Жестокость

Трагедия в двух действиях.
Действующие лица:
Юра – организатор банды.
Друзья Юры и члены банды:
Толик
Витя.
Сергей.
Павел.
Петр.
Аня – жена Юры.
Вера – жена Толика.
Дуся – соседка Ани и Юры.
Нюра – школьная подруга Ани.
Хватов – майор милиции.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
(Бедно обставленная комната. За столом сидит Юра. Входит Аня).
    АНЯ. – Что-то странное происходит в стране. Предприятия закрываются. Людей массово лишают работы. Вот и я стала безработной. Пойду завтра на биржу труда, может, хоть какое-то пособие назначат.
    ЮРА. – Сходи, конечно. Мне платят помощь по безработице, а ты чем хуже?
    АНЯ. – Вот времена настали! То ли раньше было: хочешь – иди, учись, и тебе, как молодому специалисту выделяют жилье и работу. Не хочешь учиться – иди на какое только хочешь предприятие простым рабочим. И, тоже, тебе выделят и крышу над головой, и гарантированную заработную плату.
    ЮРА -  Вспомнила баба, как девкой была.
    АНЯ. -  Жить стало страшно, потому и вспомнила.
    ЮРА. – И чего ж ты испугалась?
    АНЯ. – Ты только оглянись – сколько разных жуликов развелось. Где это видано – у людей жилье отбирают. И столько уже бомжей развелось. Раньше даже слова такого не знали. А тут в каждом мусорном коробе человек торчит, а вокруг него стаи бездомных животных. На той неделе десять собак на меня напали. Хорошо хоть один прохожий помог от них отбиться. А если б не он? (Вздрагивает). Бррр.
(Входит Дуся).
    ДУСЯ. – Извините, что я без стука. Входная дверь была открыта – вот я и вошла.
    ЮРА. -   Входи, входи, Дульцинея. Ты нам и без стука симпатичная.
    АНЯ. – Это я дверь оставила открытой? Надо же! Никак не могу прийти в себя. Уволили меня, Дусенька, сегодня. Работа была хорошая, коллектив дружный. Думала до пенсии работать с ним буду, а, видишь, как все получилось.
    ДУСЯ. – Присоединяйся ко мне. Будем вместе ездить за товаром в Турцию. Я, как меня выгнали с завода, тоже долго с горя себе места дома не находила. Даже плакала ночами. Предприятие, где я работала, богатое было. Своя база отдыха на Черном море…
    ЮРА. – Ну вот, вторая у воспоминания углубилась. Пора уже к новой жизни привыкать.
    ДУСЯ. – Да я и привыкла. Туда-сюда мотаюсь без перерыва.
    ЮРА. – Вот видишь – не все так и плохо, как тебе сразу казалось. Когда бы это раньше ты за границей побывала? Да никогда. А сейчас – пожалуйста.
    АНЯ. – У меня же паспорта заграничного нет. И потом, какая-то виза нужна.
    ДУСЯ. – Не переживай. Все необходимые документы и разрешения я помогу тебе оформить.
    АНЯ. – Ой, Дусенька, можно я подумаю?
    ДУСЯ. – Думай, конечно, только не долго.
    ЮРА. – И в какой месячный доход, если не секрет, выливается твоя деятельность на новом поприще?
    ДУСЯ. – По-разному бывает. Раз на раз не приходится.
    ЮРА. – Хорошо, поставим вопрос иначе: ты сейчас зарабатываешь больше, чем, в свое время, на заводе, или меньше?
    ДУСЯ. – Немного больше. По крайней мере, на жизнь хватает.
    АНЯ. – Дуся, а Нюрка с тобой не ездит? 
    ДУСЯ. – Нет, а почему ты спрашиваешь?
    АНЯ. – Да как-то встретила ее в центре города, так она сделала вид, словно меня не заметила.
    ДУСЯ. – Ххе! У нее муж банкир. Больно ты ей нужна!
    АНЯ. – Ну и что с того, что банкиршей стала? Все же – школьная подруга. Вместе на танцы ходили. Ребят друг у дружки отбивали.
    ЮРА. – Я тебе сейчас печенки отобью.
    АНЯ. – (Машет в сторону Юры рукой). Когда это было? (Обращается к Дусе). Ну, подумаешь – повезло бабе. Стоит ли так нос задирать?
    ДУСЯ. – Не скажи. Сейчас у нее совсем другие компания, интересы, запросы, мечты, стремления. И ей уже скучно с нами. И немаловажно для нее - что подумают люди чуждого нам круга, увидев ее с тобой или со мной?
    ЮРА. – Вот так-то, девочки. Наконец-то наладился естественный процесс расслоения граждан в стране согласно их зажиточности. Кто умней и толковей – тот наверху. А кто глупей, или не хочет ничего делать – тот внизу общественной лестницы. И нечего умному якшаться с глупцом. Ему с ним скучно, господа нищие. Только больные на голову реформаторы могли придумать сказку о всеобщем равенстве. В жизни его нет, не было, и быть не может, хоть как бы не старались всякого рода фантазеры, взращенные коммунистами.
    АНЯ. – (Обращается к Юре). Большого ума не нужно, чтоб лечь под банкира. (Обращается к Дусе). А на бирже труда, как безработная, ты не числишься?
    ДУСЯ. – Числюсь.
    АНЯ. – Как же тебе удается отмечаться на бирже, если ты постоянно находишься за границей?
    ДУСЯ. – В Турции я же не каждый день сижу. А за те дни, когда у меня нет возможности отметиться в списке безработных, я работнице, на учете в которой состою, делаю подарки.
    ЮРА. – Взятки, другими словами, даешь?
    ДУСЯ. – Юра, иначе в наше время нельзя. (Обращается к Ане). Я чего к тебе пришла – дай ложку соли.
    ЮРА. – Суп варишь?
    ДУСЯ. – Ага. Гороховый. Приходи, угощу.
    ЮРА. – Премного благодарен. Лучше уж я поберегу свой живот. Да и за то время, что ты тут балагуришь, он уже давно весь выкипел, а то и сгорел.
    АНЯ. – (Берет Дусю под руку). Не слушай его. Откуда ему знать – сколько должен суп кипеть? Пошли на кухню. (Аня и Дуся уходят).
    ЮРА. – (Провожает женщин взглядом). А Дульсинеюшка ничего собой. Можно было бы. (Крутит в воздухе пальцами). Нужно будет как-нибудь к ней за перцем наведаться. А что? Она к нам за солью, я к ней за перцем. А там гляди – что-то вместе посолим, что-то вместе поперчим.
(Входит Аня).
    АНЯ. – Юра, может, и мы начнем торговать иностранными тряпками? Дуся первое время поможет. Расскажет нам, что и как.
    ЮРА. – И как долго мы скитаться будем по чужим странам?
    АНЯ. – Откуда я знаю? Одному только Богу известно – когда экономика нашей страны на ноги встанет?
    ЮРА. – Сомневаюсь я, дорогая, что при нашей жизни подобное чудо сотворится. Ты же видишь – что ни день, то нищета все беспощадней сжимает и душит нас.
    АНЯ. – В чем дело? Поездим ровно столько, сколько посчитаем нужным. Часть денег будем откладывать. И смотри – магазинчик приобретем, или небольшое кафе купим. И будем жить себе в свое удовольствие.
    ЮРА. – Слишком длинный путь к жизни «в свое удовольствие». Так можно и посреди дороги надорваться, разочароваться и с горя скопытиться.
    АНЯ. – Не страшно. Главное, что мы всегда будем вместе. И много ли нам двоим нужно?
    ЮРА. – Для того чтоб тебя начала замечать Нюра – немало понадобится.
    АНЯ. – Господи! Надо же – такую невероятную глупость себе в башку втемяшить! Разве в чужом внимании или в деньгах счастье?
    ЮРА. – А в чем?
    АНЯ. – В дружбе, в любви, в согласии, в стремлении достичь чего-то такого, что будет, потом всю жизнь, согревать душу.
    ЮРА. – Так рассуждают только безнадежные неудачники. Всегда и везде только деньги были мерилом счастья. И мы будем с тобой богатыми, чего бы мне это не стоило.
    АНЯ. – Ты меня пугаешь. Любой ценой благополучия мне не нужно.
    ЮРА. – А другого не бывает. Если хочешь жить в свое удовольствие – нужно хватать, без стеснения все, сейчас и сразу.
    АНЯ. – И до каких пределов распространяется твое намерение достичь богатства любой ценой? Людские жертвы оно предполагает?    
    ЮРА. – Не будем впадать в крайности.
    АНЯ. – А что тогда может остановить тебя перед крайностями?
    ЮРА. – Не нагнетай обстановку. У меня есть одна задумка – как сразу разбогатеть. Вот только поддержка мне нужна. Я уже позвонил нашим ребятам. Все обещали сегодня прийти. Вот посидим с ними, обмозгуем мое предложение. И, я так думаю, дружно возьмемся за работу.
    АНЯ. – И в чем суть твоего предложения?
    ЮРА. – Не спеши. Еще не известно, как ребята отнесутся к нему. (Смотрит в окно). А вот и Толик уже идет.
    АНЯ. – Ухожу на кухню. Не буду мешать вашему тайному совещанию на столь высоком уровне.
(Аня уходит. Появляется Толик).
    ТОЛИК. – Привет.
    ЮРА. – Привет. Как у тебя дела?
    ТОЛИК. – Ради Бога, да никак. Работы нет. Чем заняться не знаю. На данное время числюсь у тещи подсобником на ее огороде. Вредная баба. Хуже даже моего бывшего старшины во время службы в армии. Но приходится терпеть. Никуда не денешься.
    ЮРА. – У меня одна мысль появилась по поводу нашего общего трудоустройства. Не знаю – понравится она тебе или нет.
    ТОЛИК. – Излагай.
    ЮРА. – Сейчас подойдут все остальные наши ребята, тогда и поговорим.
    ТОЛИК. – Ты им звонил?
    ЮРА. – Да.
    ТОЛИК. – Ради Бога, тогда подождем. Все равно торопиться некуда.
    ЮРА. – (Хлопает Толика по плечу). Ну что, Толик, выберемся ли мы с тобой когда-нибудь еще в горы? Никогда не забуду, как ты меня в Гималаях спас.
    ТОЛИК. – Ради Бога, много мы с тобой горных вершин покорили. И я тебя спасал, и ты меня спасал. В горах иначе нельзя. Без надежного друга там делать нечего.
    ЮРА. – Ты прав. Поэтому я тебе и позвонил, что могу положиться на тебя как на каменную гору.
    ТОЛИК. – Ради Бога, и каменные горы дают трещины.
    ЮРА. – Ты это к чему сказал?
    ТОЛИК. –  Ради Бога пословица не нравится. Много я разных гор насмотрелся, и должен сказать: большего доверия, чем надежный человек рядом, у меня ничто не вызывает. В какие бы невероятные ущелья мы с тобой не залазили, я четко знал: Юрка не подведет. А ни одной скале я никогда до конца не доверял. Всегда их предварительно осматривал со всех сторон, чтоб не случилось непредвиденного сюрприза.
    ЮРА. – Да-а-а. Дружба наша испытана временем. Это надо же: за столько лет никто друг другу дорогу не перешел. А помнишь, как Нинка нас перессорить старались.
    ТОЛИК. – Ради Бога, помню, конечно. Тогда здорово мы в нее втюрились.
    ЮРА. – А все-таки интересно: неужели ни я, ни ты ей совсем не нравились?
    ТОЛИК. – Ради Бога, скорей всего – нет. Девчонке, просто, составляло удовольствие наблюдать, как мы ревнуем ее друг к другу. Поэтому она попеременно заигрывала то со мной, то с тобой. Когда же мы вдвоем пришли к ней и сказали: «Выбирай, кого хочешь», интерес к нам у нее тут же остыл.
    ЮРА. – Ничего не скажешь – стервозной оказалась девка. Но, дружбы нашей нарушить ей не удалось. Не даром говорят – если баба не смогла с помощью своего обаяния перессорить двух мужиков, значит, дружба у них настоящая.
    ТОЛИК. – А знаешь – она, иногда, и сейчас мне снится.
    ЮРА. – Хе-хе. И мне тоже. Ей-богу смолчал бы, если б ты первым не признался.
(Входит Витя).
    ВИТЯ. – Можно войти?
    ЮРА и ТОЛИК. – (В один голос). Да, да. Входи.
(Витя здоровается за руку с Юрой и Толиком).
    ВИТЯ. – (Обращается к Юре). Зачем звал, да еще так срочно?
    ЮРА. – Дело есть. Чем ты сейчас занимаешься?
    ВИТЯ. – Стыдно сказать – сигаретами торгую.
    ЮРА. – И много за день выторговываешь?
    ВИТЯ. – Копейки. Еле на скромное питание хватает. К тому же часто-густо обворовывают отморозки разные. С месяц назад один пацан, лет пятнадцати, выхватил у меня с рук дорогую пачку сигарет, и бросился наутек. Я за ним два квартала гнался. Если бы поймал – убил бы мерзавца. Такая лютая злость овладела мной тогда. Ведь пачка та половину моего дневного заработка стоила. По дороге кирпич под ноги подвернулся, так я его по беглецу швырнул, но не попал. Повезло сопляку. Я когда вернулся назад, отдышался, только тогда подумал: хорошо хоть кирпич не угодил воришке в голову. А то б тогда точно его покалечил. И всю оставшуюся жизнь он провел бы в больнице, а я в тюрьме. Однажды цыганка, вместо денег, кусок газеты мне подсунула. И я принял его как плату за товар. Видать ведьма гипнозом обладала. А то все мои оборотные средства карманщики в троллейбусе вытащили. Поверишь – плакать хотелось. А сколько раз фальшивые деньги подсовывали. Да что там говорить – не сладок труд мелкого торгаша. (Обращается к Юре). Так что ты хотел?
    ЮРА. – Не спеши. Обязательно все узнаешь. Пусть только остальные все соберутся.
    ВИТЯ. – Ты всех наших ребят позвал?
    ЮРА. – Да.
