10 контекст

продолжение

                СЛАБАЯ СТОРОНА


                Часть 3
                «Возвращение»

       Не зная сколько времени, очевидно, было уже давно за полночь. Пассажиры вагона, разнежившись от избыточно комфортного тепла посапывали, в большинстве своем укрывшись лишь одними простынями. Они вдвоем сидели на боковых сиденьях облокотившись на стол, освещаемые  слабым светом продольных, вдоль вагона, ламп. Виктор Михайлович смотрел прямо, но не на Славу, который глядел в темное окно.
     После рассказа оба долго молчали.
- Виктор Михайлович, сейчас я пытаюсь оценить ваш поступок. Бесспорно мужественный, самозабвенный. Но разумный ли? Ведь Арсен Шавлович прав, с одной рукой живет масса людей, и живет успешно и полноценно....
    Собеседник молчал. Через какое-то время Слава опять продолжил.
- Я математик. У меня есть ученая степень. Все время для меня были незыблемы принципиальные подходы в решении жизненных задач, особенно производственных проблем: сначала детальное изучение ситуации, затем глубокий анализ, потом пробный ход и постепенная реализация планомерных действий. Однако вот тот случай, когда Вы своего друга вытащили из ледового колодца и потом предложили ему поспать и потом дали ему большее время для сна, повторно жертвуя собой — эта ситуация меня заставила заново взглянуть на многие вещи. Вы знаете я увидел пропасть. Где бы вы думали? —  тут он сделал небольшую паузу и потом сам себе и ответил — между нулем и единицей, между вот этими дискретными значениями. Что между ними, что между «черным» и «белым»? Между ними то, что спрогнозировать невозможно, между ними и есть великолепное многообразие человеческой натуры. Как то я прочел рассказ основанный на реальном событии во время войны. Нашего молодого солдата, совсем еще парня взяли в плен и заставили отказаться от Родины. Отказаться на словах. Никого рядом не было. Он мог схитрить. Так, для того, чтобы остаться в живых, мог сказать требуемое, сказать, разумеется неискренне. А он этого не сделал. И его повесили. Где логика. Где рациональный подход? Это иррациональное. Это душа, а она, видимо, настолько богата! Она, уместившись в мизерно коротком промежутке между теми «черным» и «белым», выдает такое огромнейшее количество оттенков, что из этих нюансов складывается вся великая симфония жизни.
- Вы правы Вячеслав Александрович. Когда я тогда принял решение: или — или, то все совершенно отчетливо понимал. Понимал, что могу погибнуть. К тому же я постоянно испытывал сильное давление от окружающих. Помимо главного врача, меня убеждали и медсестры, и другие  врачи, мама умоляла и плакала, Аленка просила. Зато видели бы вы какое изумление, радость и восторг я слышал, когда болезнь стала отступать. Главврач, кстати, так и не мог поверить в происшедшее. Он говорил, что этого не должно быть, чтобы процесс начинающейся гангрены был остановлен терапевтическими методами и психологическим усилием. Мы с ним потом  не раз встречались, он, к сожалению, пять лет назад ушел из жизни. Он говорил, что это чудо, что я исключительный везунчик. Может и чудо для  непосвященных, а для психофизиологии это явление вполне объяснимо: сработали механизмы психофизиологической доминанты, разумеется под моим сильным волевым воздействием. Вспомните начало нашего разговора, когда я вам говорил про закон «Доминанты» Ухтомского. Действие закона, по мнению ученого, распространялось лишь на человеческую природу. Современные исследования этого закона привели к ошеломляющем выводам и поставили новые вопросы для дальнейшего изучения его. В общем плане доминирование означает превалирование, но не стихийно сложившееся, а целенаправленное. Существование всей живой материи подчинено этому закону. Естественно, в зависимости от уровня развития материи, существуют и разные формы доминирования — от простейших, инстинктивное реагирование на внешние раздражители, до сложных форм, подчиняющих себе деятельность целых систем в зависимости от появившегося очага возбуждения. В организме человека доминанта имеет несравненно более высокий уровень. К обычной рефлексии, как у животных, здесь добавляется воля, разум и социальная генетическая преемственность. К автономным иммунным процессам организма  он может силой своего ума, воли, чувств присовокупить дополнительный, чрезвычайно мощный импульс, могущий в  корне изменить сам характер доминанты, апогеем которой является жертвенность во имя идеи.  Оказалось, что и само общество также подвержено влиянию определенных доминант, среди которых есть базовые, так например, естественно-автономная историко-стратегическая нацеленность на добродетель во всей земной цивилизации.


