Часть III. Испытание нанотехнологией Непрощенный

          Прошло пять дней, практически перекодированный и полученный в итоге результат мог порадовать. Разумеется, и опыт не гарантирует стопроцентного выхода материала, но тем не менее, позволяет тратиться на все прихоти заказчиков с наименьшими финансовыми и функциональными потерями. Собственно, если преодлолеть в себе спонтанное, периодически возникающее желание раздвинуть рамки допустимого, как при смене пуритански рекламируемой христианской церковью позы для половых контактов, на что-то из более современного, чтобы, как предлагают новейшие разработчики получения удовольствий, заглянуть за предел горизонта, то допустить неконтролируемый резонанс бывает, как ни странно, достаточно сложно.

         Эйфория от собственных возможностей быстро проходит. Разумеется, в самом начале, когда только прикосаешься к возможностям и реалиям устройства системы контактов,  самоконтроль - бич каждого начинающего технаря. Ты просто не веришь собственным глазам и рукам - человеческая масса прекращает представлять собой что-то кроме массы. Эта граница - мы и они, уже никогда не позволит тебе забыть об умственной неполноценности всех этих выведенных Дарвином гомиков.

         Вот тут-то и возникает ловушка - стать со временем шизоидом похлеще производимых тобою для разных проектов кибер-труперов. В начале разумеется, что-то ещё контролируется, но уходя в самостоятельный выбор поручителей и поручений, потерять лицо становится самым плёвым делом. Власть над безмозглой природой вещей - ничем не ограниченная, это наиболее скрытый наркотик в окружающем пространстве. Но ломка от попыток сломать свою неизбежно возникающую на каком-то этапе  зависимость от профессии  - это твой личный бич, и если выиграет не пророк, а порок - наступает крах и конец. Так устроена система. Собственнно, об этом известно еще с первой дозы, но притяжение запретного плода, сметает любые пороги и проги.

         Каждый принимает решение на удачу. Он преодолел несколько ломок, но не дал себе возможности слететь с катушек. Да иногда, на уже добиваемом материале, возникали ситуации на грани: стереть мозг до можжечка и увидеть возможности потусторонних воздействий на уровне извращенного сумасбродства. Но пока ситуация из раза в раз возвращалась к началу отсчета - и хотелось не очень-то выделяться на общем фоне. Серый цвет имееет столь же широкую гамму оттенков, что и любой другой, а возможно даже и шире. Так что пока сам процесс работы доставлял удовольствие - не стоило проходить периодически заговорщецки подмаргивающую точку невозврата.

         Это не был ни рационализм, ни жалость, ни милосердие, ни какие-то внутренние тормоза, которые должны срабатывать у хорошо отлаженной машины. Что значило такое самоограничение, теперь он больше не задумывался. Возможно, ничего большего, как привычка.

         Активизация первым делом снимала с объектов пороговую чувствительность болевого воздействия. То что обычная особь восприняла бы как опасность - пациенты принимали, если принимали вообще, с непоправимым опозданием. Но тогда реакция была ещё  более непредсказуемой. В самый ответственный момент элемент мог дать сбой: отключиться,  покончить с собой, прекратить подчиняться командам, сменив волну взаимодействия. А такой брак разуметтся разрушал и карьеру инструктора,  и карьеру программиста. Не хочешь соблюдать выдвигаемые к проекту требования - кончай в туалете. Примерно так наставляли его настоящие тренера.

         Поэтому к подготовке Надьи он подощел самым проверенным вариантом. Девушка не понимала откуда берется неуверенность, старнные желания, какая-то болезненность во всем теле.

- Может быть мне не подходит средиземноморский климат? Все ж таки Румыния отличается в этом плане от Хорватии.

         Ещё несколько дней назад абсолютно неприспособленная к реальности девушка была глупа, оптимистично-весела и непредсказуемо-игрива в своем воображении. Теперь от былого первозданного восприятия реальности можно было отметить только всё ту же глупость, правда, даже она сменила вектор приложения, прочие же инстинктивные реакции оказались утрачены безвозвратно.

