Дочь Мюнхгаузена. Театр

Театр представлял собой жалкое зрелище: окопы с двух сторон, прямо по центру на заднике надпись «Пушечное мясо». Над полевой кухней слева – «Грязная ветошь, справа – «Чистая ветошь».  Чем отличались ветоши, было непонятно. Солдаты, как всегда, кормили вшей.
Командующие враждующих армий одновременно увидели в свои боевые перископы неопознанный объект, - это были мы с Баки. Одновременно они скомандовали: «Пли!». С первым же выстрелом из Бака хлынула вода. Я полетела с огромной высоты, набирая скорость. Встречные воздушные потоки раскрыли юбки моего пышного белого платья. Я закружилась над театром, ветер относил меня, то к одной, то к другой кулисе. Деревянная сцена театра военных действий, политая водой из Бака, вдруг, разродилась стеной (позже она получила статус  «Берлинской»), разделяющей императоров, сидевших за единым столом переговоров. В это время они делили и ели пирог. Пирог разлетелся по сцене крошками. Солдаты стали хватать крошки прямо на лету.
Биться пришлось за каждую крошку, многие перешли из окопов в разряд «Пушечное мясо» или «Грязная ветошь».
Я бесстрашно опустилась на стену, стоявшую на сцене и стала бегать по ней  взад-вперёд от задника к просцениуму.
Немецкий Кайзер и русский Император оказались у пустых разбитых тарелок, они с удивлением смотрели на остатки стола, раздумывая, куда девался пирог, который они делили (и ели).
Тут, не сговариваясь, они оба в четыре руки обратились к Богу, правда, каждый к своему. А я в это время продолжала бегать по стене. Каждый из императоров увидел в моей беготне провидение Божье, моё пышное платье развевалось, как белый флаг, Оба императора одновременно перекрестились. Каждый своим крестом, один – справа налево, другой – слева направо.
Не раз в тяжёлых странствиях, свидетельницей которых мне пришлось бывать, я помянула моего бедного отца добрым словом. Прямо с младенчества он подковал мои башмаки крепкими чугунными подковами на случай войны.
Хочешь мира – готовься к войне, кормишь вшей, – готовься к миру. Эти слова близкого  друга барона Мюнхгаузена, я всосала с молоком кормилицы. Я так стучала своими крошечными кривыми ножками, так била чугунными подковами, что картонный потолок берлинской стены рухнул, я провалилась внутрь декорации, и тут я поняла, как хочу есть. Я увидела рукоятку и нажала на неё, стена разъехалась на две половины, закрыв собой обоих императоров. Солдаты выбежали из окопов, началось братание. Так закончилась 1-я Мировая война. На сцену вышли обе, с немецкими корнями, императрицы.
Прошло много лет, и теперь я могу сказать правду об этой войне. Не забывайте потомки: наказанная жадность Турецкого Султана (да будут долгими его годы), железные перчатки барона Мюнхгаузена и моя природная сообразительность решили исход ПМВ.