречу со смертью, когда он застопорился на строчке, в которой адресовал самому себе вопрос: «когда я встречу смерть?»… Борьба с собой и своими страхами закончилась победой последних. Над ним возобладал инстинкт самосохранения.
- Вика немного подождёт… - Подумал Платон. – У неё любящие родители и бабушка, а вот моя книга сама собой не напишется… Вдруг я умру, а она так и не будет издана, а если и будет, то лишь в виде разрозненных отрывков…

Он с презрением посмотрел на себя в отражении на окне, но не в силах унять страх, он двинулся обратно, постоянно оглядываясь по сторонам. Платон достал телефон и набрал номер дочери.

- Алло, Марина, привет. Прости, но я не смогу прийти, мне стало плохо. Нет, ничего серьезного, не нужно вызывать скорую, просто слабость и недомогание. Скажи Вике, что мы обязательно пойдём в другой день. Я тебя очень люблю, прости… Я перезвоню…
Ему было стыдно и неприятно врать той, кто до сих пор не разочаровалась в нём и всегда гордилась им, не смотря на его сложный характер. До дома он дошёл намного быстрее, чтобы успеть спастись. Он убеждал сам себя, что смерть вряд ли придёт к нему в таком банальном обличье, но осторожность не будет лишней. Дойдя до квартиры, он воровато осмотрелся, быстро достал ключи и, открыв дверь, юркнул внутрь. Лишь закрыв оба замка и у щеколду, он ощутил себя в безопасности. Была какая-то грустная ирония в том, что ему спокойно лишь в том месте, которое стало для него карцером и творческой тюрьмой. Скинув верхнюю одежду и обувь, он грузно сел на диван. На улице только начинался день, а Платону нужна была ночь, чтобы начать творить. Он плотно зашторил все окна и включил свет, стараясь вызвать свою музу, которая была неисправимой совой. Всю жизнь он писал именно ночью, или, по крайней мере, не раньше сумерек. Именно из-за этого он часто ругался с женой, которая всегда ложилась рано и почти всегда засыпала без мужа, а когда она вставала, он только ложился спать. Платон всегда удивлялся её терпению и пониманию, сожалея, что всё-таки сумел переполнить её чащу. Нельзя было поддаваться отчаянью и срывать на ней злость из-за того, что на ум ни приходит ничего путного. Нельзя было вести себя как… 

- Как мальчишка…  И веду я себя, как ребёнок. - Сказал он сам себе, сравнивая детей и писателей. – Без контроля не соблюдают режим, не убираются, не готовят, а лишь сидят и делают ту редкую вещь, которая им удаётся – марают бумагу.
Поэтому Платон взял ручку с бумагой и принялся писать. Но ничего путного не получилось. Он мог обмануть себя, но муза никогда не приходила к нему днём. Он чувствовал себя самым несчастным человеком на земле, понимая, что многие готовы поменяться с ним местами, ведь он обладает славой, влиянием, сбережениями, недвижимостью, семьей, в конце концов. Но он лишён вдохновения, а для писателя это столь мучительно, что он не может думать ни о чём другом. События сегодняшнего дня не давали ему сосредоточиться, а предательство издателя до сих пор не покидало мысли. Взгляд Платона скользнул по шкафу с книгами, часть которых была написана им. На одной из полок стояла фотография его матери. Даже в таком преклонном возрасте она сумела сохранить женственность и отголоски былой красоты.

- Как же мне тебя не хватает... – Тихо проговорил Платон, жалея ещё об одной упущенной возможности. Он немного повздорил с матерью незадолго до её смерти и не успел помириться. Ссора была пустяковая, но сама мысль, что мама могла держать на него злобу была ужасна, как и то, что у них не было того самого последнего разговора. – Если бы я только мог снова тебя увидеть…

Платон склонил голову, чувствуя как глаза стали мокрыми от слёз. Он беззвучно всхлипнул и уронил лицо в свои ладони.

- Платон. – Позвал его незнакомый голос.

Моментально придя в себя, он медленно отстранил руки от лица и повернул голову к источнику голоса. В углу комнаты стояла фигура в тёмном балахоне, контуры которой сливались с темнотой. Понимая, что поседел бы, если бы уже не обладал волосами цвета снега, он, набравшись  смелости, посмотрел в лицо существа. Эти черты, нос, линии глаз… Не удержавшись, он закричал. Перед ним стояла его мать.


Глава 3. Реквием

Платон всю жизнь верил в потустороннее и как писатель был готов столкнуться с мистикой. Но сейчас он чуть не потерял сознания, увидев призрак своей матери. Тяжело дыша, он закрыл глаза и открыл их, желая удостовериться, что это не приведение, а всего лишь игра его воображения, воспалённого частыми недосыпаниями и переживаниями. Но жуткий силуэт никуда не исчез, а лишь стал ближе и продолжил приближаться. Платон никогда не переживал подобного страха. Он не боялся матери и даже был рад, что она посетила его, но её появление доказывало, что загробная жизнь существует, а значит часть написанных им книг изначально ошибочна и религии в чём-то правы. Молчание ещё больше нагнетало обстановку. Боясь пошевелиться, Платон вспомнил описанный Шекспиром разговор Гамлета с духом своего отца и то, что призраки не могут говорить первыми. Набравшись храбрости, он облизнул сухие губы и хрипло спросил.

- Мама, это ты?

- Нет. – Ответил фантом. – Я не твоя мать. Я вообще не мать. Я не порождаю жизнь, а забираю её.

Платон почувствовал, как в комнате стало холодно. Или это страх облепил его своими омерзительными щупальцами. Если он всё правильно понял, его гостьей оказалась сама…
- Да. Твоя догадка верна. Я Смерть. Этот облик выбран для того, чтобы тебе было спокойнее. Зачастую люди умирают лишь увидев мою истинную личину.
Платон молча следил за её неспешными движениями. Он вспомнил, как задавал себе этот вопрос, гадая, когда он встретит свою смерть. А ещё предчувствие, что скоро умрёт после предотвращённой аварии…

- Не пугайся, ты не умрёшь прямо сейчас. Но довольно скоро. Я пришла за тем, чтобы поздравить тебя. – На лице Смерти появилась чуть заметная улыбка.

- С чем? – Глухо спросил Платон, который чуть успокоился, привыкнув к фигуре, с которой у человечества персонифицировался самый древний страх.

- С тем, что ты удостоился особой привилегии. Я забираю людей без промедления, не давая проститься с родными и закончить земные дела. А у тебя будет такая возможность. Своим поступком ты заслужил Requiem.

- Поступком? – Спросил Платон, задумавшись, что такого он мог сделать, а потом спохватился, вспомнив, про то, как сегодня не дал оборвать две жизни.

- Да… За каждую спасённую жизнь, ты получишь день отсрочки. Но по истечению будь готов умереть. Используй это время разумно.

Платон сидел обескураженный, не зная как реагировать на услышанное. Теперь время превратиться в его главного палача, своим неутолимым бегом постоянно напоминая, что с каждым мгновением всё ближе конец. Знание того, что умрёшь, оказалось непосильной ношей для него. Два дня… Что можно успеть за столь короткий  срок? Надо написать завещание… Нет, у него есть законные наследники и проблем быть не должно… Нужно посвятить закат своей жизни тому, что никто кроме него не сможет сделать – дописать книгу. Он успеет. Пусть финал будет скомканный, но он должен завершить её…

Стараясь не смотреть на незваную гостью, Платон поднял ручку, которую он обронил, когда впервые увидел Смерть и принялся писать. Мысли складывались в слова и предложения, не раздражая его своей банальностью… Не успев удивиться он отодвинул рукой штору и понял, что за окнами уже почти ночь. Он рывков вернулся к столу, боясь впустую тратить время, счёт которого теперь шёл на часы. Муза, словно узнав об его приговоре, вернулась, чтобы исполнить последнюю волю умирающего. Слова лились легко и непринуждённо, совсем как раньше. Иногда он поднимал глаза и каждый раз ощущал на себе пристальный взгляд Смерти.