    ВИТЯ. – Тогда, точно, что-то серьезное. Не иначе, как есть предложение всей компанией на рыбалку съездить. Помню – были времена: у реки мы мужики, наши бабы, дети. Шум, гам, костер, футбол на песке – красота! Счастливые деньки были, только мы этого не знали. А сейчас вспомнишь, и хочется окунуться в прошлое.
    ТОЛИК. – Ради Бога забудь прошлое. Туда уже не окунешься.
    ВИТЯ. – Знаю. Знаю, конечно, что прошлое не фотография. И повторно его увидеть не получится. А хочется.
    ЮРА. – Перехочется.
    ВИТЯ. – А помните – как на реке Десне на нас местные ребята напали, и как мы им бока намяли?
    ТОЛИК. – Еще бы! Это когда ты промахнулся, и, вместо того, чтоб ударить одного из нападавших, врезал мне своим кулаком в скулу?
    ВИТЯ. – Какой ты все-таки злопамятный. А не помнишь, как ты споткнулся, упал, и на тебя сразу трое сельских обормотов навалилось? Кто тебе на помощь первым подоспел?      
    ТОЛИК. – Ради Бога, было, было такое. Но когда я поднялся – туго им тогда пришлось.
    ЮРА. – А все потому, что никто с нас не дрогнул и не побежал. Смогли мы тогда за себя постоять.
    ТОЛИК и ВИТЯ. – (В один голос). Это верно.
    ВИТЯ. – В противном случае нам бы туго тогда пришлось.
    ЮРА. – И не сомневайся. Дружба, дружба и только дружба может помочь людям в тяжелую минуту. Только она с разрозненных слабых пальцев творит грозный кулак.
(Входит Сергей).
    СЕРГЕЙ. – О! Так вас уже трое. Стало быть, я уже лишний.
    ЮРА. – Заходи, заходи. И тебе нальем
(Сергей здоровается со всеми за руку).
    СЕРГЕЙ. – И что за торжество намечается? Неужели я чей-то день рождения запамятовал?
    ЮРА. – Ничего ты не запамятовал. Это я всех собираю по очень важному делу.
    СЕРГЕЙ. – И по какому?
    ЮРА. – Подождем еще Петю и Пашу, и тогда я всем сразу расскажу, почему я вас позвал.
    СЕРГЕЙ. – Ну что ж, подождем. (Обращается к Толику). Толик, что же ты не забираешь свою машину?
    ТОЛИК. – Ты уже ее отремонтировал?
    СЕРГЕЙ. – Еще позавчера.
    ТОЛИК. – И сколько с меня?
    СЕРГЕЙ. – Толик, обижаешь. Когда это я со своих друзей деньги брал? Осенью с тещиного огорода мешок картошки завезешь.
    ТОЛИК. – Ради Бога, это можно.
    ЮРА. – А почему бы тебе ни заняться ремонтом автомобилей более конкретно? Мне всегда казалось, что это прибыльное дело.
    СЕРГЕЙ. – Дело-то оно прибыльное, только необходимо сначала сделать некоторые финансовые вливания. Нужно построить теплое помещение, оборудовать его подъемными механизмами и приобрести весь необходимый инструмент. А на траве под окнами квартиры, да еще в одиночку, много не заработаешь.
    ТОЛИК. – И негде денег одолжить?
    СЕРГЕЙ. – Кредит можно в банке взять. Но, во-первых, мою маленькую однокомнатную квартиру в аварийном доме недорого оценят. А, во-вторых, жена боится жильем рисковать. И риск, действительно, есть: смогу ли я будущими доходами вовремя рассчитаться с кредитором? Чтоб такое серьезное дело наладить – время требуется. А долги, сам понимаешь, господа нетерпеливые и ждать не любят. К тому же они имеют свойство непомерно возрастать.
(Входит Павел. Среди присутствующих звучат радостные возгласы: «Паша», «Привет Паша – совесть наша», «Паша – учитель детей наших»)
    ПАВЕЛ. – Привет, ребята. По какому случаю собрание?
    ЮРА. – Все узнаешь в свое время. Вот дождемся только Петю, самого неподкупного бухгалтера в мире.
    ТОЛИК. – Ради Бога, он же свои дебеты с кредитами будет сводить до глубокой ночи.
    ЮРА. – Ну, уж это клевета. Петя человек точный. Встреча была назначена на восемь часов утра. (Смотрит на часы). В его распоряжении еще целых пять минут.
    ТОЛИК. – Тогда я пойду, перекурю.
    ВИТЯ. – И я тоже.
    СЕРГЕЙ. – Ну, и я с вами.
(Толик, Витя и Сергей уходят).
    ЮРА. – Расскажи – как мой племянник, под твоим чутким руководством, одолевает высоты наук.      
    ПАВЕЛ. – С органической химией у него немного не лады, а по всем остальным предметам Володя твердый хорошист. Мальчик не вредный, спокойный, исполнительный – можешь им гордиться.
    ЮРА. – Был бы мой племянник претендентом на золотую медаль, тогда можно было бы им гордиться, а так (разводит руками) – ученик - как ученик.
    ПАВЕЛ. – Юра, я, как учитель со стажем, скажу тебе так: будь моя воля – все медали, все звания такие как: «самый умный», «золотые руки» и другие методы восхваления наших чад, отменил бы раз и навсегда. Они, не только не нужны, а, более того, калечат детскую психику. И формируют в, еще несостоявшихся, членах общества самомнение о себе, как о сверхнеобычных личностях.
    ЮРА. – И что в этом плохого?
    ПАВЕЛ. – Очень часто такие люди не в состоянии правильно оценить свои способности. И жизненные испытания для них заканчиваются трагедиями. Поэтому, я бы не советовал тебе настраивать своего родственника на достижение заоблачных для него целей.
    ЮРА. – И как же, по-твоему, должен учиться школьник?
    ПАВЕЛ. -  Один предмет ему нужно знать в совершенстве, а все остальные – как получится. Володя увлекается математикой. И если и дальше так дело пойдет, то он многого достигнет на этом поприще. Главное, не мешайте ему.
    ЮРА. – Я школу окончил с золотой медалью. Никаких жизненных трагедий у меня не возникало. И что на это ответит учитель?
    ПАВЕЛ. – Скажу – слава Богу. Значит, рос и развивался ты органично. И был отличником за счет своего разностороннего развития, а не потому, что хотел кому-то что-то доказать.
(Входит Петр).
    ПЕТР. – Доброе вам утро.
    ЮРА. – (Смотрит на часы). И как только тебе удается везде, всегда приходить вовремя?
    ПЕТР. – Чтоб вовремя куда-то прийти, нужно вовремя откуда-то выйти. Звал зачем?
    ЮРА. – Как жизнь, Петя?
    ПЕТР. – Плохо. Хуже некуда. У завода заказов нет, производство стоит, заработной платы скоро не предвидится. Как дальше жить – не знаю.
    ПАВЕЛ. – Ты же бухгалтер, и возле денег крутишься. Кому, как не тебе, подворовывать потихоньку?
    ПЕТР. – (Возбужденно). Вот ты грамотный человек, и такие глупости говоришь. Да бухгалтерия настолько точный, документами фиксированный, учет, который не позволяет и гнутой копейки себе незаконно присвоить. Это при изготовлении продукции в цеху можно завысить расход материалов, или упростить технологию изготовления ее. И за счет таких махинаций создается возможность что-то себе прикарманить. В бухгалтерии же ничего подобного сделать нельзя.
    ЮРА. – Да успокойся ты. Это Паша так шутит    
(Входят Толик, Витя, Сергей. Все поочередно здороваются с Петром)
    ЮРА. – Итак, пришли все. Рассаживайтесь, разговор предстоит долгий.
(Все рассаживаются вокруг стола).
    ЮРА. – Я вот зачем всех вас позвал. Времена настали тяжелые, и всем нам нужно как-то выживать. По одиночке мы все передохнем как мухи, или будем вынуждены с мусорных бачков пищу добывать.
    ПАВЕЛ. – И что ты предлагаешь?
    ЮРА. – Предлагаю сорганизоваться, и заняться вымогательством денег у торгашей и мелких предпринимателей.
    ПЕТР. – Предлагаешь рэкетом заняться?
    ЮРА. – Не люблю я иностранных слов. Скажем так: будем заставлять обеспеченных сограждан делиться своими сверхприбылями.
    ТОЛИК. – А всех, несогласных с нашими требованиями, убивать, что ли начнем?
    ЮРА. – Ни в коем случае. Мы же не людоеды с Африки. Мы жители цивилизованной Европы.
    ВИТЯ. – А как?
    ЮРА. – Например, подойдем втроем к нашему потенциальному спонсору, и тихонько ласково скажем: двадцать процентов твоих доходов должны стать нашими.
    СЕРГЕЙ. – А если он станет упираться?
    ЮРА. – Будем смотреть по обстоятельствам. Нас много, что-нибудь да придумаем.
    ПАВЕЛ. – Боюсь, я не смогу что-то от кого-то требовать. Чужое – есть чужое.
    ЮРА. – Ты будешь только наблюдателем в засаде находиться. Другими словами – на шухере стоять, и сообщать всем нам о появлении нежелательных лиц.
    ВИТЯ. – А как мы узнаем, какая у кого сумма составляет двадцать процентов дохода?
    ЮРА. – У нас бухгалтер есть.
    ТОЛИК. – Не привычно как-то все.
    ЮРА. – Ради Бога. Любое новое дело всегда кажется непривычным. Но, выживать как-то нужно.
    ПЕТР. – Дело-то подсудное.
    ЮРА. – Почему сразу – подсудное? Никого ни бить, ни, тем более, убивать мы не собираемся. Ну, не даст нам какой-то наш клиент денег – не беда. Мы, в конце концов, себе другого найдем.
    ПАВЕЛ. – А если этот «кто-то другой» в милицию пожалуется.
    ЮРА. – Паша, не смеши меня. Сейчас все торгаши нарушают правила торговли. И не в их интересах напоминать о себе правоохранительным органам.
    ПАВЕЛ. – А если еще одна группа таких же умников найдется, как мы? И скажут они нам: «Проваливайте, господа, с нашей территории», что тогда будем делать?
    ЮРА. – Что тогда, что тогда? Разговаривать с ними будем. Мне кажется, взрослые, умные люди всегда найдут общий язык.
    ВИТЯ. – А если не найдут?
    ЮРА. – Не будем так далеко заглядывать в будущее. Еще Наполеон говорил: «Главное ввязаться в драку, а развитие событий покажет – что делать дальше.
    ПАВЕЛ. – Эти слова Наполеона любил повторять Владимир Ленин. И руководствуясь ими, такую революцию отгрохал, что весь мир страдал от нее целых семьдесят лет.
    ЮРА. – Ты сюда еще приплети Александра Македонского, Юлия Цезаря, Сталина, Гитлера, наконец. Паша, мы знаем, что ты очень начитанный человек. И можешь с утра до вечера рассказывать нам о событиях далекого прошлого и недавнего настоящего. Только я собрал сейчас всех не лекции слушать, а чтоб принять важное решение. Или мы сейчас сгруппируемся, и попытаемся спасти себя от неотвратимой нищеты. Или тихо располземся по своим норам, и будем по утрам, на пустой желудок, пить воду из-под крана, а вечером утолять голод ржаными сухариками. Я думаю – первый вариант нам предпочтительней. Все мы бывшие спортсмены, люди крепкие с жизненным опытом, а, главное, доверяем друг другу. Кому, как не нам, объединяться и брать свою судьбу в свои руки?   
(Длительная пауза).
    ЮРА. – Что молчим, друзья, словно в рот водки набрали? Неужели всем вам нечего сказать мне?
    ПЕТР. – Очень, Юра, опасное дело мы затеваем. Все-таки банду сколачиваем, а не компанию для поездки на шашлыки. Тут невольно возникает беспокойство: а чем все наше мероприятие может закончиться?
    ЮРА. – Ну, Петя, бухгалтерское дело тебя окончательно испортило. Еще не начав дела, ты уже возможными результатами его обеспокоен.
    ПЕТР. – А как же? Иначе нельзя.
    ЮРА. – Дружище, да не банду я пытаюсь организовать. Еще раз повторяю: ни избивать, ни убивать, кого бы то ни было, у меня намерения нет. Я хочу сколотить такой коллектив, который в своей деятельности не будет пересекаться с милицией.
    СЕРГЕЙ. – Боюсь, что рано, или поздно с ней, все равно, придется пересекаться. Не все люди будут безропотно отдавать свои деньги. Обязательно найдутся такие индивиды, которые примутся жаловаться во все инстанции, которые только имеются в стране.
    ЮРА. – Даже если и так, мы, в каждом отдельном случае, все спорные вопросы с конфликтующей стороной будем решать полюбовно. Это я вам обещаю. Никаких воен. Все тихо, чинно, благородно.
    ВИТЯ. – Видишь ли, Юра, я полностью согласен с Петей. Начать делать можно все, что угодно. Только нужно предварительно подумать о последствиях своих начинаний. Не получится ли так, что мы настолько основательно увязнем в рэкете, когда выйти с него уже будет невозможно? И не станем ли мы заложниками собственной затеи?
    ЮРА. – Что вы все заладили в один голос: рэкет, рэкет? Да не рэкетом я предлагаю вам заняться.
    ТОЛИК.- Ради Бога, а чем?
    ЮРА. – Дележом с преуспевающими предпринимателями прибылью. И все. Нищие торгаши нам не нужны. Думаю, такую деятельность называть иностранным ругательным словом – нельзя. И потом, как только разживемся деньжатами, и почувствуем твердую почву под ногами, мы сразу же прекратим свою деятельность. Кто-то откроет свое собственное дело. Кто-то купит земельный участок и займется личным хозяйством. Кто-то приобретет дом и начнет сдавать комнаты внаем. Кто-то, просто, положит деньги в банк, и будет жить на проценты с них.
(Длительная пауза).
    ЮРА. – Молчите? Хорошо, будем считать наш разговор таким, что не состоялся. Мое дело – предложить, ваше – бояться. И пусть каждый останется при своих интересах. Желаю всем крепких зубов для пережевывания ржаных сухариков вечером у телевизора за просмотром телесериалов.
    ТОЛИК. – Кто его знает, может, действительно, есть смысл попробовать себя в роли делителя чужих доходов?
