Трогал смерти седые виски. Ч2

Начало:http://www.proza.ru/2013/05/23/930


«Трогал смерти седые виски…»


4

    «Совершенство. Восхитительная мерзость!
Расплету косичку мокрою рукой…
Ты прости меня, о, Господи, за дерзость,
Режу синий… Или красный?
Ну, какой?!
Пять секунд… давай же, горе-комбинатор!
Красный!
Синий!»

/Фрагмент стихотворения «Сапёр» Алексея Порошина/

   Бронетранспортёр резко затормозил, отрывая Чернова от нахлынувших воспоминаний. Нащупав деревянную ручку щупа, капитан соскочил с брони и двинулся к видимой только ему одному отметине.

    За несколько шагов до приметного места остановился, проверил остриём щупа грунт. Как он и предполагал, уколы ничего не дали: игла не шла в скальный грунт. Тогда Илья опустился на колени, взялся за нож. Счистил верхний слой, убрал вымазанные в топливе камни. И тут увидел то, что искал, - край лунки, тщательно забитой камнями. Сомнений не было – мина!  Но какая? Почему её не обнаружил миноискатель, почему не сработала она при наезде машины разграждения.

    Чернов  стал рыть подкоп, чтобы тщательно обследовать мину. Жаром дышали раскалённые скалы. Он обливался потом, бронежилет сжимал грудь раскалённым цилиндром. Но офицер не чувствовал жары, не замечал холодных струй  на горящем лице. Он сантиметр за сантиметром вгрызался в каменистую почву.

    Так прошло минут пятнадцать. Капитану  они показались вечностью. Наконец,  пальцы  нащупали ребристый бок. Он осторожно выгреб мелкий базальт  и увидел, что это «старая знакомая» - итальянская противотанковая мина TS 6,1 в пластиковом корпусе. Заложена опытной рукой – вверх днищем, чтобы повысить взрывоустойчивость, затруднить обезвреживание.

  «Вот почему мина не сработала под траками БМР.  Очевидно, рванула бы в замыкании колонны. Значит, душманы хотели завлечь  всю колонну в каменный мешок и … Так уже случалось…» Молнией пронеслись эти мысли в сознании Чернова. Он тут же подозвал радиста, передал самые неотложные распоряжения. И снова склонился над вырытой нишей. Стал приспосабливать под мину якорь сапёрной «кошки».

    Внезапно пулевой веер прошил камни перед его руками. В лицо ударила каменная крошка, взвизгнули на рикошете пули. «Поняли душманы – уловка не удалась,  и решили расправиться с сапёрами», - пронеслось в сознании командира роты.  Страха он не испытывал, боялся одного – ненадёжно зацепить «кошкой»  за мину.

   Вести прицельный огонь душманским пулемётчикам не дали. Дружно ударили автоматы расчёта  под командованием старшего лейтенанта Орлёнка, захлестали огненные струи счетверённых стволов зенитных установок.    Чёрные провалы пещер, откуда вёлся обстрел, закрыли облака разрывов.

    Тем временем Чернов, не спеша, отползал  к бронетранспортёру. За ним тянулась тонкая жилка верёвки, соединённая с сапёрной «кошкой». Под защитой бронетранспортёра он перевёл дух. И только сейчас, натягивая верёвку, заметил, как дрожат его пальцы…

    Вскоре засада была уничтожена. Колонна продолжила движение. Позднее, при разборе старший колонны не упрекнул капитана Чернова  за рискованные действия. Он только спросил, почему тот сам взялся за разминирование.

-Трудная мина попалась, - коротко ответил Илья, пряча невольно потрескавшиеся, кровоточащие руки…

    Во тьме, окутавшей землю, тревожно, почти в полнеба, вспыхивали зарницы.  И чем дальше выдвигалась колонна, тем ближе и ярче были эти всполохи. Будто за хребтами кто-то работал двумя гигантскими электросварками. Только здесь беспорядочно менялся и цвет. Вспыхнет ослепительно-белый, с синевой, словно от неоновой лампы, потом – сиреневый, розоватый. Слева… Справа…  И скалы, ранее темневшие на фоне неба, на какие-то мгновения становятся лиловыми, розовеют, краснеют, бледнеют до синевы… И – полное безмолвие.