Но как бы одухотворённо Платон не писал, он решил немного передохнуть, отложив ручку, чувствуя, как она почти выскользнула из его влажных рук. Смерть всё так же стояла перед ним и он, ощутив неловкость, попытался завязать разговор.

- Как мне к тебе обраться?

- Можешь по имени матери, но лучше зови меня Жницей.

- Хорошо, Жница. – Отозвался Платон и, пытаясь немного разрядить обстановку, задал ещё один интересующий его вопрос. – А  что обычно люди делают, когда им выпадает такой шанс?

- Проводят время со своей семьей. На моей памяти лишь один глупец, тратил Реквием по-другому.

- Кто он?

- Ты. – Обыденно ответила Смерть, умудряясь придавать голосу интонации почти не меняясь в лице.

- Но я попрощаюсь с ними!  Я успею. Сейчас важнее завершить то, к чему я шёл столько лет. Это кульминация моего творчества! – Попытался оправдаться Платон.

- Люди по многу лет идут к своему счастью. А ты развернулся и побежал прочь. – Парировала Жница. – Ты думаешь, твоя книга будет родным интереснее, чем твои последние слова? Вспомни, что ты чувствуешь, после того, как не успел поговорить с матерью. Это отравляющее душу чувство ничем не заглушить. Но она не знала, что я приду за ней, а у тебя есть время, чтобы проститься с ними. Если ты не понимаешь это, то ты глуп и нежелательно, чтобы твоё произведение увидело свет.
Платон опешил от такой тирады, привыкнув к немногословности Смерти, но сдаваться не собирался.

- Что ты понимаешь в счастье людей? Ты же отбираешь жизни! – Платон первый раз повысил на неё голос.

- Многое. – Пока Смерть говорила, она неспешно перемещалась по комнате. – Не одна сотня людей была готова умереть вместе со своей второй половинкой, лишь бы только иметь возможность встретиться. А ты ведешь себя как избалованное дитя, обиженное на всех из-за того, что ему не удаётся наиграться.

- Ну ладно. В чём-то ты права. Но это не эгоизм и инфантильность. Это сложный выбор. Я не могу подводить своих читателей, которые ждут от меня чего-то особенного. На одной чаше весов мои родные, а на другой тысячи и десятки тысяч людей, для которых мои слова не пустой звук. – Ответил Платон, начиная осознавать, что ситуация и впрямь является сложнейшей дилеммой.

- Дочь и жена ещё смогут тебя простить. А вот внучка нет. Она ждёт тебя, и сегодня больше всего на свете хотела с тобой увидеться. Ей не важны тиражи твоих книг и смысл написанного. Она ещё прочтёт их, когда придёт время. Но пока ей нужен любящий дед.

Не зная, как возразить, Платон промолчал и вернулся к рукописи. Он планировал дописать хотя бы черновик, думая, кому завещать права на опубликование и редакцию. Посмотрев телефон, он увидел непринятые звонки – несколько от агентов и издательств и три последних от дочери. Он так и не перезвонил, после того, как трусливо убежал к себе домой. Но сейчас было поздно и Платон решил позвонить утром, чтобы не разбудить Марину, которая режимом была точной копией его жены. Поэтому он продолжил писать, лихорадочно водя ручкой по бумаге. Несколько раз он ощущал сильную усталость и онемение кисти, успевшей отвыкнуть от таких нагрузок. Но даже по самым лучшим расчётам Платон мог не успеть закончить книгу за оставшиеся сорок часов. А ведь ещё нужно время на то, чтобы проститься с дочкой и Викой… Имя внучки, словно отрезвило его, и он принялся писать ещё быстрее, чтобы успеть увидеть её в последний раз. Ещё нужно помириться с женой… Она не простит себя, если он умрёт, а ссора останется не разрешённой. Вера начнёт винить в произошедшем себя. А это ужасное чувство, которое Платон испытывал, каждый день, после смерти матери…

***

Почти сутки подряд он не прекращал работу, до самых первых лучей солнца корпя над бумагой. Платон старался не думать о Реквиеме и оставшемся времени. Он представил, что ему, как в молодости, когда он был начинающим писателем, поставили ужасно сжатые сроки сдачи текста. Это помогало до момента, когда он поднимал голову, чтобы подумать, и каждый раз видел Смерть, которая не отвлекала его, но и никуда не уходила. Телефон был выключен и тоже не докучал писателю. Днём, когда свежие мысли почти не приходили, он проглядывал написанное, отмечая, что следует опубликовать, а что не войдёт в окончательную редакцию.

- Ты считаешь эту книгу лучшей и поэтому так желаешь закончить её? – Смерть впервые сама задала вопрос, очевидно обладая таким человеческим чувством как скука.

- Да. Она охватывает целую жизнь и ставит задачу объективно проанализировать те психологические аспекты, навеянные мировоззрением окружающих и догматами цивилизации, которые подталкивали к тем или иным выборам в жизни. Одновременно это автобиография и энциклопедия, рассказывающая обо всех религиях мира… Да, это определённо будет моя лучшая работа.

- Ясно. Я спросила потому, что уже приходила к писателю. Это был античный прозаик, который полностью посвятил себя творчеству, но однажды от спас целую деревню от буйства стихии. За это я даровала ему исключительный по своей щедрости Реквием, учтя его просьбу. Он умолял дать ему время дописать своё лучшее произведение. Хитрец. Думал, что перехитрил меня. Но он не учёл, что я могу ждать очень долго и всегда заберу то, что принадлежит мне. Он так и жил, постоянно откладывая и переписывая это лучшее произведение, которое стало для него сакральным и недостижимым. Он менял сюжет, добавлял персонажей, переписывал главы, живя в постоянном страхе, каждый день, просыпаясь и видя меня у своей постели. Читатели желали прочесть его книгу, а он боялся, что я сразу же заберу его жизнь, обманывал их и говорил, что всё ещё пишет её. Он умер от истощения, а его книга так и не была опубликована, из-за того, что было неясно какой из сотни вариантов редакции окончательный.

- Я не стану тебя обманывать и тянуть время. Это было бы невежливо после оказанной мне чести.

- Тот, кто пытался обмануть меня, наказан страшнее всех. – Ответила Смерть и, видя интерес в глазах Платона, продолжила свой рассказ. – Очень давно, в одной семье родился ребёнок. Никто не хотел быть крёстной этому мальчику, потому что его родители были очень бедными. За весь день никто не пришёл к ним. Но в полночь в дверь постучали. Поздней гостью была я. Его мать умоляла пощадить сына и стать его крёстной, пока я забирала её и мужа. Тогда я проявила жалость, а возможно просто мне стало любопытно. На следующий день горожане нашли мёртвых родителей и плачущего ребёнка. Я сделала так, что он попал в семью лекаря и обучался у него искусству врачевания. В день его совершеннолетия я пришла к нему, объяснив, что я его крёстная и всегда буду оберегать его от несчастного случая. А ещё я подарила ему цветок, плоды которого могли спасти умирающего. Но было одно условие. Если, подойдя к постели больного, мой крёстный видел меня, то значит спасти человека уже нельзя. Скоро слава о нём простиралась на всё королевство. К нему за помощью обратился знатный купец, умоляя помочь его единственной дочери. Когда мой крёстный увидел дочь купца, он влюбился в неё. К его счастью меня не оказалось рядом и снадобье помогло. В награду за спасение дочери купец предложил лекарю взять её в жены. Но счастье было не долгим. Однажды маленькая дочка моего крёстного заболела. Он хотел дать ей своё снадобье, но увидел, что около её кроватки стою я. Он умолял меня сделать исключение и уйти из его дома. Услышав отказ, он разозлился и, сорвав с растения все плоды, сделал много микстуры. Но она не помогла и его дочь умерла. Едва пережив горе, заболела жена лекаря, которую он уже однажды спас своим чудодейственным снадобьем. Но он не мог его приготовить, так как оборвал все плоды с цветка. А простыми методами он лечил неумело.  Его жена сильно мучилась и вскоре умерла. Её отец, разгневанный на зятя, прогнал его из города, не сумев смириться с потерями. Мой крёстный до сих пор бродит по свету. Своё обещание я сдержала, он не может умереть от несчастного случая и преклонного возраста. А ещё, он никогда не сможет воссоединиться со своей женой и дочерью.