    СЕРГЕЙ. – Голод не тетка. Юра, я, наверно, присоединюсь к тебе. Как не крути, а что-то нужно делать. Кем только в жизни не приходилось быть, попробую себя еще в роли благородного жулика.
    ЮРА. – Сережа, в роли не жулика, а человека, честно перераспределяющего доходы предпринимателей.
    СЕРГЕЙ. – Пусть будет так, хоть и звучит высокопарно, и говорить нужно дольше.
    ПЕТР. – Попробую и я.
    ВИТЯ. – Пожалуй, я тоже.
    ЮРА. – (Обращается к Павлу). А ты, Паша?
    ПАВЕЛ. – Ну, если только на шухере стоять.
    ЮРА. – Вот и чудненько. Я знал, что вы настоящие друзья, и меня не подведете. И протягиваю вам руку в знак полнейшего доверия, и непоколебимой дружбы. (Юра поднимается со стула, протягивает над столом руку). Один за всех!
(Толик, Витя, Сергей, Павел и Петр встают, кладут свои руки поверх Юриной руки и громко хором произносят: «И все за одного!»).
    ТОЛИК. – И кто первым должен нас осчастливить?
    ЮРА. – Я уже подготовил список торговых точек, с которых начнется наша, очень надеюсь, бурная деятельность. (Показывает всем исписанный лист бумаги).
    СЕРГЕЙ. – Тогда с Богом.
    ЮРА. – Только так. Без помощи Всевышнего нам не обойтись. Итак, цели определены, задачи всем понятные. За работу, друзья.
(Все выходят. Входит Аня).
    АНЯ. – Ох, не нравится мне затея мужа. Понять-то его, конечно, можно – время тяжелое, жить стало трудно. Но оправдать его затею – никак душа не лежит. Нужно в жизни что-то другое предпринимать. Не во вред другим людям. Ведь каждый безнравственный поступок чреват последствиями. И последствиями самыми, что ни есть, отвратительными.
(Входит Вера).
    ВЕРА. – Здравствуй, Аня.
    АНЯ. – Здравствуй, Вера.
(Женщины обнимаются).
    ВЕРА. – Мой Толик не появлялся у вас? Он мне плел, что срочно бежит на встречу с твоим Юркой. Неужели лапшу мне на уши навешал, а сам где-то другую бабу тискает, и радуется, что меня обманул?
    АНЯ. – Садись, я все тебе расскажу. (Женщины усаживаются за стол). Был твой благоверный тут, не переживай. Не обманывал он тебя. Юрка не только его позвал, а и Сергея, и Виктора, и Пашку, короче, всех наших ребят собрал.
    ВЕРА. – И где же все они?
    АНЯ. – Отправились на рынок выбивать с торгашей деньги себе на проживание.
    ВЕРА. – (Крестится). Слава тебе Господи! Наконец-то мой оболтус делом занялся. А то, в последнее время, совсем руки опустил. Представляешь, целыми днями все что-то думает, думает, думает. Меня совсем не слышит, и даже от еды иногда отказывается. Совсем сдурел мужик. Спасибо твоему Юрке – может, поставит его на путь истинный?
    АНЯ. – Вера, ты себя хоть слышишь? Твой Толик пошел с друзьями людей грабить.
    ВЕРА. – Как, грабить? Ты же только что говорила, что они пошли на рынок выбивать с торгашей деньги.
    АНЯ. – А это разве не грабеж?
    ВЕРА. – Я думаю – нет. Они же никого убивать не собираются? (Пауза). Или собираются? (Пауза. Кричит голосом полного отчаяния). Да ты мне расскажи все – как есть на самом деле. Что сидишь и смотришь на меня, словно волк на ягненка? Мне правда нужна.
    АНЯ. – Ребята пошли заниматься вымогательством. И это - вся правда.   
    ВЕРА. – Фу ты, ну ты! Зачем же так людей пугать? Ну-у-у, это не страшно. Пусть спекулянты немного поделятся нечестно заработанными средствами к существованию.
    АНЯ. – Ты считаешь, что наши мужья сейчас благородным делом занимаются?
    ВЕРА. – Что значит – благородным? Главное, что нужным. Я уже забыла, когда себе обновку покупала. А кушаю что: картошку варенную с тюлькой, картошку жаренную с чаем, а по праздникам картошку тушенную с куриными потрохами. Я забыла вкус шампанского, мяса и бананов. Поэтому, если в кого-то денег некуда девать, пусть поделятся с нами немного. Мы-то им применение найдем, поверь мне на слово.
    АНЯ. – Вера, то же чужие деньги.
    ВЕРА. – Что значит – чужие? Кто на базаре торгует? Спекулянты! Кого они обманывают? Тебя и меня! Вот пусть и делятся они с хорошими людьми неправедно нажитым добром.
    АНЯ. – А если наших мужей поймают и осудят? И осудят на длительные сроки заключения?
    ВЕРА. – Ха, ха. За что? Они же никого ни бьют, ни убивают, а только просят жуликов превратиться в добрых сограждан. Тут нечего бояться.
    АНЯ. – А я боюсь. И Юру мне не хочется терять.
    ВЕРА. – А я жить хочу. И не когда-то в будущем, а сегодня, сейчас. Нищета со дня на день, с утра до вечера изматывает, морально истощает, доводит до умопомешательства. А жизнь такая короткая.
(Аня встает из-за стола, и нервно ходит по комнате).
    ВЕРА. – О чем ты сейчас думаешь?
    АНЯ. – О жестокости.
    ВЕРА. – О какой еще такой жестокости?
    АНЯ. – Понимаешь, мне иногда кажется, что мы живем не в обществе людей. А живем в среде, обволакивающей всех нас, жестокости, созданной людьми.
    ВЕРА. – Что-то ты, девка, больно сложно заговорила. Попроще не можешь выражаться?
    АНЯ. – Чего проще. Государство отворачивается от своих подданных – это жестокость. Люди бастуют, протестуют – это жестокость. Кто-то богатый, а кто-то бедный – это жестокость. Жулик грабит прохожих – это жестокость. Милиция не борется с бандитизмом – это жестокость. У людей нет работы – это жестокость. Бомжи замерзают зимой на улице – это жестокость. Люди живут за чужой счет - это жестокость. На улице бродячие псы – это жестокость. Деспот муж – это жестокость. Пьянство и наркомания – это жестокость. Родители не понимают детей – это жестокость. Дети не слушаются родителей – это жестокость.
    ВЕРА. – (Смеется). Петя в детском садике столкнул Машеньку с горшка – это жестокость.
    АНЯ. – Не смейся. Это тоже жестокость. И мы учим Петю, больше так не делать.
    ВЕРА. – А спекуляция – жестокость?
    АНЯ. – Да, жестокость.
    ВЕРА. – Тогда наши ребята пошли уничтожать жестокость.
(Аня задумалась).
    ВЕРА. – Итак, гражданин философ, что ответить мне – не знаешь.
    АНЯ. – Нет, Вера, жестокостью жестокость не одолеешь, и себя ею не спасешь. Так только озлобленную ненависть у людей возбудить можно. Все агрессии, революции, гражданские войны начинались как противостояния жестокости. А выливались они в необузданное противостояние с человеческими жертвами. Мафия или банда – это тоже источники ненависти.
    ВЕРА. – Наши ребята хорошие люди. Они не банду организовали, а коллектив по справедливому перераспределению нечестно заработанных доходов. Гордись – наши мужья новые Робин Гуды.
    АНЯ. – Не верю я, что Робин Гуды вообще были когда-то. Да, наши мужья просили благословления Божьего на свой, так называемый, «благородный труд», но вряд ли они его получили.
    ВЕРА. – Откуда такой пессимизм, госпожа философ?
    АНЯ. – Что ты заладила: философ, философ? Тут душа на месте не лежит. Я тишины хочу в доме и на улице. Хочу любимой работы, спокойствия в стране и мужа рядом с собой. Вот и лезут в голову разные мысли. При чем тут философия?
    ВЕРА. – Без денег, подруга, ни тишины в доме, ни душевного спокойствия не приобретешь, хоть как не старайся.
    АНЯ. – Хм. Замкнутый круг какой-то: без жестокости нет благополучия, а оно, в свою очередь, порождает жестокость. Не затеряться бы в нем всем нам навсегда.
    ВЕРА. – То-то, дорогая. Моли Бога, чтоб у твоего Юры и моего Толика все получилось, и стали они хозяевами жизни, которым все позволено.
    АНЯ. – Моли Бога, моли Бога. А того ли мы у него просим?
    ВЕРА. – Каждый просит то, что ему нужно. Мне, например, хочется приобрести хрустальную люстру в дом, и золотое колечко с бриллиантом на средний палец левой руки.
    АНЯ. – А почему на средний палец, да еще и левой руки?
    ВЕРА. – Тогда я смогу взять чашку кофе в правую руку, а левую нехотя свесить со спинки кресла. И все друзья, и соседи смогут увидеть на моем нежном пальчике, переливающийся всеми цветами радуги, драгоценный камень в желтой оправе.
    АНЯ. – Не богохульствуй.
    ВЕРА. – Поду-у-у-маешь: «не богохульствуй»! А что, мне  буханку хлеба просить у Всевышнего, или сухарик плесневелый к чаю? Это у меня уже есть. Дарят же кому-то Небеса машины, дворцы, острова в Тихом океане. А почему я не могу попросить себе того же? Чем я хуже других?
    АНЯ. – Каждому, наверно, дается по трудам их.
    ВЕРА. – Не смеши меня. Да трудись ты с утра до вечера в поте лица, кроме кровавых мозолей ничего не приобретешь. Всякий, кто богатый, вор, мошенник, обманщик или бандит. Другого не дано.
    АНЯ. – Страшные слова ты произносишь, но, к сожалению, так оно и есть. Когда человек делает что-то хорошее, мы его благодарим. А почему? Потому что творит он что-то с ряда вон выходящее. Нормальное же наше состояние – жестокость, жестокость и только жестокость. И это печально.
    ВЕРА. – Вот и я о том же глаголю – наши мужья нормальные люди. Иначе поступать им просто нельзя.
    АНЯ. – Иначе поступать и можно, и нужно, но что уже сделано – того не вернешь. Пошли, наверно, чай пить. Будем надеяться на все хорошее. Ничего другого нам с тобой не остается.
(Аня и Вера уходят. Длительная пауза. Входят Юра, Толик, Витя, Сергей, Павел, Петр. Все они радостно смеются. Выставляют на стол бутылки с алкогольными напитками и выкладывают продукты).
    ТОЛИК. – Ради Бога, никогда бы не подумал, что люди такие трусы. Я, когда держал за шиворот владельца первого нашего киоска, то он дрожал как осиновый лист. До чего противно было смотреть на взрослого, полного сил мужчину, еле держащегося на ногах от страха. А как он обильно потел. И еще, мне даже показалось, что он опорожнился в штаны. По крайней мере, от него такая вонь шла, хоть нос затыкай.
    ПЕТР. – Может, человек болен чем-то.
    ТОЛИК. – Ради Бога, болен, болен, заячьей пугливостью.
    ВИТЯ. – И очень вы обеспокоены этим? Нам героев, насколько я понимаю, встречать не желательно. Или все не так?
    ПАВЕЛ. – Так, так, Витя. Нам герои не нужны.
    СЕРГЕЙ. – А как пытался владелец следующей торговой точки уверить нас, что доходов у него нет. А только одни убытки. И как наш Петенька ненавязчиво так просит его: «А покажите мне, будьте любезны, такие и такие документы». И мужик сразу осекся. Сник весь, и просится: «Можно, я буду платить вам стабильный сбор каждый месяц?». Смотрю я на Петю – тот кивает головой, мол, соглашайся. Перевожу взгляд на Юру, и вижу – он тоже не против такого оборота событий. Увлекательно, черт возьми, наблюдать за людишками, готовыми беспрекословно ползать у твоих ног. Тогда невольно чувствуешь себя на голову выше других. Ни коньяк, ни самый сильный наркотик не в состоянии ударить в голову так, как угодливые взгляды перепуганных людей. Сегодня только мне стала понятная вся сладость существования тиранов. И Гитлер, и Сталин не собирали алмазы, антиквариат или презренные металлы. Все богатства мира им были не нужны. Они пресыщались своим величием. Величием, которое постоянно подчеркивалось высокими наградами, званиями, должностями и портретами на монетах. Как я теперь их понимаю. Если и можно чем-то упиваться, так только властью.
    ВИТЯ. – Говорят, что тираны, в большинстве своем, люди робкие и трусливые. И только хитрость и коварство позволяли им пробираться к власти.
    СЕРГЕЙ. – Мы сейчас не обсуждаем – кто, почему и как возвышается над согражданами. Глупо, конечно, думать, что все сильные мира сего хорошие и благородные люди. Им служебное положение не позволяет быть ангелами. Мы лишь говорим о том, что возвышение над окружающей средой не может не щекотать нашего самолюбия. Наблюдать, как люди унижаются, дрожат от страха, лебезят, заискивают, пресмыкаются перед тобой – это ли бальзам для души?
    ПАВЕЛ. – Никогда раньше я не замечал у тебя столь странного взгляда на человеческие взаимоотношения.
    СЕРГЕЙ. – Я сам за собой не замечал ничего подобного до сегодняшнего дня. А сейчас понял, что приятно попирать таких тварей как я ногами.
    ПАВЕЛ. – Поразительно.
    ЮРА. – Ничего поразительного тут нет. Наслаждаться властью присуще всем, без исключения, людям. Вспомни, как в армии старослужащие солдаты унижали новобранцев. Никакого материального интереса, так называемые «старики» при этом не имели. Но все равно они непомерно усердствовали во время своих издевательств над бесправными сослуживцами.
    ПАВЕЛ. – Я в армии не служил. Мне, как человеку с высшим образованием, сразу присвоили офицерское звание без насильственного почетного проживания казармах.
    ЮРА. – Я и забыл, что ты не хлебал солдатской каши.
    ВИТЯ. – Я ее нахлебался под самую завязку. Еще и сейчас она иногда мне снится. И должен сказать, что такого унижения, как я изведал, находясь в рядах нашей доблестной армии, мне испытывать, не приходилось больше нигде.