                НЕ ВЕЩИЙ ОЛЕГ
       .....В селении Чеботарево, относимом то ли к Рязанским, то ли к Орловским, то ли к Тамбовским землям жила в своем доме Елена с сыном Олегом.
   У них, если на первый погляд, ничего особенного. Да и само селеньице, как все окружные. Везде была схожесть на корню, но и свой характер имелся у каждого. Любое окрестное чем-то славилось.   
    Скажем Дубравное, что недалеко на север, верстах в пятнадцати, беспутным считалось. Мужиков стоящих там и не было: и дома то у них так сяк, и наличников нет, и входные ворота перекошены, и общий-то вид деревни — срам один.
   Раздольное славилось подносами и не только в близлежащих местах. Они аж на знаменитых уральских рынках в хорошем ходу были. Издревле, из поколения в поколение, передавалось искусство чеканки и инкрустации листов меди, бронзы, иной раз и серебра. В каждом поколении был мастер, которому и золото доверяли.  Купеческие дома подносы брали охотно, дворянские фамилии тоже были в Дубравном не редки. Из Петербурга сенатор Всеволожский лично заказ делал Мефодию на золотой поднос.
     В Заполье имели большой толк в хороших хлебах.
  В Кленовитом, считай в каждом дому, был свой музыкант: или балалаечник, или мастер игры на тальянке, дуде, свирели. Были, которые даже на многоствольных кувиклах играли. Девки красивый хор пели. Что там хор. Помещик, зная про местные таланты, театр серьезно намеревался из своих крепостных организовать...
     В Чеботарево жили люди дотошные. Тютелька в тютельку все делать пытались. Все у них ладно, все подогнано, все выровнено. Грядки и те по веревке, не на глазок, ровняли. Еще у чеботарских особенность была — общинно жили. Где кто заболеет, или, тьфу-тьфу, без кормильца останется, или девок много в семье, —  соберутся гуртом, помогают. Главная, конечно, подмога, хлеба по осени все сделать; посеять тоже; скот на зиму кормом обеспечить. Не всё, однако,  гладко в избе общей было. Два дома все больше особняком жили. Особенно Никодим — хапужий глаз. Ох Олежа его не любил, ох не любил, но бить  не бил. На масленице только, на кулачных играх, зуб выбил, да синяк поставил, и то не со зла, и без злого умыслу. Сам то Олежа, когда помощь кому какая нужна, даже просьбы не дожидался, подсоблял и всегда с настоящей силой, без хитреца и  до последних потов. «По что, Олежа, так надрываешься?» —  Елена ему часто говорила.  «Как же не подсобить, матушка, если подсобить надо». «Всем-то ли можно так?». «Нужно, матушка, нужно дорогая моя». «В кого ты, сынок мой, пошел? Не знаю. Родич то твой крут был, да свиреп. Сколько раз мне от него вожжами попадало, а то и пинал даже. Ласки то от него никакой не видела.». «Я тебя, милая моя матушка, любить буду, на руках носить буду. Силушка то у меня, ох силушка то у меня!...».  Тут он поднял Елену на руки и стал кружить по хате. «Ты ж красавица у меня. Любить бы тебя мужику какому, да вот не положено для вашей бабской судьбины такое после помершего мужа». «Ой Олежка, наговоришь сраму сейчас. Мне уж скоро около пятидесяти годочков наскребется, сынок».
 ......Олежу потом присушила Марфа. Родилось у них трое ребят — две девочки и Васятка. У Васятки двое сыночков было. У Ивана Васильевича — внука Олежиного, детей не было вовсе, а вот Федор то оказался плодовит — ни одной девки, четверо сынков.......


                ЯРОВОЕ ЖИТО
    ........ В колхозе Яровом на сходе у председателя Сергеева решали вопрос помощи Заречному.
- Если б в первый раз! — не унимался всегда недовольный, задиристый Сукнов, — я счету не веду, но вот ты мне объясни председатель, почему мы то отродясь помощи не просим, сами свои жилы надрываем, как-то обходимся?
- Василий Спиридонович, человек интеллигентный, это вряд ли сможет доходчиво сказать, а я попытаюсь — поднялся мощный Арсений Ильин, сидевший справа от Сукнова через двух колхозников. Широкоплечий, правильного телосложения, он был выше Макара почти на свою голову с красивой кудрявой шевелюрой. — Мы пойдем помощь оказывать, и ты пойдешь тоже — последнее он выделил с заметно посуровевшими нотками в голосе, при этом повернув свою голову и пронзительно посмотрев на Сукнова, — потому что мы можем эту помощь оказать. Ни Заря, ни Рассвет, ни Цветочное не могут, запасных мощностей у них нет, а у нас есть. Мы, видно это хорошо, и посевную, и осенние хлеба с легкостью делаем, а в Заречном, все это знают, под кнутом да плачем. Также всем известно, что теперешних хлебов им не взять. Много процентов под снег пойдет. Потом, Макар, Саня, Василий Спиридонович, — голос Арсения заметно потеплел чуть-ли не до мольбы, — вы же все знаете, что мужики то там без притвору, без продыху сутками с полей не выходят. Да что ж мы брату то своему колхознику не поможем, коли можем помочь?