Платон молчал, обдумывая услышанное, чувствуя, как вся кожа покрылась мурашками. Он слышал похожую историю, но полагал, что это всего лишь мрачная сказка.

- Очень жестоко. Возможно, справедливо, но жестоко… Или ты наказала его в назидание всем остальным врачам, которые отстраняют свидания людей с тобой?

- Они отстраняют неизбежное. А иногда делают неумышленное зло, продлевая существование тому, кому уготовано прекратить мучения и встретиться со мной. Поэтому, они обманывают себя, а не меня.  Человечество со времён своего рассвета лелеет мысль о физическом бессмертии. Но не надо верить в несбыточное и менять порядок фундаментальных вещей. Жизнь и смерть должны сменять друг друга. Цикл продолжиться… - Она замолчала, давая Платону осмыслить сказанное ею, а потом, чуть улыбнувшись уголками рта, тихо сказала. – Но есть много способов стать бессмертным.

- Какой? – Спросил Платон, придвинувшись в сторону Жницы, не желая упустить ни единого слова.

- Он находится перед тобой. – Смерть указала Платону на страницы рукописи. – Твои труды намного переживут тебя. Твоё имя ещё не скоро забудут потомки. Поэтому, если ты решил для себя, что это важнее, я не буду мешать тебе. У тебя осталось не так много времени. Для меня оно всего лишь способ, а для тебя ценнейший ресурс.

- А как ты отсчитываешь его? – Рассеянно спросил Платон, на самом деле продолжая обдумывать, что будет правильным – пожертвовать время на семью или увековечить себя. -  На старинных гравюрах у Смерти всегда есть песочные часы. А где твоя клепсидра?

Мне достаточно этих. – Ответила Смерть, показывая своё запястье, на котором были обычные наручные часы. – Не волнуйся, я не заберу тебя раньше установленного срока. Пока действует Реквием, ты защищён от чего угодно.

- А если я убью себя сам раньше положенного часа?

- Ты догадлив. Это действительно один из способов нарушить Реквием, потому что человек имеет право умереть, когда захочет. Это ваша привилегия, ценнейший подарок от Создателя.

- О чём ты говоришь? Как это может являться даром  Бога?

- Создатель даровал вам не только жизнь, но и смерть. Сам он вечен и не может умереть. Всё его могущество не может этого изменить. А людям он эту возможность дал. Известен ли тебе ещё более ценный дар родителя своим детям?

- Нет, нельзя быть ещё более щедрым… - Озадаченно ответил Платон, никогда раньше не задумываясь над этим вопросом. – Но есть один изъян. То, что делает этот щедрый дар проклятьем. Мы смертны, а иногда внезапно смертны. Не в тот момент, когда хотим слиться с вечностью, а в самый неподходящий.

- Ты вновь не видишь картину в целом. Жизнь, какой ты её знаешь, построена на смерти. Ты даешь жизнь новому поколению и уходишь в небытие. Но само осознание этого и  неотвратимость гибели заставляют тебя жить полной жизнью. Смерть заставляет тебя жить, а не убивает. – Видя, что Платон не верит ей, Жница, задумавшись, продолжила. - Жизнь цветка скоротечна, но расцветая, он являет миру свою красоту и нектаром дарует жизнь другим существам. А из его семян вырастают новые цветы. Жизнь продолжиться. Ты спросишь, какова моя задача? Я не убиваю
людей. Я просто собираю цветы. Мой букет никогда не будет собран, но такова суть.

- А если все люди убьют себя? Что тогда? Если они воспользуются божественным даром? – Платон сам не слышал своего вопроса, до сих пор обдумывая слова Смерти, которые открыли ему то, чего не знал ни один живой человек.

- Этого не будет. В людях слишком сильна тяга к жизни и инстинкт самосохранения. К тому же я этого не допущу. Ведь я не только срываю цветы, но и ухаживаю за ними. – Ответила Смерть, вновь сравнивая свою работу с флористикой и не пояснив свои слова, спросила. – Так что ты решил? До конца будешь верен своим мечтам? Или используешь Реквием, чтобы исправить свои ошибки и быть с теми, кому ты дорог?
Платон молча сложил свои записи и по привычке убрал их в ящик стола, а потом встал и подошёл вплотную к Жнице, наконец, получив возможность посмотреть ей в глаза. Они были совсем как у его матери, но холодные и безжизненные, без привычной искорки тепла и ласки.

- Я благодарен за дарованную отсрочку и за то, что ещё раз увидел свою маму. Хотя бы так. Спасибо.

Он выключил свет и направился в свою комнату.

- А как же книга? – Спросила Смерть, не скрывая радости и любопытства в голосе.

- Напишу её завтра вечером. Сколько успею, а пока посплю пару часов, чтобы были силы. Я проведу время с дочерью и внучкой. – Ответил Платон, глядя на ярко красный свет утренней зари.

- Отдыхай Платон. – Чуть слышным шёпотом ответила Смерть и растворилась в сумраке.


Глава 4. Истинные ценности

Платон открыл глаза и медленно огляделся вокруг. Он не застелил себе кровать и лёг прямо в одежде. Беглый взгляд на часы подсказал ему, что он проспал до полудня. Прокрутив в голове недавние события, он всё ещё немного надеялся, что его гостья всего лишь плод воображения или жутко реальный сон. Но войдя в кабинет, он услышал знакомый голос, интонация которого была холодной и безразличной, не смотря на улыбку его обладательницы.

- Не будешь ли ты жалеть, что тратил Реквием на сон?

- Не поверишь, но сегодня я первый раз за долгое время выспался. Наверное, обречённость успокаивает. Я смирился и мне не страшно. – Ответил он Жнице, которая в дневное время суток выглядела не так мрачно. – До этого не мог спать, ожидая, когда ко мне вернётся вдохновение и боялся пропустить этот момент. Но теперь, когда оно пришло, я понял, что окончание книги не было таким важным. Мне просто нужно было ещё раз испытать это чувство… Когда слова струятся через меня, я словно и не пишу сам, а просто вожу ручкой по бумаге, каждую секунду опасаясь, что этот канал вдохновения иссякнет. Понимаешь? Быть писателем, очень сложно. Музыкант или скульптор уникальны, их мастерство недостижимо. А писать может каждый.

- Но не каждый, кто умеет писать,  создаст всё это. – Сказала Смерть, указывая рукой на книге на полках, которые Платон писал на протяжении всей жизни.

- Знаешь, у меня есть ещё одно творение, в которое я вложил больше любви, чем во всю эту бумагу. – Ответил Платон и взял в руки телефон, на котором среди бесчисленного множества номеров отыскал контакт дочери и набрал её номер. – Марина, привет. Добрый день. Не перезвонил тебе, прости меня, пожалуйста. Проспал целые сутки. Наверное, как ты говорила, переутомление. Да, да, уже намного лучше, давление нормальное. Марин, хотел спросить, Вика сегодня в музыкальной школе? Хорошо, тогда я её заберу и свожу в парк. Не говори ей, пусть это будет сюрпризом. Хорошо родная, до вечера.

Завершив разговор, Платон задумался и, вздохнув, набрал ещё один номер, найти который было ещё сложнее. Томительно слушая гудки, он думал, что скажет жене. Почему-то, люди думают, что если человек писатель, он постоянно может говорить фразами, достойными стать эпиграфами и не понимают, что даже у метров литературы иногда просто «нет слов».