    До хребтов, за которыми полыхали зарницы, оставалось три-четыре километра. Теперь вспышки освещали уже и их колонну. Стало  ясно, что это не зарницы. Обыкновенные зарницы – спутницы грозы. А здесь небо, как говорят лётчики, - миллион на миллион – в звёздах, холодно подсвечиваемое нарождавшейся луной. Зарницы же  - рядом. О грозе и речи быть не может. На фоне сурового безмолвия гор и затаившейся тишины сполохи сеяли в сердце смутную тревогу. Таинственно  и беззвучно полыхающие ущелья вместе с близостью вражеских засад словно предвещали что-то грозное, непреоборимое…

    Никто из знакомых офицеров не смог вразумительно объяснить Невскому это явление природы. Кто-то, кажется, командир ДШБ, предложил спросить у артиллеристов. «Они математику и физику знают». Но и рассуждения столь компетентных специалистов о разности потенциалов, вызываемых скачками температур,  никого  не убедили.  Ведь вспышки-то не единичные, они полыхают более четырёх  часов  (после удалось убедиться – до самого рассвета). Вот бы узнать, бывают ли они в дневное время… Конечно, с помощью приборов.

    Под этим мерцающим светом и двигалась колонна. На намёк Невского, временно пересевшего с  Автоперевязочной на машину связи «Чайка» старшего офицера  колонны (пришлось перевязать небольшую рану на его руке от шальной пули), дескать, неплохо бы на машине «подскочить» за хребет, до которого рукой подать, старший колонны сердито отрезал: «Не по пути». Это означало, что там тоже возможны заминированные участки и засады душманов.

   Так и осталось для всех тайна тайной. Кто знает, может, после стабилизации политической  жизни в стране афганские учёные заинтересуются этой  удивительной загадкой природы.



5


  «Не успел остановить…   
Что ж так тихо?
Не сработал детонатор…
Это значит… Это значит – будем жить!

Ну, а дальше – поздравления, улыбки,
И начальство (как всегда) начнёт брюзжать…
У сапёра в жизни только две ошибки.
Лучше – первой (стать сапёром) избежать…»

/Окончание стихотворения «Сапёр» Алексея Порошина/

   В широкую часть ущелья вся колонна не пошла. Она остановилась на небольшом плато, почти уткнувшись в округлую,  вдалеке резко вздымавшуюся гору. Вперёд  пополз отряд обеспечения движения, а по скалам стали карабкаться наши  парни из ДШБ и афганские  воины подразделения «коммандос».

   Каждый из оставшихся на пункте управления мысленно представлял, как между двумя каменными стенами, почти на ощупь двигаются сапёры, как, обнюхивая каждую пядь земли, беззвучно ступают собаки.

   На этот раз под неусыпной охраной десантников и «коммандос» шли минёры. На это ответственное задание были отобраны самые опытные. Старший лейтенант Иван Булавка, лейтенант Алексей Римский, младший сержант Шамиль Анныев – все они неоднократно участвовали в разминировании. Приходилось решать невероятные головоломки. Случалось – и под огнём душманов. И всегда они выходили победителями.

    Работать приходилось с особой тщательностью. Даже и после того, как пройдёт трал, его след  и обочины скрупулёзно обследовались вручную – щупами.  Строго соблюдая дистанцию – не менее двадцати пяти метров, - вершили свой ратный путь минёры. И вот уже снята одна мина, вторая…

    Тревожные доклады отвлекли внимание,  и офицеры не заметили, как исчезли сполохи и наступил рассвет.

-Подрыв под катком трала. Водитель  младший сержант  Бочаров сильно контужен, требуется замена.

    Получив это сообщение, капитан  Чернов витиевато выругался, не смог сдержаться. Помолчав, он снова заговорил:

-Это же очередное сотрясение для этого парня. Сколько же ещё должен выдержать человек на такой опасной службе?!

     Да уж, разрывами по ушам от взрывов  ему итак уже много нахлопало. На что это похоже? Ощущения примерно такие, словно молотком по голове. А при подрывах на противотанковых минах у ребят – кровь из носа и ушей. На днище машины двойная броня прогибается, пара катков вылетает, а солдат сидит внутри искорёженной коробки, иногда объятый смятым металлом, словно Дюймовочка лепестками, - жив…  Мы всех их представляем к наградам. Они их заслужили уже тем, что садятся за рычаги машины разминирования. Егор Бочаров, например, награждён  медалью «За отвагу» и представлен к ордену Красная Звезда.

    Чернов распорядился немедленно эвакуировать пострадавшего в расположение  медиков, попросил Невского  лично заняться его лечением.