- Правильно Сенька говорит, —  не вставая с места живо поддержала скотница Глафира.
   Поднялась высокая, статная Василиса, звеньевая у доярок, у женщин беспрекословный авторитет и целая история  не только Ярового, но и окрестных сел: сколько мужиков в борьбе за нее носы свои посворачивали и синяков понаставляли друг другу. Семена с Прогресса вообще чуть не зашибли, два ребра сломали. Арсений тоже по ней сох. Однако, после всего, как насмешка всем, она выбрала  тихого, робкого и всегда со всеми обходительного, Мишку —  грамотного механика с мастерских. Весь пыл у парней как-то мигом сошел, как будто по ней и не сох никто.
- Он правильно сказал, — произнесла Василиса, спокойным, без всякого задиру, голосом, не очень громким, но полным внутренней силы и уверенности: попробуй прекословься такому!, —  не потому что правильно, а правильно по духу, если не кривляться, да честно сказать в глаза.
- А ты Макар всегда жлобом был, — даже встала с места, сидевшая сбоку за спиной у Сукнова, доярка Степанида, с которой пытались лишний раз не связываться из-за ее длинного хлесткого языка. — Вы с Полиной одного Сашку наскребли и все тащите, да тащите. Ты там себе еще резиновую избу не заказал, чтоб распиралась от богатств то, да чтоб от дождей не поизмокла за ваши двести лет будущей счастливой супружеской жизни?
- Степанида уймись, — вовремя урезонил председатель разгорающийся язык доярки, — не переходи на личности. Ставлю на голосование оказание помощи нашему соседскому колхозу Заречному. Прошу, дорогие товарищи колхозники, голосовать, кто за добровольное оказание братской помощи   на период уборочной страды.
   Даже воздержавшихся не было. Макар Сукнов, хоть и не самым первым, но руку тоже поднял.


                ОБЫЧНЫЕ ПАЦАНЫ
- Серега, а ты в армию как попал? Ты, что отсрочку не мог взять, ты же, вроде, в институт собирался поступать.
- Можно было, конечно, все сделать. Мать это и предлагала, потом отцовские связи могли помочь, и  у меня болячка с детства тянулась. Плоскостопие признавали, правда, не в такой уж серьезной форме, но все равно можно было спектакль разыграть и получить если уж не освобождение от армии, то две-три отсрочки точно. Но делать ничего не стал. Было просто противно ходить и клянчить. Не привык  хитрить, да прятаться по углам. Пришла повестка, я даже никому не стал говорить. Пришел в военкомат, прошел комиссию, там жаловаться ни на что не стал, а у нас подходы к человеку, сам знаешь: когда тебе надо — прикопаются к чему угодно, а когда государству — ты всегда здоров. У меня, конечно, врачи сами ничего не обнаружили, признали годным. Может это глупо, или неправильно, но я даже от Афгана не стал уклоняться, добровольно пошел, ведь мою кандидатуру даже не рассматривали.
   Здесь он вдруг замолчал. Молчал и Костя. Возникло то настроение, когда требовалась пауза, когда ситуация требовала тишины.
- Наверное, — также вдруг продолжил Сергей, — это романтика, но я почему-то всегда стремился быть первым: что-то за кого сделать, кого-то защитить. При этом я даже удовольствие получал от этого.
- Ты, Сережка, по жизни особенный, всегда выделяющийся. А я вот самый что ни на есть рядовой, серая масса, про которую говорят — подавляющее большинство. У меня и связей никаких не было, и в институт я бы не поступил со своими тройками, и со здоровьем у меня все в порядке. В общем, никакая отсрочка мне не светила. Хотя, если б была такая возможность, я бы, не как ты, ею воспользовался обязательно. Потом в части, когда стали готовить группу для Афгана, я там светился в первых рядах.
- Конечно в первых. Твои двухметровые габариты попробуй не заметь. Так что Костик, ты тоже не как все. Ты на фоне остальных очень даже выделяющийся. По силе тебе, наверное, вообще равных не было?