- Я скажу ей, что благодарен за все те годы терпения и поддержки. И что мне на самом деле интересны её увлечения, и я с удовольствием помогу ей ухаживать за зимним садом… -  Вслух размышлял Платон, понимая, что даже если он сумеет помириться, почти все его обещания станут враньём, ведь времени осталось так мало…
Абонент не отвечал. Электронный голос посоветовал перезвонить позднее. Платон отложил телефон, надеясь, что Вера просто не слышала вызова, а не специально проигнорировала его.

Когда Платон вернулся в свой кабинет, Смерть, разглядывая ровные ряды книг, стоящих на полке, спросила.

- У тебя хорошая коллекция. Чувствую энергетику каждой книги и узнаю её бывших хозяев. С некоторыми я была знакома. Ты прочёл каждую из них? 

- Да. Некоторые по нескольку раз. Хоть и говорят, что нельзя тратить время на перечитывание, но я считаю, что только так можно понять, что до нас хотел донести автор. Книга, словно девушка, которую повстречал – чем больше ты посвящаешь ей времени, тем больше интересного и полезного она тебе дарит. – Платон сразу же вспомнил про свою девушку, знакомство с которой многое поменяло в его жизни, заставив остепениться и задуматься о детях. Этой девушкой была его жена.

- А как тебе это произведение? Конечно, оно дошло до тебя не в своём первозданном виде… - Спросила Жница, достав фолиант с чёрной обложкой, пожелтевшие страницы которого покинули типографию почти столетие назад. Платон принял книгу, проведя кончиками пальцев по обложке, где давно облупились тиснёные золотом буквы «;;;;;;;; ;;;;;;;;;».

- Мне всегда нравилась эта «Защитительная речь». Я перечитывал её, начиная с университета. – Платон открыл книгу, перелистывая страницы, видя свои пометки на полях и мысли, посетившие его в тот момент. Он открыл последнюю страницу и глазами наткнулся на подчёркнутый текс в самом конце. Он сам, словно предвидел, что слова Сократа, во время суда над ним, будут для него судьбоносны. Улыбнувшись, он прочитал последние слова, записанные учеником великого философа, тёзкой Платона. – «Но и вам, о мужи судьи, не следует ожидать ничего дурного от смерти, и уж если что принимать за верное, а так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни при смерти и что боги не перестают заботиться о его делах». -   Мне всегда нравилась философия Сократа, его отношения к жизни и верность своим идеалам. Но неужели только ради них он, доказал свою правоту и, казалось бы, защитив себя от смертной казни, обличив обвинителей, добровольно ушёл из жизни?

- Всё верно. У этого человека был стержень, который не было дано сломить горстке завистников. Перед своей смертью он попросил принести в жертву Асклепию петуха. Этот ритуал совершали перед выздоровлением, которым Сократ называл смерть, видя в ней освобождение. – Согласилась Жница, но потом обескуражила Платона. - Но он ушел, потому что закончился его Реквием.

- А тебя не обидело, что он сам ушёл из жизни? Забрал твой триумф и оскорбил тебя…
 
- Нет. Мы договорились заранее. Он выпил чашу с цикутой в момент завершения Реквиема.

- Ясно… - Отозвался Платон, осознавая, что на самом деле ничего не понимает и до сих пор ужасается, что так спокойно ведёт беседу с той, кто был свидетелем гибели всей известной половины человечества. – Жница, я не буду пить яд и поэтому хочу знать, будет ли мне больно? Когда я уйду…

- Нет, не будет Платон. Не бойся. В этот момент ты перестанешь быть хрупким человеком, который чувствует боль и радость, перейдя в иную форму бытия. Но не спрашивай об этом. Живым нельзя знать, что дальше… Тем более таким, которые могут рассказать это через книгу… - Сказала Смерть, чуть заметно улыбнувшись.
Платон кивнул, на секунду подумав, что если бы побольше узнал у своей собеседницы о писателях и философах прошлого, то мог бы написать то, что было известно лишь современникам того времени. Но ему не хотелось обманывать и он твёрдо решил, что не станет тратить драгоценные часы Реквиема на то, что и так разлучало его с близкими.

Выпив крепкий кофе и услышав ироничное замечание Жницы, что кофеин в высоких дозах способен нарушить работу сердца и привести к смерти, Платон усмехнулся, оценив аллегорию про чашу Сократа и пошёл собираться, чтобы забрать внучку с занятий.

***

Невозможно описать радость ребёнка, то истинное счастье в глазах, неподдельный восторг и восхищение. Вика устало шла по вестибюлю, ожидая встретить маму, но когда она увидела дедушку, который держал в руках  большого зайца, она бегом преодолела разделяющее их расстояние.

- Деда! Ты приехал! Мама сказала, что ты приболел. Я так рада тебя видеть! Спасибо за зайку! – Девочка обхватила плюшевый подарок и прижалась к Платону. – Поедем домой?

- Нет, Вика, мы пойдём в парк. Хочешь?

- Конечно! Я давно просила маму, а она занята. Здорово!!! – Счастье на глазах ребёнка доставляло Платону радость, которую он так давно не испытывал.
Выходя из здания, около входа он увидел Жницу. Она молча наблюдала за детьми и поглядывала на Платона, показав ему на часы, когда он прошёл мимо.

- Ещё есть время…

- Деда, это ты мне? – Спросила Вика, усаживаясь на сидение машины.

- Нет, родная. Мыслю вслух. – Ответил он, вспоминая, что Смерть предупредила его о том, что никто кроме него не сможет её увидеть. Лишь совсем маленькие дети, которые ещё не говорят и люди, которые были в клинической смерти, но очнулись… - Оберегает меня. Во время Реквиема я защищён от любого несчастного случая. Но и не выпускает из видимости. Как будто я смогу сбежать… 
Девочка всю дорогу рассказывала о том, как здорово у неё получается играть на фортепиано и что учительница очень её хвалит.

- Лариса Викторовна говорит, что у меня большое будущее! – Сказала она, довольная тем, что точно повторила интонацию.

- Умница. Я обязательно буду ходить на твои концерты. – Улыбаясь, ответил Платон, с горечью понимая, что никогда не сможет побывать на них. Он слишком часто не занимался с дочерью, а теперь словно в наказание не увидит взросление внучки.
 
- Деда, а вы с бабушкой скоро помиритесь? – Серьезно спросила девочка.

- Да, родная. Мне очень стыдно и я хочу извиниться перед ней. Запомни, если ты обидела человека, то как можно быстрее попроси прощение. Лучше пожертвовать гордостью, чем близким.

- Понятно. – Девочка утвердительно кивнула и, задумавшись, сказала. – Деда, извини меня, если я тебя вдруг обидела.

- Тебя не за что прощать, ангелочек. – Ответил ей Платон, сожалея тому, что сам так редко следовал своему совету.

Пока они ехали в парк, Платон узнал, что бабушка тоже грустная и соскучилась. А ещё, оказалось, что у неё сломался телефон, и его унесли в сервис. Это объяснило, почему она не ответила с утра. Платон улыбнулся, узнав, что есть надежда и он собирается ею воспользоваться.

***

Платон давно не слышал столько детского смеха. Перед ним пролетал калейдоскоп улыбок, где он всегда примечал самую обаятельную – своей внучки. Она каталась на карусели уже третий раз и была во всех смыслах на седьмом небе от счастья, учитывая высоту аттракциона. Сам он ни за что бы не рискнул сесть на такой, несмотря, на что был защищён от гибели самой Смертью…

Они съели по сахарной вате и уже собирались пойти в тир, когда Вика замахала рукой.

- Смотри, это мама! А с ней бабушка!

- Точно. Какие же зоркие у тебя глазки. – Ответил Платон, обернувшись. Его немного обескуражило внезапное появление жены, но он собрался с мыслями и, взяв внучку за руку, зашагал навстречу. Намного лучше будет обсудить всё с глазу на глаз, чем говорить по телефону, довольствуясь лишь голосом собеседника.

