Медаль

Война  ещё  изчезнуть  не  готова
Те  годы  миллионы  личных  драм,
Поэтому,  давайте  вспомним  снова,
Всех  тех,  кто  подарил  Победу  нам!



Приходько  (Наумова)   Тамара





МЕДАЛЬ.

Ребёнок  усердно  грыз  медаль,  которую  нашёл  среди  многочисленных  игрушек.
Розовые  дёсна  малыша  жевали  металлическую  поверхность,  расчёсывая  прорезывающиеся  зубки.  Обрадованная,  что  сын  успокоился,  Надежда  пошла  было  на  кузню,  но  вернулась,  быстро  забрала  нагрудный  знак, спохватившись, что  дитя   может  повредить  себе  ротик.  Желтовато-медная,  неухоженная  медаль глухо  стукнулась  о  дно  ящика  серванта.  Малыш  тут  же  издал  капризный  рёв.
-«В  чём  дело?»,
Спросил  вошедший  Евгений
  -«Да,  вот  опять  орденами  прадеда  играл!  И  где  только  он  взял  эту  медаль?...Я  награды  Ивана  Фёдоровича  вроде  бы  все  убрала  в  сервант!»,-
Раздражённо  пояснила  жена.  Евгений  поднял  медаль.  Ослюнявленный  жёлтый  блеск  больно  кольнул  сердце.
Внук  солдата  чтил  память  деда  о  войне.  Он  достал  из  книжного  шкафа  самодельный  переплёт  пожелтевших  страниц  воспоминаний  деда  о  самой  кровавой  и  тяжёлой  войне  в  истории  Родины.
-« Награды,  как  иконы ,  святы  для   прадеда  и  всех,  кто  столкнулся  с  войной,  а  ты  ребёнку  в  игрушки  дала!.
Укоризненно  покачал  головой  муж,  листая  рукописную  книгу,-
На,  почитай,  что  писал  прадед  об  этой  медали!»
,Муж  сунул  замешкавшейся  жене  переплёт,  сам  пошёл  успокаивать  сына
Смущённая  жена  открыла  рукопись
« Второй  год  мы  мужественно  переносим  тяготы  войны,  преодолевая    злобное  сопротивление  врага,  гитлеровцы  были  остановлены  на   подступах      к  самому  сердцу  Родины—Москве.  В  цепи  тяжких  битв,  зажать  нас  клещами ,   фашистам  не  удалось.
Суровым  зимним  месяцем  1942  гола,,  выполнив  задание,  мы  возвращались  к  своим  в  перегруженном  бомбардировщике  довоенной  конструкции,  большом  и  тяжёлым,  которые  могли  летать  только  ночью.  Среди  нас  было  четыре  раненых  десантника.  Они  поражали  стойкостью  переносимой  боли,  изредка  поскрипывали  зубами,   заглушая  вырывающийся  стон.
Две  молоденькие  медсестры  с  лицами,  потемневшими  от  многодневного  холода,  сидели  рядом,  одетые  в  полушубки,  перехваченные по  талии  тонким солдатским   ремнём.
Катя,  с  большими  синими,  как  васильки, загадочными глазами,  в  которых,  казалось,  скрывалась  какая-то  тайна,  и,  Соня,  огненно-рыжая,  с  веснушками  на  курносом  носу,  дремала,  прикрыв  глаза  длинными,  белёсыми  ресницами,  вздрагивающими,  как  у  ребёнка.
-«Им  бы  ещё  учиться,  да  с  парнями  гулять,  а  они  под  пули  пошли!»,
-подумал  я  тогда.
Между  девушками  полулежал  коренастый  десантник,  по   мальчишески  порывистый,  с  обветренным  лицом,  в  порезах  поспешного  бритья.  Было  ясно,  тяжелораненый  не  сдаёт  жизненных  позиций,  мужественно  крепится,  возможно  в  госпитале  ему  спасут  жизнь
 Синеглазая  Катя  ответила  на  мой  вопросительный  взгляд:
-«Это  Стёпа,  наш  командир.  Его  несколько  раз  ранило  Вначале  в  ногу,  сам  в  бою  рану  перевязал,  продолжал  стрелять…Потом  его  ранило  вторично,  но  он  руководил  боем!  Задание  выполнили!»