- Сила это что, сила это от природы. Только я вот тоже как и ты, никак не пользовался ею. Мне почему то всегда было очень жаль кому-то сделать больно. Доходило до смешного. В школе, например, была стычка с Сенькой Караваевым. Пацан хоть и мелкий, но пакостный -  наглый, хитрый и злой. Сцепились мы, я тогда за Светку заступился. Он меня по морде лупит, а мне его жалко, я ведь его одним ударом убить бы мог: в десятом у меня уже был разряд по самбо. Только, когда у меня из носа кровь побежала я схватил его руку и просто сжал. Он тогда от боли на всю школу заорал. Потом вот еще случай, из-за которого я бы мог уже на том свете оказаться. Сидел в дозоре в горах, среди камней. Вдруг,  вышел на меня «дух». Случайно конечно: ни он, ни я этого не ожидали. Внешне он здоровый был и хотел меня  ножом зарезать. Кинулся на меня, нож я у него легко выбил, убить мне его было, что таракана раздавить. Пожалел. Отпустил. Так он гад, метров на десять отошел и другим ножом в меня запустил. Хорошо я ожидал, успел уклониться. После чего жалеть его не стал — его же ножом и прикончил. Получилось, как у Александра Невского: кто с мечом придет от меча и погибнет.
- Жалеть у нас русских это в крови. Мы не кровожадные, но и за себя постоять умеем, особенно, когда защитить надо. Нападать мы не умеем, захватывать, завоевывать — у нас тогда злость пропадает. 
- Серега, смотри. Четыре легковушки катят.
- Так, Костя, давай ка живее бери гранатомет, три-четыре магазина и спрячься в стороне от блокпоста. Если что, бей по первой машине. Я пока сообщу в часть.
   Все остальное развивалось стремительно, без всяких пауз. Сергей сразу же сообщил по рации о приближении четырех легковых машин. В штабе потребовали обязательно докладывать о развитии ситуации. Только Костя успел основаться  метрах в двадцати от блокпоста, как из второй машины откинули крышку верхнего люка, из которого тотчас выставился человек  с гранотометом и почти без прицеливания выстрелил по блокпосту. Спас Сергея именно этот безприцельный выстрел. Граната взорвалась метрах в пяти от заградительной стены. Костик не подвел, среагировал вовремя. Его граната угодила прямо в эту машину. Она мгновенно взорвалась. Из остальных машин со всех дверей повыскакивало человек десять-двенадцать. Сергей скороговоркой сообщил в часть о начавшемся бое и начал вести обстрел. Костя также. Перед автоматом он еще успел выпустить две гранаты и, кажется, человек троих подцепил. Сережка, видимо, тоже двоих задел, по крайней мере ранил — они перестали вести огонь. Три автоматчика приковывали внимание к себе, остальные, несомненно, пошли в обход — типичная тактика. Сергей крикнул об этом Косте, тот ответил, что сам догадался. Сообщил другу, чтобы тот был внимательней, он меняет позицию. Прекратил огонь и отошел в другое место, чтобы встретить «духов», если не со спины, то хотя-бы в лицо. Одного заметил сразу и, опередив того, метнув нож убил его наповал. Еще одного заметил метрах в тридцати. Спешить не стал. Не обнаруживая себя стал выжидать, когда тот покажется. Как обычно пригнувшись прячась среди камней он медленно подбирался сзади к блокпосту. Тут  Костя заметил внизу еще одного, который также близился к той же цели.  К нему он был ближе — находился от него метрах в пятнадцати. Принял решение: сначала  попытаться уничтожить нижнего и, при этом, надо обязательно одним выстрелом, иначе завяжется бой на две стороны, который он наверняка проиграет, а потом они и Сережку возьмут. Оба душмана, не зная о нахождении Кости, по прежнему, клешнями, двигались к блокпосту сзади. Он не спешил, выжидал подходящего момента. Вот, кажется, и дождался. Как говорится «на ловца и зверь бежит», так и здесь случилось. Когда нижнему оставалось до блокпоста около десяти метров, тот встал во весь рост, чтобы хорошо видеть спину ведущего бой Сергея. Вот он прицелился. К этому времени Костя уже уверенно держал его на прицеле. Короткой очередью он вовремя свалил  душмана. Сразу же переключился на верхнего. Тот тоже открыл по нему стрельбу. На переднем фланге из троих перестал работать один автомат. Оставшиеся двое, вероятно, оценив ситуацию, решили подавить сопротивление русских с двух сторон. Решение правильное и, разумеется, легко отгадываемое. Костя понял, что в запасе у него минут двадцать, примерное время, когда они охватят сверху и снизу Серегу. За