- Мама! Бабушка! – Девочка вырвалась и побежала к ним.

Обняв бабушку и поцеловав маму, она начала рассказывать, как хорошо она провела время с дедом, делясь своими впечатлениями.

- Привет Марина, здравствуй Вера. – Поздоровался Платон, пытаясь угадать настроение жены. Она была совсем не удивлена этой встречей. По плохо скрываемой улыбке Марины он понял, чьих рук это дело. В доказательство его теории она забрала дочь и пошла с ней в тир, оставив супругов наедине. Они оба молчали, никто не хотел начинать этот сложный разговор.

- Вера… - Платон осёкся, передумав говорить о том, что он хочет помириться, пока живой, ведь никто не знает, что будет завтра. В такие моменты он был простым человеком, который не может подобрать слова и описать свои эмоции, как будто и не было всех этих книг и признания.

- Да, Платон? – Нарочно безучастно спросила она, видя, что гордость мужа сменилась раскаянием.

- Я хотел тебе так много сказать, но, главное, чтобы ты знала, как я тебя люблю и уважаю. Я ценю твою поддержку, то, как ты верила в меня, не отворачивалась. И мне очень стыдно за моё поведение. – Платон по-настоящему раскаивался за тот скандал, когда он много выпил и сказал то, за что сам себя бы никогда не простил. Он упрекнул её в том, чтобы она не лезла к нему со своими советами, потому что ей уготовано быть в тени его известности  и лишь обслуживать гения. Кроме матери у Платона не было более близкого человека, чем его жена. Как же это глупо и недостойно, говорить такие гадости… Не говорить, а врать. Врать такое, про ту, что бок о бок с тобой взошла к вершинам славы. Она была тенью, а не в тени - повторяла его движения, была рядом, когда нужно, верила в мужа. Самые известные творцы и воители не достигли бы и половины, не будь они окружены заботой любимой. А из-за этой глупой и утопической книги он чуть было не лишился самой главной опоры.

- А кто даст мне гарантию, что если я вернусь, всё не повториться? Ты и раньше сходил с ума, когда переживал, что у тебя пропало вдохновение, а теперь, с возрастом, стал вести себя совершенно непредсказуемо. А те слова… Я чувствовала себя оплёванной, словно ты не помнишь хорошего, отмечая лишь недочёты. Нужна ли мне такая жизнь? Жизнь в тени?

- Ты не тень! Ты моё солнце, которое освещает путь и греет меня…

- А как же твоя известность? Может тебе согреться в лучах своей славы?

- Это всё относительно. Я понял, что намного важнее признание в своей семье. Никакая известность этого не стоит.

- А как же твоя книга? – Было видно, что Вера сомневается, но хочет верить в то, что муж изменился, сделав переоценку ценностей.
 
- Я бросил её писать, осознав, что она стала для меня идефиксом, который отдаляет меня от вас.

- Ты любишь меня? – Тихо спросила она.

- Да. Конечно! И ни на секунду не прекращал, после того, как тридцать лет назад сказал это тебе впервые. – Улыбнулся Платон, обнимая жену. – Прости, что заставил в этом сомневаться.

- Ты дурак. Умный, интеллигентный, начитанный дурак! Горе от ума. Меня предупреждали, что жизнь с тобой будет сложной… Ты говорил, что эта книга кульминация твоего творчества… Предыдущие тоже были важны. Каждая из них. Сколько я раз я просыпалась одна? Ты словно изменял мне, ещё приговаривая, что литература твоя любовница… Это ужасно бесило. Просто, пойми меня, дорогой, я хочу, чтобы кульминацией твоей жизни, было событие общее для нас. Давай, поживём простой жизнью. Съездим куда-нибудь, займёмся чем-нибудь, вспомним былое…

- Мы обязательно наверстаем упущенное. Прости, что всегда был занят, описывая чьи-то идеальные жизни, забросив свою собственную. Теперь всё будет хорошо. – Платон прижал жену к себе, чтобы она не увидела его слёз. Он понимал, что снова соврал ей, обещая поехать в путешествие и быть рядом… Завтра он умрёт, оставив её одну… Но он хотя бы успел помириться, не оставив её с этим грузом.
Он на секунду вспомнил, как Смерть вскользь упомянула о возможности умереть влюблённым в один день. Ведь они давали клятву, в которой обещали любить друг друга в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока их не разлучит смерть. Реквием дарует его обладателю возможность уйти вместе со своим избранником. Но Платон не согласится на это, потому что цена предложенного слишком высока. Узнав о Реквиеме и увидев Смерть, супруга не сможет отказаться, а Платон хочет, чтобы она успела пожить за себя и за него. Она столько всего не успела из-за заботы о нём, пусть хотя бы сейчас будет жить для себя… А если загробная жизнь есть, то их души обязательно встретятся… 

Они ещё многое обсудили и вспомнили, а потом, поехали в ресторан, решив на несколько месяцев раньше отметить годовщину свадьбы. Всё было замечательно и совсем, как раньше, если бы не лицо матери, которое Платон видел за спиной у жены.



Глава 5. Последние песчинки

Они чудесно провели время. Платон всё меньше обращал внимания на Жницу и наслаждался беседой с женой. Иногда он вспоминал о своей участи и прятал грусть за непринуждённой улыбкой, не желая омрачать их вечер. Потом Платон вызвал жене такси. Ему было не страшно сесть за руль после пары бокалов вина, ведь его ждала неминуемая встреча со Смертью. А вот его жене, возможно, были уготованы долгие лета жизни. Пару раз во время разговора он намекал, что если его не станет, она может жить, как захочет и не нужно поступать как его мама. Каждый раз, услышав подобное, Вера хмурилась и говорила, что они ещё молоды, и она не хочет думать об этом. Платон улыбнувшись, согласился, но понимал, как ей будет страшно и одиноко. Если он чувствовал нечто подобное, просто поссорившись, то каково будет ей? Когда вернуть нельзя, а забыть невозможно…

Проводив жену до подъезда и поцеловав, он побрёл обратно к машине. Ему не хотелось оставаться одному, и он сел в такси, назвав адрес своего дома. Он почти не вздрогнул, когда вместо ушедшей спутницы жизни, рядом на сидении материализовалась Смерть.

- Молодец Платон. Ты используешь мой подарок правильно.

- Я должен был сделать это намного раньше. Мне стыдно, что к действиям меня подтолкнула неминуемость…

- Простите, что?! – Спросил таксист, обернувшись к пассажиру. – Я не расслышал.

- Нет, ничего. – Ответил Платон, вспоминая, что никто кроме него не видит Жницу. – Просто мысли вслух…

Платон посмотрел на часы и понял, что скоро отведённое ему время закончится.

- Всё ли я успел в жизни? – Тихо спросил он себя. Да, у него есть наследие и наследники, а это неоспоримое достижение и доказательства того, что он был. А сколько людей ушли в небытие, не заведя семьи и не оставив никаких документов о себе? Канули в лету, и никто о них не вспомнит.… По крайней мере, про него будут помнить родные и, возможно, читатели…

Расплатившись с таксистом, дав ему очень щедрые чаевые, Платон зашёл в подъезд, медленно поднимаясь по лестнице. Ноги, хоть и устали за день, были готовы унести его прочь и бежать всю ночь, но он решил, что не станет вести себя как бесчестный трус. Закрыв за собой дверь и обернувшись, он сразу увидел призрачный шлейф, ведущий в его кабинет. Пройдя туда, он увидел, что его гостья находится на том же месте, где она предстала ему в первый раз.

- Ну, вот время и пришло… - Сказал он.

- Смотря, что ты имеешь в виду. – Ответила она.

- Ты же понимаешь, о чём я говорю. Ты сказала, что это будет не больно…

- Ты всё узнаешь сам, не торопи события. Или, ты желаешь умереть раньше окончания Реквиема?!