    СЕРГЕЙ. – Да ради Бога! Зачем вам солдаты, зачем вам армия? Достаточно посмотреть на морду первого попавшего чиновника, чтоб убедиться в его презрительном отношении к окружающей фауне под названием – человеческое общество.
     ПАВЕЛ. – Ребята, а вы заметили, что, со всех наших сегодняшних клиентов, женщины вели себя более достойно, чем мужчины?
    ТОЛИК. – Это как же?
    ПАВЕЛ. – Они меньше терялись, и больше торговались с нами.
    ПЕТР. – И что ты хочешь этим сказать?
    ПАВЕЛ. – Только то, что во всех жизненных передрягах женщины сильнее нас, мужиков, и чище в своих помыслах.
    ЮРА. – Не знаю – в чем бабы сильнее нас, но направляющая и организаторская сила всегда исходит только от мужчин. Давайте, лучше, решим – как деньги будем делить?
    ВИТЯ. – Поровну. А как еще иначе?
    ПАВЕЛ. – Наверно, поровну нельзя. Я, например, находился всего лишь в засаде. И в работе по выколачиванию денег с торгашей непосредственно не участвовал. А Юра наш организатор, и ответственность за общее дело у него большая, чем у каждого из нас.
    СЕРГЕЙ. – Пожалуй, Паша прав. Только давайте договоримся сразу – какой процент выручки будет составлять бригадирскую надбавку?
    ТОЛИК. – Ради Бога, я думаю, что все должны получать поровну. Моральная и криминальная ответственности у нас общие. Следовательно, и деньги нужно делить равными частями, чтоб не возникли потом разного рода недоразумения.
    ЮРА. – Я с Толиком согласен. Мы все друзья. И не годится выделять среди нас кого-то одного, чтоб не сеять, таким образом, семена разлада. Не могут быть друзья главными и второстепенными. (Обращается к Петру). Петя, разложи деньги на шесть кучек. Такую работу лучше тебя никто не проделает. Бухгалтерский опыт – дело серьезное.
(Юра вывертывает из сумки деньги на стол. Петр садится за стол и раскладывает деньги на кучки. Входят Аня и Вера. Вера бросается на шею Толику)
    ВЕРА. – Солнышко, чем ты меня сегодня порадуешь?
(Толик берет со стола одну из шести, не до конца разложенных, пачек денег, и отдает ее Вере).
    ТОЛИК. – Ради Бога. На, бери, и ни в чем себе не отказывай.
    ВЕРА. – (Целует Толика). Ты настоящий принц на белом коне.
    ЮРА. – (Обращается к Вере). Веруня, если не секрет, зачем тебе деньги.
    ВЕРА. – Ой, я такую чудную курточку видела в магазине. Мне давно хотелось ее купить. И теперь она обязательно будет моей. Валька с пятой квартиры точно от зависти удавится, увидев обновку на мне.
    ЮРА  - А почему ты даже не поинтересовалась желаниями своего мужа? Возможно, и он захотел бы что-то купить себе.
    ТОЛИК. – Ради Бога, для меня главное, чтоб жена была довольная жизнью.
    ВЕРА. – Как я тебя люблю. (Целует Толика. Вера и Толик отходят в сторону и о чем-то тихо разговаривают).
    ЮРА. – (Обращается к Вите). Ты также щедро будешь одаривать свою жену?
    ВИТЯ. – Нет. Куплю, конечно, с еды что-то вкусненькое. Порадую Иру. Но остальные деньги положу в банк на свое имя. Задумал я, Юра, киоск купить. Торговать сигаретами в подземных переходах – не самое приятное занятие. Мне, поверишь, ночами снятся милиция, конкуренты, жулики, аферисты. И все это на фоне извечных сквозняков, сырости и толкотни, постоянно бегущих куда-то, и ко всему равнодушных, людей. То ли дело – сидеть в теплом киоске, попивать крепкий кофе, и наблюдать за прохожими сквозь стекло витрины.
    ЮРА. – А магазин приобрести не хочешь?
    ВИТЯ. – Нет. Там суеты много. Я же спокойной жизни хочу.
    ЮРА. – (Обращается к Сергею). Ну, ты, конечно, суеты не боишься. И будешь деньги собирать на мастерскую по ремонту автомобилей.
    СЕРГЕЙ. – Ты угадал. Только я хочу построить не только мастерскую по ремонту автомобилей, а еще и мойку для машин. И возле нее небольшое кафе, где мои клиенты смогут и покушать, и сто грамм выпить.
    ЮРА. – Так ты мечтаешь не просто мастерскую соорудить, а целый комплекс по обслуживанию автолюбителей?
    СЕРГЕЙ. – А почему и нет? Если уж вкладывать средства в дело, то желательно в солидное что-то. В такое дело, что сможет обеспечить безбедную жизнь и обеспеченную старость.
    ЮРА. – Ты уже сейчас беспокоишься о старости? Не рановато ли?
    СЕРГЕЙ. – Что значит – «рановато»?
    ЮРА. – Старость – процесс естественный. И она сама о нас побеспокоится.
    СЕРГЕЙ. – Поэтому, думать о ней не нужно?
    ЮРА. – Сережа, хочешь думать – думай. Разве я против твоих далеко идущих планов. Просто, меня умиляет твоя рассудительность. (Обращается к Павлу). А ты, Паша, как думаешь побеспокоиться о своей старости?
    ПАВЕЛ. – Хотелось бы частную школу открыть. Мне кажется, что современное государство воспитывает свое подрастающее поколение преступно бестолково. То, что мы наблюдаем в наших учебных заведениях всех уровней – это не учеба, а карикатура на нее. Так учить нельзя.
    ВИТЯ. – И тебе еще не надоели все малолетние придурки за пять лет твоей педагогической деятельности? Мне лично, при очень кратковременных контактах с ними, на улице и в транспорте, хочется бить каждого юного оболтуса кулаком по голове. И таким действенным способом приводить их в благопристойный вид.
    ПАВЕЛ. – (Смеется). Если у тебя нет любви к детям, лучше не приближаться к ним на расстояние пушечного выстрела. Особенно с намерением сделать их умнее. В противном случае, ничего хорошего ожидать от учеников нельзя. Воспитывать детей – все равно, что возводить высокую башню. Тот, кто правильно ее построит, сможет с высоты своего строения увидеть необозримые ранее горизонты. А если кто схалтурит, на того она упадет, и, в лучшем случае, только изрядно покалечит.
    АНЯ. – Очень уж ты, Паша, замысловато говоришь. В жизни все намного проще. Ремень и только ремень превращает глупых детей во взрослых умных людей. Меня мать всегда держала в строгости. И, благодаря ей, я с маленького гадкого утенка превратилась в роскошную, рассудительную даму. Или ты еще не успел заметить всех моих прелестей?
    ПАВЕЛ. – (Смеется). Ты прекрасна – спору нет. Но, без маминого ремня, твоя красота засверкала бы еще многими новыми, невиданными до сих пор, гранями.
    ЮРА. – Нам не нужны новые, невиданные до сих пор, грани красоты. Из-за них, чего доброго, и своровать могут мою Аню у меня. Итак, общепринятого мнения, по вопросу воспитания подрастающего поколения, нашему коллективу выработать не удалось. Поэтому, предлагаю диспут, на указанную тему, считать таким, что не дал никаких конкретных результатов. Другие предложения есть? (Обводит всех взглядом). Нет. Вот и хорошо. (Обращается к Петру). Петя, расчеты закончил?
    ПЕТР. – Да.
    ЮРА. – Тогда, поделись ты с нами наш, всеми уважаемый, бухгалтер своими планами на ближайшее и далекое будущее. Итак, слушаем тебя повелитель дебитов и кредитов – куда ты намерен вложить свои капиталы?
    ПЕТР. – Что я скажу вам, друзья мои. Лучше всего награбленные деньги…
    ЮРА. – Петя, ты неисправим. Деньги у нас не награбленные, а добровольно подаренные нам, раскаявшимися обманщиками трудового народа.
    ПЕТР. – Так вот я и говорю: деньги, добровольно подаренные нам, раскаявшимися обманщиками трудового народа, лучше всего хранить за границей.
    ВИТЯ. – Это почему же?
    ПЕТР. – По нескольким соображениям. Первое из них такое: после длительной и неутомимой нашей благородной деятельности, у правоохранительных органов могут возникнуть к нам бестактные вопросы. И на них мы не всегда сможем дать внятные ответы. Во-вторых, у нас в стране, с ее расшатанной экономикой, появится очень много завистников, жаждущих поделиться за чужой счет. И в первом, и во втором случае мы рискуем остаться без своих, так не просто приобретенных, сбережений.
    СЕРГЕЙ. – Я не собираюсь что-то где-то хранить. И все деньги, по мере их поступления, намерен сразу же вкладывать в собственное дело.
    ПЕТР. – А ты не боишься, что может появиться коллектив, члены которого более агрессивные, чем даже мы? И у них появится искушение вступить в твой бизнес на их условиях?
    СЕРГЕЙ. – Нет, не боюсь. Я сам кого хочешь, напугаю.
    ВИТЯ. – (Чешет затылок). Ну, Петя, ты и нафантазировал! Ни один писатель-фантаст ничего подобного не придумает. Что может быть проще нашей работы? И какие могут возникнуть заговоры вокруг нас?
    ПЕТР. – Витенька, всякое дело только вначале кажется простым. Со временем оно обязательно обрастает такими плохими и очень плохими человеческими отношениями, от которых не так-то просто избавиться. Поверь на слово мне, бухгалтеру, побывавшему, и не раз, в различных производственных лабиринтах.
    ЮРА. – А знаешь, Петя, ты меня заинтриговал. Нужно хорошенько подумать над твоими словами. (Обращается ко всем). Ребята, разбирайте деньги. (Обращается к Ане). Сходи, дорогая, и принеси фужеры. Будем обмывать свой первый, и такой удачный, рабочий день.
(Аня уходит. Мужчины разбирают деньги и рассаживаются за стол. Вера садится рядом с Толиком. Аня вносит и расставляет рюмки. Юра поднимается и разливает спиртное).
    ЮРА. – Предлагаю всем выпить за наш первый и очень удачный рабочий день.
    ПЕТР. – Я же добавлю: и за необычную работу.
    ТОЛИК. – Ради Бога, работа – как работа. Мне она даже понравилась.
    СЕРГЕЙ. – Мне тоже.
    ПЕТР. – Да нет, ребята, работа наша таки необычная. Поэтому и обмыть ее нужно хорошенько, чтоб всякие непредвиденные обстоятельства нас никогда не тревожили.
    ПАВЕЛ.- А, главное, давайте выпьем за то, чтоб можно было уволиться с нашей работы в любое, нужное нам, время и по собственному желанию.
(Все пьют и закусывают)
    ЮРА. – (Поднимается. Разливает спиртное). А теперь я хочу выпить за нашу дружбу. Сегодня она выдержала экзамен на прочность. Когда-то один наш великий писатель провозгласил, что дружба русских людей, не идет ни в какое сравнение с такими же отношениями жителей других стран. И это правда. У нас она сильней, надежней и жертвенней. Так было, так есть и так будет всегда. Мы доказали это делом. За нас, друзья.
(Все встают с фужерами в руках, кричат «ура». Пьют. Садятся. Закусывают. Поднимается Вера, наполняет фужеры).
    ВЕРА. – А я хочу выпить сейчас за то, чтоб вы, ребята, всегда радовали своих жен.
    ТОЛИК. – Ради Бога, за это можно выпить. Почему – нет?
    ПЕТР. – Радовать – так радовать.
    СЕРГЕЙ. – Выпить можно. А как все получится на самом деле – время покажет. Тут, главное, не переборщить.
    ЮРА. – Вера, я только – за.
(Все пьют. Закусывают. Поднимается Аня, наполняет фужеры).
    АНЯ  - Я предлагаю выпить за то, чтоб в жизни каждого из вас не было такого эпизода в жизни, который хотелось бы забыть раз и навсегда. Чтоб ни у кого никогда не возникали воспоминания, заставляющие выть от душевной внутренней боли.
    ЮРА. – Красиво сказано. Я полностью присоединяюсь к тосту супруги.
    ПАВЕЛ. – Великолепно. За такой тост не грех выпить.
    ПЕТР. – Анечка, я вами восхищен.
    ТОЛИК. – (Говорит, отвернувшись в сторону). Ради Бога, еще один такой тост, и пить больше не захочется.
    ВИТЯ. – За многое пили, выпьем и за невытье при воспоминаниях.
(Все пьют. Закусывают).
    СЕРГЕЙ.- Друзья, давайте споем нашу любимую песню.
    ТОЛИК. – Это дело.
    ВИТЯ. – Начинай, Серега, а мы все поддержим.
    СЕРГЕЙ. – (Поет). Из-за острова на стрежень…(Все подхватывают), на простор речной волны, выплывали расписные Стеньки Разина челны.
Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
(Богато обставленная комната. Посреди комнаты стол. Над столом в стенке небольшая дверца. За столом сидит Юра. Звучит звонок).
    ЮРА. – (Кричит). Анька!
(Вбегает Аня).
    АНЯ. – (Испуганно). Что случилось?
    ЮРА. – Беги, двери открывай. Снова твоя Дунька за солью приперлась. Да купи ты ей, в конце концов, мешок соли, и пусть она сюда больше не ходит.
    АНЯ. – Тьфу ты! Я уже подумала, что пожар начался, или кто-то погиб.
    ЮРА. – Появление в доме этой дуры хуже всякого пожара.
    АНЯ. – Что я слышу? Дульцинея стала дурой! (Всплескивает руками). Какая потрясающая драма. Не иначе, как соседка отвергла ухаживания моего супруга.
    ЮРА. – Нужна мне эта двуногая корова. (Уходит).
    АНЯ. – Ай-яй-яй! Как быстро цыпочки превращаются в коров, обезьян и ведьм. (Аня уходит. Пауза. Входят Аня и Нюра).
    НЮРА. – (Осматривается). А Юра где? Он же обещал ждать меня.