это время, во что бы то ни стало, надо разделаться с оставшимся сверху душманом. Находился он от него метрах в десяти. Гранатой пользоваться нельзя, осколками может зацепить Сережку. «А что если попробовать на дурака. Камнем» — мелькнула у него дерзкая мысль. Расстояние  до него вполне для этого подходящее. Прицельными бросками противника можно, если не убить, то уж, наверняка, серьезно поранить. Бросать точно по мишени Костя мог. Это  у него еще с детства: когда в лапту играли он мог мячом попасть в цель метров с тридцати, никто из ребят так не умел. В баскетбол спокойно ложил мяч в корзину с третьей черты. Точно метал гранаты. В роте лучше всех метал ножи...  Так и решил сделать. Осторожно выглянул и выстрелил, чтобы душман высунулся. Тот и высунулся и выстрелом ответил. Костя прикинул расстояние. Взял  булыжник, настроился и кинул. Наверное попал. Его противник застонал и что-то начал кричать, наверное ругаться. Костя  кинул следующий камень, потом еще,  еще, еще. Тот начал стонать постоянно. Костя продолжал бросать камни. Минут через пять стоны прекратились.  Костя подошел к нему. Тот лежал. Из-под тюрбана текла кровь по его бороде. Камень видать угодил прямо в голову, а может и не один. Скоро должен подойти третий. Костя выбрал место и стал его ожидать.  Прошло с четверть часа. Сначала он заметил тюрбан, потом показалась вся голова, вот тот перепрыгнул на другой камень, опять спрятался, вновь повторил осторожный перескок. Было до него метров сорок-пятьдесят. Подождав, как душман пропрыгает еще с метров десять, достал гранату, прицелился и метнул. Попал точно. Теперь в тылу оставался последний. Он себя нигде не проявлял. Понаблюдав за местностью минут десять, но так и не обнаружив его, Костя пришел к Сергею. Тот, обрадовавшись, велел связаться с частью, когда подойдет подкрепление. Если  его опередят «свежие силы» «духов», то этот бой они явно проиграют. Тут, неожиданно и удивительно, после нескольких огрызочных перестрелок с обоих сторон, у противника «замолчал» один автомат.
- Неужели «подцепили»? —  задал риторический вопрос Костя.
- Маловероятно, но может быть случайно. На всякий случай проглядывай тылы со всех сторон.
  Через несколько минут, опять неожиданно вдруг «заговорил» пулемет. Раньше он почему-то молчал, даже, когда на той стороне было значительное численное преимущество. Может потому и молчал, что оно было? Его огонь был остервенелым, наглым, вызывающим. Он явно не жалел патронов. Сергея это неестественное поведение душмана еще больше насторожило. Наказав Косте еще раз внимательнее смотреть по сторонам, он сам стал почаще поглядывать в свой тыл, предполагая маневр противника на отвлечение внимания.  Костю эта стрельба все больше раззадоривала, заметно снижала осмотрительность. Войдя в раж, раз от разу матерясь, он даже метнул гранату, но не достал — было далеко. Меняя позиции он все чаще пытался отвечать на эту, почти безостановочную, пулеметную стрельбу. Вскоре он увлекся полностью. Нет-нет принимал участие  в этом поединке и Сергей.  Вот у него закончился очередной магазин. Меняя его он машинально посмотрел назад и .... увидел второго душмана, целящегося в них сзади.
- Костя, осторожней — крикнул Сергей и кинулся в его сторону, прикрывая его собою.
    В этот момент прозвучала автоматная очередь. Сережка был сражен наповал. Костя от злобы, не раздумывая, почти не прицеливаясь кинул гранату и попал ею чуть ли не в самого «духа». Его, очевидно, от прямого попадания разорвало на части. Он держал своего друга, спасшего ему жизнь, на своих руках. От свербящей жалости хотелось плакать, но слез почему-то не было. Он просто смотрел на него и ничего не видел, и не слышал, был в полном оцепенении. Оно прекратилось сразу же он попадания  в его лоб небольшого камешка отколотого пулеметной пулей.
- Ну, подожди — процедил он с яростной злобой.
   Осторожно положил Сергея на землю, взял автомат, три гранаты и пошел в обход  к стрелявшему душману. Приблизился к нему незаметно сбоку со спины метров за пятнадцать. Тот, не замечая опасности у себя за спиной периодически обстреливал блокпост. Костя взял «лимонку», прицелился с особой тщательностью, метнул ее, сразу же спрятавшись за камень. Эта граната также, как и предыдущая, попала в самого человека и сразу же взорвалась.... Поднявшись, Костя  заметил приближающиеся «бэтээры»...