-«Если  долетим  с такой   перегрузкой  самолёта,  спасёмся!,-
  густым  басом  проговорил  другой  раненый.  Пуля,  пройдя  по  касательной,  рассекла  ему  губы.  Наспех  уняв  кровь,  Трофим  стрелял  в  фашистов,  отказавшись  от  медицинской  помощи.
В  полузабытьи тихо лежал    сержант  с  перебинтованной,  широкой  грудью.
-«Ванечка,-  склонилась  к  нему  рыжеволосая,  поглаживая  лёгким  прикосновением  бинты.  Девичий  голос  прозвучал  нежно, мягко,   доверительно,-
Потерпи,  милый  немного,  я  с  тобой!» 
Раненый  богатырь  улыбнулся,  чуть  мигнул  веками,  ответил  немым  движением  руки,  положив  кисть  на  ладонь  медсестры.
Ласкательное  имя  мало  соответствовало   богатырскому  сложению  парня.  Решимость  и  отвага  печатью  легли  на  его  красивое,  открытое  лицо,  где  на  висках  пульсировала  синяя  жилка.
Когда  тяжело  ранило  командира  взвода,  он  взял  командование  на  себя,  умело  развернул  взвод  и  выбил  немцев  с  рубежа.  Контратака  превосходящих  сил  противника  была  отбита.
Четвёртый  десантник,  раненый  в  голову  и  руку,,  прислушиваясь  к  гулу  самолёта,  деловито  заметил:
-«  Тяжело  летит,  облегчение  требуется.  Прилететь  надо  тем,  кто  не  ранен,  что  бы  добить  гадов  под  Москвой.  Бомбардировщик  может  не  дотянуть  за  линию  фронта!»
Бойцы  промолчали,  обдумывая  каждый  своё.
Прихрамывая,  вошёл  бортмеханик.  Оглядел  всех  сожалеющим  взглядом.  не  громко.  Но  твёрдо  произнёс:
«Немецкие  зенитчики  бьют  с  расчётом  на  скоростные  машины,  поэтому  наш  старый Т6-3,  летающий  на  более  низкой  скорости,  до  сих  пор  оставался  невредимым. Однако  зенитный  обстрел  повредил  один  мотор.  Мы  сможем  дотянуть  за  линию  фронта,  только  освободившись  от  пассажиров!»
Десантники  переглянулись:  умирать  общей,  братской  могилой,  или    облегчить  груз,  спасая  остальных?.
Простуженный  командир    хрипловато  дал  команду,  прыгать   всем,  кроме  раненых.
Подваливая  на  один  бок.  Бортмеханик  вернулся  в  свой  отсек,  открыл  бомболюк,  дал  знак  прыгать  С  рюкзаками  и  парашютами. в  холодную,  чернильную  бездну, поспешно  нырнули  друг  за  другом  несколько  человек.
-«Остальные  могут  остаться!».-
 остановил  стропы  бортмеханик.  Тут  неожиданно  выяснилось,  выпрыгнули  раненые ,  что  бы  спасти  остальных   Через  минуту,  в  самолёте  не  осталось  ни  одного  десантника.  Все  они  прыгнули  вслед  за  ранеными   Вместе  со  всеми,  спасать  товарищей,  выпрыгнул  и  я.
Тупым  ударом  морозное,  тёмное,   леденящее  небо  встретило  бросившихся  в  него  людей.  Перехватывающий  дыхание,  хрустально  чистый  воздух  зазвенел  в  ушах,  обжог  лицо,    кидал.  кувыркал,   растягивал людей в  разные  стороны   .Под      бездонным  колпаком  люди  стремительно  притягивались  землёй. Купола  белых  парашютов  затормозили  падение.   Слепящий  глаза  снег,  освещённый  пламенем  разрывов,  принял  под  себя  солдат  меж  запорошенных  деревьев.  Приземный,  порывистый,  безжалостный  ветер  остро  колол  ледяными  иголками,  обмораживая  кожу.  Снежные  барханы  проваливали  по  пояс,  ноги  с  трудом  передвигались,  оставляя  за  собой  глубокие  следы.  Их  заметала,  не  весть  откуда,  набросившаяся  метель,  выплёскивая  клубки  вихревой,  жёской  снежной  пыли.  Спирально  завихряясь,  подсвистывая,  слепки  сбивали  с  ног,  слепя  порошей,  поднятой  с  сугробов.  Сковывающая,  холодная,  пронизывающая  насквозь  ночь,  кружила  ледяные  блески  в  буйной  пляске  метели,  затрудняя  поиск.