    АНЯ. – И когда это Юрка успел назначить тебе свидание?
    НЮРА. – Сегодня утром по телефону. Так есть он дома, или тут его нет?
    АНЯ. – Только что был. Вышел куда-то. Посиди немного – сейчас придет. А ты, по какому поводу к нему заявилась?
    НЮРА. – Муж просил передать Юре, что завтра не сможет с ним встретиться. Будет занят. В командировку едет.
    АНЯ. – А по телефону, во время разговора по телефону с Юрой, сообщение мужа нельзя было пересказать?
    НЮРА. – Почему – нет? Можно было. Но я захотела увидеть Юру лично. Или ты меня ревнуешь к нему.
    АНЯ. – Дело не в ревности.
    НЮРА. – А в чем? Не стесняйся, скажи мне как женщина женщине.
    АНЯ. – В твоем странном поведении.
    НЮРА. – И в чем заключается его странность?
    АНЯ. – Еще совсем недавно ты и меня, и моего мужа ни знать, ни замечать не хотела. А тут, вдруг, воспылала пламенными чувствами к нам вообще, и к Юрке в особенности.
    НЮРА. – Все закономерно. Совсем недавно ты была нищенкой, и общих интересов у нас не было, и быть не могло. А сейчас и ты, и супруг твой стали людьми нашего круга. И мы, естественно, должны ладить.
    АНЯ. – Может ладить мы и должны, только наша тесная дружба, мне так кажется, не обязана распространяться своей теснотой и на мужей. Тебе будет приятно, если я начну назначать встречи с твоим банкиром?
    НЮРА. – О-о-о, как было бы хорошо. Мне даже интересно понаблюдать за своим благоверным во время его любовных интрижек.
    АНЯ. – А ты спросила: нравится мне твое фривольное поведение по отношению к моей семье, или нет?
    НЮРА. – Не спрашивала, и спрашивать не собираюсь. Мне главное, чтоб мое поведение Юре нравилось.
    АНЯ. – И не боишься, что я вышвырну тебя вон отсюда?
    НЮРА. – Нет. Таких людей как я, не вышвыривают вон. Я скорей тебя вышвырну отсюда, если захочу. Но, такой поворот событий мне совсем не нужен, и я хочу с тобой дружить.
(Входит Юра).
    ЮРА. – Нюрка! Ты?
    НЮРА. – Я, дорогой! (Нюра бросается на шею Юре).
    АНЯ. – Голубочки, я вам не мешаю? Может мне лучше уйти.
(Юра и Нюра перестают обниматься).
    ЮРА. – Закрой свой черный рот! Так и норовишь настроение испортить. Иначе не можешь?
    НЮРА. – Анечка, ну почему мы с Юрой должны кого-то стесняться? Нашу близость Небеса благословили.
    АНЯ. – Тебе об этом ангелы сказали?
    НЮРА. – Нет. Чувство у меня такое. (Обращается к Юре). Юра давай поедем на природу. И не будем сеять семена зависти в наивную душу.
    ЮРА. – Нюра, сегодня не получится. У меня сейчас должна состояться деловая встреча с Конюховым. Слышала что-нибудь о таком известном деятеле уголовного мира?
    НЮРА. – Кто же не слышал о Конюхове, главаре банды по кличке Конь? Он у нас дома несколько раз был. Решал какие-то свои вопросы с мужем. Неприятный тип.
    ЮРА. – Мне он тоже не нравится, но договариваться с ним придется. Понимаешь, пересеклись наши с Конем интересы в бизнесе.
    НЮРА. – Будь с ним крайне осторожным. Говорят – коварства ему не занимать.
    ЮРА. – Постараюсь.
    НЮРА. – Тогда, я пойду. Проведешь меня?
    ЮРА. – Конечно, душечка. (Целует Нюру). Как только освобожусь, так сразу тебе и позвоню.
    НЮРА. – (Обращается к Ане). Аня, до встречи. Будь здорова и не забывай меня.
    АНЯ. – До свидания.
(Юра и Нюра уходят).
    АНЯ. – Как же, забудешь тебя! (Перекривляет Нюру). Нашу близость Небеса благословили. Боже, как изменился Юра за последнее время. На всех смотрит сверху вниз, женщин меняет как перчатки. Интересно, сколько нужно времени для превращения душечки Нюры в рыжую корову? Неужели мы только тогда люди, когда над нами постоянно висит дамоклов меч возмездия за содеянные нами злодеяния? А когда его нет, мы превращаемся в животных?
(Входит Юра).
    ЮРА. – Мне никто не звонил?
    АНЯ. – Нет. (Пауза). Юра, если у вас с Нюрой возникла такая большая, неземная, светлая, взаимная любовь, ты дай мне развод. И разойдемся мы с тобой как в море корабли – без ненависти, обид и упреков.
    ЮРА. – Нет, Сейчас ты развод не получишь. И перестань канючить. Мы уже обговаривали с тобой эту тему.
    АНЯ. – А когда мы разведемся?
    ЮРА. – Когда мне будет нужно, тогда и разведемся. Сиди и жди.
    АНЯ. – Юра, ведь я тебе, как женщина, совсем не интересую.
    ЮРА. – И что с того?
    АНЯ. – Так отпусти меня с миром. Не мучай больше. Я ведь живой человек. А наблюдать каждый день твои любовные похождения с другими женщинами, поверь – это пытка. Я же в один прекрасный день могу сорваться, и тогда может произойти все, что угодно, но ничего хорошего.
    ЮРА. – Ты мне угрожаешь?
    АНЯ. – Ни в коем случае. Я лишь говорю о том, что всякое терпение имеет свои границы.
    ЮРА. – Успокойся и наберись терпения. Свой пинок в зад от меня ты, обязательно, получишь, но только тогда, когда это будет нужно мне. А имеет твое терпение границы, или не имеет – мне наплевать. И запомни: только начнешь дергаться – задавлю как кролика. И пикнуть не успеешь. А вздумаешь бежать – из-под земли достану.
    АНЯ. – Ну, почему ты так жестоко обращаешься со мной? Словно с вещью. Я такого обращения не заслужила. Ведь ты лишаешь меня возможности создать новую семью, грубо разрушив существующую ранее.
    ЮРА. – У тебя появились виды на нового мужа?
    АНЯ. – Кто рискнет ухаживать за женщиной, числящейся твоей женой?
    ЮРА. – Так и должно быть.
    АНЯ. – Ну почему мне не позволено жить так, как я хочу?
    ЮРА. – Потому, что ты источник информации, который могут использовать мои клиенты, конкуренты, враги, да мало ли кто еще.
    АНЯ. – Даю честное слово, что никогда, ни с кем не стану говорить ни о тебе, ни о твоих бандитских делах.
    ЮРА. – А я тебе говорю: всегда, везде, во все времена обиженная баба была миной замедленного действия для ее обидчика. И ты, поэтому, будешь всегда у меня на коротком поводке до тех пор, пока я не захочу от тебя избавиться.   
    АНЯ. – Убьешь, что ли?
    ЮРА. – Много чести.
(Раздается телефонный сигнал. Юра достает с кармана мобильный телефон).
    ЮРА. – (Говорит в телефон). Слушаю. Все на месте? Еду.
(Юра подходит к дверце на стенке. Вставляет в дверцу ключ и открывает ее. Достает с  открывшейся ниши пистолет).
    АНЯ. – (Удивленно). У тебя есть оружие?
    ЮРА. – Иначе нельзя. Время такое.
    АНЯ. – И у ребят есть пистолеты?
    ЮРА. – А как же. И не только пистолеты. Все жить хотят.
(Юра засовывает пистолет за пояс и уходит).
    АНЯ. – Вот так вот. Оказывается, без оружия никак нельзя. А как все благородно начиналось: никого не бить, со всеми мирно договариваться, на собранные деньги дела великие вершить. Робин Гуд чертов. Да нельзя ходить по дерьму, и дурно не пахнуть. Не бывает такого.
(Входит Вера)
    ВЕРА. – Куда это Юрка побежал? Даже не поздоровался со мной.
    АНЯ. – Где-то война местного значения наметилась с противоборствующей бандой какого-то Коня.
    ВЕРА. – И ты так спокойно об этом говоришь? Там же стрелять могут.
    АНЯ. – Наверно, могут. Вера, ты даже себе не представляешь – как мне надоели вечные поборы с торгашей, драки, убийства, подпалы, взятки милиции. И все ради чего? Ради денег, которые мне даже в руках не дают подержать. Юрка все их, до копейки, куда-то за границу пересылает. А не пересылал бы – все равно неприятный осадок на душе оставался бы от таких заработков. Толик твой, как и прежде, отдает всю свою долю с общей добычи в полное твое распоряжение?
    ВЕРА. – Ага.
    АНЯ. – А у нас Юрка сам и продукты, и тряпки покупает. Боится, чтоб я, не дай Бог, нигде лишнего рубля не растранжирила.
    ВЕРА. – (Плачет). Ой, Анечка, я стеснялась признаться. Мне так стыдно. У меня тоже что-то похожее происходит в семье. Просто сдурел мой Толька. Ты, знаешь, я, даже, его бояться стала. Взгляд сделался жестоким, речь отрывистая, ехидство какое-то, при обращении, проскальзывает.
    АНЯ. – Во-во, точно описала моего мужа. Добавь только сюда еще раздражительность по поводу и без повода – и будет полный портрет.
    ВЕРА. – В последнее время мой благоверный частенько приходит домой выпивши. С его пьяных бормотаний я поняла, что он задавил трех или четырех человек. Может, из-за этого Толик стал таким?
    АНЯ. – Убивал, говоришь. Но Юра никого не давил, я точно знаю, а тоже озверел.
    ВЕРА. – Так в чем же дело?
    АНЯ. - Верунька, наши ребята каждый день гадости творят. Они такие дела развернули, что ими уже давно милиция интересуется. А, рискуя каждый день свободой и жизнью, невольно разрушишь свою нервную систему. А вечные попойки, а бабы – тут поневоле динозавром станешь.
    ВЕРА. – Ты так говоришь, словно оправдываешь наших уродов.
    АНЯ. – Кто их, подруга, оправдывает. Пусть у меня язык отсохнет, если я стану чем-то подобным заниматься. Я лишь говорю о том, что ничего хорошего ожидать от людей, топчущихся постоянно в омуте зловонных преступлений, не приходится.
    ВЕРА. – Со всего того, что творят наши мужья, меня, больше, всего раздражает их любвеобильность. Ну, скажи, пожалуйста, зачем нашим мужьям нужны еще какие-то бабы, когда мы есть у них? Я представить себе даже не могла, что была счастливая, когда мы вместе с Толиком на кухне чистили картошку, купленную за последние копейки на рынке.
    АНЯ. – Тоска за раем с милым в шалаше одолела?
    ВЕРА. – Аня, я же не дурочка, и понимаю, что жизнь с милым в шалаше не рай, а преддверие ада. Но даже прихожая преисподней мне милей того положения, в котором я оказалась в данную минуту.
    АНЯ. – А чувствовала ты себя когда-нибудь хоть чуточку-чуточку счастливой со своим мужем?
    ВЕРА. – Не чуточку-чуточку, а была на седьмом небе от счастья, когда Толик подарил мне золотое кольцо с алмазом. Как я тогда радовалась.
    АНЯ. – И почему ты его не носишь?
    ВЕРА. – Х-ха! Почему я его не ношу? Толик отобрал. (Разводит руками). Он дал – он забрал. Сказал – не к лицу оно мне. Где-то другую, намного моложе мордашку нашел, которой колечко больше подходит. Ты мне не подскажешь – наши мужья нас игнорируют потому, что богатыми стали, или потому, что у них такой переходный возраст наступил. Говорят, у всех мужиков есть чрезвычайно беспокойный период в жизни, когда им, хоть умри, а нужно своих женщин на других поменять. Вот и мою соседку, по лестничной клетке, муж бросил, хоть я бы не сказала, что он сильно разбогател.
    АНЯ. – По-моему, Вера, в нашем случае, и то, и другое, но есть еще и третье.
    ВЕРА. – Что именно?
    АНЯ. – Мне кажется, подруга, сейчас мы не вписываемся в их дальнейшие планы. Ведь они стали птицами более высокого полета.
    ВЕРА. – (В ужасе). Так они нас убьют?
    АНЯ. – (Спокойно, словно размышляя вслух). Не знаю. Это уж как обстоятельства у них сложатся.
    ВЕРА. – Я не хочу умирать.
    АНЯ. – А кто же хочет?
(Пауза).
    ВЕРА. – Аня, а ты Юрку любишь?
    АНЯ. – Даже не знаю, что тебе ответить. Как мужчина, он мне нравится. И я со всех сил пыталась быть хорошей женой. А была ли любовь? (Разводит руками). Честное слово – не могу сказать. Мне иногда кажется, что в жизни каждого из нас самое сильное, самое главное чувство – это жажда семьи, а вовсе не любовь.
    ВЕРА. – Ну, тут уж я с тобой не соглашусь. Желанней любви нет ничего на свете.
    АНЯ. – Любовь, конечно, сильное чувство. За ним и на край света попрешься. Сама любила, и знаю. Но возвращаться назад стремишься к семье. Любовь – чувство преходящее, а семью иметь - хочется всегда. Сейчас, когда у Юры другая женщина, и то я ему благодарная за ту совместную жизнь, которая у нас бурлила совсем еще недавно.
    ВЕРА. – И была счастливая?
    АНЯ. – (Думает. Двигает плечами). Была тишина в доме. Было свое место на работе. Муж повода для ревности не давал. Если это счастье – тогда оно у меня было.
    ВЕРА. – Боишься остаться одной?
    АНЯ  - Жду, не дождусь этой минуты.
    ВЕРА. – Не поняла! Почему, вдруг?
    АНЯ. – Юра уже давно со мной не живет. И мне надоело находиться на положении прислуги в собственном доме.
    ВЕРА. – Вот и я не знаю, что хуже: жить с Толиком, или жить без него? А тебе не хочется набить морду своей сопернице?
    АНЯ. – Нет. Бесполезно. Она не первая, и будет не последней. Не со всеми же ими мне драться, в самом деле.