                БОБЫЛЬ
   Слесаря Желонкина сегодня мастер сильно оскорбила. Плюгавым назвала. .....Он тогда сам вызвался сходить в управление строительного треста. Надо было  устранить неполадки в водяном кране в кабинете директора. После этой добровольной инициативы Мурашова ему и     («ох и подлючий же язык у Катьки») выдала, да еще и с ехидцей,
- Там нужен мужик серьезный, представительный, а от одного твоего плюгавого вида, Антон Сергеевич подумает, что в нашем отделе все одна мелкота, да слабота работает.   
   От такой характеристики, сидевшие в разнарядке молодые слесаря поддакивающе ухмыльнулись, мужики посолиднее, как Корчагин, Самойлов, Забелин промолчали, бригадир Поликарп Степаныч, покряхтев, не вставая с места, заявил
- Тебе, Екатерина Матвеевна, назначено организовать выполнение производственных заданий, но унижать человека, хоть как он выгляди, никто не позволял. Семен свою работу знает исправно, специалист стоящий. А за директора треста ты не решай, человек он умный, он по делу смотреть будет.
   Спасибо Степанычу за поддержку, и Катька смягчилась, и никто не ухмылялся больше, но  рук своих Желонкин до конца разнарядки из карманов уже не доставал. Они всегда выдавали его сильное волнение — начинали заметно дрожать. После полученного задания, выйдя на его выполнение из ЖКО,  он уж успокоиться не мог, настроение   было испоганено.
    Кое-как отработав  эту пятницу после смены он зашел в магазин купил поллитровую бутылку водки, закуски какой и пошел к себе домой в  свою полуторакомнатную квартиру.
  Наскоро небрежно порезав огурцов, колбасы, сало, луковицу, разложив это в три  тарелки, распечатал бутылку, налил половину в стограммовый стакан и выпил. После третьей рюмки в голове зашумело.
Плюгавый — выдавил он вслух свою обиду, — как не плюгавый, плюгавый ты и есть, правильно Катька тебя поддела.
    Он взял с комода зеркало, посмотрелся в него — увидел сухощавое изможденное лицо, прорезанное морщинами, с хорошо заметной сединой на небритой бороде.
И что ты хочешь, Сенька, с такой физиономией, какого ты уважения требуешь? Что ты в жизни сделал? Детей и то не родил. Бобыль, ты бобыль и есть. Вперед жены и то умереть не смог. Где Лариска то?
    Достал из ящика комода фотографию жены.
- Вот зараза моя, вот жена моя кровная. Все ведь поперек, все поперек шла, зараза. Да как же я тебя не любил... Да сказала бы только чуть, сам бы в могилу лег, чтобы вызволить тебя из твоей болезни проклятой. Как не помнить, помню тот  случай, как ты от моей постели дня три не отходила. Ворчала, конечно, постоянно, так ведь все жены ворчат на мужей, когда те приложиться к бутылке лишний раз норовят. Ну и стерва же ты, Лариска, тебе бы еще жить и жить, ты ж, паразитка, и здесь меня обошла, оставила одного мыкаться.
   У него навернулись слезы, он еще долго смотрел на свою жену, потом положил ее фотографию на комод, пошел опять к столу, Выпил, закусил, снова стал вспоминать.
     Семен Желонкин всегда правильным слыл, правду вечно искал. Когда бригадиром на заводе был его бригада гремела! Со страниц заводской многотиражки не сходила, районная газета тоже о ней нередко писала. Он так работу в бригаде поставил, чтоб не за деньги работать, а только по совести. Соседние бригады откровенно в их адрес около виска крутили. «Чокнутые», иначе их и не называли. Зато  директор завода уважал сильно, лично с каждым за руку здоровался. Клеймо неписанное на бригаде стояло — никогда не подведут, все сделают в срок и качественно. Себя измотают, домой не уйдут, но сделают.
     Потом уж, когда завод зачем то развалили, пошел в шабашники. Лучше бы не ходил. Обманывали постоянно. Не раз было, сделают они бригадой работу, дом вот-вот сдадут, хозяин за что-то цепляется и выгоняет артель, ничего не заплатив за сделанную работу. Работали же они всегда старательно, с душой, иначе просто не могли. После второго безденежья Лариска, тогда еще жива была, его, растяпу, сильно лупила. Семен этому и не сопротивлялся. Знал, что права. Знал, что его обманывают, но ничего поделать не мог. Никак он не мог вжиться в эти наглые законы. В третий раз пошел и в третий раз его обманули. После этого подался в слесаря. Здесь деньги хоть и не большие, но регулярные. С премией вот только его почему-то часто обижают, может потому, что его можно обидеть: он горлом не возьмет, нахрапом, как вон тот молодой, здоровый Задорин, не стребует.


