бомж

                Бомж

 Первый раз я увидел его в начале весны возле своей калитки. Он остановился, по-доброму глянув в глаза Платону. Так звали моего пса, свободно бегающего по двору без цепи и ограничений. Доберчар. Порода такая, смесь добермана с овчаркой. Получился огромный, злой, но разумный и послушный пес. Платон, подбегая к калитке с лаем, внезапно, упершись в этот доверчивый взгляд, смолк, уселся рядом с калиткой и внимательно изучал прохожего, который на кнопку звонка не нажимал, и, стало быть, в гости не напрашивался.
Я вышел из дома и подошел к ним обоим, поинтересовавшись причиной задержки у моей калитки. Прохожий тихим печальным голосом поздоровался, а затем жалостливым плаксивым тоном выразил нестерпимое жгучее желание опохмелиться. Мол, очень тяжко себя чувствует, и небольшая доза алкоголя его здорово бы взбодрила.
Я сразу понял, что это обычный, и широко распространенный в наше переломное время, бомж. Однако воскресное весеннее утро было чудесным, настроение у меня распрекрасное, и набор позитива подтолкнул к благотворительности.
90-ые годы изобиловали паленым алкоголем и прочими артефактами. И мы с супругой, дабы избежать тяжких последствий после приема суррогата, полностью перешли на потребление собственноручно приготовленных напитков. Благо, частный дом такое производство позволял. И закон не запрещал. Тем более, что изготавливали мы для личного пользования. Угощения друзей не в счет. Да мы и потребляли весьма нечасто, поскольку частный дом, дети и внуки требовали внимания, и мы нуждались в уважении, а не в упреках.
А потому я вынес полстакана страждущему для поправки пошатнувшегося здоровья. Выпил он жадно, блеском в глазах отображая восторг и счастье. Я уже собрался распрощаться с ним и уйти в дом, но ему вдруг возжелалось пуститься в откровения. И он поведал мне историю своего падения.
33 года. Жил с мамой в двухкомнатной квартире, работал. Вот этой осенью случился пожар с летальными последствиями. Погибла мама. Квартира несильно пострадала. Но он с горя запил, и руки до ремонта не доходили. Потом, собрав котомку, пошел по подвалам, поскольку собственная квартира с печным отоплением, а угля нет, работу потерял, средств к существованию аналогично взять неоткуда.
Вот и скитается по городу от помойки к помойке в поисках сменной одежды, еды и металла для алкоголя. Пяти килограмм железа на пол литра вина хватало. А за день собрать нужный объем легко и просто. Ведь наши помойки вдруг стали заполняться вещами, несвойственными мусору эпохи социализма. Народ вываливает все лишнее из хаты.
Когда он появился в следующий раз, то Платон на него уже не лаял, а я попросил подождать пару минут. Его разочарование настолько было откровенным и показушным, что я даже слегка стушевался и за себя обиделся. Старался, да ошибся в его желаниях. Он ждал от меня все тех же полстакана, а я вынес кое-что из одежды, чтобы он сумел обновить свой гардероб.
Нет, в одежде он нужды не испытывал, поскольку помойки переполнены сэкэнд хэндом любого покроя и размера. Чтобы исправить свою ошибку, я на скоростях слетал домой за алкоголем, и его глаза уже выражали восторг и благодарность.
Ему быстро понравились мои подношения, и, воспользовавшись моей лояльностью, он зачастил. Лично мне такие хождения быстро перестали нравиться, но сразу и грубо резко отшить не получалось. Как-то совестно. Сам приучил, а теперь пошел вон? Однако выход я нашел быстро. Частный дом, двор и небольшое хозяйство требует постоянных забот, хлопот и труда. И я решил приучить своего бомжа к заработкам этих ежедневных полстакана, ну, чтобы не попрошайничал на опохмелку, а отрабатывал.
Намедни со стройки, а я работал шабашником, как называлась новая форма труда вольного строителя, привез я для пристройки сотни полторы кирпичей, которые мы с бригадой просто выгрузили возле калитки. А перенести их необходимо на другой конец двора к месту будущей стройки. Это метров так 40 будет. И я предложил Сереже, так звали моего бомжа, за поллитровку самодельной водки проделать эту работу.
Недовольство, протест и нежелание на его лице отразились мгновенно. Однако я, не обращая никакого внимания на эту реакцию, показал ему эту самую поллитровку и открыл калитку, приглашая Сережу во двор к этой кучке, и, потребовав от Платона гостеприимства, ушел в дом.