    ВЕРА. – До чего же доля женская жестокая с нами. Обхаживаем, обхаживаем мужей, кормим, обстирываем, пылинки с них сдуваем. Все прихоти их удовлетворяем. А заканчиваются все старания наши тем, что в один прекрасный день нас выгоняют с ухоженных нами же домов.
    АНЯ. – Пойдем, подруга, выпьем. У меня коньячок с лимоном есть.
    ВЕРА. – А, пошли. (Машет рукой). Сколько той жизни.
(Аня и Вера уходят. Пауза. Входят мрачные Юра, Толик, Витя, Сергей и Петр). 
    ЮРА. – Не хорошо все получилось. Жалко Пашу. Я предполагал, что Конюхов коварный тип, но не думал, что до такой степени.
    ПЕТР. – Смелым парнем оказался наш друг. Не струсил. Первым на себя огонь принял. Если бы еще вчера мне сказали, что он способный на такой поступок – честное слово не поверил бы.
    ВИКТОР. – Ты знаешь, я тоже не поверил бы. Учитель, интеллигент, не служивший в армии, смело вступил в бой с отъявленным бандитом. Фантастика.
(Юра достает с пакета бутылку водки и открывает ее).
    ЮРА. – Помянем нашего скромного, милого товарища. Он сегодня спас всех нас ценой своей жизни. (Делает глоток с горлышка бутылки и передает ее Толику.
    ТОЛИК. – Царство тебе небесное, дружище, (Делает глоток с горлышка бутылки и передает ее Виктору).
    ВИТЯ. – Говорят, сорок дней после смерти душа покойника находится среди друзей и родственников. (Поднимает взгляд к потолку). Паша, я восхищен твоим поступком. (Делает глоток с горлышка бутылки и передает ее Сергею).
    СЕРГЕЙ. – Извини, что не смогли тебя уберечь. Но мы за тебя отомстили. (Делает глоток с горлышка бутылки и передает ее Петру).
    ПЕТР. – Пашенька, жаль, что все так получилось. Извини нас. А царство небесное и земля пухом. (Делает глоток с горлышка бутылки и ставит ее на стол).
    СЕРГЕЙ. – (Обращается к Вите). Расскажи мне – как Паша погиб? Когда я отошел от машины, где сидели Юра и Конюхов, вокруг лежали одни только трупы.
    ВИТЯ. – Перед тем, как прийти на переговоры с Юрой, Конь спрятал одного из своих приспешников в ближайших кустах. Ему была поставлена задача - всех нас скрытно перестрелять с укрытия. Но, приближаясь к нам, убийца наткнулся  на Павлушу, который, как всегда, находился в засаде. Между ним и бандитом произошла перестрелка. Когда началась стрельба, Толик выхватил автомат, и всех шестерых охранников Коня скосил как траву.
    СЕРГЕЙ. – А Конюхов в это время находился с Юрой в машине. Услышав стрельбу, он бросился бежать. Только я не позволил ему скрыться в целости и сохранности.
(Петр подходит к Толику).
    ПЕТР. – Ты молодец. А я, как началась стрельба, честно тебе скажу, растерялся. Даже с перепуга на землю грохнулся. Если б не ты, еще не известно – чем бы дело обернулось.
    ТОЛИК. – Ради Бога, свои люди – сочтемся.      
(Витя подходит к Толику).
    ВИТЯ. – Я тоже хочу пожать твою твердую руку. Одним махом уничтожить шестерых бандитов – это уметь нужно. У меня так бы не получилось.
    ПЕТР. – Конечно, не получилось бы, лежа рядом со мной в траве.
    ВИТЯ. – Ну, растерялся. С кем не бывает. Не каждый же день стреляем.
    СЕРГЕЙ. – Как это – не каждый день стреляем? В овраге, за городом, целая гора битого стекла от пустых бутылок лежит, по которым ты стрелял.
    ПЕТР. – Одно дело – стрелять по пустым бутылкам, и совсем иное – по живым душам, к тому же – вооруженным.
    ЮРА. – А ты пытался хоть один раз стрельнуть? Или упал, глаза закрыл, и голову в траву спрятал как страус?
    ПЕТР. – Ты вправе смеяться. Я, действительно, ни разу не стрельнул. Люди же все-таки были предо мной.
    ЮРА. – Эти люди нашего Пашу убили. И, если бы не решительность Толика, ты тоже лежал бы рядом с ним. (Подходит к Толику). Дай, пожму руку настоящего героя. (Толик протягивает свою руку Юре). Сегодня тебе и Паше мы обязаны жизнью. Вы поступили так, как учил нас наш великий русский полководец, генералиссимус Суворов: «Сам погибай, а товарища спасай». Будь моя власть, я бы представил вас к орденам.
    ТОЛИК. – Ради Бога, я человек скромный, и согласен на медаль.   
    ЮРА. – Друзья, у Паши осталась жена, Катя. Она займется похоронами мужа. 
    СЕРГЕЙ. – А почему не мы? Женщине, все-таки, тяжело одной, убитой горем, справиться со всеми проблемами, так сразу свалившимися на ее голову.
    ЮРА. – Чуть позже я скажу – почему мы не сможем провести в последний путь Пашу. А сейчас предлагаю собрать деньги. Пусть каждый даст столько, сколько сможет. И Аня вручит их завтра Кате. На первое время вдове они очень понадобятся. А потом она переведет на свой счет финансы своего мужа.
(Все вынимают с карманов деньги и кладут на стол).
    ЮРА. – (Кричит). Аня! (Входит Аня). Аня, сегодня Паша погиб.
    АНЯ. – (Всплескивает руками). Ой, Боже! Да как же так?
    ЮРА. – (Грубо). Я позвал тебя сюда не вопросы задавать. Собери со стола деньги, и завтра утром отнесешь Кате. Если ей понадобится твоя помощь – помоги.
    АНЯ. – Естественно. (Собирает со стола деньги. Говорит в сторону). Вот и первая жертва. Кто следующий? (Аня уходит).
    ЮРА. – Теперь…
    ПЕТР. -  Юра, подожди. Я хочу кое-что сказать. Для меня это важно.
    ЮРА. – Ну, говори.
    ПЕТР. – Вы все, или, по крайней мере, многие из вас, были свидетелями сегодняшнего моего конфуза. Стыдно сказать, но скроен я, по всей видимости, не с того материала, что Паша или Анатолий. Ребята из-за меня вы все могли сегодня погибнуть. Примите мои искренние извинения. Честное слово – у меня не было злого умысла. Я такой есть, и измениться уже вряд ли смогу. Поэтому, чтоб больше не подводить всех вас в трудных обстоятельствах, я хочу покинуть наш славный коллектив, и заняться более спокойными делами. Отпустите меня, пожалуйста, с миром. И без всяких обид. Так, чтоб мы остались, в дальнейшем, как и раньше, друзьями. Не исключено, что вам еще понадобится мой совет в некоторых сложных экономических проблемах. И я всегда буду рад вам помочь.
    СЕРГЕЙ. – Петя, у тебя такое выражение лица, словно – еще мгновение, и ты заплачешь.
    ПЕТР. – Ты думаешь – мне легко сейчас признаваться в своих слабостях?
    ЮРА. – Мы тебя понимаем, и согласны уволить по собственному желанию. Только, захотят ли дружить с тобой правоохранительные органы? Шумиха, поднятая вокруг драки со многими смертями, не может им понравиться. А стрелял ты, или не стрелял – их мало интересует. Ты был на месте преступления – и этим все сказано. Козел отпущения им нужен всегда.
    ПЕТР. – И что же мне делать?
    ЮРА. – Вместе со всеми нами бежать за границу. Друзья, у нас другого выхода, из создавшегося положения, просто-напросто не существует. Когда мы лишь собирали дань с торгашей, прикармливая при этом милицию, мы никому не мешали. Когда мы выборочно, для устрашения других, расправлялись со строптивыми клиентами или поджигали отдельные торговые точки – нас терпели. Тогда все можно было списать на несчастные случаи. Теперь же, после массового расстрела людей, ни о каком замалчивании случившегося события даже разговора быть не может.
    ПЕТР. – Неужели, прикормленные нами, высокие милицейские чины ничего придумать не могут?
    ЮРА. – Прикормленные высокие милицейские чины были и у Конюхова. И чины эти очень расстроены потерей своего кормильца. К тому же не сбрасывай со счетов общественный резонанс. Он не позволит прокуратуре спустить на тормозах кровавую массовую резню.
    ВИТЯ. – Не мы же первые начали.
    ЮРА. – Суду не важно – кто первый начал размолвку. Ему главное – результат ее. И поэтому теперь мы как, окруженные со всех сторон, волки, которых все намерены поскорей найти и уничтожить.
    ВИТЯ. – Мрачная перспектива.
    ЮРА. – Мрачней, не бывает. (Смотрит на часы). В нашем распоряжении всего пять часов. За это время мы все должны собраться, и прибыть на аэродром. Билеты уже заказаны. Только так мы сможем себя спасти.
    ВИТЯ. – Жену я могу с собой взять?
    ЮРА. – Нет. Через год вызовешь ее к себе, если она, к тому времени, будет тебе еще нужна.
    СЕРГЕЙ. – Я не полечу.
    ЮРА. – Почему?
    СЕРГЕЙ. – Тут у меня свое дело налажено, в которое я вложил все наличные деньги. Куда я поеду? И кем я буду на чужбине?
    ЮРА. – Тут тебя арестуют и посадят. А твои мастерские конфискуют в пользу государства.
    СЕРГЕЙ. – Собственником всех моих строений числится мой двоюродный брат. А он никакого отношения к нашим делам не имеет. Он чист перед законом.
    ВИТЯ. – А ты своему двоюродному брату доверяешь?
    СЕРГЕЙ. – Всецело и полностью.
    ЮРА. – Ты хоть знаешь – какой срок тюремного заключения тебя ждет за вымогательство, разбой и убийство?
    СЕРГЕЙ. – Еще не известно – докажут ли мою вину? А если и докажут, то больше десяти лет находиться за колючей проволокой мне не придется. Зато, когда освобожусь, буду свободным человеком на своей родине, а не нищим бродягой где-то на задворках Европы.
    ЮРА. – Нищим бродягой на задворках Европы ты не будешь. Это я тебе гарантирую. И до конца дней своих на чужбине околачиваться мы тоже не собираемся. Максимум пять-шесть лет поживем там, и возвратимся домой. (Хлопает Сергея по плечу). Поехали, хоть увидишь, как люди в других странах живут.
    ПЕТР. – Подумай, Сережа. Парфенон увидим, пирамиды.
    СЕРГЕЙ. – Не нужны мне ни страны чужие, ни их люди, ни ваш Парфенон с пирамидами. Мне и тут хорошо живется.
    ВИТЯ. – Не иначе, как Серега влюбился, и боится с зазнобой расстаться.
    СЕРГЕЙ. – А твое, какое дело?
    ВИТЯ  - (Смущенно). Я что? Я ничего.
    ЮРА. – Сережа, подумай, ты много знаешь обо всех нас. И, естественно, следственные органы обязательно тобой заинтересуются, как источником информации. И если тебя не пугает длительное времяпрепровождение на лесоповале, охраняемом солдатами, то мы все не такие смелые. Понимаешь ты, или нет? 
     СЕРГЕЙ. – Если меня арестуют, в чем я сомневаюсь, то о вас я буду молчать как партизан. Слово даю.
    ТОЛИК. – Сережа, ради Бога, не смеши меня. Милиция, все ей нужные сведения, выдавит с тебя так, как ты сок с помидора.
    СЕРГЕЙ. – (Мрачно). Не выдавит.
    ЮРА. – Хорошо, Сережа. Ну, всего на один год уехать с нами со страны ты можешь? За это время страсти тут немного улягутся. А мы на новом месте укоренимся, обживемся и затеряемся там от нашей прокуратуры, как иголка в стогу сена.
    СЕРГЕЙ. – За границу я не поеду. И точка. Не смогу я жить за пределами собственного дома. Меня тоска за родиной сожрет как паук муху.
    ПЕТР. – Ну, мы тебя все просим.
    ТОЛИК. – Что ты уперся как осел – не поеду, не поеду. Ради Бога, тебя же просят сделать это для пользы дела. Для общего дела.
    СЕРГЕЙ. – Что вы пристали все? Я дома жить хочу, в семье. Хочу заниматься собственным бизнесом, а не скитаться черти где.
    ЮРА. – (Становится перед Сергеем на колени). На коленях прошу: поехали с нами. На год, на месяц, на столько, на сколько ты хочешь.
    СЕРГЕЙ. – Не унижайся, Юра, своего решения я, все равно, не поменяю.
    ЮРА. – (Встает с колен). Ну, что ж, ты свой выбор сделал. Тогда улетаем сегодня все, за исключением Сергея. Идите, собирайтесь. Не забудьте взять паспорта. Жду вас на аэродроме. (Обращается к Толику). Задержись на минутку.
(Все уходят. Остаются только Юра и Толик).
    ЮРА.- Что будем делать с Сергеем? Он должен уехать из страны, а делать этого не хочет. Ты сам тому свидетель. Никакие уговоры и просьбы с нашей стороны на него не влияют.
    ТОПИК. – Ради Бога, а может, черт с ним, пусть и дальше сидит в своих мастерских. Он ведь обещал не сотрудничать со следствием. Ему доверять можно, Слово у него твердое.
    ЮРА. – Толик, я тебе расскажу – как все будет после ареста Сергея. Его сразу же покажут, для опознания, всем торгашам и спросят: не этот ли негодяй грабил их? Потом поинтересуются у них: никому ли наш приятель не угрожал тем, кто погиб потом от несчастного случая? Далее следователи примутся выяснять – кто его друзья? И в каких отношениях они состояли с бандой Конюхова. Во время следствия, обязательно найдутся неизвестные ране свидетели, которые начнут топить Сергея, а с ним и нас. Затем последует международный розыск, а с ним и гонения с непредсказуемыми последствиями. И во всей возникшей суматохе ты рискуешь пострадать больше всех. Сколько смертей можно тебе предъявить?
    ТОЛИК. – Ради Бога, ты сам знаешь сколько. Зачем спрашиваешь? Но я же не ради развлечения давил людей, а в интересах общего дела убивал их.