- Я не понимаю… - Платон посмотрел на часы и, удостоверившись, что двое суток с момента её первого визита, уже истекли, сказал. – Два дня прошло…

- А кто сказал, что у тебя будет два дня? – Спросила Смерть, улыбаясь. – Ты спас троих. Девушка была беременна. За каждую жизнь я даю один день. У тебя ещё сутки.
Платон опустился на пол. Теперь он понял, почему тот парень на перекрёстке был так обескуражен. Он знал, что его подруга в положении и на секунду представил, что она могла погибнуть, а с ней и его дитя.

- Отдохни немного. Ты много сделал за сегодня. Завтра у тебя будет ещё целый день.

– Прошептал голос Смерти, который стал чуть менее холодным и бесчувственным.

Платон молча сидел на полу, думая о том, что что-то  подобное чувствуют спасённые самоубийцы – когда ты был готов умереть, но тебе не дали. Странное ощущение обиды и просыпающийся инстинкт самосохранения вступают в кратковременную стычку. Платон снял свои часы, не желая больше отмерять ими оставшееся время. Положив их на стол, он увидел свою рукопись. На секунду его заполнило желание сесть за неё, дополнив всем тем, что открыла ему Смерть.

- У тебя есть время, Платон. – Услышал он ставший знакомым голос. Источник, как обычно не совпадал с расположением Жницы и Платону иногда казалось, что Смерть говорит с ним телепатически. В этот раз, она стояла около шкафа с книгами, держа в руке один из атрибутов, которые Платон считал обязательным для неё, наравне с чёрной косой. – Ты можешь успеть, жена поймёт твой почерк и расшифрует слова для редакции. Разрешаю написать то, что ты узнал от меня. Я ведь знаю, сколько времени и сил ты вложил в это. Эта книга почти как твоя младшая дочь… Вот сколько песчинок у тебя осталось.

Она поставила песочные часы, которые держала в руке, на стол. Платон увидел, что две трети песка уже в нижнем сосуде, а оставшийся в верхнем постоянно убывает.

- Ты же говорила о том,  что семья важнее этого?

- Да. Два дня назад ты думал лишь о книге и славе, жалея, что не успеешь увидеть признание критиков и хвалебные отзывы, позабыв о близких. А сейчас, ты уделил им свой «последний день»… - Ответила Смерть, подчёркивая важность его ошибки. – К тому же, ты писал, о свойственном людям непостоянстве в суждениях. Возможно, я слишком давно работаю с людьми и начала перенимать ваше поведение. Ты изменился Платон. Мне нравится, когда вы меняетесь в лучшую сторону, пусть для этого и приходится напомнить вам о смерти.

Старый писатель улыбнулся, отмечая, что Смерть способна на комплименты и сел за стол. Проведя руками по беспорядочно разложенным бумагам, он взял лист и начал писать. Мысли бежали сквозь него, словно электрический ток по проводам. Он с трудом поспевал их записывать, постоянно сокращая слова, надеясь, что его стенография будет ясна остальным.

- Ответь мне только на один вопрос Жница. Зачем люди творят? Дело ведь не только в желании обессмертить своё имя, в надежде, что его не забудут…

- Ты прав Платон. Человек всегда был склонен к созиданию. Если стремление разрушать есть лишь у горстки людей, то желание создавать присуще всем людям. Это частица Бога, который дал её человеку. Вы как любые дети, уподобляетесь родителю, пытаясь создать что-то своё, как он когда-то всё сущее. Писатели особенные и в своём ремесле достигли небывалых высот – создавая целые миры, населённые людьми прошлого и будущего, вы уподобились Богу. В этом нет богохульства, но чем совершеннее придуманные вселенные, тем больший груз ложиться на плечи такого творца. Но вы не виноваты в этом. Это дар, хоть ты и называешь его проклятьем, когда проводишь ночи, ожидая вдохновения. Вспомни, своё состояние, когда оно, наконец, посещало тебя. Слова словно сами лились в твою голову, и ты боялся спугнуть это великолепное чувство. В такие моменты тебе казалось, что твоими руками руководит кто-то другой, непостижимо умный и всезнающий, ведь он выводит твоей рукой то, о чём ты ещё секунду назад не задумывался.

- Мы всего лишь повинуемся инстинкту?

- Конечно, нет. Но мне нечем опровергнуть твою догадку. Это сложно - объяснить даже умному человеку то, что вне его понимания. Просто поверь, что некоторые вещи незыблемы. Люди многому научились, познали природу и себя, изобрели искусство и науку, найдя способ продлить свою жизнь. Но всё равно вы обязаны подчиняться правилам. Цикл – первое и самое важное из них. Вы умираете, чтобы дать жизнь другим. Вы живёте, потому живые отдали свои души за вас… - Слова Смерти напомнили Платону об отце и деде, которые погибли, выполняя свой долг. - Остальные догмы бытия ты узнаешь после…

- После… – Повторил Платон, а потом задал ещё один вопрос, которым он задавал себе всю жизнь и ответ на него мог стать важнейшим пунктом его последней книги. – Жница, что такое жизнь и смерть? Где их граница, если цикл постоянно продолжается…
- Я могу лишь повторить чужие слова. – Ответила Жница, не желая раскрывать эту тайну. - Смерть – это стрела, пущенная в тебя, а жизнь – то мгновение, за которое она до тебя долетит.

- Ей осталось лететь совсем немного. – Грустно отозвался Платон и, сверившись с часами, сказал. – Иронично, что Реквием закончится в воскресенье. Вот только я не воскресну, а умру.

- Ты уже воскрес. За столь малое время ты нашёл в себе силы справится со своим эгоизмом и измениться. Это лучше, чем жить лишь для себя… - Отозвалась Жница и спросила. - Или ты засомневался в правильности своих поступков?

- Нет, просто перед самым краем пропасти, дна которой я не вижу, меня пугает неизвестность. И безысходность. Мои родные любят меня, но их не будет рядом, когда я умру. Я всё равно уйду в неизвестность в одиночестве.

- Я буду с тобой. По-твоему, зачем я существую? – Спросила Смерть, подойдя ближе.

– Моё предназначение в том, быть вашим проводником по ту сторону жизни. А теперь, перестань тратить время на подобные размышления. Секреты откроются тебе, когда настанет время.

- Спасибо Жница. Я рад, что мы встретились… - Искренне сказал Платон, не смотря на то, что Смерть обязана забрать его меньше чем через сутки. – Ты не возражаешь, если я процитирую некоторые твои фразы в своей книге?

- Я не против. – Отозвалась Смерть, облик которой медленно таял в тени, куда не попадал свет лампы. – Вдруг, это были твои собственные мысли, о которых ты ещё секунду назад не задумывался.

Силуэт слился с темнотой, оставив Платона в одиночестве с собой и размышлениями о том, что же Смерть имела в виду. Он несколько раз возвращался к этим раздумьям, пока не понял, что скоро наступит рассвет. Последний рассвет в его жизни, который будет его закатом, как человека и писателя. Поэтому он отложил записи, в которых сказал почти всё, что хотел и раздвинул шторы, наслаждаясь предрассветной мглой. Когда первые лучики света коснулись его лица, он спал крепким сном, видя в нём себя и свою семью, в которой никто не умер и все были счастливы.


***

Несмотря на яркие лучи света, Платона разбудил телефонный звонок. Настойчивая мелодия заставила его открыть глаза и подняться, в поисках сотового. На экране высветился незнакомый номер. Обычно Платон не отвечал на них, контактируя лишь с партнёрами и друзьями. Любопытство заставило его изменить правилам, и он ответил.
- Здравствуйте, Платон Иванович, вас беспокоит издательство «Белая Библиотека». Нам стало известно, что вы остались без издателя и поэтому, хотели бы предложить вам договор на обоюдно выгодных условиях.

