Эхъ

   Сорвалась с тренировки…и убежала сюда. Кто ж знает, отчего меня порой так тянет на это кладбище?! Как-то само собой повелось: понурив голову, бродить  мимо незнакомых могил, вспоминая других, тоже ушедших, но  известных моему сердцу.  Выходит каким-то образом, что именно здесь,  сбрасывая с глаз обидный хрусталь, я спрашиваю шёпотом у каждого кленового листочка, как дожить до следующего утра, и, подкармливая последней улыбкой тоску, замёрзшими пальцами трогаю роковые надписи на могилах...
Думаю, вряд ли кто объяснит мне, почему в поисках уединения я хожу на могилу земляка-астронома. Этого и  сама не знаю. Но здесь, у чёрного столба самоучки Семёнова, писались, наверное, одни из самых серьёзных моих стихов. Это с его чёрно-бетонных плит убираю я пустые банки и пачки из-под чипсов,- забочусь по мере возможности. Ведь за могилами моих родных посмотрят, их навестят, да и память о них  вечно жива в моём сердце… Семёнов же всеми забыт. Конечно, я его  никогда не знала. Но (по случайному совпадению обстоятельств и  моего  настроения) именно это место не раз делило со мной вонзающиеся «осокой в душу» минуты. Минуты одиноких, а иногда и попросту мрачных размышлений. Летом  у подножия его могилы лежала  алая роза на коротком стебле. Цветок, робко положенный мной так, чтобы он остался незаметным для глаз любителей приложиться к бутылке  у красивого, всеми забытого, подобия памятника. Сокровенный дар в честь именин моего сердца.
   На этом кладбище люблю я и молча беседовать с деревьями, - единственными живыми, без слёз наблюдавшими за последней стадией прощания с телами покойных. Мысленно кланяюсь  их широким стволам, а не обхватываю их руками, как сделала бы, например, в лесу. Отчего-то во мне только растёт эта тяга к одному из нескольких таких мест у нас в городе. Видно, въелось оно во всё моё существо. И въелось во времена, когда убегала я от всех глаз.  Чтобы побитой, покинутой собакой развыться у какого-нибудь  всё принимающего изваяния…  Здесь образовался мною придуманный приют для души.
   Дорога мне и церковь, что расположена совсем рядом. Это в неё мы ходили после первого нашего бала,  у её стен я ждала тебя после перенесённой тобой боли от повторного ломания  носа. Стояла со злостью на весь мир (за тебя!), с истерически-жалобной дрожью (за тебя!) во всём теле. Дорогие воспоминания, в противовес друг другу привязанные к  разным сторонам сердца.
   Однако на самом кладбище  со мной всё не так. Здесь спокойно, но  не мёртво (хоть воздух и наполнен всегда тем привкусом тлена и воспоминаний, познакомить с каким может  только Осень). И никогда, бродя по этим аллеям, (даже нащупывая руками темноту) я не испытывала ни страха, ни отвращения. Чаще всего, - только горечь. Едкая, кислотная горечь захлёстывает меня каждый раз, когда прохожу мимо гипсового бюста женщины, по чьей-то безжалостной прихоти безобразно загаженного красной дешёвой краской.  Вот так и во мне самой время от времени что-то пачкается и уродуется, жалобно стоит посреди кладбища неживым, неподвижным, некогда красивым произведением кем-то давно и долго разрушаемого искусства.
   При следующей встрече с этим кладбищем сюда приду я с малярной кисточкой и банкой с по-облачному белой эмалью…-ведь  своей душе (как  тому измученному женскому  бюсту) тоже нужно помогать становиться красивей и чище…