    ЮРА. – Ты думаешь - суд учтет, сказанное сейчас тобой, как смягчающую вину обстоятельство?
    ТОЛИК. – Да-а-а. Неприятно. Послушай, схожу я, наверно, к Сергею сейчас домой, и еще раз попытаюсь уговорить его ехать с нами. Думаю, что уговорю мужика.
    ЮРА. – Сходи. Попробуй. А если он не поддастся на уговоры? Что тогда?
    ТОЛИК. – Ради Бога, Юра, зачем ты спрашиваешь?
    ЮРА. – (Задумчиво). Да, да, да. В самом деле – зачем я спрашиваю? Жалко его. Он, все-  таки, наш друг.
    ТОЛИК. – Ради Бога, друзья не должны игнорировать интересы коллектива. Иначе, они теряют право называться другом.
    ЮРА. – Толик, знай – как бы ты не поступил, ты найдешь в моем лице полнейшее понимание.
(Толик уходит. Юра прячет пистолет за дверцу в стенке, садится за стол и обхватывает голову руками. Воет. Входит Аня).
    АНЯ. – Что с тобой? Что-то болит? Может «скорую помощь» вызвать?
    ЮРА. – Не нужно ничего. Нет такой «скорой помощи», что может мне помочь. У меня душа болит. Я никогда не думал раньше – как это больно.
    АНЯ. – Юра, что такое? Где твой лоск? Где твоя непоколебимая уверенность в самом себе?
    ЮРА. – Сегодня, Анечка, может случиться непоправимое злодеяние. Возможно сейчас, с моей подачи, погибает один из лучших моих друзей.
    АНЯ. – Что и следовало ожидать. Рано или поздно что- подобное и должно было случиться.
    ЮРА. – (Кричит с надрывом). Почему?
    АНЯ. – Постоянно унижая других, нельзя не стать монстром, полагающим, что все люди вокруг существуют лишь для удовлетворения твоих прихотей.
    ЮРА. – Я не монстр, я такой же человек – как все.
    АНЯ. – Нет, Юра, таким же человеком, как все, ты никогда не станешь. Беги хоть в Европу, хоть в Америку, хоть в Китай – нигде желание, своим трудом зарабатывать на свое пропитание, у тебя не возникнет. А будешь вечно стремиться жить за чужой счет. Не останавливаясь в своих авантюрах ни перед чем, даже перед уничтожением близких тебе людей
    ЮРА. – Не плюй в душу! Мне и без тебя тошно и страшно.
    АНЯ. – Переживешь. Поверь моему слову, еще не через один труп ты переступишь в своей дальнейшей жизни. Прогресс в твоем моральном падении очень зримый.
    ЮРА. – Перестань оскорблять меня, если не хочешь остаться без языка.
    АНЯ. – Юра, сильней оскорбить человека, чем он это сделает сам, никто не сможет.
    ЮРА. – Закрой свой черный рот, не то я его закрою. И навсегда.
    АНЯ. – Молчу, молчу, молчу. Я только спросить хочу: за границу с Нюрой едешь или без нее?
    ЮРА. – Тебе не все равно?         
    АНЯ. – Женское любопытство одолевает.
    ЮРА. – Без нее.
    АНЯ. -  Я так и думала. Отнюдь не Небеса вашу близость благословили, а самый, что ни есть, обыкновенный блуд. Печально. Мне казалось когда-то, что ты серьезный мужчина. А оказалось все далеко не так.
    ЮРА. – Уйди, пока я тебя не убил.
    АНЯ. – Иду, иду, иду. (Уходит. На полдороге останавливается). Теперь я смогу наконец-то получить развод с тобой?
    ЮРА. – Лишь только, я уеду, сразу же начинай оформлять, через суд, развод со мной, как с мужем, исчезнувшим в неизвестном направлении. А сейчас собери мне чемодан в дорогу.
    АНЯ. – И что туда положить?   
    ЮРА. – Смену белья, полотенце, мыло, зубную пасту, зубную щетку, бритвенный прибор, детектив какой-нибудь на собственное усмотрение.
    АНЯ. – Юра, только честно, ты когда-нибудь хоть чуточку любил меня?
    ЮРА. – Не понял. Тебе любовь моя нужна, или развод со мной?
    АНЯ. – Юра, я хочу знать – у тебя остались хоть какие-то теплые воспоминания о нашей совместной, семейной жизни?
    ЮРА. –  Аня, семейная жизнь нужна только бедным людям. Тогда им легче выживать в условиях вечной нехватки денег. А сейчас я могу купить любую женщину, которая мне только понравится. Зачем же вспоминать свое нищенское существование?
    АНЯ. – А если влюбишься в кого-нибудь, жениться не будешь?
    ЮРА. – Когда влюблюсь – тогда видно будет. Зачем заранее голову морочить?
    АНЯ. – А все же?
    ЮРА. – Тогда составлю с предметом своего обожания брачный контракт.
    АНЯ. – Зачем?
    ЮРА. – Во-первых, чтоб обезопасить себя от всякого рода аферисток. Их сейчас развелось столько, сколько грибов в лесу. Во-вторых, у женщин, даже самых обворожительных, есть удивительный недостаток – со временем надоедать. В этом меня убедили многочисленные контакты с представительницами прекрасного пола. Таким образом, я застрахуюсь от финансовых потерь, как в первом, так и во втором случае.
    АНЯ. – А если встретишь, вдруг, духовно близкого человека?
    ЮРА. – Бандитку, что ли? Так вокруг мужиков тьма-тьмущая. Зачем она мне? Только без толку под ногами крутиться будет. Премного благодарен. Не нужна мне такая духовная близость.
    АНЯ. – При чем тут бандитка? Я говорила об идейно близком человеке.
    ЮРА. – (Кричит). Дура! О каких идеях ты говоришь? У меня нет времени ученые книги читать. Где я тебе всяких умных понятий наберусь?
    АНЯ. – А тебе не жалко того умного, доброго Юру, который был так еще совсем недавно?
    ЮРА. – Аня, я живу сейчас, а не тогда, когда Юра был пай-мальчиком. И давай прекратим этот дурацкий разговор.
    АНЯ. – Да, да. Ты прав. Незнакомые люди не могут разговаривать на серьезные темы. А мы, хоть как это не обидно звучит, стали совсем чужими друг другу гражданами огромной страны.
    ЮРА. – Вот и проваливай отсюда, незнакомка.
    АНЯ. – Ухожу, незнакомец.
(Аня уходит. Пауза. Входит Толик).
    ЮРА. – Ну, как? Уговорил Сергея ехать с нами?
    ТОЛИК. -  Сереги больше нет.
    ЮРА.  – (Нервно ходит по комнате). Он хоть не долго мучился?
    ТОЛИК. – Ради Бога. Не долго. Удавка, наиболее щадящий жертву, инструмент убийства. Она лишает жизни человека быстро и бескровно.
    ЮРА. – Нужно будет заказать в храме службу за упокой его души. А помнишь, как мы втроем, пять лет назад, на Байкале отдыхали?
    ТОЛИК. – Ради Бога, помню, конечно.
    ЮРА. – Кто тогда мог подумать, что все так получится?
    ТОЛИК. – Ради Бога, я еще день назад не собирался стать добровольным палачом для лучшего друга. Юра, что с нами случилось? Когда мы зашли за ту черту, за которой в мозгах поселилась пустота, а с души испарилось трепетное отношение ко всему, что нас окружает? Еще совсем недавно я любовался красотами природы. Теперь же смотрю на нее как на земельное пространство под свалки. Гордость за Родину у меня сменилась презрением к территории, на которой проживают бедные и ленивые соотечественники. Таинство любви превратилось в безнравственную покупку стервозных баб за деньги. И так во всем остальном.
    ЮРА. – Что-то похожее происходит и со мной. А почему? Честное слово  - не знаю. Когда-то мужская дружба была для меня превыше всего. А сегодня, по моей инициативе погибает друг детства, и я продолжаю спокойно жить.
    ТОЛИК. – Ради Бога. Может все потому, что свою жизнь мы начали непомерно ценить, а чужую ставить ни во что? Вот я убил Серегу, и ни малейшего угрызения совести не испытываю. Даже, наоборот, определенное облегчение чувствую, что теперь, за границей, меня никто преследовать не будет.
    ЮРА. – (Задумался). А знаешь, действительно, в последнее время я как-то все больше начал задумываться о своем возрасте. Раньше такого не было.
    ТОЛИК. – Ради Бога, что сделано – то сделано. Пошел я собираться в дорогу.
    ЮРА. – Жду тебя на аэродроме. Держи себя в руках, и выбрось все плохие мысли с головы
    ТОЛИК. – Ради Бога, все будет хорошо.
(Толик уходит. Пауза. Входит майор милиции Хватов).
    ХВАТОВ. – Привет. Почему дверь открыта? А потом прибегают в милицейский участок всякие рассеянные граждане и жалуются: «Обокрали, обокрали». Двери закрывать нужно. Тогда краж будет меньше. Нечего толкать безвольных личностей на преступление.
    ЮРА. – Виноват, товарищ майор. Не успел запереться за уходящим гостем.
    ХВАТОВ. – Виноватых бьют.
    ЮРА. – Я знаю. Исправлюсь.
    ХВАТОВ. – Будем надеяться. Юра, я к тебе зашел по очень серьезному делу.
    ЮРА. – Тогда подожди. Я сейчас принесу кое-что для обеспечения плавности разговора.
    ХВАТОВ. – Не откажусь. (Юра выходит. Хватов осматривается вокруг). Бандиты живут богаче лучших из лучших представителей правоохранительных органов. Я, бегающий за ними зимой и летом, в стужу и мороз не имею того, что они, убегающие от меня. Это не порядок.
(Входит Юра. Он выставляет на стол бутылку коньяка и выкладывает коробку конфет. Хватов и Юра садятся за стол. Юра откупоривает бутылку и наполняет фужеры).
    ЮРА. – За что пить будем?
    ХВАТОВ. – За союз нерушимый криминалитета и милиции с прокуратурой.
    ЮРА. – За милицию с прокуратурой пить не буду. Нет у меня такого желания.
    ХВАТОВ. – Обижаешь, однако. Где б ты в черта был, вместе со своей бандой, без защиты вас милицией от ограбленного вами народа?
    ЮРА. – Мои клиенты жаловаться не ходят. Они так запуганы, что им не до жалоб. Они у нас все страхом парализованы.
    ХВАТОВ. – Не будь столь наивным. Всех запугать нельзя. А еще анонимщики, число которых безграничное множество, и секретные агенты докладывают подробно нам о каждом шаге всех без исключения злодеев города, и тебя в том числе. И, представляешь, какую изворотливость нам приходится проявлять, чтоб все тревожные сигналы, и жалобы на вас исчезали под сукном.
    ЮРА. – Не бесплатно же.
    ХВАТОВ. – Я бедный человек. И чтоб прокормить себя и семью, вынужден брать взятки. Но я, при этом не роняю собственного достоинства. И никому не позволю себя унижать.
    ЮРА. – Да, успокойся ты, я пошутил.
    ХВАТОВ. – Шути, но меру знай. Я же и обидеться могу. Тогда такую прополку проведу, что тебе мало не покажется.
    ЮРА. – Какую еще прополку?
    ХВАТОВ. – Видишь ли, я родился и вырос в деревне. И страна мне всегда представляется полем, засаженным картофелем. Картошка на нем, в моем воображении, не что иное – как законопослушные граждане. Но, земля на поле пригодная и для произрастания сорняков, иначе говоря, таких бандитов, как ты. Если крестьяне, то есть мы, милиция, не будем делать прополку, то государство превратится в пустырь. Стало быть, прополка нужна. Но выполоть весь бурьян не реально. Вот и торчит он всегда тут и там среди картошки наглыми ростками. Его-то можно прополоть повторно.
    ЮРА. – Так и быть – давай выпьем и за вас, и за нас.
(Юра и Хватов пьют, и закусывают конфетами).
    ЮРА. – Вообще-то, меня всегда поражала ваша странная деятельность.
    ХВАТОВ. – Что именно тебя поражает в нашей деятельности?
    ЮРА. – Сколько невиновных людей, по вашей милости, находятся в лагерях для содержания преступников?
    ХВАТОВ. – Много. По моим приблизительным подсчетам, около половины всех осужденных нашими судами граждан, отбывают, назначенный им срок наказания, ни за что, ни про что.
    ЮРА. – Зачем же так делать?
    ХВАТОВ. – Так нужно государству.
    ЮРА. – Государству нужно, чтоб невиновные люди сидели в тюрьмах?
    ХВАТОВ. – Представь себе. Ну, вот такой пример: сын депутата убил человека. Нам наше начальство приказывает срочно найти убийцу. Но отпрыск всеми уважаемого человека злодеем быть не может. Как ты думаешь – где нам преступника искать? Правильно, среди того контингента людей, где никто никогда даже мухи не обидел. Милиция, приятель, не существует сама по себе. Она такая, как ее хочет видеть общество. А наше современное общество такая вонючая клоака, каких еще мир не знал. Правительство коррумпированное. Депутаты, прокуроры, судьи – продажные. Ты посмотри – в каких хоромах обитают наши законодатели и стражи порядка. Предприятия наполовину в тени, иначе говоря, не платят налоги. И на этом фоне, ты хочешь иметь бедную, но совершенную милицию. Однако, ты и фантазер.
    ЮРА. – Но это же страшно.
    ХВАТОВ. – Кто бы говорил! Злодей, на совести которого с десяток убийств, пять поджогов и неисчислимое количество случаев запугивания соотечественников.
    ЮРА. – Действительно, вы и мы как сиамские близнецы – друг без друга жить не можем.
    ХВАТОВ. – Наконец-то ты осилил элементарные истины. За это и выпьем.
(Юра наполняет фужеры. Юра и Хватов пьют, и закусывают конфетами)      
    ЮРА. – А признания, в совершении преступлений, с невинных жертв, вы, конечно, выбиваете с помощью пыток.
    ХВАТОВ. – Наши пытки щадящие. Мы стараемся никого не калечить. С живыми существами, все-таки, дело имеем.