-О чем разговор, Илья. Всё сделаем. Положим его в наш санитарный автобус. А при первой возможности переправим на «большую землю»…

    В ущелье окунулись, как в ночь. Справа и слева – почти до небес – отвесные стены. Кое-где наверху маяками застыли еле различимые среди скал фигуры. Это афганские дозорные. Узенькая дорога петляет вдоль хилого ручейка. В скалах зловеще чернеют пасти пещер. В них,  как правило,  душманы оборудуют огневые точки и устраивают засады. Из таких вот пещер сегодня ночью наши десантники вытащили брошенные мятежниками крупнокалиберный пулемёт, миномёт, установку для пуска реактивных снарядов с двумя боекомплектами. Не успели их применить.

   Можно представить положение колонны, втянувшейся в ущелье, если на мине подорвётся головная машина. Ни объехать, ни развернуться. Мышеловка!

   А где-то впереди, в кровь раздирая пальцы, обезвреживают мины сапёры.

   Душманы в этом ущелье, как и в узкой горловине входа, установили мины на совесть. Большинство – английские МК-7 с девятикилограммовым тротиловым зарядом. А между ними – пластмассовые итальянские.  В каменистом полотне дороги или обочины выбивали лунку, установленную  мину засыпали щебёнкой, пылью, а затем поливали водой – получалось, как в бетоне. Попробуй такую обнаружить и обезвредить! Для того чтобы добраться до скобы и зацепить за неё «кошкой», надо потеть да потеть.

    На что рассчитывали душманы, устанавливая мины таким образом? Прежде всего,  на внезапность. При этом способе установки подорвётся на мине не первая и не вторая, а неизвестно, которая по счёту машина колонны. Поскольку мина почти забетонирована, одни машины должны вначале «раскачать» грунт, оторвать мину от него, дать ей «свободный ход». Вот когда взрыватель и гофрированная часть корпуса его получит свободу, только тогда произойдёт взрыв.

   За рычагами трала вместо контуженного водителя – старший лейтенант Булавка. Метр за метром утюжит дорогу.

    Вот он замечает, что на берегу ручья чернеют два широких кольца, соединённых такого же цвета полоской. Это упаковка взрывателя. Значит, и мина – рядом.

-Внимание! – предупреждает Иван Булавка.

   И метр, и два проверено. Мины нет.

-Ищите!

    Снова назад, и опять мокрые от пота и прорвавшихся мозолей руки вонзают в щебёнку щуп.

    И наконец – есть!

    По камушку, по кусочку щебёнки отковыривает минёр. Штык-ножом. Избитыми в кровь пальцами. Обломанными ногтями. Вот и взрыватель. Он рассчитан на давление семьсот килограммов. Но кто знает, нет ли здесь «сюрприза», может, она установлена на неизвлекаемость?! Взрыватель сидит туго. Вероятно, приржавел.

    Как ни заманчиво извлечь мину «живую», показать потом сослуживцам, но законы безопасности… Младший сержант Анныев осторожно добирается до скобы. Цепляет за неё «кошку».

-В укрытие!

   Рывок за верёвку – и оглушительный взрыв перекатывается по ущелью. На месте мины – воронка. Она не столь уж велика. Ведь при таком способе установки получается как бы направленный взрыв.

   Вздохнули с облегчением и опять за работу.

   Были и ещё сюрпризы. На одной из мин сверху лежал плоский камень. Те, кто её устанавливал, думали, обведут сапёров вокруг пальца. Не вышло!  Не подвела солдат интуиция минёра. Правда, пришлось поломать голову. Только ли для маскировки камень? Расчёт на усиление нажимного действия? Или, наоборот, - на уменьшение давления?

   Спокойно, минёр!

   Зацепили «кошкой» камень. В укрытие. Рывок!  Камень отлетел в сторону. Взрыва нет. Таким же образом извлекли и мину. В лунке под её телом обнаружили американскую ручную гранату. Значит, была установлена на неизвлекаемость. Но нитка шпагата перегнила и порвалась.

-Есть мина!

   Эти слова вырывались едва ли не радостно. Потому что нет для минёра обиднее, чем пропустить, оставить на дороге смертоносный заряд. Потому что нет  для минёра высшей радости от осознания того, что он обеспечил безопасность своих боевых друзей.