                СВЯЗУЮЩЕЕ ЗВЕНО
    ........Командировали меня в научно-исследовательскую лабораторию по проектированию инновационных систем (НИЛИС). У руководства института возникло подозрение в неполном использовании имеющегося научного потенциала. Директор института моему шефу прямо сказал, что там не дорабатывают, выдают, хоть и в большом количестве, но, все равно, второсортный материал. Поэтому они сделали  заказ нашему социологическому бюро выяснить причину этой недоработки, попросив при этом, не придавать широкой огласке существо заключенного договора.
     Перед отъездом начальник мне сказал, чтобы я старался избегать привычных социологических методологических штампов.
- Имейте ввиду, — заявил он напоследок, перед моим выходом из кабинета, — они там все большие оригиналы, поэтому, чтобы что-нибудь вызнать, надо их переиграть, но переиграть Вам их, скорее всего, не удастся. Мы сможем какие-то выводы сделать и как-то выполнить договорные условия из полученных намеков, штрихов, недосказанностей. В общем, Михал Михалыч, будьте внимательны, прислушивайтесь ко всему, на любые мелочи обращайте внимание.
    К приходу в лабораторию я готовился тщательно. Прежде всего решил, как можно быстрее проникнуться существующей там атмосферой, освоить манеру поведения и разговора. В то же время ни в коем случае нельзя переигрывать, нельзя уподобляться, надо «изобрести», как можно быстрее свое лицо, но, в любом случае, надо быть готовым на любые оригинальные неожиданности.
  По приезду в институт направился к директору. Такая предварительная договоренность  была у него с нашим завбюро. Крутилин встретил меня без каких-либо эмоций, сдержанно, с достаточным вниманием. Сразу же, без каких либо лишних слов, он начал говорить о сути моего задания.
- К целевым установкам договора и к нашей беседе с Вениамином Ильичем считаю нужным добавить еще одно соображение. В НИЛИСЕ собрались интеллектуалы высокой пробы. То, что они выдают скромный научный продукт, как и то, что они способны строить системы глобального масштаба, несомненно. У руководства института имеются косвенно подтвержденные предположения о разрабатываемым лабораторией проекта стратегического характера. Михаил Михайлович, попытайтесь узнать хотя бы краеугольные принципы того проекта, о котором они никому не сообщают и попытайтесь узнать почему?
   Выйдя от директора решил посидеть  в холле, еще раз продумать общие моменты первоначального знакомства с сотрудниками  лаборатории, попытаться определить наиболее правильный тип своей интеллектуальной и психологической рефлексии на нетрадиционные формы общения. (Как  потом выяснилось, они  оказались абсолютно непригодны.) Просидев часа полтора  направился в НИЛИС.
     Подойдя к двери с 321 номером увидел неказистую вывеску чересчур скоромных размеров с таким же невзрачным текстом «НИЛИС». Толкнув дверь вошел без стука. В комнате, общей площадью 35-40 квадратных метров, находилось пять человек: три женщины, из которых две были лет около  сорока и одна помоложе, примерно в двадцать пять  годов. Один мужчина лет шестидесяти, второй был,  вероятно, в ровеснях с теми двумя женщинами. Тот постарше, видимо, начальник, сидел у окна  за отдельным столом и что-то сосредоточенно читал. На мое появление он ничуть не среагировал. Помоложе сидел за столом, приставленным вплотную к другому столу. Вот он, когда я вошел,  в отличии от начальника, почти встрепенулся. Его реакция была настолько живой, что могло показаться, меня он, как будто, ждал. Сразу же оторвавшись от компьютера, резко повернувшись на своем крутящемся стуле в мою сторону он скоропалительно выдал.   