Раненых  нашли,  но  один  из  них,  богатырь  Ванечка,  с  перебинтованной,  окровавленной  грудью,  умирал  на  руках  первой  его  нашедшей,  рыжеволосой  Сони.  С  белеющим  лицом,,  сжимая  зубы,  слабея  от  потери  крови.  Сержант  тихо  выдавливал  слова:
-«Всё,  конец!  С  ног  холод  дошёл  уже  до  груди…Прощайте,  ребята,  и  ты,  Сонечка,  рыжик  мой!»
Медсестра  крепко  прижалась  к  нему,  расстегнув  полушубок,  согревала  своим  телом.  Оба,  словно  слились  в  одно  целое.  Соня,  преодолевая  девичью  робость,  шептала  на  ухо  солдату  нежные  слова  признания.  Тот  слушал,  улыбался  углами  губ,  лицо  осенялось  ощущением  безграничного  счастья.  Боец  с  любовью  смотрел  на  девушку,  угасающим  взором.
Синяя  жилка  на  висках,  замедляла  пульсацию.  Свистящее,  слизистое    хрипение  заглушало  с  трудом  вылетающие,  предсмертные  слова.
-«Жаль,  запасной  жизни  нет,  Рыженькая!  Не  забывай  меня,  матери  сообщи,  где  могила  моя  будет!»
  Соня  сильней  и  сильней  прижимала  к  себе  слабеющее  тело.  Как  бы  пытаясь  влиться  в  него,  заслонить  от  неминуемой  гибели.  Солёные  слезинки    капали  на  раненого,    девичьи  губы    перекашивались  сдерживаемым  рыданием.   На  белёсых,  пушистых  ресницах  медсестры,  морозным  жемчугом  застыли  слезинки.
Жизнь  солдата  оборвалась,  унеся  с  собой  мечты и  надежды.
Война  убила  любовь.
-«Мы  встретимся,  Ванечка,  обязательно  встретимся,  ты  только  там  подожди  меня!»
Она  верила,  что  смерть  всего  лишь  переход  из  одного  состояния  в  другое,  в  иной  мир,  который  живёт  по  своим  законам,  недоступным  пониманию  и  познанию  земного  человека….
Воины  молча  стояли,  слушали  душевные  откровения  девушки,  бессильные  помочь
 Чувственный  протест  печальному  знаку  смерти,  был  способен  заставить  кровоточить  каменное  сердце.  Над  ними,  искрясь  и  мигая,  тускнеющим  сверканием,  тихо  уплывал  небесный  поток,  отступающей  ночи.
Вырыть  погребальное  углубление  в  замороженной,  как  камень,  земле  было  почти  невозможно.  Остервенелая  метель  засыпала  мёрзлую  могилу,  но  солдаты  продолбили  смертное  ложе,  с  честью  похоронили  бойца.  Гулко,  в  утренней  тиши,  прозвучали  прощальные  выстрелы.    Он  остался  навсегда  слитым  с  этими  снежными  деревьями,  спрятавшими  богатыря  от  беснующейся  вьюги  под  земляным    покрывалом  родной  земли.  Вспыхивающие в  мареве  зимнего  утра,   красные  отсветы  дальних  зенитных  разрывов,  салютовали  воинскому  подвигу героя,  пожертвовавшему  жизнью  во  имя  спасения  других.
Смастерив  самодельные  санки  из  веток  деревьев,  связанных  ремнями,  бойцы  положили  на  них  раненых.  Раненые  страдали  от  холода,  поэтому бойцы их  тепло  укутали,  сняв  с  себя  тёплые  вещи  и  пошли  через  лес  к  своим. Завихряющаяся  позёмка  утихла,  хмурое  небо  прояснялось.  Разгоняя  торосы  облаков. Отрезанные  от  своей  армии,  в прифронтовом тылу,    бойцы  мужественно  и  стойко  шли  вперёд.  Подбадривая,  помогая  друг  другу.  Ни  паники,  ни  одного  слова  жалобы  на  судьбу,  волей  случая,  забросившей  их  в    сугробы  лесной  чащобы,  и  только  одна  мысль:  вперёд  за  линию  фронта,    к  своим.