         Передающее сознание должно реагировать только на посылаемые образы и сигналы - и не производить никой отсебятины. Кроме того оно обязано держаться в строго заданных границах взаимодействия. И умение распознавать боль при несанционированном удалении из указанной зоны с неоспоримой требовательностью выдвигает к субъекту четкую, ни с чем другми не ассоциируемую команду - на место, будет её больнее.

         При этом нельзя допустить, чтобы сдвиг приорететов и внутренних посылов вызывал в окружающих и знакомых  срабатывание тревожного сигнала: происходит что-то не то. Такие сердобольные люди из близкого окружения объекта могли своим упорством разрушить основополагающие программы, довести дело до конкурирующих взаимодействий, и, казалось бы, уже хорошо зарекомендовавший себя результат отправляется к чертовой матери насмарку.  Он был щепетилен в вопросах личного клейма на ушках рабочего скота, это пока еще соблюдалось с завидной долей предявляемых к проделанной работе требований.

         За двое последних суток он полностью откатал программу, протестировал на взаимодействие, возможность распознавать требуемые каналы пердачи - всё получилось на достаточно приемлемом уровне. Робокопы могли отдыхать - его Эсмеральды если и будут повешены на Гревских площадях, то не раньше, чем тени Нотр-Дам решат выйти из тени.

         Может быть он слишком льстил себе? Ведь единственный раз, когда он попытался сделать что-то для себя Тени не одобрили, вылив на темечко его опытного образца ковшик растопленного свинца, запаяв сознание Зое в металлическую коробку, но оставив в живых - надо полагать, как маяк, для блуждающего в одиночном плаванье дайвера.

         И откуда у них уверенность, что он не плюнет на живой труп, не першагнёт через мелом очерченный на асфальте у ступеней Собора Парижской Богоматери образ его самой главной неудачи, и не попробует начать ещё раз?

         Только теперь он назовет её как-нибудь по-другому. Допустим, Химера...

         Или Химерой он назовет самого себя.

         На заре атомного века человечества солдатам выдавали индивидуальные спец-пакеты на случай внезапного  вхождения в контакт с смертельно опасными воздействиями.

         Боевые отравляющие вещества опасны только при превышении дозы. Пока, в его понимании, доза не поднималась выше запретной линии в выработанной системе ориентиров.

         Под ногами хрустело битое стекло и осколки штукатурки, пахло метаном, мелькали бледные лица, исчерченные кровавой сеткой, словно обладатели их проникли в сон из театрального представления про упырей и вампиров.  Что еще за бал-маскарад? Только этот вопрос и был определяющим в потоке информации. Куда они опять клонят? Суки пытались что-то вынюхать под грудами битого кирпича, слышались нечеткие отрывистые команды то ли по отношению к собакам, то ли к мельтешащим в этом хаосе на искореженных стенах полупривидам.

         Он отрыл, в конце концов, глаза и последние фразы утонули в реальности нового утра.  Многие попадаются в капкан таких трансляций  - мучительно потом пытаясь вспомнить  голоса и картинки из видений, как будто от этого может зависеть их собственная судьба.  Это еще один трюк в реальности происходящего – такие восстановления  размываемых сознанием сюжетов нужны не передатчикам, а по сути таким же психотроникам, но подключающимся к вашему каналу на другой функциональной составляющей. Именно они не могут проникнуть в  те, предающие сети, причем кроме вашего подсознания, никто им помочь в этом деле не может.  Хорошо если вы принимаете что-то из психотропов – это облегчает  задачу  вмешательства параллельных игроков, так как контролировать  себя агент практически не в состоянии.  Но если таких возможностей по добыче вы им не оставляете, а кровь из носу нужно получить интересующую информацию – вам придется худо. Но и став добровольным их донором, не избежать главного: им плевать на порты находящиеся в открытом доступе. Просто выжмут как половую тряпку, до последней капли крови.