- Вот наконец-то пожаловал. А то ведь изсмотрелись его. От окон не отходили, ждали, когда появится. — Такой встречи я никак не ожидал. Даже слегка оторопел. Не знал, что ответить. Несмотря на мое замешательство, или, наоборот, забавляясь им, он продолжал в такой же манере. — Смотрите, ведь пришел и молчит. На его месте я бы места не находил, глаза бы прятал виновато, думал бы чем стыдливый румянец на щеках скрыть. Конечно бы извинялся. Придумал бы что-нибудь про пробки на дорогах, про неожиданно проклюнувшееся неудовлетворительное самочувствие. Пришел бы и сказал: «Уважаемые нилисятанизайчата, ни утята, поросята, кто бы знал тут кто вы есть. Я же к вам пришел оттуда и принес  с собою весть... — справившись со своим временным замешательством я уж было хотел прекратить эту словесную абракадабру и вставить типичные общепринятые фразы культурных людей при появлении нового человека. Как-будто видя мою наступившую решимость он, опередив меня, сам неожиданно прекратил свой каламбур — я такой-то и оттуда и затем-то я у вас», а вы, гражданин, все молчите и молчите.... — это я то «молчите»! Каков   наглец, хотел было ему сказать. Ведь он и рта мне не дал раскрыть. Он мне не дал его раскрыть и в конце своего ошарашивающего монолога, тем самым одержав сокрушительную победу надо мной, считавшим себя неплохим специалистом в социологии, грамотным знатоком построения любой беседы   в нужном мне контексте. Окончил свою речь он также оригинально — леденящим равнодушием, после которого мне только и оставалось, что называется «язык проглотить». — Вы, наверное, к Сан Ильичу? Вон начальник наш — и, отвернувшись от меня, вновь углубился в свою прерванную на время работу за своим компьютером
    Пораженный я прошел к столу начальника лаборатории Бондареву Александру Ильичу. Его фамилию, имя, отчество, как, впрочем, и остальных сотрудников я узнал и запомнил заранее, когда готовился к встрече.
   Представившись, сообщил, что командирован для выполнения договора нашего социологического бюро с вашим институтом для определения принципиальных позиций системного характера, адаптирующих проекты к сложившимся политическим отношениям, тем самым повышающих результативность проектной деятельности.
- Нашим ведущим специалистом в проектном деле является Павел Максимович. Поговорите с ним.  Если беседы с ним будет недостаточно подходите ко мне. Пал Максимыч — обратился он достаточно громко  к моему встречному — поговорите пожалуйста с товарищем.
   Павел Максимович Загоруйко —  старший научный сотрудник лаборатории инновационных систем, выслушал меня внимательно. Его сосредоточенность, тактичность полностью соответствовала типичному облику научного работника. Этот поведенческий контекст не давал ни малейших подозрений на способность, даже склонность к зубоскальным разговорам, как будто тех и не было вначале нашей встречи.
- Так, если шторку с тех фундаментальных позиций сдернуть, — сразу среагировал Паша Максимович в том же каламбурном тоне, как только я закончил свою речь, — то выяснится, что Никанорыч хочет узнать не много ли он нам хлеба дает и не мало ли мы пашем? Маша — обратился он к Марии Валентиновне Синюковой — покажи нашему гостю последний проект.
   Из-за соседнего стола поднялась статная белокурая женщина, подошла к шкафу и взяла с полки увесиситую синюю папку, правильной прямоугольной формы, перевязанную завязками, листов минимум на пятьсот. Подойдя к столу Загоруйко она протянула ее мне. На обложке я прочитал «Страховые аспекты текстильной отрасли Московско-Ивановского региона»
Стандартное время, отведенное на составление такого объемного проекта составляет около шести рабочих месяцев, мы эту работу сделали за четыре. За год мы выдаем около трех проектов. Показательно?
- По времени да. А вот, что  касается содержания, довольны ли Вы сами отражаемыми идеями в проектах?
- Быть довольным значит не видеть перспективы, по крайней мере необъятной, а для ученого это как минимум деградация, а то и смерть. Но все равно не доволен, задаваемым курсом прежде всего.
- Интересно про задаваемый курс. Кем, простите?
- Кем, сказать определенно, невозможно. Политическим курсом.
- Что-то можно сделать?
- Учитывая цель Вашего появления я слышу подтекст, как можно повысить наше КПД. Можно повысить, но как, я Вам не скажу. Это интимно, уже хотя бы потому, что я Вас не знаю. Скажу лишь вот что. Синергетика в деловой, то есть рыночной, сфере неинтересна. Основополагающие пути укрупнения капитала давно уже изучены, здесь не ожидается ничего неожиданного. Уже наметился процесс приращения рентабельности на десятые доли процентов, потом на сотые и так далее, а вместе с этим будет идти вялотекущий процесс развития рыночных отношений вплоть до их полной интериоризации, то есть их самоуничтожения. Сегодня уже можно заявить, что рыночные отношения себя изжили. Их дрожжами является потрясение, крупный антагонизм, как например Советский Союз. Похоронив его рыночные отношения похоронили и себя. Так вот, социальные системы в любых сферах, не обязательно производственных, вот это интересно. В выводе этих систем  в режим интенсивной экспансии кроется неистощимый источник развития мирового масштаба.
- У Вас, в связи с этим, есть определенные идеи, хотя бы в общей, расплывчатой аморфной форме?
- Есть! и не только в аморфной, но это уже «военная» тайна. Вот так Никанорычу и передайте. Вам я и так уже достаточно много сказал, по крайней мере для того, чтобы заметить стратегию.