А Сережа, поняв и осознав мою непреклонность, приступил к работе, от которой успел отвыкнуть за время бомжевания. Супруга недавно приготовила борщ с большой сахарной косточкой, поэтому этот мосол я вынес для лакомства Платону, который незамедлительно жадно вцепился в него зубами и улегся под яблоней, приступив к его потреблению. А Сережа предпринял попытку еще раз надавить на мои человеческие чувства, выразив желание трудиться более ударно после небольшого похмелья. Вынес ему треть стакана, заявив о полном расчете лишь по окончанию работы.
Дальнейшие слезы и стенания слушать не стал. Однако минут через десять услышал крик. Выскочил, чтобы выяснить причину ора и увидел сидящего под забором Сережу, нежно глядящего левой рукой правую. Оказалось, он возжелал закусить кусочком мяса, который узрел на мосле Платона. Мой пес послушный, но делиться деликатесами не любил. Вот и цапнул за руку, тянущуюся к его законной пище.
Сережа запросил лекарства в виде порции алкоголя, но я, глянув на последствия укуса Платона, возразил. Синяки на конечности просматривались, но в лечении такие травмы не нуждались. Платон пощадил вора, лишь слегка и нежно помяв ему руку.
Через часа полтора я вновь услышал крики Сережи. Оказалось, он уронил кирпич себе на ногу и вновь нуждался в лечении. Кучка кирпича возле калитки практически не уменьшалась, а возле сарая и не думала расти. Я попросил Сережу ускорить темп, он попросил энергетического напитка. Вынес треть стакана и предупредил, что это из его бутылки.
Через три часа с лишком он позвонил в дверь и категорически заявил, что силы у него полностью иссякли, и он попросил расчета. Возле калитки осталось чуть больше 50 кирпичей. Поняв, что до конца дня он с этой кучей не справится, я попросил его придти завтра и завершить работу. Ну, а пока в счет будущих трудов я ему вручаю эту поллитровку.
Он ушел, а я уже предполагал, что больше его не увижу. Завершать ему совершенно не хотелось. Если он за пять часов с трудом перетаскал 100 кирпичей, то оставшиеся придется таскать два с половиной. А еще и бесплатно, поскольку расчет уже пропит. Нет, решил Сережа, халява закончилась, и он успел за эти часы наработаться на год вперед.
В те годы бомжей было много и заметно. Поскольку наш город маленький, то среди таковых даже знакомые лица попадались. Нет, благотворительностью я больше не увлекался. Но если кто и крикнет мне через забор: «Привет», я не брезговал остановиться и перекинуться парой фраз. Вот так у одного из них я спросил о судьбе Сережи. Оказывается его знали все бомжи города. И описывали они его, как существо злобное, мстительное и слишком жестокое.
Молодой, крепкий и здоровый мужчина с презрением и ненавистью относился к своим собратьям по разуму. Часто избивал до кровавых соплей, невзирая на половую принадлежность. Даже случались и летальные исходы. А уж, что понравится, так отнимал бессовестно и безжалостно. Все, что считал для себя нужным. Занимал всегда лучшие и с наибольшим комфортом места, изгоняя, если требовалось, постояльцев.
Вскоре я частично в их словах убедился, часто встречая Сережу в городе. Атрибуты бомжа, как пластиковые пакеты в обеих руках, у него присутствовали. Но всегда на нем была разнообразная и приличного вида одежда и обувь, всегда из пакетов торчала железки и капроновая литровая бутылка вина. Из собственных наблюдений и рассказов его собратьев, я понял, что он никогда не напивался в усмерть, постоянно поддерживая в теле легкий хмель с чувствами радости, счастья и вечного блаженства.
Мужчина в расцвете сил, имея двухкомнатную квартиру, регистрацию и хорошие внешние данные, отказался от повседневных трудовых и хлопотных будней, найдя в своей вольной и беззаботной жизни смысл существования. Бессмысленный и бесполезный, но его удовлетворяющий. Он не пожелал лишних забот о себе и о ком-нибудь, поскольку жизнь человеческая требует напряжений мышц и ума. А его способ пребывания на земле все эти суеты исключает. И в этом заключалось его счастье.
Где-то к концу лета знакомый бомж меня проинформировал о судьбе Сережи, хотя я его об этом не просил, поскольку успел уже о нем забыть, что он есть. Вернее, был. Убили его свои же бомжи. За дело. Слишком уверовал он в свою неприкосновенность и безнаказанность. А они его самого кусками арматуры. И с такой же жестокостью и ненавистью, какой он сам и обладал.