          Поэтому он давно взял за правило: забывать самостоятельно и как можно скорее, не давать им повода слетаться как мухи на мёд к его подсознанию.  Вот и в данную минуту – он уже выветрил весь чердак, молниеносно избавился даже от осоколков битого стекла и запаха застарелой штукатурки.  Посему попытка раскрутки не удалась. Можно себя поздравить. Он всегда удивлялся мракобесам, допустим тюрем  формата Гуантаномо,  ежу же понятно, что словарная база агентов убирается в экстренных случаях  пулей. Гуд бай до Америки. И что они пытаются тогда всеми запретными инквизиторскими методами вытряхнуть из этих пыльных мешков с костями? Что там есть кроме супового набора для не очень-то привередливых сук каких-нибудь закрытых от внешнего мира концентрационных лагерей.  Никак до него не доходит:  кому пускают пыль в глаза, списывая на борьбу с международным терроризмом, надо думать,  нехилые бабки, при этом зверскими  методами добывая что-то именуемое «полученная информация», которая, мол, позволят выявлять потенциальные очаги антипиндосского  направления. Перегудбай до всех территорий.

          Можно было начать утро с чашки кофе, как любому нормальному человеку. Однако он уже давно понял, что его норма никогда не совпадет с миром пропагандируемым как нормальный и общепринятый.  Посему начало дня было положено сигаретой ,   полстаканом вермута со льдом и внимательной пробежкой взглядом по пейзажу за окном.

          Сначала в поле зрения попал довольной  крупный дымчато-черный ворон со странным хрипло коротким тембром голоса, птица и её голос одномоментно создавали  впечатление, что стиль передачи этой пернатой штуковиной информации ему достаточно хорошо знаком.  Это не ширпотреб – это эксклюзив, что с одной стороны не плохо, разумеется, не плохо, что  ворон, всё ж таки, более дорогой экземпляр, чем загадившие всё и вся голубки, а  такого в пустопорожние акции не бросят- уровень, так сказать.  Хотя и бывает, что то, что кажется вам подъемом, на самом деле чей-то лихой спуск. И, возможно, даже спусковой крючок. Посему с другой стороны, от вещего до зловещего нет никакого промежуточного звена.  И короткие реплики, напоминающие ночной сеанс одновременной игры, как раз и доказывают – всё под контролем. Не спится, господа? Разве что: делай скидку на разницу часовых поясов.

          Отключившись от ворона, наблюдатель от неожиданности попашейся на глаза вещи хватанул дыма и резкий, словно ножевой порез, сгусток отравленного воздуха прорвал легкие: на соседней стене, гораздо ниже ворона, но и выше нормального человеческого роста красовалась свежая красно-бордовая надпись:  ZARA.

          Именно на этой ноте закончился с час назад его ночной выход, или ввод. ZA-RA. Может в доме  напротив поселились турки, и так обозначили территорию?  Но как им удалось так быстро взять след?  Суки, вынюхивающие что-то под завалами? Или вот тот ворон… но ворона уже простыл след… В  этом мире существует  только одна константа – время и место действия.

         Так что там с местом? Где должна вспухнуть эта   багровая надпись?

         Всё приходит во время только к тем,  кто умеет ждать. Не прикасайся ни к чему – не оставляй  своих пальчиков. Они тебе ещё могут пригодиться.  Кто-то из литераторов утверждал, что если на сцене висит ружье не за горами день, когда оно выстрелит.

         И так… Прага… Театральная… Он замер в ожидании: прямо на уровне глаз красовалась та самая сигнальная  точка: ZARA, каким-то только им известным образом клонированная в пространстве. Невольно парень огляделся: того, отдающего короткие команды прокуренным голосом, ворона рядом не наблюдалось. Зато наблюдалось другое: Сметана. Проданная невеста. Эсмеральда.

