Ода любви

Он не находил себе места, и это было видно невооружённым взглядом: то пытался что-то выяснить, не приводя достойных аргументов, то звонил без всякого смысла,  а мне было жаль его, не хотелось, совсем не хотелось высказать ему, что накопилось за его лживость и проявление высокомерия,  ведь было у нас и что-то светлое, и, самое главное – я любила его, очень, когда-то…   Любила всякого,  облысевшего, не проявляющего внимания, как будто я мебель, принимала обманы за правду, понимая, что это не так. Мне было всё равно – ведь я любила.
Шло время, не один раз он мне гордо давал понять, что я фактически для него просто необходимость, но не любимая женщина, и тогда я обманывала себя, инстинкт самосохранения, наверное. Постепенно он стал съезжать на заднице со своего пьедестала, на который я же его и вознесла. Настало время, когда я насильно «раскапывала» у себя в душе хоть отголоски того светлого, сильного и хрупкого чувства, именуемого любовью. Кусочки его ещё тлели где-то глубоко внутри меня. Он подчёркивал, что уважает мой талант, т.е. одну мою половину, про другую я не стала спрашивать: всё равно отвечать будет вокруг да около….
Последней каплей было его явное  пренебрежение не только  моим чувствам, но и достоинствам друга. Он  совершил  такой поступок, который никак не укладывался у меня в голове: я поздравила его с днём рождения, а он, опять действуя своими  методами, лгал, глядя  мне в глаза, что моё поздравление обнаружил только  три дня спустя, так у него их  слишком много было. И тут  случилось то, что и должно было случиться: не смотря на то, что я, женщина, прекрасно чувствовала, что он далеко не равнодушен  ко мне, я решила порвать с ним окончательно. Мне неприятны были эти нелепые объяснения, где я, жалея его, всё согласна была взять на себя, лишь бы он зря не переживал.
Однако, как ни странно, он этому ничуть не обрадовался. Наоборот, он растерялся как ребёнок, мне было жаль видеть его в том состоянии, в котором он находился, но я решила для себя окончательно и бесповоротно, что всё кончено;   тем более   в душе у меня наступил действительно покой и умиротворение, хотя…   Я думала, успокоится и он. Но не тут  то было: он начал искать встреч, ему нужно было высказаться, но обязательно с переводом всех стрелок на меня. Жалея его, я позволила ему сделать это. От меня не убавилось. Это ничуть не задело мою гордость. Как могла, я успокаивала его, обещая, что всё будет хорошо, надеясь, что время нам поможет,  он, действительно успокоится, и мы с ним будем просто хорошими  друзьями. Мне было жаль его, ведь я уже любила другого, и я знала, что чувствует мой бывший, когда его отвергают…
  Я тоже была отвергнутой. Сначала всё было хорошо, отношения потихонечку  развивались, что-то согревало нас, и  трудно было понять, что именно. Но с этим человеком мне было хорошо даже молчать. Всё пошло бы своим чередом, будь что будет, ради тех нескольких минут, иногда - часов, что мы проводили вместе. Нас тянуло друг к другу. Но  между нами была большая разница: он был свободен, а у меня был тот, который стал для меня очередным ребёнком. Потом, предчувствуя, что слишком много препятствий будет развитию наших отношений, и, кроме того, услышав от него, что он не может посвящать мне больше времени,  т.к. занят…  Но я ведь и не просила ничего?!   И тогда и с ним я решила порвать. Но я уже любила его!
  Это женская суть! Сердце моё, как я его просила, что не надо мне ничего, достаточно, но он не может без любви: не тот, так этот… Я написала этому человеку, что не надо своё драгоценное время тратить на меня, оно  ведь и для меня – золото….
Трудно, когда тебя окружают только такие люди: художники, поэты,  писатели. Все они ранимы, самолюбивы и нередко эгоистичны. Я получила ответ тоже в письменном виде: поговорить не решился, а казался  таким мужественным и сильным… Он писал, что ему было хорошо, и нарушения его спокойствия путём обмана –ведь я давала ему понять, что он мне очень дорог,-  не подлежит никакому  прощению. Да, вот таким канцелярским языком был дан ответ. Ему сочувствовали, кто знал, что он страдает. А я всё от всех скрывала…   Не знаю, ждал ли он каких-либо ответных действий от меня, но встретив, так смотрел, что его взгляд прожёг  меня насквозь. В его письме были слова – « никогда», значит,  никогда мне уже не будет так хорошо….
Поэтому я легко уступила своему первому, не для себя, а для того только, чтобы ему было легче перенести всё это…  А потом всё образуется. Главное  восстановить  покой и доброе отношение друг к другу. Я пошла ему на уступки, потому что видела как он страдал, не ожидая, что я его брошу, ведь ранее  я говорила ему о своей любви…  И потом,  теперь я знаю, как это больно, когда тебя оставляют, даже может и страдая, но  без права  на ошибку.