Мороз  щипал  пальчики  конечностей,  они  немели. В  передышках,  холод  напоминал  о  себе  с  удвоенной  силой,   колол  спины,  мышцы,  кости.
Упрямо,  играя  желваками  дубеющего  лица,  мы  шли  вперёд,  увязая  в  снегу,  понимали,  если  задержимся  надолго  в  отдыхе,  можем  замёрзнуть.
Смежая  веки  под  вой  стихии,  я  вспоминал  запах  согретого  солнцем  разнотравья  родной  Кубани.  С  тоской  слушал  смешенное  завывание  и  не  разборчивое  бормотание  вьюжных  стонов,  силой  мысли  подменял  их  серебристо-малиновой  россыпью  степного,  южного  ветра.  Становилось  теплее  и  легче..  Думаю,  и  остальные  находили  в  себе  силы   противостоять  обстоятельствам.
Мы  знали,  даже  рассеянные,  расчленённые  немцами  группы  войск  Красной  Армии,  не  выпуская  из  рук  оружие,  пробирались  глухими  лесами,  болотами  на  восток,  дерзко  нападая  по  дороге  на  обозы,  небольшие  колонны  противника,  наперекор,  как  будто  неминуемой  обречённости, бойцы не  сдавались,  шли  через  линию  фронта,  к  своим.  Возможно,  в  одну  из  таких  группировок  вольёмся  и  мы.   
Короткий  привал,  мы,  согревая  друг  друга  и  раненых,  преодолевая  коварное  желание  «ещё  немного  поспать»,  подбадриваясь  шуткой.   анекдотом,  встряхнувшись,  шли  дальше.
-«Береги  себя,
-  шептала  рыжеволосая  медсестра  коренастому  пареньку,
--тебе  ещё  воевать  надо  до  Победы!»
Солдат  пытался  облегчить  наши  тяжёлые  сани,  отталкиваясь    пятками  сапог 
 Я  шёл  следом,  поддерживая  Катю.  Она  подвернула  ногу  при  приземлении  с  парашютом.
Обморожения  на  её  миловидных  щеках  вьелись  чёрными  точками,  к  лицу    было  больно  притронуться.
Девушки  безропотно  переносили  обрушившиеся  тяготы,  изредка  снегом  растирали  замёрзшие  места,  улыбались  раненым,  при  этом  удивительным  светом  лучились  их  чистые  глаза. 
Если  бы  можно  было  описать,  как  заботливо-  трогательно  обращались  с  ними  бойцы!
От  обморожения  лица  мужчин  спасала щетина  бороды,  украшенная  леденящими  узорами,  волосяной  покров  походил  на    обросших  полярников. 
 Вспарывая  снежные  заносы, день  за  днём, выбросившаяся  группа  прошла  уже  большое  расстояние.  Изнурённые  люди  останавливались  всё  чаще  и  чаще.   Ослабевающая  метель  притаилась  за  припудренными  снегом  стволами  деревьев,  внезапно  выбрасывая  выхлесты  в  уставшие  лица.  Ветер  утюжил  снежные  гребни   между  деревьями,  разбиваясь  о  стволы,  притихал.  Мягко  ложились  снежинки  на  пушистую  белизну в   хлопья  на  зелёных  елях  и  пихт,  беспорядочным  строем  окружавших  промёрзших  людей. На  снежном  ковре  заиндевевшие  кусты   выделялись,  как  букеты  зимних  цветов.
  В  мирное  время  подобный  пейзаж  завораживал бы такой  зимней  сказкой,  но  в  тот  момент  мы  отчаянно  и  яростно  боролись  за  жизнь.  Не  ныли.  Собравшись  с  силами,  шли  к  цели.  В  эти  суровые  дни  воинского  величия,  в  нас  жил  не  сломленный  человеческий  дух  стойкости  и  веры  в  Победу.
Откинув  голову,  Степан,  полушутливо,  полусерьёзно  подбодрил  товарищей  простуженным  голосом:
-«Такой  вот  сгустинкой  куётся  несгибаемая  воля  солдата!»