В голосе у молодого человека, который представлял своё издательство, угадывалось волнение. Возможно, он недавно начал работать. Платон слышал про этот издательский дом. Кажется, у него было даже несколько книг, выпущенных ими.
- Молодой человек, подождите. – Платон остановил его тираду, в которой тот гарантировал, что их контора заинтересована в честном бизнесе и готова пойти на компромиссы, лишь бы заполучить такого маститого писателя. – Я знаю про ваше издательство. У вас сейчас нелёгкий период. И вам очень нужен известный бренд, который сохранит издательский дом на плаву. Я ведь могу выбирать из десятка вариантов, и в каждом мне будут сулить золотые горы. Поэтому, предложите такое, от чего я не смогу отказаться.

- Мы никогда не обманываем, Платон Иванович. Возможно, поэтому наше издательство до сих пор не стало транснациональным. – Не растерявшись, ответил его собеседник, который был осведомлён о причина ухода Платона от предыдущего издателя. – Никаких дополнительный тиражей без вашего согласия и белая бумага высшего качества, как вы любите. Утверждение оформления за вами, нам известно, что вы любите аскетичные обложки и дизайн, чтобы не отвлекать читателя от главного. Соглашайтесь, все от этого выиграют.

- Ты мне нравишься, как тебя зовут? – Спросил Платон, восхищённый наглостью представителя «Белой Библиотеки».

- Михаил, Платон Иванович. Даже, если вы откажетесь, пользуясь случаем хочу сказать, что прочитал абсолютно все ваши книги и, конечно, жду новую. Поэтому в лучших условиях для её издательства я заинтересован в первую очередь.

- Михаил, давай поступим так. Я дам ваши контакты своему юристу и если он не найдёт никаких подводных камней, то я буду сотрудничать с вашим издательством. – Платон, кажется, услышал, что собеседник начал прыгать от радости.

- Спасибо вам большое! Вы не представляете, что для нас это значит. – Молодой человек, на самом деле не скрывал счастья. Наверное, он и правда, недавно начал работать, а тут сразу такой успех. Почему бы и не обрадовать его и целый штат работников. Может быть, стоит дать добро на переиздание некоторых книг, чтобы у издательства была работа, когда Платона не станет…

- Всего доброго Михаил, удачи вам в жизни! С вами свяжутся. – Попрощался Платон, выслушав ещё немного похвалы в свой адрес. Спасибо этому парню, за то, что подарил хорошее настроение с самого утра.

Не выпуская телефон из рук, он набрал номер дочери и договорился, что придёт в гости. Но перед тем как начать собираться, он написал ещё одну важную вещь, для которой вдохновение сделало исключение и пришло к нему сейчас. Закончив с письмом жене, он привёл себя в порядок, побрился и опрятно оделся, чтобы его запомнили таким. Идя обедать с семьей, он старался не думать о том, что Реквием заканчивается, видя, как мало песчинок осталось в часах Смерти.


Глава 6. Неизбежность
 
На улице было очень хорошо, и Платон специально шёл медленно, наслаждаясь прекрасной погодой. Переходя тот самый перекрёсток, он невольно вспомнил те судьбоносные события, когда он спас молодую пару, а точнее троицу людей. Как много в его жизни поменялось, и как давно он должен был изменить всё это сам, не ожидая, когда его надоумит сама Смерть. Интересно, а если бы он не спас этих людей, то умер бы в тот же день, не претендуя на Реквием? Покрутив головой Платон не нашёл глазами Смерть и поэтому вопрос остался без ответа. Платон заметил, что когда он начал хоть немного высыпаться и меньше нервничать, она стала приходить к нему реже. Наверное, она не хочет своим присутствием быть постоянным напоминанием ему об ожидающей его неминуемости. Платон никогда бы не подумал, что такая сущность как Смерть может обладать  тактичностью. Последний раз он разговаривал с ней перед тем, как выйти из своей квартиры, которая должна была стать его местом упокоения, когда он вернётся. Иначе, не смотря на тактичность, она убьёт его прямо на глазах всей семьи, а этого Платон совсем не хотел. В том последнем разговоре инициатором была Жница, спросив, почему реакция Платона на её первое появление была настолько противоречивой. Он задумался, пытаясь вспомнить столь недавнее событие, но уже успевшее потерять яркость ощущения и ответил.
 
- На секунду я представил, что мне выпал шанс попросить у матери прощения и поговорить о чём не успел. Но ты сразу отняла эту надежду, дав другую, которая помогла мне исправить много ошибок…

Платон шёл и думал, почему же она выбрала именно этот облик. Она могла прийти к нему под личиной кого угодно. Но никто другой бы не подействовал бы так на него. Отца он помнил плохо, а умершие друзья не были в таком авторитете, как мама.
Он уже подошёл к дому дочери, а тягостные мысли не покидали его. Он постарался отвлечься, чтобы родственники ничего не заподозрили, но это было сложно, учитывая, что ему нужно было распрощаться с каждым из них и дать напутствия, которых он не получил от мамы… Зачем же Смерть поступила так жестоко выбрав её и своим видом постоянно напоминая ему о ней.

Платона уже ждали, не садясь за стол без него. Удивившись, как давно он не был у дочери, замечая перестановку и небольшой ремонт, он пошёл мыть руки. Умывшись холодной водой, он посмотрел на своё отражение. На секунду показалось, что сзади мелькнул знакомый силуэт, но это была лишь игра воображения, которую раззадоривал его страх. Он собрался с мыслями и вышел к родным, стараясь думать лишь о том, как много хорошего ожидает их впереди.

- Папа, а ты знаешь, что в следующем месяце приедет Виталий. Вика и я жутко по нему соскучились. – Мечтательно сказала Марина про своего мужа, командировки которого часто были в других городах. Платону нравился этот молодой человек – деловой и знающий, что он хочет от жизни и, поэтому, много работающий. Но, не смотря на занятость, он всегда находил время позвонить своим девочкам, будучи на другом конце страны, в отличие от Платона, который жил в десяти минутах ходьбы и сутками не выходил из дома. – А пока его нет, мне даже жаль, что мама собирается переехать обратно к тебе. Она уже собрала вещи…

Для Платона эта новость стала пугающе неожиданной. Конечно, они помирились, и многое хотели успеть сделать, но переезд в ближайшее время он не одобрял… Найти мёртвого мужа утром или увидеть, как его забирает смерть в облике твоей покойной свекрови это не то, чего Платон желал своей жене.

- Верочка, мне нужно там прибраться. Без женской руки наша квартира стала похожей на фамильный особняк, в котором лишь одна комната жилая, в то время как в остальных пыль и беспорядок.

- Я устрою генеральную уборку, а ты мне поможешь. – Ответила жена и, предвидя реакцию мужа, сказала. – И не смей уезжать на какую-нибудь книжную выставку, как обычно. Ты обещал, что мы многое будем делать вместе, а уборка и уход за растениями, входят в этот список.

Платону ничего не оставалось сделать, как соврать, что будет помогать ей с уборкой.

- Здорово! А то я как-то на секунду заезжала к тебе на прошлой недели, и там действительно было, как в склепе – пыльно и темно даже днём. – Подтвердила Марина, радуясь, что родители снова разговаривают. Для неё их ссора тоже была тяжёлым бременем, в котором ей приходилось быть нейтральной стороной и сглаживать настроение обоих.

- Ну, вы же знаете, что мне это нужно, для настроя на работу…
- Кстати, как там твоя книга? – Спросила жена, впервые поинтересовавшись его готовящимся творением.

- Она готова. Конечно, нужна редактура и правка, но если что, её смогут закончить без меня.

- Что значит без тебя?! – Моментально отреагировала Вера.

- Вдруг я буду слишком занят выращиванием катарантусов и ахименесов, не находя времени на работу? – Ответил Платон, с облегчением заметив, что жену обрадовала то, что он запомнил названия растений, про которые она говорила.

- Пап, как ты на это согласился? - Спросила Марина, расставляя всем тарелки.