         У него в Праге были дела другого рода, но кто может знать : какой из родов в данную минуту диктует свои условия пространству, и как ротозеев тянуло на Гревскую поглазеть на расправу над очередной жертвой инквизиции, так и его к Сметане – не вспорхнет ли в каком узеньком ответвляющемся от главной магистрали проулке серо-дымчатый крылатый вестник. Случайность совпадение двух информационных посылов: его навязчивой мысли облаченной в французское поношенное платье цыганки или ромалы и чужой, но четко выданной угловатой надписи: ZARA. Случайность… Случка сук, что-то там пытающихся вынюхать под грудами искореженных остатков. Может быть …

        Неожиданно, мысль проваливается в грохот и резкую тишину. Землетрясение? Не хилый пророк тот ворон… потом  возникает гул, крики,  и из проулка неподалёку на проспект выскакивают какие-то  возбужденные  люди.  Землетрясение  выглядит театрально и несколько искусственно.  Но пока все бегут от, он, всё ж таки победив здравый посыл разума, идет туда… Так и есть – они объявляют шах на Сметана. 

        Под ногами хрустит стекло, пахнет какой-то странной химической смесью, неуловимо  исчезающей в глубинах памяти этот запах оставляет о себе только одно:  он слышал нечто похожее по ту сторону: химический димержи. Передача информации на запах. Свой – чужой.  Кто  более прав:  человек или собака.  Последняя  - ибо у неё нюх.

        Изрезанные осколками бледные лица,  зияющие,  словно вырванные глаза,   провалы на месте бывших окон,  периодически срывающиеся с верхних этажей куски  толстого оконного стекла, крики и ругань… 

- Что это за здание? – он пытается помочь присевшей у бордюра на мостовую светленькой разлахмаченной  девушке, в волосах которой словно серебряная пудра проблескивают  мишурой  острые грани  стеклобоя: судя по всему перелом ноги – мысль действует в одном направлении – надо её перенести в более безопасное место,  но разум в тот же момент ведет совершенно отличную партию: что это за здание?

          Девушка, уже подхваченная на руки,  одновременно стонет, плачет и пытается отвечать на его вопросы:

- ГАИ.

- Как ты сказала?

- ГАИ. Государственная авиационная инспекция.

          Над ними трещат вертолеты –всё ясно, первое, что  сориентировавшись перекрыли :  небо.  Переулок наполняется спасателями и собаками. Под ногами трещит стекло и штукатурка.  Запах… Он,  наконец,  ассоциирует его в своем сознании: зарин. Полусон, полуявь – пахнет химическими реактивами. Собака более права – у неё нюх.

           Вот уже та самая девушка,  словно в испанском сапоге,  в белой гипсовой накладке, фиксирующей сломанные кости.  Инквизиция ищет отступников и отступниц для зрелищ на Парижской площади. Проулок перекрыт – теперь туда нельзя. Суки ищут раненых под завалами. Вертушки барражируют небо. Хаос сменяется порядком.

          Чем больше узнаю ГАИ – тем больше нравится таможня? Что там лепетал в таких случаях русский?

          Долетались суки…

          Аэропорт Шарля де Голя встретил как обычно, и молодой человек улыбнулся своему фатальному озарению, пришедшему на развороченной донельзя улочке Праги: долетались, суки.  Ему рано поддаваться глобальному намазу:  ни возраст, ни положение, ни время – не совпадают с безысходностью старческого нагнетания  ионов в атмосферу. Никакого предгрозового  фронта, который переломает хребет одной из систем,  не предвидится – сколько бы деревьев не вырвало с корнями –  молодая поросль только обрадуется возможности очищения пространства от спрессованной столетиями корневой системы добиваемых природой былых великанов.

          Отметившись по всем необходимым адресам,  он не устоял и двинулся в предместья:  получить информацию о Зое можно было только на месте, такие вопросы никогда не обсуждались  вне тщательно охраняемой территории.

- Мы следим за её текущим состоянием, - врач отделывался дежурными фразами, как обычно делая упор на финансировании содержания указанной пациентки.

         Его в такие минуты особенно подмывало спросить: что будет, прекрати он выплачивать оговоренные суммы.  Они пустят её на биоматериал,  превратят в подопытную крысу – чем конкретно будет отличаться её сегодняшнее положение от ожидаемого в том случае, если некому будет оплачивать по счетам?