   Рассказали в минуту отдыха такой эпизод. Однажды  отделение сапёров,  в котором служит рядовой Сергей Хахам, действовало в составе подразделения, охранявшего колонну. На маршруте были обнаружены мины. Только вышли сапёры на дорогу, как душманы открыли огонь. Тогда Хахам попросил механика-водителя поставить машину над миной. Так, прикрываясь броневым корпусом, по которому то и дело щелкали пули, отважный сапёр обезвредил несколько мин и фугасов…

-В ущелье больше мин нет! – таков был доклад сапёров.

   Машины колонны стали разъезжаться на временные стоянки. Предстоял отдых  и обслуживание техники для дальнейшего движения по маршруту.  Ни одного взрыва не прозвучало. Счастьем, настоящим и искренним лучились глаза минёров после того, как убедительно была доказана чистота их работы.



6

      Ночь была бредовая. В голове всё время вращались какие-то круги, похожие на звенья навесного  трала с его боевой машины. Они отвратительно скрежетали, боль остро, через виски рвалась наружу.
 
     К утру духота выползла из салона  санитарного автобуса, посвежело. И приснился Егору Бочарову сон, будто собрались они с пацанами в сады дозревающей вишней полакомиться. А он проспал, и его все забыли. И только  Колька Скрябин, лучший друг, не забыл, растормошил его. И будто кинулись они вслед за своей ватагой.  А солнце только-только за околицей показалось. Бежалось им легко и как-то празднично даже – не боялись, что опоздают: упавших  вишен было много, как в сказке.  В сад примчались, а там – никого. Даже удивляться не стали, как это они могли обогнать хлопцев. Егор горсть матово-бурых ягод набрал,  только ко рту поднёс и … проснулся.

    Чувствовал, что проснулся, а глаза  открывать не хотелось. Жалко ему стало до спазма в горле, что село  Коршуново  своё так коротко увидел. Кольку Скрябина… И ягод из горсти не попробовал. Ведь и приснилось такое первый раз за целый год, а ощущение – словно дома побывал. Он улыбнулся и медленно, боясь вновь ощутить отступившую куда-то тяжесть в голове, открыл глаза.

-Ну вот, уже и улыбаться начал!

   Это фельдшер медроты прапорщик Тамару  сидел с ним рядом.  А Егору тут же  вспомнился такой же эпизод, но тогда, проснувшись,  он увидел миловидную девушку, медсестру стационара, в котором он оказался после сильной контузии от подрыва его БМР. Прелесть, что это была за девушка!  Хрупкая, с ясными голубыми глазами.  Слово скажет, ладонь на лоб положит, и сразу легче становится. Тогда же Егор понял, почему фронтовики всегда с такой нежностью о медицинских сестричках вспоминали: суровая штука война, кровавое, мужское дело. Но женщины даже в такую обстановку привносят тепло и доброту. И терпится боль, и распрямляются плечи, и хочется быть твёрдым и мужественным.

-Как ночь прошла, Егор?   Не очень хорошо ты смотрелся, когда принесли к нам: из носа и ушей кровь течёт. А вертолёт вызвать не можем – ночь наступала. Вот и пришлось тебя в этом санитарном автобусе на носилках разместить. Ничего, при первой возможности переправим тебя на большую землю на вертолёте.

   Прапорщик померил контуженному давление, посчитал пульс.

-А можно, товарищ прапорщик, мне с подразделением остаться? Мне уже легче.  У нас контузию и за ранение сапёры привыкли не считать.

-Ну, это ты брось. Контузия – дело  серьёзное. А вы, как мальчишки, право – друг перед другом форсите.

   Александр Тамару сказал, а сам тут же задумался. Какие мальчишки?! Мужчина становится мужчиной в том случае, если чётко осознаёт свой долг и свою ответственность, причём тут возраст!  А долг – не каска, которую надевают по мере необходимости; долг – это нечто большее. Хотя спроси сейчас вот хотя бы у него, Егора Кузьмича Бочарова, что это такое – солдатский долг, он вряд ли ответит со всей определённостью. Впрочем, так оно и должно быть: долг словами не определяется, долг заставляет совершать поступки, действовать.

-Так как, товарищ прапорщик?

-Не знаю, Егорушка. Вот у доктора Невского спросишь. Он скоро тебя сам придёт проведать.