- Мы меняемся ради тех, кого любим. – Коротко ответил он, положив свою руку поверх Вериной. – Любимая, я бы хотел кое-что тебе подарить. Жаль, что я не писал такие письма прежде.

Платон достал конверт и протянул удивлённой жене.

- Там сто и одна причина, по которой я тебя люблю. На самом деле их намного больше, но всего не упомнишь… Ведь мы очень давно вместе.

Веру это так растрогало, что она не сдержало слёз. Она взяла конверт и отложив его в сторону, прижалась к Платону.

- Я люблю тебя. Прости, что не поддержала, когда тебе было сложно. Ещё и её не стало… - Напомнила она про маму, а потом добавила. – Я, конечно же, не буду заставлять тебя посвящать всё время мне. Ты ведь гений и никто не имеет права ограничивать тебя… Потомки не простят мне мой эгоизм.

Платон и до этого с трудом притворялся спокойным. На самом деле его постоянно преследовала мысль, что это глупый фарс и лучше по-настоящему распрощаться с семьей, пока он может. А сейчас он поступал очень нехорошо – давал надежду, зная, что не исполнит ничего из обещанного.

- Мне плохо… Я лучше пойду домой… Зря я пришёл. Нужно отдохнуть. Меня ждёт дальняя дорога.

- Что? О чём ты?! – Вера не понимала, о чём Платон говорит, и попросила дочь вызвать скорую помощь.

- Мне никто не поможет! Я знаю, что скоро умру…

- Откуда, дорогой? Врачи тебе помогут!

- Нет. Она говорила, что они лишь продлевают агонию и не должны мешать ей!

- Кому? – Спросила Марина, усаживая отца на диван.

- Смерти! Я вижу её. Сейчас её здесь нет, она дала мне возможность попрощаться с вами. Это особенный дар – Реквием. Несколько дней, чтобы закончить свои дела. А сегодня она заберёт меня.

- Платон, ты бредишь! Приляг. Ты часто не высыпался и погружён в работу. Тебе это привиделось…

- Нет! Она пришла в виде мамы! Специально, чтобы я разобрался в себе и помирился с тобой, чтобы оставил правильное наследие. Я вас всех люблю, простите пожалуйста за всё…

- Папа, выпей воды. – Марина дрожащими руками протянула ему стакан.

У Платона пересохло в горле от внезапного признания, и он с жадностью осушил его, почувствовав странный привкус.

- Марина. Прости, что не был рядом, когда ты закончила школу и университет. Для меня твои успехи очень много значат. Я бы очень хотел видеть, как вырастет твоя дочь… Хотел бы видеть внука. Знаю, что Виталик хочет сына, он сам мне говорил. Я оставлю вам очень многое, вы ни в чём не будете нуждаться, ему не придётся ездить в другие города и вы сможете заняться семьей, это важнее… Людская слава проходит, но семья с тобой до самого конца! Скажи Вике, что я очень люблю её. И тебя! – Платон почувствовал, как веки тяжелеют, и его клонит в сон. – Что со мной?

- Ты добавила в воду моё снотворное? – Спросила Вера дочку.

- Да. Я вызвала врачей, но они посоветовали дать успокоительное. – Ответила Марина. – Я начала подмечать странности, после того, как Вика рассказала, что он разговаривал с кем-то, когда вокруг никого не было… Мама, мне страшно. Вдруг он сошёл с ума?

- Не волнуйся. Ему помогут. Хорошо, что он был не один… Как я могла уйти от него, когда была так нужна…

Вера что-то говорила, но Платон уже не слышал, провалившись в глубокий сон. Последней его мыслью была надежда на то, что Смерть причинит вреда его любимым, за то что он раскрыл её секрет…

***

Марина припарковала машину и пошла к входу  клиники. Она удивлялась, как быстро идёт время и что столько всего поменялось. За эти месяцы они многое пережили. Держались вместе и терпеливо ждали, когда можно будет навестить Платона. Из командировки вернулся Виталий, который переживал за тестя и всячески успокаивал свою тёщу, убеждая его, что психические заболевания сейчас хорошо лечатся, тем более что мозг у Платона не такой как у людей его возраста и не ослаблен бездельем. Вера плакала и говорила, что именно это довело его до шизофрении, которую диагностировали врачи, когда им привезли пациента и он пришёл в себя. Он пытался убежать из кабинета и говорил, что беседовал со Смертью о том, как устроена жизнь и смерть. Его аргументы не поддавались критике, что указывало на явный бред и наличие навязчивых мыслей, не дающих ему покоя. Семье очень повезло, что Виталий был знаком с известным психиатром, который согласился конфиденциально лечить его, являясь почитателем творчества Платона. Именно к нему на встречу приехала Марина, чтобы отблагодарить. Муж уже навещал доктора и забрал тестя домой. Но Марине хотелось самой побеседовать с человеком, который вошёл в их положение и помог, ничего не потребовав взамен. Они договорились встретиться во дворе клиники, чтобы не сильно отрывать врача от работы. Специалист его уровня никогда не сидел без дела.

Она издали узнала его. Всё, как рассказывал муж – высокий и серьезный мужчина, глаза которого таили в себе много знаний и пережитой боли, внимательно посмотрел на неё, когда она приблизилась.

- Здравствуйте! Я не знаю, как вас благодарить. Вы вернули нам отца. Вы сделали…
- … свою работу. Марина Платоновна, всё в порядке. Я рад, что помог вам. Давно не виделся с Виталием, скажите, что всегда буду рад его визиту. Но, лучше чтобы это не было связано с моей профессиональной деятельностью.

- Хорошо. Ещё раз спасибо вам. Что лично я могу сделать для вас?

- Просто будьте со своим отцом и заботьтесь о нём… Пока есть такая возможность. – Ответил он, грустно посмотрев вдаль.

- Обязательно. Мы в неоплатном долгу перед вами. До свидания Максим Фёдорович.

Эпилог

После лечения Платон изменился. Он каждую неделю посещал могилу своей матери, подолгу смотря на холодный гранит её памятника, шёпотом говоря с ней о том, что не успел обсудить. Он всегда оставлял десять белых хризантем, и каждый раз приносил новые, до того, как прежние начинали увядать..  Ещё больше времени он посвятил жене. Платон разделял каждый её порыв, желая узнать человека, о котором ему так много было известно по-новому. Он словно вновь влюбился в свою супругу и старался угодить ей во всём. Платон вернулся к работе над книгой, но теперь, как и раньше, посвящал этому свободное от семьи время, которое начиналось после заката. Ночь щедро дарила ему вдохновение и позволяла не упустить ни одной мысли, окутывая его тишиной и сумраком. Но утром, не смотря на усталость, он просыпался от поставленного будильника, что бы бодрствовать в те же часы, как Вера. Он несколько раз приезжал на профилактические беседы к доктору Эрлиху, радуя его и родственников полной ремиссией заболевания. Наступила идиллия, которую никому не хотелось прерывать. Платон и Вера вспомнили о годовщине своей свадьбы, которую уже отпраздновали наедине. Вера уговорила мужа повторить торжество, но уже в окружении друзей. Все поздравляли их с серебряной свадьбой, желая, чтобы в следующий раз супруги пригласили всех на золотую годовщину. Кроме поздравлений, все спрашивали о том, когда же выйдет новый труд одного из виновников торжества. Он загадочно улыбался и говорил, что осталось совсем немного. В тот вечер, говоря тост, Платон удивил многих, сказав в конце своей речи, что посвящает книгу своим любимым женщинам – так он нежно называл маму, жену, дочь и внучку. До этого он никогда не адресовал свои труды какому-то конкретному человеку. Это был, словно его прощальный подарок им… Он умер через три дня после выхода его книги. У его последней работы были самые высокие оценки среди критиков и множество хвалебных рецензий. Даже те, кому не нравились книги Платона Панфилова сошлись на мнении, что это было его лучшее произведение…