- Могу я привезти к Зое кого-то постороннего?

- Для чего это может понадобиться?

- Может быть,  смена лиц   даст какой-то положительный эффект?  Новизна восприятий… и потом она  любила общение, в крайнем можно пригласить какую-либо патронессу из монастыря… - вне всякого сомнения за этим не крылось ничего большего, чем  попытаться дать Зое шанс хоть сколько нибудь  вернуться к реальности происходящего.

- Её состояние не позволит проникнуть, кому бы то ни было на  подсознательный уровень, но не стоит драматизировать ситуацию – замечу, что это лучшее, что может предложить медицина.  Отсутствие реакций и эмоций – во имя их же блага. Прочие психологические трюкачества только усугубляют состояние, ведут к неконтролируемым срывам, лишним дозам препаратов для восстановления утраченного спокойствия и прочим побочным эффектам.

          Бессмысленная тирада  доказывала только одно – они не допустят к своим опытным образцам ни одной живой души, находящейся не в теме происходящего. Настаивать было бесполезно.  Ни одна кухарка не любит,  чтобы по её святая святых разгуливали посторонние и совали свои пальцы и носы под крышки кастрюлек и баков.

          Зое за толстым, несколько искажающим очертания стеклом показалась постаревшей ещё на десяток лет. А может и не показалось.  Женоненавистники здесь собрались что ли?  Что за химиотерапия  могла уничтожать со скоростью реакции атомного полураспада? В конце концов – не от онкологии же её тут лечат.

           Никакого разговора, как и предупреждал в приемной фраеристый эскулап, у него не получилось.  Зое практически не реагировала вообще на какие бы то ни было внешние раздражители.  Может быть,  он оказывает её иезуитскую услугу еще и проплачивая  все производимые над пациенткой опыты?  В который раз пришла в голову  назойливая, как мухостеб, мысль:  пусть бы допустили кого-то из местных христопоклонниц.  Пусть бы   они попытались  разомкнуть порочный круг безумия творимого за этими толстыми стенами с окружным видеонаблюдением по периметру.  «Надье называла нас христопродавцами» , - но,  глядя на Зое, он бы сформулировал это по -другому:  потрошители.

           Сколько молодые люди молча просидели друг напротив друга  парень не смог бы сказать. В голове вертелись какие-то фразы  и никак не концентрируемые на происходящем видения. Кроме одного:  каменная статуя химеры, украшавшая Нотр-Дам , вся была покрыта кровавой испариной. Священник серб уверял, что перед  разгромом его деревеньки  икона в  церквушке мироточила. Плакала  - проще говоря. Почему же он никогда не видел,  чтобы Зое плакала. Наверное, сам бы он  на её месте взвыл.  Неужели ей всё равно?

- Зое, я хотел тебе сказать, что был в Соборе Парижской Богоматери.  Та,  твоя любимая химера, как мне кажется, плачет кровавыми слезами. Ты никогда не видела чего-то подобного.

          Ничто не дрогнуло в лице, но губы разжались:

- Видела, - девушка помолчала,  словно не могла от долгого воздержания вспомнить ни слова из человеческой речи, - по ней ударили. Каменный дождь.

          Радио в машине несло какую-то обычную  чушь. Он не придавал информации никакого значения. Пока в эфир не вклинилось резюме, что вновь неуравновешенная Карла дель Понте сделала ничем не доказанное заявление по зарину.  Он вспомнил её текст: я и военные преступники.  А ведь она могла бы подойти на роль современной богоматери. Она и они.  Демержи.

           Зое и метеоритный дождь из осколков химеры над её городом.  Если бы он был художником – он бы попытался оставить после себя хоть что-то стоящее.

           Уже на въезде в Париж радио нашло наконец-то достойную новость: какой-то старикан застрелил себя на ступенях Норт-Дам в знак очередного протеста…

           Кому они оставляют убирать трупы….