  Прапорщик выпрыгнул  из салона автобуса на землю, а Бочаров  предался своим думам. Как бы быстрее «отлежаться» - так они в своём кругу называли вынужденное безделье после контузии. Это была уже четвёртая на счету у младшего сержанта Бочарова.  Он – сапёр. Но своими руками мины трогал только на стенде в учебном классе. А там, на дорогах, их давил обугленными кулаками тралов да просечёнными гусеницами своей боевой машины разграждения. Егора, как бывшего тракториста, сразу же посадили за её рычаги. И хотя в «учебке» пришлось изучать всё, в Афганистане всё время службы был механиком-водителем.

   «…Через день бегаем в инженерный городок,  – писал  он домой в самом начале службы. – Он находится за четыре километра от части. Там есть горка метров триста длиной и подъём  под углом 60-70 градусов. Мы на неё забегаем в полном снаряжении. А так всё в порядке. На зарядку ходим, учимся строевой, ведь скоро присяга… Службу свою я потихоньку тащу. Вот уже были на стрельбище. Первый раз стрелял из автомата боевыми патронами. Из трёх выстрелов выбил 25 очков… Так что боевое крещение прошёл…»

    Через полгода он писал своей любимой девушке, которая провожала его в армию и обещала дождаться возвращения:

«Здравствуй, Ира!  Спасибо за тёплые слова, за добрые новости. Твои письма здорово помогают мне в службе. Могу тебя порадовать: она идёт у меня хорошо. А по-другому, наверное, и быть не может. Ведь рядом – настоящие друзья, которые готовы всегда помочь. И потребовать по-товарищески. Об одном из них хочу написать тебе. Сержант Паша Шусть  родом из Белоруссии. Весёлый, никогда не унывающий парень. О таких говорят – «душа коллектива». Как и я, Павел - сапёр. Я видел его за работой. Он настоящий мастер, и не могу найти подходящего сравнения тому, как он обнаруживает мины. Разве что сравнить его дело с работой хирурга? Я разговаривал как-то со знакомым доктором, он и привёл такое сравнение, мне оно понравилось.  Так же точны, расчётливы, осторожны движения Паши. Хирург спасает жизнь человеку. И  цель сапёра чем-то похожа на цель хирурга. Павел очищает израненную, начинённую взрывчаткой землю Афганистана. Чтобы   не было смертей. Чтобы продолжалась новая, свободная жизнь афганского народа, которую принесла ему апрельская революция.
 
   Таких ребят, как Паша,  у нас много, очень много. Они бескорыстны, мужественны и честны.

    Как твои дела, Ирочка? У тебя скоро сессия. Верю, что ты сдашь её успешно, ведь ты сильный и настойчивый человек, а фельдшер-акушер из тебя получится просто замечательный. Удачи тебе на экзаменах.  До свидания. Целую крепко.  Твой Егор Бочаров».

    А тогда, в начале службы на афганской земле, он ещё не предполагал даже, что настоящим боевым испытанием станут для него первые  километры  дороги Кандагар – Лашкаргах.

   БМРы вообще идут впереди, принимая на свои тралы (а часто и на корпуса) взрывы мин и хитроумных зарядов. Как только ни хитрили мятежники, чтобы сорвать продвижение автоколонн по дорогам, оставить людей без продовольствия и предметов первой необходимости. Бывало, валяется на земле гильза от крупнокалиберного патрона – картина, в общем-то,  уже   привычная здесь, - но она соединена проводом с зарядом. Стоит наехать на неё гусеницей, и цепь через корпус машины замыкается. Взрыв! Минами могут управлять по радио. Встречались заряды последовательного подрыва: и две, и три машины могут проехать, своим весом только приближая нажимное действие мины. А подорвётся пятая или шестая. Поэтому машины разграждения иногда и в середину колонны ставят.

   БМР, которую Бочаров впервые вывел в тот день на разминирование,  утюжила дорогу впереди всех. Командир экипажа младший сержант Григорий Левит скосил взгляд на  стрелки часов. Он был старшим по боевому опыту, по боевому возрасту. Этим взглядом на часы словно подчёркивал: начался новый отсчёт времени для Бочарова. Взрослого, мужского – шутки в сторону.

