Светофор

Лина была женщиной одинокой и вполне обеспеченной. Ежемесячное содержание ей оставил муж Илья, по счастливой случайности умерев в то самое время, когда отчуждение между супругами набирало обороты. Как говорится: «процесс пошел», и остановить его уже не было никакой возможности, да и желания тоже. До битья посуды дело, правда, не доходило, но взаимное охлаждение было настолько очевидным, что совместная жизнь казалась скорее явлением странным, нежели нормальным. Каждый существовал в своей комнате, что делало жизнь под одной крышей совершенно бессмысленной.

И именно тогда Илья не пришел с работы домой. Был поздний вечер, и Лина готовилась ко сну, надев розовую ночную рубашку, и намазывая кремом лицо. Она давно уже не ждала мужа с работы, её дело было приготовить ужин и убрать в квартире. А будет ли этот ужин съеден и расстелена ли постель – это её мало интересовало. Они жили скорее по инерции, как брат с сестрой, особо не влезая в личную жизнь друг друга. Просто жили вместе. Более того, если бы однажды Илья привел домой какую-нибудь хорошенькую женщину и представил её, Лину, своей сестрой, Лина скорее всего ничего не сказала, и даже не подумала. Просто ушла бы с свою комнату читать книгу, смотреть телевизор, листать журнал мод, стоять на балконе (нужное подчеркнуть).

И вот Илья не пришел. Ей позвонили его сослуживцы и говорили о том, что… впрочем, она плохо помнила, что они говорили, как и то, кто именно звонил. Мозг болезненно отреагировал на стрессовую ситуацию, отсекая всё, что могло бы взволновать хозяйку. Поэтому она почти не помнила, а может, не хотела помнить, что было дальше.

Приехали родственники Ильи - брат с женой, ещё какие-то люди, сделали всё необходимое, что полагается в таких случаях. От неё только требовалось смиренно оплакивать почившего супруга, что Лина добровольно и с большим чувством сделала – оплакала прошедшую супружескую жизнь, бесцельное сосуществование, нереализованные мечты и неосуществленные желания. Потом все разъехались, пожимая ей руки, соболезнуя и обещая при необходимости помощь.

В доме стало пусто и очень спокойно. Вначале Лина по привычке готовила и убирала. Потом… нет, убирать она не перестала, хотя и не была чистюлей, но порядок любила. Просто пыли вроде как стало меньше, и всё убранное так и оставалось убранным. А вот с обедами, конечно, стало худо. Много ли нужно одинокой женщине еды? Зашла в магазин, купила то, что попалось на глаза, пришла, съела. Всё! Трудоемкий борщ для себя, для одной, варить бессмысленно. Варить литр борща?

Иногда к ней заходила соседка. Сначала из сострадания – сама была вдовой вот уже 17 лет, потом просто так, поболтать. Лина вежливо выслушивала её, кивала, даже иногда высказывала свое мнение. Приглашала зайти еще, но не привечала. Молчаливость и замкнутость были в её характере. Кроме того, она и вдовой-то себя не считала. Казалось, Илья куда-то просто уехал. Ей было вполне достаточно думать, что он где-то есть.

Каждый день, кроме субботы и воскресенья, Лина ходила на работу. Тоже по инерции. Работа была не пыльная и скучная – сидеть с утра до трех часов дня в кабинете, считать бланки, фамилии, страницы, мух (на выбор). Её даже почти не контролировали. Главное, что отчет в конце месяца она сдавала вовремя и без ошибок. Нельзя сказать, что заработанных денег хватало на жизнь с лихвой, просто она остальную не хватающую для жизни сумму получала от доли мужа в каком-то деле. Ей просто приносил деньги в конверте некий Костя, то ли курьер, то ли сослуживец Ильи.

Но однажды… Всегда бывает это «однажды» - начало нового, неизвестного и пугающего консервативно настроенных личностей. Так вот однажды Лина сидела у себя в кабинете, разбирала какие-то бумаги, а вернее, смотрела в окно. Там, под апрельским солнышком гомонили на подоконнике воробьи. Последние сосульки стекали ручейками на уже высохший асфальт. Было еще прохладно от лежавшего под деревьями снега, но солнце ярко светило в окна, и даже открытая форточка не спасала от жарких лучей. Едва заметно шевелилась занавеска, и тихая умиротворенность разливалась по кабинету. Мысли путались и куда-то улетали, цепляясь за предметы:

Стол – угол с зазубриной…

Дырокол – забит – нужно вытряхнуть…

Цветок на окне – встать – полить – как-нибудь потом…

Небо – какое яркое…

Светофор – горит красный – машина остановилась…

Незаметно глаза перестали воспринимать действительность, взгляд остановился, и подсознание выдало совсем другую картинку, из далекого прошлого.

Под таким же светофором когда-то давно Илья рассыпал из пакета… что же он рассыпал? Кажется, была банка шпрот, пара апельсинов, пакет конфет. Лина стояла рядом и, конечно, нагнулась помочь подбирать продукты. «Какой симпатяга», - подумала она тогда, даже не подумала, а почувствовала симпатию. Так они и познакомились. Тогда, в другой жизни.

Глаза снова обрели способность видеть.

- Светофор, - задумчиво сказала вслух Лина, отгоняя назойливую память, - Ничего не сделаешь, ничего не вернешь, - уговаривала она себя.

Но беспокойство почему-то нарастало. И уже не радовало голубое небо и теплое солнце. Подходило время обеденного перерыва, Лина накинула легкое пальто нежно-сиреневого цвета и вышла на улицу. Здесь ей стало легче, она неторопливо пошла в сторону светофора, хотя на другую сторону улицы ей совсем было не нужно.

Вот и светофор. Она знала, что сейчас услышит.

- Лина – это Элина или Эвелина? – раздался за спиной теплый голос Ильи.

Они улыбнулась и ответила как когда-то:


- Лина – это просто Лина, - и беззаботно пошла вперед.
Раздался ужасающий визг и скрежет. Легкое сиреневое пальто обняло колесо цистерны с надписью «огнеопасно», и едва заметное облачко потянулось в небо, растворяясь в прохладном апрельском воздухе.

Потом они с Ильей долго шли и разговаривали, взявшись за руки. Как когда-то давно.