Он  вывернул  из  кармана  крошки  чёрных  сухарей,  хранимые  на  самый  крайний  случай,:
-«Поделите  всем  поровну!»,-
И  прикрыл  веки  красивых,  маслиновых  глаз
Предутреннее  небо  мигало  потухающим  блеском  звёзд.  На  востоке  небосклона  медленно  и  степенно  нагромождались  облака.
Посасывая  крошки  сухарей,  как  конфету, десантники  смотрели  в  небо,  думая  каждый  о  своём,  но  с  общим,  щемящим  желанием  скорее  добраться  до  своих.
Светлые,  плывущие  на  непогоду,  каскады  облаков,  прорезывались    сходным  очертанием
 людских  фигур,  знакомыми  земными  картинками  домов,  гор,  безбрежных  долин.  Обострённое  воображение    мозга  рождало  сотни    виртуальных  миражных  видений.
-«На  нас  смотрит  Богородица!»,
Вдруг  радостно  воскликнула  Катя.
Все  устремили  взоры  в  ту  сторону,  куда  указывала  медсестра.
Прекрасные,  плавные молочно-белые очертания,  действительно,   напоминали  Священный.  Женский  Образ.  Вокруг  него  светлело   небо.   Комочки  живого,  прозрачно-  голубоватого  мягкого,  доброго  света,  лёгкой,  неторопливой  невесомостью,  озарялись  изнутри  небосвода,  венценостным  ореолом,  словно,    сонм  святых  окружал  её.  Небесное  явление  общалось  ускользающими  жестами,  двигалось  внутрь  и  наружу,  не  теряя  очертаний.
Богородице  подобный,  облачный  Образ,  обратил  лик  на   мёрзнувшую  горстку  жизненной  плоти    человеческого  естества  в  оледенелой  резьбе  застолбленных  деревьев…
Солдаты  перекрестились.  Не  все  правильно,  но  искренне.
Старший  из  них,  Трофим,  начал  сбивчиво  читать  молитву  «Отче  Наш..»
Отчаянный  зов  к  Богу  шёл  из  глубины  каждой  клеточки  людской  сути  в  сердечном
  стремлении  воздать  Славу  Богу  и  Святым  Его.
Солдаты  черпали  силы  из  Бесконечности  Вселенной,  поверив  в  заступничество  Богоматери,  её  благодатную  помощь.
На  войне,  как  и  на  море,  не  верующих  нет!...
Это  был  единый,  цельный   порыв Воли,    Духа  и  Души!
Окрылённые  надеждой,  бойцы    двинулись  к  линии  фронта,  таща  за  собой  раненых  по  снежным  рытвинам,  между  безмолвных лесных   рослин.
Провисшие,  оледенелые  сучья  цеплялись  за  одежду,  хлёстко  били  лоб,  лицо,  грозились  выколоть  глаза,,  но  никто  на  это  не  обращал  внимания.
С  Верой  и  Надеждой,  солдаты  прошли  ещё    несколько  километров,  оставляя  за  собой    ветвистый  след  самодельных  волокуш.
Из  глубины  лесной  чащи  донеслось  надрывное,  долгое,  протяжное  завывание,  тоскливо  сжавшее  сердце.
-«Волки!».-  вскрикнула  Катя,  прижавшись  ко  мне.  В  её  чудесных  синих  очах,  впервые  за  эти  дни    страдальческих  скитаний,  появился  страх.
Снежинки,  ослепительно-белые,  с  бледно-голубым  оттенком,  ажурные  кружева,  трепетное  чудо  природы,  запуталось  в  выбившихся  прядях  её  золотых  волос.
-«Снежная  красавица!»,-  пронеслось  в  моей,  очарованной  голове.
Соня  хлопнула  длинными,  белёсыми  ресницами  и  больше  ничем  не  прореагировала  на  выкрик.
После  смерти  Вани,  она  стала  безразлично  относиться  к  своей  жизни.  как  будто  похоронила  душу  вместе  с  любимым,  бренное  её  тело  двигалось,  послушное  разуму.
Бойцы  замерли,  закрыв  спиной  раненых,  готовые  к  рукопашной.