   Трал, кособочась на колдобинах дороги, тяжестью прощупывал путь тем, кто пойдёт следом  за ним. Вначале всё шло нормально, и Егор уверенно вёл машину. Даже вспомнить себя успел в кабине колхозного трактора… И вот оно – взрыв.  Трал не потревожил заряд, он взорвался прямо под корпусом БМР. Усиленное бронированной защитой днище выдержало…

    Колонну останавливать рискованно, поэтому вперёд выползла вторая машина разграждения. А Левиту и Бочарову  оказывали необходимую помощь: ранений не было, была контузия. Они уже пришли в себя, когда впереди громыхнул ещё один взрыв. Трал второй БМР нащупал ещё одну «находку».  «Густовато», - выцедил из себя Григорий.

   Контуженного Бочарова никто не посмел бы заставить вновь садиться за рычаги. Но он  знал, что колонна, стоящая, пока сапёры обследовали миноискателями место подрыва и обочины, будет стоять и дальше. Впереди – мины. А это значило, что впереди должна идти боевая машина разграждения. Его машина. Иначе просто нельзя.

   Не стоит тут искать лихости – есть решения, на которые надо уметь решиться. И никогда это решение не бывает простым и лёгким. Там, в боевой обстановке, парни взрослели не с годами, а с боями. И наступает момент, когда оказывается, что взрослость доказывать никому уже не надо. Нужно другое – быть на высоте этой взрослости, и тогда к чувству причастности прибавляется чувство ответственности. За себя, за других. За дело.

    Двигатель взревел и будто прокашлялся, выбросив в воздух чёрный клубок дыма.  Теперь механик-водитель был в машине уже один…

    Выездов на операции по проводке автоколонн в службе Егора Бочарова было много. И редко когда дороги были «минностерильными».  Был случай, когда передняя БМР, которую вёл младший сержант Павел Бруссер, улетела от взрыва в пропасть. И на войне бывает везение – Павел остался в живых, контузило только сильно. Машина Бочарова тогда следом шла, Егор  первым бросился на помощь товарищу. И потом занял его место.

    А машину, за рычаги которой он сел сразу, всё же доконали мины, - пришлось отправить её в «капиталку». Получил новую… Когда Егор  рассказывал об этом старшему лейтенанту Невскому, забежавшему в санитарный автобус проведать его,  тому вспомнились строчки поэта-фронтовика Сергея Орлова:

«Проверь мотор и люк открой.
Пускай машина остывает,
Мы всё перенесём с тобой:
Мы люди, а она стальная…»

   Бочаров стихи похвалил, задумчиво кивая головой.

   И сразу представилось, как чумазый, пропылённый боец, скинув на затылок шлемофон, ласково похлопывает по ещё не остывшей броне: набирайся, мол, сил, скоро снова в бой.

   Через месяц Егору   Бочарову подойдёт срок увольнения в запас. Сказать, что ему не хочется покидать этот ставший родным военный городок, затерявшийся в пустынном районе провинции Кандагар, было бы не совсем честно. Очень тянуло домой,  в Петухово, к родителям, сестре, друзьям. В этот небольшой городок, затерявшийся на окраине Курганской области,  их семья перебралась за два года  до окончания Егором школы. И всё же здесь,  далеко от Родины остаётся что-то очень большое, что в дальнейшей жизни может уже не повториться. Объяснить это трудно, очень трудно. Ну как забудешь момент, когда по очищенной тобой дороге в отдалённый кишлак приходят машины с продуктами и их встречают люди? Или радостные возгласы афганских мальчишек: «Шурави! Шурави!»   Или гибель  товарища… Или руки командира, вручающего тебе боевую награду. И песни под гитару в короткие минуты отдыха: «В пробитой фляжке воды осталось на полглотка…»

   Нет, не объяснить всего этого. Оно просто останется в душе навсегда. На всю жизнь…

…Утром, часов в десять, винтокрылая машина  уносила  Егора Бочарова  на аэродром Кандагара, где он будет передан в заботливые руки врачей и медсестёр  медицинской роты. Для него участие в войне завершалось. Его с нетерпением ждали родные и близкие на  родной земле.   А впереди была  целая жизнь…

…Колонна же продолжила свой путь дальше среди  величественных  скал раскинувшегося ущелья.


*


Использованные материалы:

-Олийник А. «Лицом к огню», газета «Красная звезда», октябрь 1985г.;
-Светиков А. «На земле Афганистана», газета «Красная звезда», ноябрь 1986г.;
-Петров В. «Сапёры идут впереди», журнал «Советский воин»,  октябрь 1986г.;
-Боровков А. «Люди долга и чести», газета «Красная звезда»,  июль 1988г.

***
   
На фото Ганина – обезвреженные мины.
***