    ЮРА. – Надо же. Хотя, собственно говоря, мы тоже пытаемся больше пугать людей, чем убивать их. Глупый какой-то разговор получился у нас.
    ХВАТОВ. – И глупый, и непонятно почему мы его затеяли. Я шел сюда совсем не для того, чтоб заниматься пустым словоблудием. У тебя, Юра, возникли большие неприятности. Один тип с банды Коня остался жив. И он успел уже дать показания на твоего Толика. Следствие сейчас готовит документы на его задержание.
    ЮРА. – Он сегодня улетит за границу.
    ХВАТОВ. – Нет. Улететь твой сообщник уже никуда не сможет. Ваша бойня наделала много шума, и вызвала беспокойство на самом высоком государственном уровне. На расследование преступления брошены лучшие следователи страны. Брать взятки им нельзя, потому, что находятся они под колпаком всеобщего внимания и контроля, как со стороны правительства, так и прессы.
    ЮРА. – И ничего сделать нельзя? Толик, все-таки, мой друг.
    ХВАТОВ. – Я знаю. Только, когда вопрос касается собственной шкуры, говорить о дружбе не приходится. Да, Юра, ты можешь, конечно, вместе с другом, в знак солидарности с ним, отправиться в камеру предварительного заключения, и давать там чистосердечные показания о лихих налетах на торговые точки. Только, нужен ли тебе такой поворот событий? Мне кажется – не очень.
    ЮРА. – Сейчас у следствия претензии только к Толику? Или к другим членам нашего коллектива они тоже имеются?
    ХВАТОВ. – Можешь быть спокойным. Ни на тебя, ни на других твоих приспешников никаких компрометирующих материалов пока нет. Ведь следствие только-только началось. Но они обязательно появятся, как только Толик окажется в руках следователей.
    ЮРА. – Ты меня ставишь перед страшной альтернативой.
    ХВАТОВ. – Я не знаю, что такое – альтернатива, только проблема у тебя возникла точно не шуточная.
    ЮРА. – У меня ближе человека, чем Толик, нет на всем белом свете.   
    ХВАТОВ. – Успокойся. Библия описывает случай, когда брат убивает брата, и Бог  прощает братоубийцу. А Толик всего только твой друг.
    ЮРА. – А ты верующий человек?
    ХВАТОВ. – Конечно, только помолившись в церкви, можно приобрести покой после греховных ежедневных деяний на службе.
    ЮРА. – (Воет). У-у-у. (Стучит руками по столу, потом протягивает их к небу). Боже, за что мне такое жестокое испытание?
    ХВАТОВ – О-о-о. Так нам еще нужно выпить. Иначе, откуда появится решительность в твоих поступках?
(Хватов наполняет фужеры. Юра и Хватов пьют и закусывают конфетами).
    ЮРА. – Действительно ли есть повествование в Библии, что Бог простил братоубийцу?
    ХВАТОВ. – Да. Каин, убивший брата Авеля, был Богом прощен. Чаще нужно Святое Писание читать, тогда жизнь спокойней станет.
    ЮРА. – Я его совсем не читал.
    ХВАТОВ. – Ну, брат, совершенно напрасно. Так ты, непременно, в ад попадешь.
    ЮРА. – А почему Всевышний простил Каина?
    ХВАТОВ. – Тот у него прощение попросил.
    ЮРА. – И все?
    ХВАТОВ. – И все. А что еще нужно?
    ЮРА. – Что-то мало верится.
    ХВАТОВ. – Почему? У нас, в основном, все люди верующие. И, тем не менее, грехи – стиль нашей жизни. Но грешники молятся, каются и их обходит стороной кара Господняя.
    ЮРА. – Ты думаешь, я смогу вымолить прощение за смерть Толика?
    ХВАТОВ. – Почему – нет? Каину это же удалось.
    ЮРА. – (Задумался). Нет. Не смогу я убить своего лучшего друга. Это превыше всех моих сил. Лучше уж молить Бога, чтоб следствие не нашло меня за границей, чем просить у Всевышнего прощение за убийство лучшего друга. И пусть будет, что будет.
    ХВАТОВ. – Юра, ты не понял. От показаний Толика пострадаешь не только ты, а пострадаю и я. И если у тебя есть, хоть и призрачная, но надежда спрятаться за границей, то у меня, ее нет. Я теряю все и сразу: погоны, выслугу лет, повышенную пенсию, свободу и возможность помочь сыну погасить кредит в банке. Тут уже не до шуток.
    ЮРА. – Так сам и убирай его. Я мешать не стану.
    ХВАТОВ. – Логичней будет тебя убрать. Ведь все мои шкурные претензии к твоей банде решались с тобой, а не с Толиком. А кто больше знает – тот и опасней. Так есть, так было, так будет. И заметь – это истина в последней инстанции.    
(Юра и Хватов встречаются взглядами. Противостояние взглядов продолжается несколько мгновений. Первым отводит взгляд в сторону Юра).
    ЮРА. – Хорошо. Я все сделаю.
    ХВАТОВ. – Конечно, сделаешь. Куда ты денешься? И счастливого тебе пути потом. А там гляди, чем черт не шутит, может, когда-нибудь еще встретимся на берегах Средиземного или Красного морей. И будем тогда со смехом вспоминать наш сегодняшний разговор.
(Юра и Хватов встают из-за стола. Прощаются. Хватов уходит. Юра в задумчивости стоит посреди комнаты).
    ЮРА. – (Мрачно). С тобой обхохочешься.
(Входит Аня. Подходит к Юре).
    АНЯ. – Юра, я собрала твои вещи.
(Юра стоит молча. Аня щелкает перед его лицом пальцами).
    ЮРА. – (Испугано). Кто ты? Я тебя знаю?
    АНЯ. – Аня я, Аня.
    ЮРА. – (Встряхивает головой). А-а-а. Что ты хотела, и что ты тут делаешь?
    АНЯ. – Я собрала твои вещи.
(Юра молчит. Аня обходит Юру вокруг, и внимательно его рассматривает).
    АНЯ. – Ну и скрутила тебя твоя бандитская деятельность.
    ЮРА. – (Вздрагивает). Ты снова тут?
    АНЯ. – Я никуда и не уходила.
    ЮРА. – Что тебе нужно?
    АНЯ. – Я вещи твои собрала, как ты просил. В коридоре стоят.
    ЮРА. – Да, да. (Достает с кармана мобильный телефон. Набирает номер). Витя, бери Петю, и срочно оба подъезжайте в парк возле рынка. Я там буду ждать вас.
(Юра открывает дверцу на стенке и достает пистолет. Засовывает пистолет за пояс. Крестится. Уходит).
    АНЯ. – Скорей бы мужик уезжал в свою заграницу. Иначе, похоже - он с ума уже сходит. Хоть и жизнь мне испортил, и многих обидел, а жалко все-таки человека. Как-никак муж бывший. Ведь ни все и плохо было с ним в нашей совместной жизни. Особенно первое время. Это потом, когда полнейший беспредел овладел всеми в стране, ему стала не нужна семья. А так он парень хороший. Конечно, государство поступает с нами по-скотски: безработица, неопределенность в жизни и многое другое. Но нельзя жестокостью отвечать на жестокость. Иначе, озлобиться можно, и жизнь превратится в сплошной кошмар.
(Аня бесцельно ходит по комнате. Садится за стол. Наполняет фужер. Выпивает. Закусывает конфетой. Подпирает голову рукой, и бездумно смотрит в пространство).
    АНЯ. – Оказывается, в жизни одинокого человека тоже имеется своя изюминка. Хочешь – пей, хочешь – не пей – никто на мозги капать не станет. И необозримые просторы для размышлений. (Задумалась).
(Входит Дуся).
    ДУСЯ. – Дверь, почему не закрываешь? Создаешь для жуликов условия наибольшего благоприятствования?
    АНЯ. – Мужа увели, а значит, и воровать у меня уже больше нечего.
    ДУСЯ. – А кто увел, если не секрет?
    АНЯ. – Какой еще секрет – глупость его.
    ДУСЯ. – А-а-а. Тогда - это навсегда.
    АНЯ. – Я знаю.
    ДУСЯ. – Ложку соли у тебя разжиться можно?
    АНЯ. – Можно. Только - потом. А сейчас давай по двадцать грамм выпьем. Никуда твой борщ не денется.
(Дуся подсаживается к Ане. Аня наполняет фужеры).
    ДУСЯ. – За что пить будем?
    АНЯ. – За то, чтоб все мужчины всегда оставались холостяками, и делали в жизни все, что им вздумается. А все женщины были замужними. И чтоб постоянно заботились о них любящие и внимательные к ним мужья. Тогда на всей земле установятся мир и спокойствие, раз и навсегда.
    ДУСЯ. – (Смеется). За это стоит выпить.
(Аня и Дуся пьют и закусывают конфетами).
    АНЯ. – Дуся, только честно, у тебя с Юркой был роман?
    ДУСЯ. – Какой, к черту, роман!
    АНЯ. – А что?
    ДУСЯ. – Приставал он однажды ко мне, скуки ради, как обычно делают все пьяные мужики. Вот и вся любовь.
    АНЯ. – Все ясно, в какой-то момент, моему благоверному надоела роль мужа, и он переквалифицировался в многосерийного дамского угодника. Дуся, ты и сейчас еще ездишь в Турцию за тряпками?
    ДУСЯ. – Аня, опомнись! Прошли те времена. Сейчас одежда у нас на каждом углу продается, не то, что раньше было, и по ценам ниже, чем в Турции.
    АНЯ. – А чем ты сейчас занимаешься?
    ДУСЯ. – Шью одежду.
    АНЯ. – (Удивленно). Ты же только что сама говорила, что одежды разной сейчас видимо-невидимо. И продается она на всех углах. Зачем же ты ее шьешь?
    ДУСЯ. – Говорила. Но я шью большие партии одежды под заказ. Кому-то нужна спецодежда, кому-то срочно нужны майки с логотипами для протестных демонстраций и тому подобное.
    АНЯ. – А тебе помощник не нужен?
    ДУСЯ. – Нужен. Только предупреждаю сразу – работа тяжелая. Все время на ногах.
    АНЯ. – Не страшно. Буду начинать жить заново, с чистого листа. События последних лет мне постоянно и назойливо нашептывали: нельзя свою судьбу отдавать полностью в чужие руки, а нужно твердо становиться на свои красивые ножки. И я полностью прониклась подобными наставлениями.
    ДУСЯ. – Все правильно. Только долго не думай. Не так, как с поездками в Турцию.
    АНЯ. – На этот раз все очень серьезно. Завтра с самого утра я буду в тебя.
    ДУСЯ. – Договорились. А сейчас дай немного соли, а то мой борщ, наверно, давно уже выкипел.
    АНЯ. – Сходи на кухню, и сама возьми соли столько, сколько тебе нужно. А перед этим давай выпьем. У меня еще один тост имеется.
    Дуся. – Спасибо. Не могу. У меня сегодня столько много дел, что никак нельзя расслабляться. Так я тебя жду завтра в себя, в семь часов утра.
    АНЯ. – Обязательно буду. Мне нужно сейчас в жизни хоть за что-то зацепиться. (Дуся уходит. Аня наполняет фужер и поднимает его перед собой). Выпьем за то, чтоб свет надежды блеснул перед молодой, красивой и умной женщиной, блуждающей в дебрях человеческих страстей.
(Аня пьет и закусывает конфетой. Вбегает вся в слезах Вера).
    ВЕРА. – (Кричит). Аня, его убили!
(Аня встает из-за стола и бросается к Вере).
    АНЯ. – Кто убил? Кого убили?
    ВЕРА – Я пришла с рынка, а Толик лежит мертвый. Рядом удавка. Все вокруг перевернуто вверх тормашками. Задавили его.
    АНЯ. – Милицию вызвала?
    ВЕРА. – А как же.
    АНЯ. – И что?
    ВЕРА. – Она приехала, забрала тело и уехала.
    АНЯ. – А тебе что сказали?
    ВЕРА. – Взяли подписку о невыезде, и предупредили, чтоб никуда не исчезала. Представляешь, милиция подозревает меня в убийстве мужа. Как тебе такое?
    АНЯ. – Скорей всего, это стиль работы следственных органов. Ну, какой с тебя убийца?
    ВЕРА. – (Плачет. Бросается в объятия Ани). Ой, Анечка, соседка, тетя Ира говорила: «Толик так кричал, так кричал перед смертью, что мороз по коже подирал».
    АНЯ. – Почему же она милицию не вызвала?
    ВЕРА. – В последнее время Толик часто приходил домой пьяным, и устраивал скандалы. Вот она и подумала, что крики в квартире соседа всего лишь очередное выяснение семейных отношений. А когда все утихло, тетя Ира выглянула наружу и увидела, быстро бегущих по лестнице, троих мужчин. По ее описанию я, грешным делом, подумала, что это были Юрий, Виктор и Петр. Где Юра? Я хочу посмотреть в его глаза, чтоб убедиться, что к смерти Толика он не причастен.
    АНЯ. – Его нет дома. Юра сегодня уехал куда-то насовсем. Куда? Не сказал.
    ВЕРА. – Почему?
    АНЯ. – В последнее время он со мной не разговаривал.
    ВЕРА. – Все ясно. Это, действительно, был он в сопровождении Виктора и Петра. Какая ирония судьбы! Два труса убивают смельчака, спасшего им жизнь. А руководит убийцами лучший друг жертвы. Где это видано? Неужели им не воздастся за предательство их? (Плачет).
    АНЯ. – Может, выпьешь?
    ВЕРА. – Спасибо, подруга. Я и без водки пьяная. Можно у тебя переночевать? Я боюсь идти домой.
    АНЯ. – Конечно. Ночуй и живи у меня столько, сколько захочешь.
    ВЕРА. – Нет, Анечка, я тут жить не смогу. Я завтра уеду к матери. У родителей в деревне есть участок земли с оранжереей. Мама давно меня звала к себе. Так я, дурочка, еще и носом крутила. (Разводит руками). Что я тут потеряла? Покажи кровать, где мне можно лечь. Что-то у меня голова разболелась. (Аня и Вера уходят).
ЗАНАВЕС.