-«Не  волки.  А  одичавшие  собаки  из  разоренных  немцами  селений!»,-
Констатировал  я,  успокаивая  Катю. 
-«Они  пострашнее  волков.-
Добавил  густой  бас  Трофима,-
-учуяли  кровь  на  перевязках!»
Угнетённое,  психологическое  состояние  усугубилось  зловещей  тревогой  опастности.
У  Трофима  сработал  подсознательный  сигнал  к  действию.  Вздрагивающими  пальцами.  С  наискось  сжатым  ртом,,  с  болью  и  гневом.  он  спустил  курок  в  сторону  скулящей  снежной  дали  и  упал   в  сугроб.  Маслянисто-пороховой  запах  ударил  ему  в  нос.  В  голове  кипело,
бурлило,  казалось,  лопались  мелкие  пузырьки  в  горячих  висках.
Матовый  мороз  поглотил  жалобный,  стонущий,  протяжный  визг.
Зависшая,  мимолётная  тишина  разодралась  заблудившимся  взрывом.  Красный  шар  впереди  вздыбившейся  земли,  волной  ударил  в  уши.  Лес  вдалеке  засветился  россыпью  падающих  огоньков.  Приглушённым  эхом  прокатился  дальний  гул  пушек
-«Ребята,  дошли! …До  линии  фронта  --  рукой  подать!»,-
Сдерживая  кашлевые  толчки,  радостно  ободрил  командир  голосом,  тону  которого  подчинялись. 
Горячность  нервного  раздражения  от    волчьего  воя,  отступила  перед  всеобщим  восторгом!
Двое  суток  во  рту  бойцов  не  было  ни  крошки  хлеба,  но  люди  шли  вперёд,  поддерживая  друг  друга,  поправляя  одежду  и  бинты  на  раненых,  не  позволяли  себе  расслабиться!
  Усталое  молчание  прерывалось  приступами  кашля…
Сила  Духа  и   борьба  за  выживание  в  сложившихся  обстоятельствах,  порождали  удивительную  выносливость  в  суровой  действительности,  твёрдую  Веру  в  достижении  цели.
В  экстримальных  ситуациях  понимаешь,  что  обретение  защиты  и  стойкости  даётся волей  к  жизни, обретением  чувства  локтя,    в  противоборстве  слабости  и  духа.
Простуженных,  исхудавших,  обессиленных.  Нас  нашли  прифронтовые  разведчики.  Мы  пробирались  к  своим  почти  три  недели.  Позже  десантники  узнали,  самолёт  всё-таки  перелетел  линию  фронта.
В  героические  военные  дни  совершалось  много  человеческих  подвигов,  поступок  десантников  был    отмечен  медалью.
Правда,  медаль  Иван  Фёдорович  получил  уже  после  войны  и  очень  дорожил  ею.
При  получении  наградного  знака,  на  вопрос  почему  так  долго  шла  к  нему  медаль,  солдат  скажет:
-«  Мы  сражались  за  Родину.  А  не  за  награды!  В  каждом  из  нас  было  стремление  идти  только  вперёд,  о  себе  не  думали!»
  С  годами  память  человека  слабеет,  но  битвы  кровавых  сражений  не  забываются  никогда.  Надежда  закрыла  записи.  По  её  лицу  растёкся  румянец  стыда.  Она  молча  достала  коробочку  с  наградами  деда.  Прикрепила  их  на  багряно-красную.  Бархатную  ленту  и  повесила  наградную  доблесть  солдата  под  фотографией  умершего  деда ,  его  сохранившуюся  старую  шинель,  на  самом  видном  месте,как  святыню  семейного  очага.
-«Надеюсь,  нашему  примеру  последуют  потомки  и  других  ветеранов  войны!  Дети  и  внуки  должны  помнить  отвагу  и  героизм  своих  предков!,-
-  сказал  подошедший  Евгений.
Когда  семье  становилось  трудно  справляться  с  тяжестью  неприятностей,  Надежда  с  мужем  вспоминают  деда,  стойкость  и  мужество  прошедших  войну   людей  и им   до  боли  в  сердце  становится  стыдно  за  свою  слабость
Фотография  Ивана  Фёдоровича  и  награды  призывают  настойчиво  добиваться  намеченного  и  идти  только  вперёд!